Зеленая любовь 2

До Ксюши доехали почти без приключений, если не считать того, что Кирилл остановился возле заправки. И не ради бензина, а ради лимонада. Угорела колючка. По дороге Ксюша ответила по телефону своей подруге Кате, что собирается за город. Но на вопрос, с кем, почему-то коротко открестилась, что только с братом. Артем не придал этому значения.

Ксюша все еще жила с родителями. И, на удивление, отпрашиваться долго не пришлось. Мама, как только услышала, что компания хочет выехать за город, лишь кивнула с пониманием. Андрей вообще заулыбался, отпивая чай из белой кружки. Сказал что-то о том, что сам не успевает выкосить лужайку, а забрасывать участок не хочется.

Тем лучше. Крестному дача не нужна, а Артем без нее жить не может.

Картошка – вот кто был по-настоящему счастлив. Ожидая хозяина с работы, залаяла так, что ее звонкое приветствие прокатилось эхом до самых дверей подъезда.

– Собирайся, сосиска, – пробормотал Распутин, закидывая в свою спортивную сумку чистое белье. – Много брать не будем. Точно, твой корм! Не зябликов болотных же тебе жрать.

Довольная собака крутилась возле его ног, предвкушая очередное приключение. Она не боялась ни Кирилла, ни его машины. Наверное, сказалась первая в ее сознательной жизни поездка в клинику. Да и Кирилл был далеко не тем человеком, которого стоило бояться. Закинув на плечо сумку, Артем подхватил собаку на руки и вышел из подъезда, щурясь от яркого солнечного света.

– Все. – Он сел, усадил щенка на колени и пристегнулся. – Погнали наши городских. Картофель, елки-палки!

Собака, заскучавшая по Кириллу и Ксюше, не знала, кого начать облизывать первым. Прыгая на коленях, то кидалась на водителя, то порывалась метнуться на заднее сиденье и мутузить Ксюшу. Девушка протянула руки, и Артем удовлетворенно протянул собаку ей. Уж кого-кого, а Ксюшу Картошка любила какой-то особой любовью. Однажды Артем брякнул что-то о том, что мелочь пузатая всегда кучкуется, и Ксюша так решительно ткнула его в бок, что больше он об этом не заикался.

Пузатая мелочь была опаснее любого боксера.

Кирилл едва отмахался от собаки, которая снова скакала в направлении водительского. А потом решительно вырулил на шоссе.

– Картоха, ты давно в ДТП не была? – громко спросил Артем, но Ксюша охотно вступилась за любимицу, забрав ее на руки и отчаянно пытаясь утихомирить.

А собака на то и была распутинская. Свято верила в свободу и независимость: упрямо выпутывалась, поскуливала, а в какой-то момент снова попыталась залезть Кириллу на колени, пока тот вел машину.

– Картош, сама штраф за отвлечение водителя будешь оплачивать?! – громко спросил Распутин.

– Отстань от ребенка. – Ксюша резво забрала щенка и прижала его к груди. – Не видишь, радостно ей. Правда, Картошенька?

К тому моменту, как выехали за город, собака, казалось, выдохлась. Лежа на коленях у Ксюши, она прижалась крошечным носиком к ее руке и наконец-то замолчала. Мелкодисперсное счастье вымоталось, попросилось к папе на колени, и Распутин с удовольствием забрал свой комок счастья назад. Дернув лапами во сне, она громко запищала, досматривая сон, и друзья засмеялись.

– Кто придумал, чтобы эти чудовища жили в квартире? – Кирилл покачал головой. – Она же способна уничтожить что угодно. Вот тебе и килограмм! Как ты с ней справляешься вообще?

– Ты просто не привык. —Артем фыркнул.

– Научи, как.

– Этап первый: перестань ныть. Этап второй: погладь. – Он почесал спящую Картошку за ухом. – Этап третий: вымотай. Бешеной Картохе и сто километров – не дистанция, но даже она умеет уставать.

Город оставался далеко позади. Высотки сменились редкими панельными домами, а затем и вовсе исчезли, растворившись в зелени уютных поселков. За старыми заборами проглядывали палисадники с кустами сирени и яблоневыми деревьями. Слева начиналась стена вечнозеленого леса, а впереди, сколько хватало глаз, расстилались поля. Воздух здесь был другим – холоднее, насыщеннее и чище.

Ровное шуршание шин по асфальту сменилось глухим рокотом. Дорога растеряла свою идеальность, и Кирилл едва успевал обруливать выбоины. Да и сам асфальт словно выцвел, посерел, поддаваясь времени и природе.

Кирилл скривился, когда машину тряхнуло на очередной яме. Зато Артем, сидевший рядом, выглядел так, будто чувствует себя все лучше. Он шумно вздохнул и открыл окно. В салон ворвался поток воздуха – холодный, пахший влажностью и разнотравьем.

– Наконец-то. – Артем подался вперед, высовывая голову в окно. Ветер тут же взлохматил его уложенные светлые волосы, но тому, казалось, все нипочем.

– Тебя продует, – заметил Кирилл, искоса поглядывая на друга. Он говорил почти автоматически, не отрывая взгляда от бесконечной ленты дороги перед собой.

– Мам, отстань, – протянул Артем, даже не посмотрев в его сторону. Поза Распутина вышла бесстыдно расслабленной: рука на дверце, лицо подставлено ветру, глаза прикрыты. – Меня уже умотала эта лихорадка.

– Может, ибупрофен? – не унимался Кирилл, бросив быстрый взгляд на друга.

Артем поморщился и махнул рукой:

– Я что-то сожрал в кабинете у врача, и так сойдет. – Его голос звучал приглушенно, но с каким-то оттенком облегчения. Он тихо рассмеялся. – Боже, я уже чувствую запах моей тайги.

– Вывезли дикость за город, – засмеялась Ксюша с заднего сиденья. – Хотя я бы сейчас тоже с удовольствием погоняла босиком по траве.

Артем лениво обернулся через плечо:

– Фотоаппарат взяла?

– Разумеется. – Ксюша пожала плечами. – Я без него из дома не выхожу.

Артем уже собирался что-то ответить, как вдруг машину слегка тряхнуло. Кирилл притормозил.

– Черт, – коротко бросил он, оглядывая опустившийся шлагбаум. Красный свет семафора подмигивал им, будто издевался.

Слева оглушительно сигналил товарный поезд. Состав был огромный: чередующиеся вагоны с углем медленно тянулись в их сторону.

– Все, ребятишки, мы тут надолго. – Артем вздохнул и зевнул. – Пока эта гусеница проползет…

– Ну вот и приехали. – Кирилл запрокинул голову, упираясь затылком в сиденье. – Не успели проскочить.

Поезд подал очередной гудок. Артем повторил звук локомотива, выдав низкое гудение глоткой. Кирилл едва удержался от смеха: получилось на редкость похоже.

Дорога была почти пустой, машин не было. Странное дело, в пятничный вечер тут должно было набиться прилично дачников. Но в их медвежьем углу большинство популярных садов располагалось гораздо ближе к городу, а они ехали уже больше часа. И, кроме того, впереди маячило первое сентября, к которому нужно было тщательно готовиться. Какая уж тут дача?

Товарный состав потянулся через переезд. Артем весело задвигался на своем сиденье, словно проснувшись и прикидывая, что можно включить, чтобы заполнить скучную тишину.

– Я буду считать вагоны! – внезапно заявила Ксюша и по пояс высунулась из окна машины, набирая в грудь побольше воздуха. – РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ…

– Вот скажи, к чему там этот светофор? – Артем недоуменно осматривал пешеходный переход неподалеку. – Слева кусты, справа кусты. И кому?

– Маньякам чтобы удобнее было, – отозвался Кирилл. – Светофор и светофор, Артем.

– ДЕВЯТЬ, ДЕСЯТЬ, ОДИННАДЦАТЬ, ДВЕНАДЦАТЬ…

– Светофор и светофор… – бездумно повторил Артем и вдруг встрепенулся, широко улыбнувшись. – Точно, светофор!

– Тема, только не Леонтьев! – протестующе закричал Кирилл, бросаясь к магнитоле.

– Леонтьев, еще как Леонтьев!

– СЕМНАДЦАТЬ, ВОСЕМНАДЦАТЬ, ДЕВЯТНАДЦАТЬ…

Артем прижал Картошку к груди, торопливо выбирая песню. Когда в салоне громко заиграл «Зеленый свет» Леоньтева, удовлетворенно откинулся на спинку сиденья.

– Вот так лучше. – Он задвигал собакой в такт музыке, а та даже не удосужилась до конца проснуться. – Ну почему, почему, почему…

– Переезды эти ваши бесконечные, – вздохнул Кирилл. – Сплошная агония, а не пятничная поездка.

– ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ, ДВАДЦАТЬ СЕМЬ… Чуть комара не проглотила. ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ…

– Ну, почему, почему, почему был светофор зеленый? – Артем крепко чмокнул Картошку в щеку, приподнимая ее на руках. – Да, малыш? Все бегут, бегут, а ты сидишь, как пенек с ушами.

– Даже не реагирует. – Кирилл усмехнулся, глядя на маленькую питомицу, которая даже глаза с трудом открыла, чтобы включиться в дискотеку.

– Так она привыкла. – Распутин потрепал собаку по уху и снова поцеловал. – Поживи с таким отцом придурошным, быстро адаптируешься.

– ТРИДЦАТЬ ТРИ, ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ…

– Господи. – Кирилл облокотился на окно и обреченно посмотрел на чередование вагонов. – Знаешь, сколько раз я уже пожалел, что поехал?

– Все бегут, бегут, бегут, бегут… – Распутин прервался и поморщился. – Ой, я тебя умоляю, пожалел он! Где ты еще такой ерундой будешь на переезде страдать? Вон, смотри, какие все скучные стоят.

– Кто стоит? Мы одни тут, как психи.

– СОРОК ОДИН, СОРОК ДВА, СОРОК ТРИ…

– Сейчас еще народ подтянется, – весело сказал Артем, покачивая на руках Картошку под Леонтьева.

– Как-то не так представляются спокойные выходные на даче. – Кирилл нахмурился и укоризненно посмотрел на магнитолу. – Долго он еще бежать будет?

– Попробуй только выключи, – предупреждающе сказал Артем, качаясь в такт. – Я на тебя псину натравлю.

– Даже не знаю, переживу ли.

– СОРОК ВОСЕМЬ, СОРОК ДЕВЯТЬ…

– Привет, Распутин!

Раздался чуть слышный скрежет тормозов, и рядом с их потрепанной жизнью «тойотой» притормозила блестящая «Лада». Из приоткрытого окна выглянул знакомый усатый Петрович, хищно блеснув золотым зубом. Кирилл отсалютовал ему и снова перевел взгляд на железную дорогу.

– О, здравствуйте! – Ксюша улыбнулась, на секунду отвлекаясь. – ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ, ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ…

– Здрасьте, не обращайте внимания. – Артем лениво выглянул в распахнутое окно, высунув локоть и приветливо помахав соседу. Потом приподнял на руках собаку, чтобы ей тоже было видно. – Картофель, поздоровайся. Мы тут сейчас весь колхоз встретим, пока тронемся.

– ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН, ШЕСТЬДЕСЯТ ДВА…

– Тоже на дачи отправились? – весело спросил Петрович.

– Не-а. Вагоны считаем. Факультатив, проректор одобрил.

– Не паясничай. – Голос Петровича звучал одновременно с укором и усмешкой, словно его чин подразумевал командный тон. Но не улыбаться он не мог.

– Да боже упаси. – Артем кивнул на Ксюшу, которая уже шла на седьмой десяток. – Слышишь? Их там на парах научили до сотни.

– Отвали, Распутин. – Ксюша снова вдохнула. – СЕМЬДЕСЯТ ТРИ, СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ… КИРИЛЛ, СТАРТУЙ, ОНО КОНЧИЛОСЬ!

– Слава богу, – выдохнул Строганов и вцепился в руль.

Холодной ночью горячее сердце

Ксюша

Ксюше показалось, что Артем вылетел из машины еще до того, как они успели остановиться.

– Даченька моя! – заорал он, бросаясь к заросшей калитке. Девушка даже побоялась, что Распутин сейчас зацепится где-нибудь галстуком. – Усы из плюща торчат! Трава по кадык!

– Артем, у тебя температура, – осторожно напомнила Ксюша, выбираясь на улицу.

– Да и ладно. – Распутин вломился на участок, едва не выбив калитку. За ним стрелой пролетела Картошка, явно разделявшая хозяйский восторг. – Пахнет-то как! Вы вдохните!

Артем остановился прямо перед домом, развернув мощные плечи. А потом вскинул голову, блаженно прикрывая глаза. Вот он, человек, вернувшийся в свою стихию. Ксюша не смогла сдержать смех глядя, на то, как с каждым вдохом Распутин наполнялся любовью к своей ожившей таежной мечте. А свободолюбивый Картофель, сверкая белоснежной шубкой, с азартом метнулась в траву, откуда тут же взлетело крохотное облако мошкары.

– Кирилл, заглуши, пожалуйста, машину! – крикнула Ксюша через плечо. – А то пока воняет только твоим выхлопом!

Девушка огляделась, шагая к багажнику. Взгляд замер на дачном домике, и Ксюша непроизвольно улыбнулась. Какой же все-таки родной и прекрасной была пристань их лета…

До Приозерного она и представить не могла, что дачная жизнь способна столь насыщенно заполнять каждый день. Там, где городская суета забирала силы, здесь, казалось, их наоборот возвращали в избытке. Будто сам воздух был наполнен не кислородом, а переплетениями историй и обрывками воспоминаний. Здесь не нужно никому ничего доказывать, не нужно стараться быть лучше, чем ты есть. Зато можно разрешить себе быть счастливым.

Просыпались они, когда хотелось. Иногда ближе к восьми утра – если предыдущий вечер был ленивым и мирным. А временами – ближе к полудню. Особенно если до рассвета слушали песни на старой магнитоле, под которые Артем громко доказывал, что настоящая музыка закончилась с падением СССР. Элла порой заглядывала к ним на такие вечера и никак не возражала против его музыкальных предпочтений – она их полностью разделяла.

– У нас демократия или как?! – однажды возмутился Кирилл, устав от потрескивания шлягеров в кассетнике.

– Естественно, – подтвердил Артем, развалившись возле магнитолы на кровати. – Пока не проснусь. Потом заканчивается.

– Прекрасно, – пробурчал брат, натягивая наушники и возвращаясь к ноутбуку. – Но ваше советское наследие мешает мне работать.

– Элла, долбани его там чем-нибудь, – пробормотал Распутин, широко зевнув.

– Сам встань и долбани.

А еще были завтраки на летней кухне, куда врывался легкий летний ветер, играя с занавесками. Хозяйственный фронт на себе держал Кирилл, мешая гречневую кашу, которую считал полезным завтраком. Спорить с ним было бессмысленно. Во-первых, на голодный желудок не рассуждают. Во-вторых, готовил он объективно лучше всех. Однажды Артем объявил, что кормить людей гречкой с утра – акт кулинарной агрессии. Но бутербродов ему все равно не светило: правило Кирилла было железным, как и его сковородка: «Пока не съешь – из-за стола не встанешь». При всей своей внешней хрупкости с дисциплиной брат умел наседать очень конкретно.

А после завтраков наступал день. И ни один из них не напоминал предыдущий. Они бродили по тайге, уезжали на велосипедах к реке, слушали прохладное пение ручья. Возвращались к вечеру, когда солнце подрагивало в листве деревьев, а небо за горой окрашивалось в мягкий розовый. Потом приключения тянули на проселочные отдаленные дороги, где Артем, раскинув руки и душу, громогласно пел, деморализуя комаров. Либо же гуляли неподалеку от садового товарищества, наворачивая круги. Кирилл старался садиться за роман ранним утром, пока еще оставался хоть немного человеком. А к вечеру превращался в усталое нечто, сбиваясь не только с ритма текста, но и с ног.

Потом к их компании окончательно примкнули Элла и ее внушительный УАЗ, который, судя по скрипам и реву, давно мечтал отправиться на свалку под романтичное закатное солнце. Элла, впрочем, управлялась с ним довольно лихо. Ее машина, титан на последнем издыхании, распахнул пути туда, куда ни один человек бы своим ходом не добрался. Туда, где дороги превращались в тропы, а тропы – в чистое ощущение приключения.

Поля, бескрайние, окутавшие горизонт золотым мерцанием. Изумрудные горы, покрытые редкими кедрами, будто акварельные наброски художника. Серебристая лента ручья, звонкой струной пронзающая лес.

Ксюша сидела на траве с фотоаппаратом в руках, очарованная. Все это – не за тысячи километров, не в далекой загранице, которую привыкли романтизировать социальные сети.

Величественная природа была здесь, совсем рядом. Настоящая, первозданная. Казалось, протяни руку – и сможешь коснуться ее неуловимой сути, сотканной из запахов сосновой смолы и травы после дождя.

Чудеса Приозерного не скрывались за блеском мегаполисов или дальними межокеанскими перелетами. Они были совсем рядом. Настолько близко, что становилось стыдно осознавать, как долго ты их не замечал.

И их дом, невысокий и бежевый, казался каким-то особенно родным, будничным и удивительно теплым. Прижимался к самому сердцу сада, будто знал, что им нужно именно это место, именно эта тишина. В такие мгновения создавалось ощущение, что рай на земле действительно реален – простой и в то же время удивительно прекрасный.

Ксюша, задумавшись о чем-то своем, застыла перед машиной. Прошло чуть больше пары недель, но воспоминания вдруг всколыхнули в груди ностальгию. То ли недавнее лето напомнило о своем догорающем свете, то ли сами стены дома позвали обратно.

Остановившись возле багажника, она дернула ручку и встретилась взглядом с хаосом многочисленных покупок.

– Ну и куда мы столько… – пробормотала Ксюша и поморщилась. – …обратно же попрем.

– Так, в сторону! – Из-за угла машины выросла огромная тень Распутина. Он протиснулся к багажнику и подхватил сразу четыре пакета так, будто они ничего не весили. Конечно, с его-то комплекцией.

– Дай я хоть что-то возьму… – начала было девушка, но Артем махнул рукой и перебил:

– Придумала – за двухметровым-то амбалом. – Он бросил взгляд на Кирилла, который резко выругался. – Что, Поддубный, вериги не поддаются? Помочь?

– Я же тебе не медвежатник! – Кирилл снова потянул железную цепь на воротах и раздраженно выпрямился. – Ты куда такие узлы вяжешь?!

– Чтобы враг не прошел. На. – Распутин сунул ему пакеты, и Кирилл едва удержался на ногах под их весом. – Шуруй, приведи кухню в порядок. А я пока машину припаркую.

– Ты что, водишь?! – удивился Кирилл, быстро забыв о своем раздражении. Ксюша тоже молча воззрилась на Артема.

– Герману разрешили, а меня дома закрыли. – Распутин резко выдохнул, словно упоминание брата все еще не стало чем-то обыденным. – Мы оба водили. Просто теперь я за руль не сажусь. Но въезд на участок без происшествий как-нибудь осилю, не переживай.

– У тебя и права есть?! – Кирилл все еще смотрел на друга так, будто услышал нечто невероятное.

– Карамба… – Артем недовольно фыркнул, вытаскивая документы из внутреннего кармана пиджака. – Вот, смотри! Пустишь?

Кирилл недоверчиво заморгал, уставившись на водительское удостоверение. Ну конечно, если один из близнецов водил, то разве второй мог оставить это без внимания? Братская конкуренция бы явно не позволила.

Ксюша, заинтригованная не меньше, тут же устроилась на переднем сиденье – уж очень ей хотелось посмотреть, как Артем справится. Распутин без лишних церемоний распахнул створки ворот, оплетенные плющом. А потом уселся на место водителя и усмехнулся, заметив ее удивленный взгляд.

– Задачу боевую не получила? Сидишь, любуешься? – Артем принялся двигать сиденье так, чтобы его длинные ноги хоть как-то уместились.

– Не знала, что ты водишь! – Ксюша даже не пыталась скрыть удивления.

– Еще одна, – простонал он, барабаня пальцами по рулю. – Да, вожу. Но, знаешь, не увлекаюсь. Следи лучше, чтобы я не снес кусок забора.

– Ты водишь! – снова выдохнула она.

– Да, я вожу-у-у! – протянул Артем, чуть прищурившись. Сцепив зубы, осторожно вписался в проем ворот и заехал на участок. – Все! Орден дайте, спасибо за службу.

Не дожидаясь вопросов, выскочил наружу. Приведя сиденье в прежнее положение, захлопнул дверцу так резко, будто за ним гнались. И тут же рванул к поляне, где Картошка, радостно носилась кругами, явно провоцируя на игру. Ксюша наблюдала за этим издалека, чуть улыбаясь.

На участке закипела работа. Пока Артем бегал с ведрами, наполняя умывальники водой, Кирилл занимался ужином. К счастью, не гречкой. Впрочем, вслух этому никто не порадовался – Кирилл был готов отстаивать честь каши, не жалея мятежников.

Петрович несколько раз по-партизански выглядывал на дорогу. Кирилл, заметив его маневры, застыл посреди участка, внимательно наблюдая. Мало того, что жизнь может финт подкинуть, так еще и фантазия писателя делает из любой мелочи целую историю. Кириллу с его беллетристикой везде мерещились диверсанты и тайные заговоры. Впрочем, через пятнадцать минут догадки о шпионах разогнал жуткий едкий дым, потянувшийся с соседского участка. В железной бочке неподалеку что-то активно пылало.

– Петрович, ты галоши что ли свои жжешь?! – Артем выполз из зарослей плюща с секатором в руках, отмахиваясь от дымовой завесы. – Чем так завоняло?!

– Мусором, – спокойно ответил Петрович, опершись на вилы и прищурившись.

– А трактор помойный зачем приезжал? Туда ты кого вываливал?! – Артем судорожно закашлялся, отгоняя дым. – Ужас, Нюры Витальевны на тебя нет.

– А я специально проверял, чтобы ее не было, – хитро ухмыльнулся Петрович, глядя на дымящую бочку. На фоне этой картины радостный Бублик вовсю носился по малиннику, находясь ниже уровня ядовитой завесы.

– Позвонить ей долго что ли?! Она же в июле предупреждала: «Будете мусор жечь – сама вас сожгу!»

– Да я же аккуратно, – буркнул Петрович, кивнув на свою бочку. И правда, стояла она вроде бы миролюбиво, никак не угрожая соседским постройкам.

– Ух, Игнатий Петрович…

– Я ей тогда расскажу, как ты шпалу для фундамента утащил, Яшка-цыган.

– На пять замков запирай вороного. – Артем весело подмигнул, напевая себе под нос. – Выкраду вместе со шпалой. Ладно, Игнатий Петрович, жгите. Бог вам судья.

Ксюша задумчиво стояла на крыльце. Весь первый этаж уже был вычищен пылесосом, и она вышла, чтобы сполоснуть тряпку для протирания пыли.

– Какого вороного, какой Яшка? – непонимающе спросила девушка, переводя взгляд с Петровича на Артема.

– «Неуловимые мстители», Ксюшенька, – пояснил Распутин, улыбнувшись. – Судя по взгляду, ты только про «Марвел» в курсе. А это были советские мстители шестьдесят шестого года…

– Господи, вот ты динозавр, Тема.

Ксюша фыркнула и вернулась в дом. А Бублик, оглушительно чихнув, нырнул в заросли малины, шныряя там в поисках заблудших августовских мышей.

Стемнело на удивление быстро, как это всегда бывает в последние дни лета. Поначалу казалось, что погода и вечером останется уютной, но с наступлением ночи стало гораздо холодней. Сырость, густая и по-настоящему осенняя, налипла на домик тяжелым полотном. Доедая ужин в летней кухне, пропахшей теплыми специями, все трое украдкой бросали взгляды на запотевшие окна.

– Кирюша, твои котлеты – это нечто, – пробормотал Артем и блаженно откинулся на спинку стула.

– Питайся на здоровье, расти большой, – отозвался Кирилл. Он тоже отодвинул пустую тарелку и вдруг нахмурился. – А это только мне холодно?

Ксюша, которая молча сидела напротив и ковырялась ложкой в чае, подняла на него глаза.

– Мне тоже… – негромко призналась она, натягивая на плечи старый артемов свитер. – Совсем дубак. Не как летом.

Артем, засунув руки в карманы, лениво поднялся из-за стола и потянулся.

– Печь натопим, какие проблемы, – бросил он. – А посуду завтра помоем.

– Без печи никак не переживем? – спросил Кирилл, представляя, как они возятся с дровами и углем по темноте.

– Никак. – Артем пожал плечами. – Дом у нас из палок и случайного стройматериала. Такой на холод реагирует, как глухой дед на новости. Стоит чуть остыть, сразу будет сыро и противно. Заснешь, а утром будешь зубами стучать.

Но с печкой явно что-то пошло не так. Вместо тепла она решила поддать дыма прямо в комнату, перенимая традиции Петровича по протравке соседей.

– Артемка газенваген устроил, – весело прокомментировала Ксюша, кивая на сизую тучу, выползающую из дома.

– Понял. – Петрович на своем участке подозрительно прищурился. – У меня сегодня вроде занялось.

– Что этой печке надо-то еще?! – Распутин вывалился из дома, отмахиваясь от дыма и отчаянно кашляя. – Вот же перекладывали недавно!

– Завтра трубу проверь, – посоветовал Петрович. – Может, попало что. У меня как-то на крыше ворона сдохла и в дымоход упала. Всю неделю коптило.

– Ворона у него сдохла… – проворчал Распутин, заглядывая на крышу и морщась. – Ладно, проверим. Отпоем ворону, если надо.

Петрович громко рассмеялся, отпуская какую-то шутку, и исчез в своей избушке. А троица потопала обратно к своему остывающему дому, на ходу решая, что еще можно предпринять для выживания в условиях предосенней ночи.

– У меня же где-то были кварцевые обогреватели! – вдруг вспомнил Артем. – В прошлом году покупал!

– Обогреватели, – откликнулся Кирилл, с явным сомнением в голосе. – Еще скажи, что ни один не сломался.

Артем, хмыкнув, рванул на поиски. Нашел быстро – на веранде за шкафом. Вернее, целых три, но признаки жизни подавал только один.

– Значит, поставим его здесь! – Распутин с важным видом водрузил прибор в изножье двуспальной кровати. – Проблема решена, будем спать втроем.

– Чего?! – Кирилл едва не поперхнулся воздухом. – На одной кровати?

– Ну, можешь, в уголок пойти, – невозмутимо предложил Распутин, упирая руки в бока. – А утром тебя найдут добрые люди и разморозят. Если у них настроение будет.

– Ужас!

– Все, хорош ныть. Я устал так, что засну мгновенно, даже если мы Петровича еще сюда прикатим. – Артем внимательно посмотрел на друга, прищурившись. – Кириюх, ты ведь не храпишь, правда?