
Полная версия
Абсолютная высота
– Давай просыпайся, и начнём сначала. А то ни привет, ни пока… Здравствуй, Даня! Рада тебя видеть.
– Привет, тоже рад тебя видеть, Дора, просто не ожидал тут кого-нибудь встретить. Думал, сюда никто не заходит, – ответил Даня, осмотрел девушку, будто видел впервые, и протянул руку для рукопожатия.
“Значит вот как? Это разочарование в голосе от ностальгии или он действительно не хотел никого тут застать? Что-то явно случилось! Но я-то что ему сделала? Может, я могла бы помочь! Да какие друзья вообще за руку здороваются? Я что, на собеседовании?! "Дора"! То “Дарина”, то “Дора”… Меня так папа называет, когда нужно что-то важное сказать или если накосячу. Ну ты же должен знать!”
Дори опустила глаза на протянутую ладонь, отложила поварёшку, которую всё это время держала в руке, перехватила поудобнее плед и отбила "пять" вместо рукопожатия, а затем схватила всё ещё мокрое платье и прошествовала в Ночлег. Девушка пыталась натянуть на себя влажную одежду и одновременно говорила. Звучало глухо и неразборчиво, так как ребят разделяла дверь и на улице по-прежнему шумел дождь, а голос Дори хрипел ещё после утренней перепалки с Александром, но было слышно, что говорила она быстро и с надрывом:
– Я все понимаю, Данил, ты сказал, что не хотел никого видеть. Подозреваю, у тебя что-то произошло, раз ты приехал, но не захотел идти домой. Вероятно, чтобы не пришлось объясняться перед отцом, а значит, случилось что-то серьёзное. И ты решил остановиться здесь, пока не появится план получше… Но кто же знал, что у меня сегодня тоже произойдет нечто серьёзное, и я тоже не захочу видеть отца и приду сюда впервые за долгое время? Я понимаю, что ты не хотел меня обидеть. Просто не хочешь видеть даже меня. И не захотел рассказать, что случилось, хоть мы и знакомы всю жизнь! Мы не виделись несколько лет, а ты протягиваешь мне руку, как своим профессорам в Училище! Не переживай, сейчас я оденусь, уйду и не буду тебе докучать! И нет, никто не узнает, что ты здесь, по крайней мере не от меня. Так будет честно, ведь ты первый сюда пришёл.
Судя по звукам, девушка бегала по комнате, собирая какие-то вещи, а значит, уже была одета, поэтому Даня решился войти. И слепому было понятно, что Дори обиделась, но он знал её много лет, и это помогло подобрать нужные слова:
– Ты права… – девушка замерла и нахмурилась, – Ты права во всём! Как обычно. И как ты только всегда всё понимаешь с одного слова? Действительно, кое-что произошло… И я действительно не хотел тебя обидеть. Но ты права во всём, кроме одного: на самом деле я очень рад тебя видеть! Меня разбудил твой смех, и это было что-то такое родное, будто из детства, я даже подумал сначала, что мне это снится… Но, не буду скрывать, я немного смущён, потому что мы и правда давно друг друга не видели, ты очень повзрослела… – с теплотой улыбнулся Даня, – Я не думал, рассказывать ли тебе обо всём, просто пытался подобрать слова и размышлял, не стоит ли для начала хотя бы чай заварить… Мне было неловко, я хотел тебя обнять, но ты стояла в одном пледе, и я подумал, что это как-то… ну…
Тут он понял, что слова закончились, поэтому просто подошёл и крепко обнял подругу детства, и обоим стало тепло, несмотря на ледяной сарафан Дори.
– …Да и ты вся мокрая, поэтому я думал подождать с объятиями, – тихо добавил Данил.
Дори хихикнула, упираясь носом в плечо парня, и ничего не ответила.
– Слушай! Я успел приехать до дождя. И у меня с собой почти все мои вещи – вон в углу сумка с одеждой, возьми, что захочешь. Оно почти всё чистое и уж точно сухое. Да и мы почти одного роста, тебе должно быть не сильно велико. Там есть ремень, если что…
– Спасибо.
Переодевшись, Дори вышла на кухню. Даня к этому времени принёс заварку. Они заварили чай, и Дори рассказала про конфликт с отцом. Что вообще-то она хотела поехать к бабушке в город на следующей неделе, отпросившись у папы. Посмотрела бы вакансии, может, попробовала бы поработать. Бабушка бы с радостью показала ей город, музеи, театры. Дори хотелось понять, чем она хочет заниматься в жизни. Но ссора ускорила уход, и теперь ей, для начала, нужно было понять, готова ли бабушка принять её немного раньше. Даня же рассказал про таинственную встречу и серьёзный разговор с профессором, после которого ему нельзя появляться в стенах учебного заведения.
– И что ты собираешься делать? Просто отсидишься тут, пока не разрешат вернуться? А оте-е-ец…
Дори очень заинтересовала история друга. Какая-то тайна стояла за всеми этими событиями, и она, скорее всего, была серьёзной, раз из-за такой мелочи кто-то решил просто убрать человека подальше… Кровь запульсировала в висках, и девушка почувствовала лёгкий озноб, как будто находилась на какой-то викторине и ей вот-вот должны были задать вопрос на миллион. Так просыпался азарт.
– Да не знаю, я бы может и не лез вообще, если бы это не коснулось меня. Кстати, среди старших курсов давно ходит слух, что кто-то из преподавателей занимается чем-то противозаконным, взятки или вроде того. Я не хотел в это вникать и никогда не слушал, считал, что это не мое дело, но тут… Эх, не люблю я клевету, может мы вообще неправильно всё поняли, может там и нет ничего "такого".
– Ага, конечно, просто записку с номерком телефона его маман передавал. Одинокий несчастный профессор захотел познакомиться, а ты его засмущал! – саркастически ухмыльнулась Дори, – Понятно же, что что-то нехорошее, а значит, это лучше прекратить. И раз Судьба решила сделать тебя свидетелем, значит, хочет дать тебе шанс остановить преступную деятельность, может даже людей спасти!
Дори знала, на что давить, упомянув о спасении людей. У Дани всегда была мечта совершить что-нибудь значимое, этакая тяга к подвигам. А ей самой вдруг стало до ужаса интересно – засиделась как-то в деревне, захотелось приключений, событий, так что она решила мягко подтолкнуть юношу к началу решения этой загадки.
– Как красноречиво! – ехидно усмехнулся Даня. Да, парня было так просто не заболтать, – Но, наверное, ты права. Надо хотя бы попробовать с этим разобраться. Только папу впутывать нельзя – шум поднимем и, не дай бог, спугнем рыбу. Да и вообще, лучше пока никому не говорить о том, что мы тут сейчас с тобой обсуждаем.
– Какую ещё рыбу?
– Это метафора такая, забей.
– Ладно, и что ты собираешься делать?
– Пока не знаю, но самому мне туда точно нельзя… Зато у меня есть друг – однокурсник Иннокентий. Во какой! – и Даня оттопырил вверх большой палец и растянул губы в дружелюбной улыбке, – Я в нем абсолютно уверен. Тем более, его пока никто не отстранял от учёбы. А ещё надо связаться с Толей – у его сестры вроде квартира пустая была, если только они ее не сдают.
Толя был ещё одним членом их детской компании, и у его младшей сестры действительно уже была своя квартира, хоть и маленькая. Девочка с детства знала, чего хочет от жизни, и увлеченно занималась спортом. Поэтому семья и переехала из деревни – отец всё равно работал в городе, а спортсменке там открывалось куда больше перспектив. Толя же поступил там на метеоролога. Все шутили потом, что он просто испугался ответственности, вот и выбрал профессию, позволяющую ошибаться в половине случаев.
Толя был старше сестры на четыре года, и на три – старше Дани и Дори. Однако поступали друзья одновременно, только Даня после девятого класса, а Толя – после одиннадцатого. Потом Ника уехала в Москву и в 16 лет выполнила мастера спорта. Выигрывала чемпионаты за честь страны, ей пророчили большое будущее, но потом случилась травма, и с большим спортом пришлось завязать. Девушка вернулась в родной город, где губернатор выдал ей за успехи квартиру, и без экзаменов поступила в Педагогический на тренера. Стала учиться, тренировать детей в местном клубе и летать на мастер-классы по России, только в новую квартиру не захотела переезжать.
– Кеша? Кеша… Это конечно хорошо, но есть один нюанс: ты не думал, что многие в Училище знают его, как твоего друга? И если он начнёт куда-то лезть после того,
как ты уехал, это будет выглядеть подозрительно?
– Да, тут ты, конечно, права – нам нужен новый человек, кто-то, кого ещё никто не знает…
– Ну, для начала надо позвонить Толе и спросить про квартиру, остальное потом.
“Кого ещё никто не знает…” – мелькнуло в голове у Дори. А ведь она тоже могла там учиться, только её не взяли. Провалилась на вступительных. Вроде готовилась, но, видимо, мало. Дори вспомнила те вступительные.
Глава 4 Достойна ответа
Из кабинета вышел паренёк. Весь бледный, глаза в пол, и шагает так, будто забыл, как вообще ногами переступать…
– Заходите, кто следующий, – едва слышно промямлил он, не поднимая глаз.
«Главное – держаться уверенно и спокойно. Уверенно. И спокойно.»
И Дори сделала шаг в кабинет. Дверь за девушкой закрылась, оставив толпу ребят ждать своей очереди. Внутри же за длинным столом сидело пять человек: четверо мужчин и женщина с краю. Все в форме, некоторые – со знаками отличия. У полного мужчины с усами, сидящего посередине, наград было больше всего. Он и начал говорить первым:
– Добрый день! Рад приветствовать Вас сегодня на вступительных экзаменах! Присаживайтесь за первую парту, представьтесь и продублируйте свои данные на бланке. Потом расскажите немного о себе.
Пока девушка шла по аудитории к указанному месту, усатый профессор успел представить всю приёмную комиссию.
– Сегодня вам предстоит пройти проверку теоретических знаний – достаточно ли их, чтобы учиться в нашем учебном заведении, – а также ряд психологических тестов, определяющих вашу профпригодность. Надеюсь, предыдущие этапы – проверку здоровья и физ. подготовки – вы прошли успешно. Итак, сейчас вы получите задание на критическое мышление, на него будет отведено 20 минут. После чего вам выдадут специальный лист, с которым нужно будет пройтись по остальным кабинетам.
Дори была спокойна, всё происходящее казалось ей нереальным: будто она не поступает сейчас в лётное, а наблюдает со стороны через иллюминаторы глаз за тем, как это делает кто-то другой.
Выйдя из кабинета с бумагой в руках, она направилась в соседний корпус, решив сначала пройти сложные тестирования по математике и физике, а потом уже пойти на психологический тест.
***
Последняя математическая задачка показалась ей несложной, но ответ почему-то получался дробный, хотя в бланке было всего две клеточки. И вот тут-то нахлынула паника. Мир вокруг перестал существовать, Дори слышала только тиканье настенных часов вперемешку с собственным сердцебиением, и звуки эти становились всё глуше, как будто она постепенно погружалась в воду.
“Вот обидно-то! Я уж точно не за математику переживала!” – пронеслось где-то на краю сознания, и мысли опять затихли.
– Внимание, у вас осталось полторы минуты!
“Ну вот… И какой мне после этого психологический тест?!”
Внезапно послышался громкий стук, и дверь кабинета приоткрылась:
– Добрый день! А я вам тут документы принёс, Сергей Витальевич. Там новый учебный план и договоры, ну, сами глянете.
Высокий худощавый мужчина передал принимающему экзамен стопку документов.
– А вот тут распишитесь пожалуйста. Да-да, в трёх местах.
Пока преподаватель переворачивал страницы, мужчина облокотился на парту Дори и случайно взглянул на её листок.
– Сократила неправильно, – вдруг шепнул он.
Дори оцепенела, медленно подняла взгляд, потом опустила обратно в листок. Несколько мгновений потребовалось ей, чтобы сфокусироваться после “погружения” в панику. Затем девушка быстро зачеркнула две цифры и получила верный ответ. Мужчина выпрямился, одобрительно кивнул Дори и тут же отвернулся, делая вид, что ничего не произошло.
Выйдя из кабинета, она ещё долго не могла понять, радоваться ей или расстраиваться: с одной стороны, здорово, что этот человек ей так помог, но с другой – это ведь нечестно! Хотя, если подумать, она же знала эту задачку. Просто нервничала видимо, ошибка-то глупая.
“Вот только в полёте отвлекаться и ошибки допускать неприемлемо, у тебя же люди на борту!” – но её мысли перебил чей-то бодрый голос:
– Дори, Дори! – донеслось из другого конца коридора.
Ей навстречу быстрым шагом, почти вприпрыжку, шёл Даня.
– Ну что, всё решил, умник?
– Да, физика была несложная. А психологические тесты какие-то непонятные, фигня полная. Похоже на какие-то второсортные вопросы от школьного психолога. Что ими можно проверить?
– Ну да, твою невменяемость тестом точно не распознать.
– Шутишь? У меня справка от психиатра есть! А вот за твою адекватность я бы опасался: бледная стоишь, как полотно. Из тебя что, на матеше всю кровь выпили?
– Между прочим, у нас у всех справки от психиатра, так что не надо мне тут! – улыбнулась девушка, – Ну а вообще, я посмотрю, какой ты после математики выйдешь. ОГЭ-то цветочки были, не то что здесь…
В этот момент дверь кабинета открылась, и всё тот же преподаватель показал жестом, что новая партия сдающих может заходить.
– Ну, тогда я пошёл ягодки собирать, а тебе удачи на физике! – и парень юркнул в кабинет почти самым первым.
Всю неделю, пока шли вступительные, Дори жила у бабушки. Та ходила с ней в парк по вечерам, а днём не особо следила за тем, где гуляет внучка. Дори нравились эти уютные летние вечера, когда не знаешь, что тебя ждёт завтра, но сегодня болтаешь с бабушкой о птицах, танцах и её молодости. Конечно, Дори переживала, но когда скрываешь ото всех, что тебя что-то волнует, то прячешь это так глубоко, что и сам будто бы забываешь.
В четверг утром ребята отправились в Училище проверить списки. Им оставалось пройти всего один этап – проверку реакции на тест-тренажёрах. Все знали, что это несложно и что строго там не оценивают, скорее смотрят, хорошо ли ты обучаем. Даня утверждал, что, в сущности, неважно, насколько высоки твои результаты, но важно, насколько внимательно ты слушаешь преподавателя, как быстро понимаешь, что вообще нужно делать, и насколько долго не сдаёшься, если не получается.
Около стенда собралась небольшая толпа: кто-то фотографировал список на телефон, кто-то держал наготове блокнот, бегая глазами в поисках своей фамилии.
– Менаруй Данил Викторович, пятница, 10:45. – Прочитала Дори.
– О, спасибо, увидел.
– Да, а вот я себя не вижу…
– Сейчас найдём. – Спокойно отозвался Даня, – Ох, как хорошо, я высплюсь! А кому-то вон к восьми утра идти.
Но имя Дори они в списках так и не увидели. Оба чувствовали себя странно. Видно было, что Даня рад и в предвкушении, ведь Училище практически маячило перед носом, но каждый порыв радости ему приходилось оставлять при себе, как только он смотрел на Дори. Как радоваться, когда подруга расстроена? А как грустить, если у тебя всё получилось? Даня очень хотел быть хорошим другом, но правильных слов подобрать никак не мог.
– Ты завтра после теста заходи к нам – хоть расскажешь, что там было. – Тускло ответила Дори на жалобный взгляд парня, – И не смотри на меня так, ничего страшного не случилось. Поступлю после ЕГЭ, если захочу.
– Это ты себя успокаиваешь, но ты же расстроилась, чего тут скрывать-то? Я верил в то, что мы оба поступим и будем учится вместе – это был мой план, и я тоже расстроен, потому что он воплощается только на 50%.
– Мне просто интересно, где именно я ошиблась, в чем причина…
– Ну, это после всех вступительных вывесят, когда общие результаты подсчитают.
– Знаю, но я тогда уже буду дома.
– Они на сайте тоже обещали выложить.
– И что за бестактность? Чтобы кто угодно мог посмотреть, как я опозорилась?
– Да кому ты там нужна? Никто же не знает, что ты поступаешь.
Дори закрыла лицо руками и шумно вздохнула.
– Ой, ну прости, прости-и, я не это хотел сказать! Ты нужна конечно, очень! Но перед теми, кому ты нужна, нельзя опозориться заваленной физикой. Я вот никогда не подумаю, что ты глупая! Считаю, что они несправедливо тебя не взяли!
Девушка повернулась к Дане, уже не сдерживая слёз:
– Да знаю я! Но ты же сказал не скрывать, что я расстроилась, вот я и расстраиваюсь, – попыталась улыбнуться Дори.
– Ладно, и правда, захочешь – поступишь после одиннадцатого, – пробормотал Даня, сгребая её в объятия. – Но я надеялся, что мы будем учиться вместе…
***
– Бабушка, я не хочу сегодня в парк. Можно, я пойду одна прогуляюсь?
– Да, солнце, конечно. Мне нравится этот наш вечерний ритуал, но это же совсем не обязательно. Хочешь, я тебе эклеров сделаю?
Иногда Дори казалось, что её бабушка всё знает, что она читает мысли и просто очень тактично и уважительно к ним относится, делая вид, что ничего не понимает. Папа был совершенно холодным, он будто специально выключил чувства, с ним было вообще бесполезно разговаривать о подобном. Складывалось впечатление, что слёзы для него были только раствором соли, а улыбка – всего лишь сокращением лицевых мышц. С бабушкой же всё было наоборот: с ней не нужно было разговаривать о чувствах, она понимала все совершенно точно, и ты чувствовал, что она поняла, хотя ни слова не было сказано.
***
Дори брела по улице почему-то именно в сторону Училища. Потихоньку желтеющая листва клёнов шуршала на лёгком ветру. Было душно и ветер был тёплый, однако чувствовалось, что лето уже перевалило за середину. Воздух полнился терпким ароматом сухой травы, лучи солнца с каждым днём становились всё невесомей, а цвета – всё насыщеннее и богаче. Сумерки звенели голосами тысяч цикад, а по ночам в бездонной черноте небес мерцала крупная хрустальная крошка и временами вспыхивали серебристые росчерки. То были непостижимые августовские звёзды.
Дори понимала, что в этом году для неё ничего не изменится: она продолжит ходить в сельскую школу, уговаривать папу завести собаку, смотреть сериалы и, быть может, начнёт выходить на пробежку, если перестанет лениться.
Но на самом деле изменится всё.
Дори овладело странное ощущение, которое временами возникает, когда смотришь на место, где бывал уже сотню раз: вот знакомая улица, знакомая пекарня, и качели, и деревья. Она приезжает сюда каждый год, но в этот раз внезапно охватило ностальгическое чувство, что она бывала здесь каждый год и в детстве…
Дори дошла до аллеи, ведущей к воротам училища. Села на скамейку неподалёку и принялась ворошить палочкой уже успевшие облететь листья.
– Заранее пришла? Первая будешь.
Дори подняла взгляд от земли и увидела уже знакомую фигуру. Мужчина, выручивший ее на математике, сегодня был одет в классический пиджак с галстуком, но выглядел больше устало, чем официально. Создавалось впечатление, что это не человек носит пиджак, а пиджак висит на человеке, держась из последних сил.
– Здравствуйте.
– Илья Александрович, – представился мужчина и протянул руку. Дори пожала её, но ничего не ответила. – А вас как зовут, гражданка будущий-пилот-авиации?
– Уже неважно. Я не поступила, меня нет в списке. Скажите, почему вы мне тогда помогли?
– Случайность. Я просто увидел, что вы решили правильно самую сложную задачу и только сократить не смогли, бывает. Мне показалось, что, если вы смогли её решить, вы достойны ответа. Жаль, когда мелочи рушат мечты… – с каким-то своим смыслом произнес он последнюю фразу и задумался.
Внезапно в кармане пиджака зазвонил мобильник, мужчина взял трубку и отошел в сторону. Дори слушала ветер, шелест листвы, обрывки телефонного разговора и собственные мысли: “Занятно… Мелочи. Достойна ответа, но недостойна поступить… Интересно, а была ли это вообще мечта?”
– Прошу извинить, за мной подъехала машина, так что вынужден вас покинуть. Скажите-ка, сколько вам лет?
– Пятнадцать.
– Так вы же совсем юная леди! В жизни бывают ошибки, которые уже не исправить, поступки, которые не забыть, и последствия, которые не устранить. Но это не ваш случай, вы, главное, не отчаивайтесь! У вас, в отличие от многих, есть право верить в себя. Приходите к нам через год, два, три… До встречи.
Дори кивнула, хотя не очень-то поверила его словам. То есть, он, конечно, говорил правду, но ощущалось это как-то не так. Тон мужчины казался добродушным, но уголки губ были всё время опущены, как будто он не улыбался столько лет, что лицо забыло это положение.
Она всегда подсознательно подмечала такие мелочи. Этот человек вызывал противоречивые ощущения: потухший, даже жалкий, он с трудом переставлял ноги, сутулился и часто глубоко вздыхал, как будто давно носил с собой груз, который не с кем было разделить. Ему хотелось верить, но советы такого человека трудно было воспринимать всерьез, больше хотелось помочь ему самому.
12 000 метров.
Пыльный город был охвачен августовским зноем. Двое молодых людей, нагруженных сумками, шагали по бетонным плитам в тени сонно шелестящих клёнов. В воздухе пахло сухой травой и зацветающими астрами.
В конце улицы показались корпуса военного Лётного Училища, и Александр почувствовал, как внутри всё перехватывает от радостного предвкушения. Он поступил, сдав все вступительные на «отлично», и заветная мечта стала ещё на шаг ближе.
Александр глянул на идущего рядом друга:
– Чего, может, всё-таки со мной? Ещё успеешь во второй поток. Там не сложно, медкомиссия, физподготовка и теория.
Жека перекинул сумку с вещами в свободную руку, поправил сползшую на глаза светлую чёлку и скептически хмыкнул:
– Ну-ну, медкомиссию проходит один из пятнадцати, а дальше – конкурс двадцать человек на место. Ерунда.
На самом деле, количество человек на место смущать не должно было в принципе – основную роль играло здоровье. Причём вопреки устоявшемуся мнению, самым сложным было прохождение не глазника – зрению «срезали» всего процентов десять – а терапевта. Камнем преткновения было артериальное давление – его дотошно измеряли три раза – в начале осмотра, после пятнадцати приседаний и потом ещё через две минуты. Это был самый важный момент за весь период поступления, и среди абитуриентов даже ходила поговорка: «Прошел терапевта, значит, прошел комиссию».
И, когда врач написал на его заявлении «годен к лётному обучению» уверенный за всё остальное Александр выдохнул с облегчением. Дальше шли зачёты по физической подготовке, устный экзамен по математике и сочинение – ничего такого, к чему нельзя было бы хорошо подготовиться заранее, и он уже мог считать себя поступившим. Оставался вопрос, куда.
Кажется, ему неплохо повезло – в этот год поток отслуживших в армии, имеющих трёхгодовой рабочий стаж и льготников был небольшим, и к моменту его прихода в Мандатную комиссию ещё оставались места в Лётное в его родном городе. Дело оставалось за малым – отучиться.
Он мечтательно улыбнулся:
– Зато потом самолёты и небо…
– Отказ двигателя и цветочки на могилку, – не разделил его энтузиазма друг.
Но Александр с детства жил мечтой пойти по стопам отца и стать военным лётчиком, и такие мелочи его не смущали:
– Зато красивая и героическая смерть.
– Не, спасибо, я пока лучше поживу, – фыркнул Жека, прекрасно знавший, что переубеждать товарища бесполезно. – Поступлю на конструктора, буду героически спасать таких отбитых, как ты, от отказов двигателей.
– Идёт, – хлопнул его по плечу Александр, и, выдержав драматичную паузу, добавил, – Если что, я не люблю гвоздики.
– В смысле? – удивлённо вскинул брови друг.
– На могилку их нести не надо.
Жека сочувственно кивнул:
– Я там розовый куст посажу, не переживай.
И обаятельно улыбнулся на косой взгляд проходящей мимо старушки.
Они остановились у самого КПП, собираясь ещё немного поболтать и разойтись. Но из окна будки, видимо, списав их промедление на нерешительность, выглянул охранник:
– Первый курс?
– Да, – кивнул Александр.
– Проходите.
Жека на долю секунды замялся, но желание хоть одним глазком посмотреть на место, где будет учиться его друг, пересилило страх быть пойманным без документов, и он зашагал следом.
То, что он не знает, куда идти, Александр понял не сразу. Пришлось немного вернуться:
– Простите, вы не подскажете…
– Не «простите», а «разрешите обратиться», лопух, – снисходительно поправил охранник, – вам в «череп».
– Куда?
– Прямо до столовой, направо до склада, потом у кого-нибудь спросишь.
– Спасибо, – Александр коротко кивнул в знак благодарности, и, не горя желанием опять подставляться под шуточки, оперативно ретировался.
– Мда, безопасность на уровне, – заметил Жека, когда они отошли от КПП, – а военное Лётное!
– Думаю, это только на сегодня. Поток курсантов в этом году большой, всех не проверишь. В любом случае, тебе же лучше.
Жека никак не отреагировал.
– Ты чего подвис? – оглянулся на идущего чуть сзади друга Александр.
– Смотри, – заторможенно кивнул головой тот.
Вдоль здания столовой, параллельно им шла девушка. Вся тонкая, хрупкая, кажется, с трудом прошедшая минимальный порог по росту. В новой, хорошо подогнанной курсантской форме с уже пришитыми знаками отличия, но ещё со светлыми, золотящимися на солнце волосами до плеч. Александр с сочувствием подумал, что ей необходимость сбривать причёску, наверное, не нравится совершенно. Но что ж, она знала, куда шла.