Калинов Мост

Добравшись до окраины леса в предрассветных сумерках стало понятно, что тропинка уводит через поле к какой то небольшой то ли позаброшенной деревеньки, то ли выселок на пару домов. Лекс, достав бинокль, осмотрелся. Тропинка вела к крайнему дому. Ветхое строение было обнесено забором, который явно починили недавно, и обнесли колючей проволокой. Слева от забора он обратил внимание на странные кусты, листья начали вянуть и стало понятно, что их просто где-то выдернули и воткнули тут для маскировки.

«Тут явно секретка у них, интересно сколько тут «немцев»?» – подумалось капитану. Волевым усилием Лекс задавил медленно накатывающую боль в груди, то ли от осколка под сердцем, то ли просто от перегрузки уставшего тела.

«Вводные так себе, в пыточной были явно четверо, больше и не поместилось бы, но судя по следам шло их больше, человек семь, и вопрос – сколько ждало в деревне? С таким прикупом не в Сочи, а на тот свет скорее попадёшь! Ну что же, раз уж в Сочи не светит, придётся устроить им экскурсию в ад», – схохмил про себя Лекс.

«Нужна разведка, а лучше «язык». Без этого шансов не так уж и много», – промелькнула мысль, пока он превращался в лешего, одевая балахон разведчика и сливаясь с окружающей местностью. Оставив лишнее в схроне под кустом, капитан начал перемещаться в сторону забора, стараясь не попадать в поле зрения секрета, если там кто-то есть. Недооценивать противника никогда не стоит. Его глаза внимательно скользили по забору, проволоке и кустам, выискивая малейшие признаки активности. Ветер слегка шевелил листву, создавая естественный шум, который мог скрыть его движения. «Собачья вахта», самое тяжёлое время для часовых, это его шанс, но это же время работает и против него с каждой минутой приближая рассвет, а с ним и риск быть замеченным.

«Если тут действительно засада, то они будут ждать, пока я подойду ближе», – подумал он, медленно продвигаясь вдоль опушки леса. Его план был прост: обойти деревню с тыла, найти слабое место в обороне и, если повезёт, захватить «языка». Но для этого нужно было действовать быстро и тихо.

Через несколько минут Лекс оказался на противоположной стороне деревни. Опять достав ПНВ, огляделся. Отсюда, с небольшого холма, он мог видеть разрушенную деревню, видимо тут был бой, осталось только предпоследний дом, самый целый который боевики и используют для постоя и последний домик, разрушенный от старости и обнесённый колючкой, очевидно тюрьма для заложников. Самое лучше было пойти через деревню, отсюда его точно никто не ждёт. Бесшумно перебравшись через несколько развалин, он приблизился к дому, но прежде, чем двигаться дальше, решил проверить, нет ли мин или других ловушек. Осторожно подполз к забору около импровизированной казармы бандеровцев и начал осматривать землю. Никаких следов мин или растяжек не было видно, но это не значит, что их нет. Он достал из кармана небольшой нож и начал аккуратно прощупывать землю, стараясь не пропустить ничего подозрительного.

Через несколько минут он убедился, что путь безопасен. Теперь нужно было перебраться через забор. Лекс оглянулся, убедившись, что вокруг никого нет, и быстро пролез через щель из выбитых досок. Его движения были точными и выверенными, как у хищника, подкрадывающегося к добыче. Оказавшись во дворе жилого дома, он прижался к стене, стараясь не шуметь. Отсюда он мог слышать голоса, кто-то разговаривал внутри. Лекс прислушался, но слова были неразборчивы.

«Значит, они тут», – подумал он.

Теперь нужно было решить, как действовать дальше. Его план был рискованным, но другого выхода не было. Он решил подождать, пока кто-то выйдет из дома. Если повезёт, это будет одиночный боец, которого можно будет нейтрализовать без лишнего шума. Лекс замер, слившись с тенью стены, и начал ждать. Минуты тянулись медленно. Лекс чувствовал, как капли пота стекают по его спине, но он не шевелился. Его дыхание было ровным и тихим, как у снайпера перед выстрелом. Наконец, дверь скрипнула, и из дома вышел мужчина в камуфляже. Он зевнул, потянулся и начал искать что-то в карманах. Лекс мгновенно оценил ситуацию: мужчина был один, оружие висело у него за спиной, а значит, он не ожидал опасности.

«Идеальный момент», – подумал Лекс. Он медленно поднялся, как тень, и в два шага оказался за спиной мужчины. Одним резким движением он обхватил его шею рукой, перекрывая доступ воздуха, а другой рукой выхватил нож и приставил к глазу.

– Не шевелись, – прошептал он, – и останешься жив. Говори, сколько вас тут?

Мужчина замер, его глаза расширились от ужаса. Он попытался что-то сказать, но Лекс слегка сжал руку, давая понять, что шутить не стоит.

– Семь… нас семь, – наконец выдавил он.

– Где остальные? – спросил Лекс, не ослабляя хватку.

– В доме… четверо, двое спят, двое на посту… – мужчина задыхался, но Лекс не давал ему расслабиться.

– А заложники? Где они?

– В сарае… – прошептал мужчина и попытался кивнуть в сторону последнего дома, и Лекс почувствовал, как тот дрожит.

– Спасибо, – коротко сказал Лекс и резко сжав горло уколол его в сердце. «Немец» беззвучно рухнул на землю.

– Шесть… – прошептали губы.

Теперь у Лекса была информация. Он знал, где находятся враги и заложники. Осталось только действовать. Он быстро обыскал мужчину, забрал его оружие и рацию, а затем притащил тело в тень, чтобы его не сразу заметили.

«Шесть против одного… – подумал он, – шансы невелики, но если действовать быстро, то может и получиться.»

Лекс снял куртку с убитого фашиста и накинул её на себя, затем натянул его кепку и медленно изображая подвыпившего двинулся в сторону секрета.

– Гей Волина ти навіщо тут ходиш, або дівку захотів під ранок? – раздался заспанный голос.

«Ну гады, спят на посту, вот я вас научу службу нести», – почувствовав боевой кураж, подумал Лекс и замычав изображая пьяного для отвлечения внимания прыгнул в кусты, выхватив нож.

В окопе стоял один из часовых, всматриваясь в сумерки пытаясь рассмотреть идущего, судя по всему, он был тем самым, кто только что окликнул его. Второй, более высокий и крепкий, спал в углу окопа, явно не ожидая никакой опасности. Оба были вооружены автоматами, но их оружие висело на ремнях, они явно расслабились. Запрыгивая в окоп Лекс, метнул нож в стоящего, попав точно в горло и часовой, захрипев осел на землю.

Второй часовой, услышав странный звук, стал просыпаться, но удар прикладом в голову вырубил его. Обыскав мертвеца и не найдя ничего интересного, он снял ремень и связав второго, полил его чем-то вонючим из найденной тут же фляжки.

Очнувшись, бандеровец зафыркал и попытался оглядеться. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел, что его напарник лежит на земле, а перед ним стоит незнакомец в их же форме, но с холодным взглядом и окровавленным ножом в руке, острием которого он демонстративно чистил ногти от забившейся грязи.

– Що за… – начал он, но Лекс оплеухой заставил его замолчать.

– Тихо, Мыкола – прошептал он, приставляя нож к горлу часового. – Где ваше подразделение? Почему вас тут так мало?

– Я не Микола… – Но следующая оплеуха направила его ответы в конструктивное русло. Оказалось, что их полусотня, боевая группа, устроила тут что-то вроде тюрьмы для заложников и разъехались по округе собирая тех, за кого можно потребовать выкуп, а остальных просто убивая. В тюрьме сейчас находился какой-то профессор с учениками, и ещё пара человек, за которых хотели получить выкуп. Семь человек вместе с командиром остались тут, остальные должны были вернуться до обеда или в течение двух дней, это уж как пойдёт «охота».

Больше ничего интересного узнать не удалось и Лекс, испытывая брезгливость от необходимости прикасаться к этому существу, быстрым движением сломал ему шею, отправляя в их бандеровский ад.

Подобрав оружие, пробормотал: «Богато живут, сволочи. Автоматы германские, рации английские, подштанники французские, наверное…». Теперь у него было два автомата, включая трофейный Haenel MK 556, трофейная рация PRC-343 и главное, точные сведения о расположении заложников. Лекс поднялся на ноги, огляделся и двинулся к дому. Впереди его ждал самый опасный этап операции, бой с оставшимися врагами и освобождение заложников. Но он всегда был готов.

Лекс подошёл к дому, прижимаясь к стене. Его сердце билось ровно, но в груди горел огонь. Внутри находятся, возможно, те, кто убил его деда. Воспоминания о том дне, когда ещё молодым курсантом искал убийц, всплывали в сознании. Теперь у него был шанс отомстить.

Он осторожно заглянул в окно. Внутри было тускло освещено, но можно разглядеть четырёх человек: двое спали на полу, третий сидел за столом, перед ним стояла бутылка водки и чашка с квашеной капустой, которой он медленно закусывал, а рядом валялась пустая банка тушёнки. Четвёртый, судя по всему, командир, стоял у двери, куря сигарету.

– Профессор про що задумався, я б геть ще разок сходив би дівку поваляв поки вона ще ворушитися. Аж надто солодко верещить вона як поросятко.

– Тобі б все знущатися, відстати Звір.

«Четверо против одного…», – подумал Лекс, – «но у меня есть шанс на внезапность. И как только они не услышали мою возню? Видимо звуки стрельбы по городу скрыли меня.»

Он решил действовать быстро. Сначала командир, затем остальные. На всякий случай свой автомат положив под окном, если придётся отходить, в критической ситуации, лучше иметь проверенное оружие. Передёрнув затвор у германской Haenel MK 556, Лекс бесшумно приоткрыл дверь. Командир у порога успел повернуть голову, но реакция подвела: приклад автомата обрушился на висок, и тело грузно осело на пол.

– Что за… – начал вскакивать бандеровец за столом, но Лекс уже вскинул ствол. Короткая очередь и сидевший за столом, успевший схватиться за пистолет, рухнул лицом в тарелку с капустой. Ещё два выстрела и двое спящих на полу даже не проснулись. Автомат, оставшийся без патронов, полетел на стол, а в руке Лекса уже блеснул нож.

В углу комнаты, рядом с дверью, поднимался он, убийца деда. Холодные глаза, шрам, звериный оскал. В его руках тесак с зазубренным лезвием и фашистской гравировкой, словно вырванный из военной хроники прошлого века.

– Ну шо, москаль… – прошипел бандеровец, но голос дрогнул.

Лекс вошёл в транс. Пальцы сжали рукоять ножа, капля крови с пореза на предплечье упала на пол. Они начали кружить, в смертельной схватке. Первый выпад и лезвие скользнуло по рёбрам противника, оставив кровавую полосу. Ответный удар, Лекс едва увернулся, но тесак рассёк куртку на груди.

– Дед научил меня не оставлять долгов… – Лекс провёл пальцем по шраму на щеке, затем резко перебросил нож в другую руку, сбивая врага с ритма. Бандит рванулся вбок, пытаясь зайти со спины, но Лекс предугадал манёвр. Локоть в лицо и фашист захрипел, тесак взметнулся вверх… и в этот момент Лекс сознательно подставил грудь под удар. Лезвие скользнуло по бронежилету, а его собственный нож вошёл под ребро точно, как в тренировочном зале. Тёплая кровь хлынула на руку.

– Это… за деда… – Лекс провернул клинок, глядя, как свет в глазах врага гаснет.

Тишина. Лекс стоял над телом, чувствуя, как гнев и боль медленно уходят, оставляя лишь пустоту. Он знал, что это не вернёт деда, но теперь мог сказать, что выполнил свой долг.

Быстро обыскав тело, забрал ключ от сарая и посмотрел на остальных, на полу остывал как раз второй из убийц. Сплюнув кровь, Лекс двинулся к выходу. Теперь нужно было освободить заложников. Выйдя из дома, сразу направился к разрушенному зданию за забором с колючей проволокой. Он знал, что времени мало, кто-то мог услышать выстрелы и поднять тревогу.

Подойдя к забору, он нашёл калитку, которая была закрыта на засов. Зайдя во двор, он почувствовал, как по руке течёт кровь.

«Надо бы перевязать» – мелькнула мысль, но время было дорого. Ключ, который он взял у командира, подошёл. Дверь скрипнула, и Лекс вошёл внутрь.

Внутри было темно, сыро и холодно. Лекс включил фонарик и увидел заложников, Прохора, и студентов узнал сразу. Их лица были измождёнными, а в глазах был только страх. Половину лица учёного занимал огромный синяк и глаз полностью заплыл и не открывался. Рядом с ними сидела женщина примерно сорока лет, прижимая заплаканных детей, мальчика и девочку явно младше десяти лет. В углу на грязной соломе лежал сильно избитый мужчина со сломанным носом и замотанной пропитанными кровью тряпками рукой. Рядом с ним студентка в каком-то тряпье, когда-то бывшем её одеждой, со следами насилия и парень внешне немного помятый, но вроде целый. Все выглядели просто ужасно, особенно затравленные глаза

– Вы кто? – прошептал Прохор…

– Не время для разговоров, – коротко сказал Лекс, – нам нужно уходить. Сейчас.

Он помог подняться мужчине на ноги и двинулся к выходу. Впереди их ждал долгий путь к безопасности. Он отомстил за деда, и за всех замученных этими выродками, но теперь надо спасти выживших.

Когда они выбрались из дома, Лекс оглянулся. Над лесом уже занимался рассвет.

Глава 2 Калинов мост

Прохор брёл, поддерживая Стаса, точнее, по сути, тащил его, стараясь не отставать. Его ноги подкашивались от усталости, а в голове крутились обрывки мыслей, воспоминаний и вопросов. Он то и дело спотыкался о корни деревьев, но старался не уронить изувеченного мужчину. Впереди шли этот странный военный, который спас их, женщина с детьми и его студенты: Витя и находящаяся в полной апатии Лиза. Отчаяние и уныние охватило всех несчастных в этом импровизированном аду.

«Не зря уныние считают смертным грехом, никогда нельзя сдаваться, чудеса еще бывают», – подумалось Прохору. Он шёл замыкающим и все больше отставал. После всего пережитого удивительно, что он ещё мог идти. Хотелось просто сесть и умереть, но с ним был несчастный Стас. Он сам так назвал себя вчера, когда их бросили в сарай. А ещё его студенты, те кто остался, за которых он в ответе. Он не мог их бросить, поэтому оставалось только следовать за группой, как тень, и пытаться не потеряться в лабиринте своих мыслей.

Мысли уносили его назад, к тому моменту, когда он только приехал на раскопки. Это было древнее поселение славян, датированное VII веком. Место было уникальным, холмы, поросшие лесом, глубокие овраги, которые, как шрамы, пересекали землю. Прохор сразу почувствовал, что здесь скрыто что-то важное. Он начал копать с энтузиазмом, который всегда сопровождал его в работе. Лопата за лопатой, слой за слоем. Ребята накинулись на артефакты, оставшиеся от древних славян и их активность просто удвоилась.

Коля, студент пятого курса исторического факультета, амбициозный малый, но признанный лидер компании, по сути, руководил раскопками, освободив учителя от нудной работы и позволив ему углубиться в гипотезы и по-настоящему сенсационные находки, если они будут. Лиза, третьекурсница, единственная дочь богатых родителей, но очень увлечённая историей особа, несмотря на условную принадлежность к так называемым «мажорам», была достаточно скромной девушкой, и просто не заменимой при описи образцов из-за своей пунктуальности и вниманию к деталям. Саша, ещё один незаменимый помощник, студент четвёртого курса, ухаживал за Лизой с её первого курса. Незаменимый, потому что с шестнадцати лет занимался тяжёлой атлетикой и все тяжести на раскопках были ему по силам. Вначале он просто попытался взять над ней шефство, так как был на курс старше, но получив отпор перешёл к длительной осаде. За этой историей любви наблюдал весь факультет. Кроме того, тут были ещё Оля, одногруппница Лизы и её подружка, а также Виктор или просто Витек, второкурсник по стечению обстоятельств, угодивший в экспедицию, так как брать его никто не собирался, но он «под шумок» пролез в автобус с важным инструментом, по обыкновению забытым Прохором в кабинете института, перед отправкой.

На эти раскопки он выехал с особым воодушевлением. В последний раз он был на раскопках городища под Пензой, где в 1237 году произошла битва между моголами, да именно моголами, а не монголами. Прохор нашёл такое название в летописях на латыни и посчитал это переводом от слова «могучий». Действительно могучий народ, завоеватель. Это в учебниках их почему-то называют татаро-монголами. Хотя в это время ни татар ни монгол ещё толком и не было. Те, кого теперь называют татары, в то время были волжскими булгарами и сражались вместе с мокшей против моголов. Прохор прекрасно знал, что термин татаро-монголы ввёл в оборот Пётр Наумович Рычков – русский историк и географ XVIII века. В своей работе «История Оренбургская» в 1759 году он использовал это сочетание для описания завоевателей XIII века, а уж Николай Михайлович Карамзин в следующем веке постарался на славу для популяризации этого термина. И хотя в исторических работах последнего времени начали критиковать сам термин «татаро-монголы», но делают это осторожно и даже можно сказать неуверенно.

В целом этот регион просто кладезь знаний древности, где пересекаются древнерусские поселения II тысячелетия до нашей эры с мордовскими и булгарскими поселениями поздних веков. Вот там он и нашёл этот камешек. Его там быть не должно, но он был! Простой с полустёртыми надписями, выбитыми чем-то острым. Большая часть стёрлась и разобрать было невозможно, но одна надпись осталась. На грубом камне, явно осколке целой плитки было выбито…

«Нет этого не могло быть, он не верил глазам, но мои руки держали камушек. Он лежал там, где были вещи с датировкой II тыс. лет до н. э., но этого не могло быть! Не могло!» – мысли учёного метались, разрывая мозг. Конечно, он спрятал камушек и всегда носил с собой. Ему все равно никто не поверил бы и даже могли обвинить в фальсификации, научном мошенничестве. Он стал посещать все раскопки с надеждой найти что-то подобное, уже чтобы просто не сойти с ума. И вот один знакомый написал, что были странные находки под Суджей, но их просто выкинули там, посчитав интрузивными предметами.

Они приехали на микроавтобусе, старой вечно дребезжащей ГАЗели, который оставили в ближайшей деревне. Пешком пройти было проще. Разместившись, начали исследование уже обнаруженного слоя. Это был не просто культурный слой славянского поселения. Под ним лежали следы гораздо более древней цивилизации. Осколки керамики, каменные орудия, кости животных, все это говорило о том, что люди жили здесь задолго до появления славян. Прохор был потрясён. Он начал копать глубже, забывая о времени, еде и сне. Но для Прохора это было не шуткой. Он действительно чувствовал связь с теми, кто жил здесь.

«Dans les champs de l'observation, le hasard ne favorise que les esprits préparés» – Удача улыбается подготовленному рассудку, как говорил Луи Пастер. И вот он нашёл камень с высеченными на нем символами. Это были не просто руны, это был ключ к пониманию того, что случилось, или только случится ещё. Но было главное, он не сумасшедший и вот уже два камушка лежали перед ним, заставляя поверить в то, во что поверить было нельзя. Прохор часами сидел над ними в палатке, пытаясь расшифровать символы. Перестал даже есть и, если бы Оля не кормила его, наверное, он впал бы в состояние крайнего истощения. Он чувствовал, что находится на пороге великого открытия. Но именно в этот момент всё пошло наперекосяк.

…

Он помнил тот день, как в тумане. Утро было тихим, студенты готовились к новому дню раскопок. Внезапно из леса вышли люди в камуфляже. Их лица были скрыты масками, но глаза горели холодной жестокостью. Они не стали ничего объяснять. Просто начали стрелять. Прохор едва успел спрятаться за палаткой, в небольшом углублении от раскопок, но его студенты не были так удачливы. Он слышал их крики, выстрелы, смех бандитов. Они пока ещё не убивали, просто куражились.

Их было семеро, накачанные, он видел таких по телевизору про украинских радикалов. Все в боевой форме, с автоматами. Прохору стало жутко. Он выглянул из укрытия и увидел, как связывают его студентов, а какой-то амбал с сальными глазами тащит за косу ревущую в голос Оленьку.

«Что делать? Кинуться на них или бежать за подмогой?» – мысли метались, – «Лучше за подмогой, это же не страх, так меня просто убьют, а если за подмогой, то есть шанс… или это и есть страх?»

–Хенде хох москаль! Чого ти тут сховався? – раздались из-за спины и сердце ухнуло вниз. Его схватили, связали и бросили ко всем. Не найдя в лагере ничего ценного, цепочкой погнали через лес и отойдя несколько километров спустились в овраг к старому блиндажу. Их посадили на землю.

– Не бойтесь ребята, тут же пограничники и войска, нас найдут и освободят, главное дождаться… – шептал он перепуганным студентам.

– Ти чого це тут розбалакався кацап, а ну мовчати свиня москальська! – охранник как по футбольному мячу ударил ногой по голове.

Потеряв сознание, он не увидел остального ужаса, ибо точно кинулся бы на этих тварей и тогда бы его убили. И это было бы лучше, чем жить, зная обо всем, что случилось. А было что-то запредельное, ужасное. Уже потом в сарае Витя, не сдерживая слез, рассказывал все случившиеся. И ему было мучительно стыдно за то, что он валялся в отключке, когда надо было зубами грызть этих тварей, что по недоразумению называются людьми. Это был ад. Не тот библейский, а этот – самый настоящий, которой создать могут только чудовища в человеческом обличии, потому что никто другой на это не способен.

Вначале вышел старший бандит и встав перед перепуганными студентами стал показывать пальцем и считать. Голос бандита звучал почти по-детски, но в его глазах не было ничего, кроме холодной жестокости:

Раз, два, три, чотири, п'ять,

Вийшов зайчик погулять.

Палец передвигался между сидевшими ребятами и жуткий ужас переходил от одного к другому. Когда-то давно, ещё в школе, Витя прочитал про ребят в Краснодоне, это тут рядом, на Донбассе, которые боролись с фашистами. Они были такими же как они и даже младше! Они боролись и погибли. Вот и он тоже, как они, будет всегда бороться с фашизмом, в любом его проявлении, чтобы никто никогда не испытывал больше ЭТОТ ужас… если он останется жив…

Раптом мисливець прибігає,

Прямо в зайчика стріляє.

Піф-паф! Ой-ой-ой!

Помер зайчик мій рідний!

И когда палец ткнулся в Олю на последнем слове, здоровый подручный схватил её и потащил в блиндаж, откуда сразу же раздались крики и плачь. Они вначале спрашивали её про всех, а потом долго насиловали девочку, понимая, что она из простой семьи и выкупа за неё не будет. Все что она могла сказать, это что Лиза из богатой семьи, про Витю она ничего не знала, а остальные такие же не богатые ребята, как и она. Потом утолив свою похоть, стали тешить черные сердца мучая её до смерти.

А главарь приказал тащить Колю и Сашу, которых тоже подвергли допросу и после пыток сверив показания жестоко казнили. Витя, конечно, не мог видеть всего, но слышал и крики, и разговоры и от этого становилось только страшнее. Когда привели Лизу, то от раздававшихся из проклятой землянки жутких криков она уже была не в себе, а от увиденного она упала в обморок и её долго приводили в себя.

Из разговора в землянке Витя слышал, как Лизу спрашивали и про него, но она заторможенно отвечала только да или нет, часто невпопад, по сути, потеряла рассудок, но бандеровцы подумали, что Витя тоже сын богатого родителя. Девушка невольно спасла ему жизнь. Потом Лизу, вновь потерявшую сознание, и Прохора облили водой, чтобы привести в чувство и пинками связанных погнали дальше, заставив студента нести опять потерявшую чувства девушку, а учителя различные вещи. Их больше не били, видимо просто устав, так подгоняли, больше просто унижая, чем ускоряя движение.

Прохора вырвало, голова кружилась, болела, видимо удар был достаточно сильным, и он получил серьёзное сотрясение. Но приходилось идти, иначе смерть. Он уже и так понял, что его взяли просто как раба, тащить груз и жить ему осталось всего ничего.

Он помнил, как один из бандитов, высокий и со шрамом на щеке, смотрел на него с презрением.

– Ты что, профессор, думал, что тут можно копать, как у себя в саду? – усмехнулся он.

– Это теперь наша земля. И мы решаем, кто тут будет жить, а кто умирать, и как… – зловеще прошипел он, поравнявшись с ним.

Их привезли в разрушенный дом, обнесённый колючей проволокой. Там уже были другие заложники, женщина с детьми и какой-то мужчина в когда-то хорошем, но теперь очень грязном костюме. Их втолкнули в эту развалину, больше напоминающую сарай, где царили темнота и сырость. Прохор помог устроить Лизу рядом с женщиной на старой соломе, а сам отошёл к стене и опустился на холодный пол, ноги уже не держали. Витя после своего рассказа, о том, что учитель пропустил в отключке, вернулся к Лизе. А мысли Прохора снова уносили его в прошлое, к тем древним людям, которые жили здесь тысячи лет назад. Он думал о том, как они боролись за выживание, как они верили в свои богов, как они оставляли следы своего существования для будущих поколений. Это, видимо, была просто защитная реакция, чтобы не сойти сума, от всех этих событий.