103 истории. Часть первая

– То есть в больницу не надо?

– У вас нет как такового обезвоживания. Если бы оно было, в первую очередь это сказалось бы на давлении, пульсе, кожных покровах. Голос бы осип. Слабость была бы такая, что говорить не могли бы. Еще в таком состоянии моча плохо фильтруется. Вы мочитесь как обычно?

– Да, нормально.

– Вот. Значит, обезвоживания пока нет. Болеете вы всего первые сутки. В общем, нужно лечение. Амбулаторное, конечно. Врач из поликлиники вам поможет.

– Да где там… Когда они помогали?

– Слушайте, все зависит от человека. Есть очень внимательные терапевты, хотя и не в большом количестве.

– Девочки, а можно мне капельницу, пожалуйста? Я все, что пью, сразу обратно вырываю. Очень прошу вас, мои хорошие.

Я вздохнула и посмотрела на Надюху. Моя любимая улыбка выражала полную готовность делать все, что бы ни взбрело в креативно развитую голову ответственной по бригаде. Больная, хоть и не была обезвожена, страдала от интоксикации. Согласно нашим алгоритмам, это не было как таковым показанием к инфузионной терапии. Но человеку было действительно плохо, со мной была прекрасная медсестра, и, – я посмотрела на часы, – время позволяло поставить капельницу.

– А, давай, – я махнула шашкой, а довольная Надя уже доставала катетер и систему. Она любила работать руками, и в моем сердце это отзывалось на сто процентов. Пока капала баночка физраствора на 250 миллилитров, которая была у нас в ящике, напарница не поленилась спуститься в машину за раствором Рингера. Нормальный цвет возвращался на лицо больной все стремительнее с каждой новой каплей. Мы с Надюхой радостно переглядывались.

– Как сейчас самочувствие? – спросила я, когда золотые ручки извлекли катетер.

– Намного лучше, девочки. Даже не ожидала, что настолько поможет.

– Чудненько. Теперь, пожалуйста, дополните этот эффект регидроном. Знаете, порошочек такой на литр воды разводится. По глотку пейте, можно запивать водой, также по чуть-чуть. Уголь активированный, энтеросгель, полисорб или что-то в этом духе дома есть?

– Да, уголь. Я приняла уже.

– Замечательно. Наверное, знаете, что эти черные таблеточки надо раздавить?

– Знаю, но никогда не понимала, для чего.

– Уголь адсорбирует на своей поверхности газы, токсины и даже яды. Поэтому нам нужна большая площадь препарата в желудке и кишечнике. Это позволит нейтрализовать максимальное количество гадости.

– Теперь поняла, спасибо.

– Есть еще такой препарат – энтерофурил. Он является кишечным антисептиком и очень хорошо помогает, особенно в первые дни заболевания. Но все же обратитесь, пожалуйста, в поликлинику. Все, что мы вам сказали, – это лишь житейские советы, – я рассмеялась, – а участковый сделает назначения.

– Очень полезные советы у вас, девочки. И сердца добрые. Я после вас как родилась заново.

– Это приятно слышать. На самом деле, мы именно для этого и работаем, чтобы… – Телефонный звонок не дал договорить.

– Юлька, ты что, решила там до смерти залечить? Сорок пять минут на вызове, – звонила диспетчер.

– Еще пять минут, не больше, правда-правда, честно-честно, – мне были неприятны эти звонки, но я понимала, что коллега по ту сторону невидимого провода так же, как и я, просто делает свою работу. Легкий юмор – лучшее лекарство от раздражения.

– Мы побежали, а вы выздоравливайте. Договорились?

– И говорить не о чем. После такого лечения любой выздоровеет.

Женщина поставила в карте вызова две подписи и проводила бригаду благодарным взглядом.

Спасыбо, сэстра!

Одно время на нашей подстанции существовала ночная бригада с неудобным графиком 22/10. Летняя ночь быстро сменилась свежим утром, немного облегчая наше состояние.

– Тридцать семь лет, кровотечение из половых путей. – Коля открыл окошко, разделяющее кабину и салон старого мерседеса. Тогда я еще не знала, что ровно через четыре месяца в это самое окно я буду отчетливо видеть несущийся на нас со встречки белый порш.

– Как самочувствие, полусуточное существо? – спросил коллега, набирая код домофона. На подстанции ни для кого не секрет, что годы военной службы сделали меня жаворонком и ночная работа, мягко говоря, не приносит птице удовольствие. Большинство смен в моем графике с легкой руки старшего фельдшера полусуточно-дневные.

– Неплохо, Коль, ведь уже утро. Это я ночью ничего не соображаю, ты же знаешь.

На восьмом этаже, вероятно, у съемной квартиры, в дверях толпились испуганные таджички.

– Надо дэвушке помочь, пожалуйста, в больницу надо. – Ой, как скорая не любит, когда так говорят. Или: «У меня аппендицит/инфаркт/инсульт». Или: «Я умираю». Такие заявления со стороны больных, а зачастую и вовсе не имеющих отношения к делу людей, будто не оставляют нам вариантов для клинического мышления и принятия решений. Словно нас вызывают как такси. Мы с Колей недовольно переглянулись.

– Не волнуйтесь, сейчас посмотрим и решим, – смиренно выдохнула я, глядя на, похоже, единственную русскоговорящую из женщин. В комнате на полу в приличной по размеру липкой луже крови среди нескольких пропитанных простыней сидела еще одна гостья из Средней Азии.

– Не обманули, – буркнул под нос Николай.

– И правда, в больницу надо. Кровь теряет, – не поворачиваясь к вызывающей, громко сказала я. – Как все было, рассказывайте. – Быстрым движением я надела на руку больной манжету для измерения давления. – 105/60.

– Сносно, – обрадовался Коля, надевая на палец страдалице пульсоксиметр. Сатурация представлялась радостным числом 99. Пульс выдавал значение 100. Женщина не была бледной, но явно волновалась, стыдливо елозя в яркой, пахнущей железом жидкости.

– Так что, собственно, случилось? Давайте с самого начала и побыстрее, пожалуйста, – переспросила я, доставая зеленый кубитальный катетер. Состояние больной было вполне компенсированным, но кровить продолжало и стоило подстраховаться. По сути, здесь можно было ставить сразу два картера в разные вены. Не обязательно. Вечно спокойный внутренний навигатор неспешно выдавал сигнал.

– Она вчэра замуж вышла.

– Поздравляю! – улыбнулась я. – Видать, хорошо отметили.

– У нее это был пэрвый раз, пэрвый муж, понимаэте?

– Вы хотите сказать, что это он ее так отделал? – Я ужаснулись, а обе женщины кивнули.

– Во дела. Ну да ладно. Собирайте ее. Быстренько поменяйте белье, и нужна чистая прокладка с максимальной вместимостью. Хорошо? – Гражданки Таджикистана засуетились. Я ввела в катетер транексамовую кислоту[53]. Это был именно тот случай, когда нужно делать 1000 миллиграмм, согласно алгоритмам. Обычно по факту мы вводим 500 и даже 250, поскольку многие плохо переносят этот препарат, обладающий, кстати, достойной эффективностью.

– Первый день последних месячных? – Пока ответственный по бригаде собирал анамнез, я решила максимально быстро влить в красавицу баночку физраствора. Следующая полагалась ей в машине. Сумка была собрана одновременно с необходимой информацией и последней каплей «воды», ушедшей в сосудистое русло.

Отдел медэвакуации любезно предоставил нам место в 68-ой больнице. Когда я служила и подрабатывала на 6-ой подстанции, этот стационар называли «русское поле экспериментов». Впрочем, смею предположить, что для нашей невесты это было гораздо лучше, чем самая престижная клиника ее родного государства.

Группа поддержки в хиджабах, гогоча, сопроводила суженую к машине. Единственную русскоговорящую мы взяли с собой. До сих пор больная общалась с нами только с помощью неказистого перевода или кивала, думаю, не всегда понимая наши вопросы.

– Вот придурок… – не удержалась я от комментариев, уложив женщину на носилки и наладив инфузию следующей банки физы[54].

– Нэт. Нэ придурок, – грустно улыбнулась невеста, глядя на меня. – Долбооб! Спасыбо тэбэ, сэстра.

Доехали с ветерком. Передали стабильную. Долго смеялись с Колей, когда я рассказала, как отчаянно таджичка ругалась русским матом.

Цистит у акушерки

– А вы на какой этаж? – женщина глубоко средних лет прищурилась, прошмыгнув за нами в подъезд.

– Военная тайна, – улыбнулась я и позвонила в квартиру. Вызывали на первый.

Дверь открыл пожилой мужчина с ходунками.

– Здравствуйте, проходите. Жене́ нездоровится.

– Добрый вечер, сейчас посмотрим. – По коридору мы зашли в довольно светлую комнату. На диване сидела крупная улыбчивая женщина. Дисплей внешнего (служебного) навигатора в графе возраст показывал: «76 лет». Выглядела же она значительно моложе.

– Девчонки, живот беспокоит. Целый день терплю. А тут еще и температура поднялась. Вы уж простите, что вызвала.

– Покажите, пожалуйста, одним пальцем в каком месте болит.

– Да вот внизу везде, – указательный маятниковым движением рисовал полукруг значительно ниже пупка, над лоном.

– Ага… А как мочитесь? Заметили что-то необычное?

– Бегаю без конца. Но не всегда с результатом. И запах какой-то неприятный появился. Прошу прощения за такую подробность, я сама медработник.

– О, коллега, тогда вы наверняка понимаете, что нам бы не помешало мочу посмотреть. Есть у вас баночка?

– Попробую сейчас. – Крепкие ноги, немного колесом, выдвинулись «на дело».

– Ну вот, смотрите, сколько смогла, – Маргарита Александровна, так звали женщину, согласно данным вызова, презентовала нам свою темную мутную жидкость.

– Похоже на цистит. Могли где-то застудиться?

– Да… Часто сплю с открытым окном, а недавно еще сидела долго на лавочке с соседкой. Сейчас такая обманчивая погода.

– Точно, – я обрадовалась. Люблю, когда все понятно.

– А поясница не болит? – Пока больная отрицательно кивала, Нина проверила симптом Пастернацкого[55] и посмотрела живот.

– У вас, вроде, сахарный диабет, если верить электронной карте?

– Да, второго типа. Принимаю метформин. И еще амлодипин от давления. Больше ничего хронического пока не нашли. О-о-ой, что-то живот прямо режет.

Привычным движением я открыла на телефоне подсказку с алгоритмами. При наличие у больного сахарного диабета необходимо предлагать госпитализацию.

– Нинок, давай тогда спазмалин[56] внутривенно уколим. – Коллега уже достала шприц «двадцатку». – У вас же нет аллергии на лекарства? – я посмотрела на женщину и вновь поразилась: она была крепкой и в то же время неимоверно женственной. «Женственность – это жертвенность. И ничего больше», – сказал кто-то из святых. А я бы добавила: «Радостная». Не с постным выражением лица или истерикой. А тихая, осознанная и абсолютно добровольная. Радостная жертвенность. Если бы я была художником и меня попросили бы написать картины самых женственных в четырех поколениях, я без сомнения взяла бы Маргариту Александровну моделью.

– Не было, вроде, – ответ призывал вернуться в физический мир. – Скажите, а без больницы можно обойтись?

– Смотрите, больным с сахарным диабетом мы обязаны предлагать поехать с нами. Но если вы будете исправно принимать лекарства, пить больше жидкости и соблюдать личную гигиену, можно лечиться дома.

– А что принимать, фурагин?

– Вы знаете, я уважаю именно этот препарат. Но последнее время урологи монурал в основном назначают.

– У меня, кажется, есть и то и другое. – Нина уже сделала инъекцию и погрузила иглу-бабочку в контейнер с дезраствором. Больная потянулась на полку за коробкой с лекарствами. – Спасибо огромное за укол, значительно легче стало.

– Замечательно. Слава Богу! – Я знала, что облегчение ее состояния не только наша заслуга, и благодарила. – Вы только, пожалуйста, все же с урологом проконсультируйтесь.

– Записана на завтра.

– Вы просто молодец. Кстати, вы медработник какого профиля?

– Акушерка. Тридцать лет в роддоме в Ставрополе проработала.

– Оно и видно. Руки у вас точно акушерские, – я не лукавила.

– Да… Жалко, что сейчас здоровья нет работать. Знаете, девочки, я вам так завидую. У вас необыкновенная работа.

– Эх-х-х, – я опустила глаза. – Согласна. Трудная, сложная, грязная порой, но, действительно, необыкновенная. Знаете, вы первый человек, который сказал, что завидует нам. – Втроем мы от души рассмеялись.

– На самом деле, мне поговорить с вами важнее всего было. Поэтому решилась вызвать. – Старая акушерка смущенно опустила в пол глаза.

Пока мы ехали на вызов, через навигатор я зашла в ЕМИАС Маргариты Александровны. В ее электронной карте не значилось ни одного вызова скорой. То есть «постоянной клиенткой» она не была. Похоже, человеку и правда был важен наш визит.

– Не переживайте, пожалуйста. Поговорить и успокоить – это огромная составляющая нашей работы, если не самая главная. Так что, все хорошо. С вами приятно познакомиться. Будьте здоровы. – Я успела схватиться за медицинскую укладку раньше, чем Нина, – и она недовольно закатила глаза. Война за ящик – это та прекрасная борьба, которая говорит о том, что у каждого члена бригады есть совесть. Голос Бога, который призывает «взять на себя», облегчив ношу ближнего. По негласному правилу скоропомощников, второй номер несет сумку на вызов (вместо груза ответственности, которым переполнен первый). В машину после вызова – наоборот. И все же приятно повоевать за ящик. Когда второй номер не хочет с ним расставаться, это значит, что он поддерживает первого и хочет облегчить его работу.

– Девочки, конфетки возьмите, – больная догнала нас на пороге.

– Спасибо. А вы, пожалуйста, всегда так улыбайтесь, вам идет.

Большой театр

– «Садовод», линия 8, павильон А-35.

– Что там?

– Боли в пояснице.

– Повезешь? – водитель спрашивал не из праздного любопытства. Часы показывали 20:00 – два часа до смены, он хотел закончить вовремя и не ехать в больницу.

– Судя по предоставленным данным, не должна. Боли в пояснице, если не у беременной, – это чаще всего дорсалгия или почечная колика. Состояния, которые мы лечим на месте. Но ты же знаешь, что я никогда не загадываю.

– Понял, едем.

Занавес дня медленно закрывался, но июльский зной не отступал. Я уже привыкла к работе в «одно лицо», и на душе было спокойно. «Садовод» – огромный рыночный комплекс, где искать больного можно бесконечно. В таких ситуациях всегда следует прозвонить вызывающему, чтобы уточнить местонахождение и попросить встретить. Мерседес заехал на территорию и остановился. Администрация не пускает автомобили в линию. Связано это с тем, что в муравейнике рынка узко и часто затруднен даже человекопоток. Плечистый охранник перехватил у меня ящик:

– Вы одна?

– Как видите. Поэтому от помощи не откажусь. Только у меня вопрос. Молодой человек с болью в пояснице к машинке сам не сможет подойти?

– Нет, что вы… ему плохо, он лежит без движения. – Я закатила глаза, тайно догадываясь, что это не совсем так, но сунула руку в салон за кардиографом. Секьюрити засеменил вглубь муравейника. Последний, как и мы, заканчивал свою работу и уже избавился от посетителей. Торговцы закрывали лавки и паковали тюки.

– Вот, пожалуйста, – плечистый поставил ящик и указал пальцем вниз. В одной из торговых ячеек, на картонке, постанывал молодой мужчина азиатской внешности.

– Добрый вечер, вы по-русски понимаете? – я присела на корточки перед импровизированной постелью.

– Он – нэт, но я пэрэвэду. – Я подняла глаза. Картонный островок был окружен. Раз, два, три… двенадцать мужчин взяли нас с болезным в кольцо. Славянскую внешность из них имел лишь уже известный мне охранник. На заднем плане прочие бизнесмены вошкались с клетчатыми сумками. Безопасно ли здесь? Сложный вопрос, но назад дороги нет. Как минимум двенадцать пар глаз пристально изучали меня, ожидая экшена.

– Уважаемые, расступитесь, пожалуйста. Мне надо больного посмотреть, – я старалась быть твердой, но доброй. Пожалуй, это наиболее прикладная позиция для работы на скорой. Реакция не заставила себя ждать. – Расскажите, пожалуйста, что случилось, – я посмотрела на «пэрэводчика».

– Он сумки тижолый таскал, и вдрук спина заболэл. Заклинил иво.

– Что ж, неудивительно, – я вздохнула. Диагноз был готов, но народ ждал зрелищ. – Меня хорошо видите и слышите? – Перевод не заставил себя ждать, и больной закивал. – Как твое имя?

– Иса.

– Замечательно, как Иисус, – я и не думала о том, чтобы стесняться произнести это имя в явно исламской компании. – Документы есть? – Кто-то из мужчин протянул мне азербайджанский паспорт.

– Покажите, где болит? – После очередного перевода Иса указал на поясницу слева.

– В груди болей не было? Травм, операций, аллергии на лекарства? Хронические заболевания? Постоянный прием препаратов? До нас что-нибудь принимали?

– Ничиво нэ было.

– Отлично. Внимание, самый важный вопрос. – Портер затаил дыхание. – Писаете как обычно?

– Та, – после перевода ответил больной. Я добралась до поясницы и с двух сторон надавила на первые попавшиеся триггерные точки. Товарищ застонал.

– Боль прокалывающая? – Вертикальный кивок. – Чудесно. Сейчас будем укольчик делать. – Я потянулась к ящику, а мужчины расступились, не отводя от меня черных прицелов.

– Господа, будьте так любезны, не смотрите, пожалуйста, под руку. Чувствую себя как на сцене Большого театра, ей Богу. – Процентов тридцать отсеялось. Перчатки давно на мне. Шприц, кеторол, салфетка. Укол можно было и в мышцу сделать, но тогда исцеление было бы не столь чудесным.

– Поработайте кулаком, – я затянула жгут. Обработка, фиксация, прокол. Поршень на себя. Поехали. «Господи, я верю что его боль сейчас утихнет, как минимум потому, что мне необходимо уйти отсюда невредимой. Нет, я не боюсь. Знаю, что Ты со мной. И я даже не буду спешить. Постараюсь чувствовать себя комфортно в любых условиях». Салфетка, шприц вниз, пластырь.

– Как боль? Отпускает?

– Да, спасыбо.

– Ну и славненько. Вот правильно – присаживайтесь, нечего лежать, тем более на асфальте. По возможности загляните к неврологу, может, МРТ назначит. И в идеале прежде чем такие сумки таскать, надо разминаться, – я посмотрела на черноглазую бородатую толпу. – Все, товарищи. Позвольте, пожалуйста, убыть на следующий вызов.

– Нэ позволим, – улыбнулась одна из бород, – пока благодарность нэ возьмоти, – другая потянулась волосатой рукой в карман и достала зеленую банкноту российского происхождения. Кажется, спектакль удался, лишь бы «на бис» не попросили.

– Если честно, я бы и бесплатно оказала всю ту же самую помощь. И все же спасибо за благодарность, – осталось только поклониться зрителям. Я посмотрела на плечистого секьюрити и жестом указала на мой рыжий скарб. Толпа начала расступаться, и мы покинули зал.

Я села в кабину и улыбнулась.

– Не повезем, я правильно понял?

– Абсолютно.

– А я думаю, что ты такая веселая?

– Просто только что дебютировала на сцене Большого. Понимаешь, о чем я?

– О том, что красивая медичка приехала одна на вызов, чем вызвала фурор у азеров?

– Типа того, – мы дружно рассмеялись. Мерс начал движение и выехал на МКАД. Солнце садилось, подчеркивая темнеющую вуаль проводов на красно-белой трубе МНПЗ.

Почкина колика[57]

– Слушайте, он уже почти час мечется, как в жопу ужаленный, и в туалет сходить не может.

– Так, – я понимала, что это еще не все жалобы. Интонационно дала понять, что слушаю очень внимательно, и посмотрела на мужчину, то держащегося за поясницу слева, то с шипящим стоном сгибающегося пополам.

– Поясница болит очень и в пах отдает, во рту сушит. Бегаю без конца, а ничего не выходит.

– Что с ним, доктор? – В эту смену я снова работала одна. Соответственно, смотрела, лечила и принимала решения также в одиночестве. Постучала по пояснице. Слева положительно. Посмотрела живот. Мягкий и безболезненный. При левосторонней почечной колике всегда необходима дифференциальная диагностика с дивертикулитом – опасным состоянием со стертой симптоматикой, когда у больного, страдающего дивертикулезом[58], кишечные шоперы воспаляются, втягивая в процесс брюшину. Как следствие, наступает перитонит. Расслаивающаяся аневризма аорты[59] так же много раз маскировалась под почкину колику. При осмотре больного с подозрением на эту патологию не стоит лениться и терять бдительность.

– А раньше было такое состояние?

– Да, где-то с полгода назад, после дня рождения. Мы тогда хорошо погуляли.

– К урологу тогда не ходили?

– Нет. Я скорую вызывал, мне укол сделали, сказали идти к врачу, анализы сдавать, но я в отпуск уехал, а потом забыл. Ведь не болело же. Фс-с-с… сделайте мне укол, пожалуйста. Я обещаю, что завтра точно пойду в поликлинику.

– Хорошо, конечно, – я улыбнулась. «Забавный малый». – Аллергии на лекарства нет?

– Не-е-ет. – Ему действительно было больно. Мужчина не находил себе места. Один из симптомов движения камня по мочеточнику – беспокойство, тщетные попытки найти положение тела, в котором не болит. В такой ситуации возможный вариант – грелка (пластиковая бутылка с горячей водой) на поясницу. Давление 130/80. Можно приступать к лечению. От «лишних» манипуляций я не чувствовала усталости. Ощущение уверенности в диагнозе – гораздо приятнее, чем сэкономленные несколько минут. Спазмалин заструился по вене, а я не отказала себе в удовольствии поболтать.

– Смотрите, сейчас жарко. Организм так или иначе испытывает небольшое обезвоживание. Скорее всего, это и стало пусковым механизмом для выращенного за полгода камешка. Вы, наверное, знаете, что конкременты бывают разного состава. Это зависит от того, чем вы питаетесь. Знаете, есть хорошая поговорка: «Человек есть то, что он ест». Из того, чем вы питаетесь, вы строите клетки организма. Серьезный повод задуматься, не правда ли? – я улыбнулась, а мужчина, нахмурившись, кивнул. – Чаще всего встречаются ураты, фосфаты и оксалаты. Для того чтобы определить состав камней, нужно сдать анализ мочи. В соответствии с этим врач назначит диету.

– А УЗИ?

– Пожалуйста, это нужно, скорее, для определения размера и количества камней.

– Слушайте, ну неужели от них можно избавиться диетой?

– Конечно. Только диетой. Потому что, даже если вы раздробите тем же самым ультразвуком или хирургически удалите все ваши сокровища, при неправильном питании они снова наполнят шкатулку. Можно будет ювелирку открывать.

– Как вы креативно мыслите, – группа поддержки больного, вероятно, жена, явно заинтересовалась урологией.

– Знаете, я вообще считаю, что у нас в современной медицине огромный пробел с санпросветработой. Я далеко не фанат советской эпохи, но там вся система здравоохранения была направлена на профилактику. Я бы еще несла в широкие массы простейшие знания по первой помощи. Например, если бы можно было рассказать молодым мамочкам, как быстро и безопасно снижать детям температуру, знаете, насколько легче нам было бы в зимний период? Ладно, не будем о грустном. Как дела? Боль отступает? – я посмотрела на больного.

– Да, потише становится. Но еще есть немного.

– Можно уколоть еще трамал в мышцу или грелку приложить.

– А вы как думаете, что лучше?

– Я вообще стараюсь к препаратам прибегать в случае реальной необходимости.

– Согласен. О, сейчас уже вообще отпустило.

– Ну и чудненько. Богу слава. Все запомнили?

– Человек есть то, что он ест.

– Ай, молодец! – я искренне обрадовалась: из всей моей лекции мужчина вынес самое главное. – Кстати, это не только еды касается, согласны?

– Конечно. Человек есть то, что он читает, смотрит, с кем общается.

– Да, здесь можно долго дискутировать, но мне, к сожалению, пора.

– Спасибо вам огромное!

– И вам спасибо за теплый прием. Будьте здоровы, пожалуйста.

Люблю вызовы, где есть обоюдное понимание.

ГБ (без криза)[60]

– Проходите, – молодая женщина не подняла на нас глаз, но указала жестом путь. В левой комнате марьинской квартиры-распашонки на кровати лежала немолодая вызывающая. Не сказать, что ее круглое лицо было красным. Но оно горело, и это я ощущала на расстоянии.

– Добрый вечер. Рассказывайте. – В поводе к вызову значилось: «подъем АД[61]».

– Да вот, – женщина всхлипнула, – с дочерью разругалась.

– И давление поднялось?..

– Да, 190/100. Такого никогда не было. Максимум 180. – Пока женщина освобождала грудную клетку от одежды для регистрации ЭКГ, Вика перемерила артериальное нашим аппаратом. Цифра в цифру она подтвердила показатель, который прежде озвучила больная.

Больная не была полной, но я улавливала сильное напряжение внутри ее тела. Оно транслировалось, словно по Wi-Fi, сотрясая невидимыми волнами воздух. Мой внутренний навигатор[62] изменился за эти годы, проходя разные стадии обновления. Многие процессы в нем автоматизировались, и мне это не нравилось. Например, если раньше в разговоре с человеком я старалась замедляться и считывать каждое его слово, а потом позволить Богу говорить через меня, успешно контролируя личные эмоции, то сейчас общение стало проходить менее вдумчиво и «отсебятина» имела место быть. Теперь я понимаю, что «автоматизм» великолепно смиряет и не дает превозноситься, напоминая, что я совершенно обычный человек. Самовлюбленный и несдержанный. Еще предполагаю, что Создатель хотел заменить осознанность простых духовных процессов более полезными. Одним из прикладных апгрейдов стало умение «читать среду». По прибытии на вызов – незаменимая опция. В пространстве этой комнаты я ощущала напряженное сопротивление.