103 истории. Часть первая

Юлия Важенина

103 истории. Часть первая

Не бесполезно

– Донецкая, 90, корпус 5. Восемьдесят пять лет, без сознания, на квартире. – Егор сообщил о прилетевшем на навигатор вызове[1]. Присвистнув, водитель развернул мерседес на сто восемьдесят, и машина завизжала светомузыкой.

– На квартире. Попахивает реанимацией, – рассуждала я, подавая коллеге перчатки.

– Или констатацией… – напарник был менее оптимистичен, но улыбался, имея за плечами большой опыт и понимание лишенных прекрас реалий нашей работы.

– Как Бог даст. Разберемся, – жужжала я в привычной тональности, подавая Егору дефибриллятор и кислород, когда машина подъехала к подъезду.

– Что-то нет у меня настроения никого реанимировать, – вздохнул обвешанный оборудованием сотоварищ, протискиваясь в лифт. Я понимала его чувства. Сегодня Егор работал первым номером[2]. Когда ты за все отвечаешь головой, желание рисковать, балансируя между понятиями «помоги» и «не навреди»[3], резко снижается.

– Да ладно тебе, – я подмигнула, подбадривая соратника. – Делай, что должен, и будь, что будет. – В первый раз услышала эту мысль от своего наставника-спасателя, когда работала волонтером в Хибинах[4]. Тогда я еще не думала, что этот рыцарский принцип – по сути, негласная христианская заповедь.

Поднялись на этаж. Двери настежь открыты. Явно, нас здесь ждут по экстренной причине.

– Здравствуйте. Как вы быстро. – Встревоженное лицо мужчины средних лет в очках. – Он сегодня целый день какой-то ослабленный был. А потом смотрю – перестал дышать.

Быстрым шагом мы проникли вглубь квартиры. На кровати лежал мужчина без сознания. Непреложным шестым чувством (на скорой его часто называют «чуйка» или «жопометр», хотя я верю, что это нечто большее) мы с коллегой единогласно распознали, что в теле еще теплится душа. Я подошла к мужчине и слегка запрокинула голову, открывая дыхательные пути[5]. Экскурсия грудной клетки, звук дыхания и ощущение потока выдоха не определялись[6]. Егор в это время включил кардиограф и накинул на конечности основные электроды[7]. Монитор протянул прямые линии.

– Давно не дышит?

– Примерно минут десять, максимум пятнадцать, – вызвавший бригаду мужчина всем своим видом выражал надежду.

– Чем-то болел? Может, онкология?

– Да нет… Инсульт у него был два года назад. Вроде, восстановился, но последние дни мало общался, больше лежал.

Коллега вздохнул и недоуменно посмотрел на меня. Он знал, что прошло довольно много времени и, если и удастся завести сердце, мозг, скорее всего, уже претерпел необратимые изменения. Мужчина тоже смотрел на меня через толстые стекла очков, будто чувствуя поднимающийся изнутри сердца импульс хоть как-то помочь.

– Давай на пол[8], – это было не предложение, но и не команда. И совершенно не моя инициатива. Бог натянул невидимые струны, связующие мое существо, и сыграл этот аккорд.

Напарник нажал на навигаторе кнопку «Реанимация» для вызова «на себя»[9] хоть какой-то бригады. Взявшись за углы простыни, мы втроем стащили не худенького дедушку с постели. Июльское солнце нещадно нагрело пыльную комнату с восточной стороны и сбежало по другому борту девятиэтажки. Я скинула форменную жилетку, пальцами нашла среднюю точку между верхним краем грудины и мечевидным отростком больного и начала качать.

– Раз, два, три… десять. Раз, два, три… двадцать, – через три десятка качков Егор наложил под мои руки плоские электроды-наклейки автоматического дефибриллятора.

– Идет анализ ритма, не касайтесь пациента. – Мы подняли руки и отпрянули назад, следуя командам столь не любимого мной искусственного интеллекта. – Дефибрилляция не показана, продолжайте КПР[10].

– Не женское это дело, – буркнул напарник и аккуратным движением отодвинул меня от страдальца. Снова он был абсолютно прав. Обычно, если на бригаде двое, компрессии проводит именно лидер. Второй же номер обеспечивает остальные многочисленные мероприятия. Потом коллеги меняются. Я открыла реанимационный набор, вскрыла ларингеальную трубку, установила ее в дыхательные пути больного[11] и зафиксировала. Интубировать[12] я тогда не умела.

– Раз, два, три… тридцать, – Егор проделал цикл из тридцати компрессий. К этому моменту мною был собран ручной аппарат ИВЛ: фильтр, Амбушка[13], простейшая магистраль, кислородный баллон, резервуарный мешок. Подсоединила фильтр к ларингиалке[14]. Зашипел кислый[15]. Еще несколько циклов.

– Идет анализ ритма, не касайтесь пациента. – «Господи, что скажешь?» – молилась я, ощущая внутри ответ. Сюда он не вернется. – Дефибрилляция не показана, продолжайте КПР.

Я сменила Егора. Наскоро он поставил катетер в не спавшуюся, а уже расслабленную, лишенную тонуса вену и подсоединил шприцевой насос-перфузор с адреналином. Через каждые пять циклов мы менялись. Раз в три минуты «Шмель»[16] испускал адреналин, а самый сильный (после фтора) газ-окислитель непрерывно шипел.

«Господи, ну может, все же?» – я продолжала молиться, все ярче ощущая отрицательный ответ. Не волнуйся за него. Он в Моих руках. Но не останавливайся. Представь себя на месте его сына.

Похоже, Божий план состоял в том, чтобы дать понять родственникам, что было сделано все возможное. Один из вариантов реанимации по социальным показаниям. На мгновенье представила своего отца, лежащим между небом и землей, и бригаду, разводящую руками, даже не пытавшуюся качать. Брр… Я поежилась.

– Раз, два, три… двадцать. Раз, два, три… тридцать. – В по-прежнему открытые двери влетела врачебная бригада нашей подстанции.

– Здрасте, дядь Саш, – улыбнулась я, продолжая НМС. – Опытный доктор улыбнулся в ответ и начал шептаться с Егором. Медсестра, работающая с Николаичем, приняла у меня смену и начала компрессии со свежими силами. Отрывая руки от грудины деда и разделяя ответственность, я почувствовала, что была мокрая как мышь. Позже я вспоминала этот день как самый жаркий в моем первом году работы на 84-ой подстанции.

Бригада приняла у нас больного. По прошествии тридцати минут от начала реанимационных мероприятий сердце не завелось. Александр Николаевич достал розовый бланк и констатировал биологическую смерть.

– Спасибо… Спасибо большое, что не оставили нас в беде, – сын умершего был спокоен. Будто слышал мой диалог с Богом и все понимал. Я опустила глаза и обняла его. Знала, что слова сейчас бессмысленны. Дверь соседней комнаты открылась, и в ее проеме показалась пожилая женщина. Жена. Она посмотрела на меня неожиданно светлым взглядом, и стало неимоверно тепло. Мы не сказали друг другу ни слова, но были так близки, будто наши духовные, божественные составляющие взялись за руки.

Повесив через плечи наискосок дефибриллятор и кардиограф, я вышла. Егор немного помялся на пороге и последовал за мной, задевая толстой оранжевой сумкой реамнабора косяк.

– Спасибо, Юль.

– И ты будь здоров, бро. А за что, собственно?

– Я сомневался. Хотел его законстатировать[17] сразу. Но мы правильно все сделали. Да и потренировались, что немало важно.

– Согласна. Только вот теперь тебе карту писать.

– Бумага все стерпит, – напарник улыбнулся и закурил, пока я расставляла в машине оборудование.

Я свято верю, что вне зависимости от личных настроений и состояний мы должны делать все, что можем, как бы не было страшно, лениво или, по нашему мнению, бесполезно. Это как вспахать землю на своем участке или подмести свою сторону улицы. В остальном комбинированная, комплексная ответственность за все происходящее с каждым человеком и в мире в целом лежит на Боге.

– Вася, поехали, Голованова, 155, травма головы. – Коллега хлопнул дверью мерседеса, водитель завел мотор, а я закрыла глаза, чтобы немного отдохнуть в молитве.

Я счастлива

– Ну как? – несмотря на глубокую ночь, мама встречала меня в коридоре.

– Я счастлива. – В кухонное окно через дождливый туман пробивался тусклый позднеосенний свет фонаря. Приятная усталость перемежалась с молитвой. «Господи, вот бы у наших вызовов было поменьше, пусть они отдохнут хоть чуть-чуть, пожалуйста». Это была моя первая смена на скорой помощи после десятилетнего перерыва. Полусуточная. 8/20[18]. Но мы задержались, и дома я была около двух часов ночи.

В ноябре 2021 года, когда дельта-штамм вируса COVID-19 свирепствовал в Москве, скорая работала в режиме повышенной готовности и кареты катались «без заезда»[19]. Обед[20] можно было получить в 21:00, а ужин (работая на суточной бригаде) – в 6:00. В святая святых – центральной диспетчерской – разрывались телефоны, а хриплые голоса на последнем издыхании принимали невообразимое количество вызовов. В примечании к данным каждого из них значилось «COVID-19+».

Коллеги, в упряжку которых я встала спустя полтора года от начала пандемии, уже не боялись «короны». Многие переболели по нескольку раз, кто-то (меньшинство) верил в прививку, кто-то просто устал и выгорел профессионально, душевно и физически. Мало кто из них надевал СИЗы[21] на квартиру. Облачались только в инфекционный стационар. Я же, проинструктированная с ног до головы всеми возможными должностными лицами и пока опасающаяся грозного короля вирусов, только успевала менять «презервативы». Слизистая носа засыхала под респиратором. Форма, поверх которой надевался костюм, липла к телу и душила жарой. Очки запотевали при первом же активном выдохе (например, во время транспортировки лежачего больного). Огромные бахилы шлепали по лужам, тянули за собой шлейф грязи и путали усталые ноги. В общем, меня хватило ненадолго и вскоре я тоже стала «одеваться» только в случае реальной необходимости. Но тогда, в первую спустя десять лет смену, маскарад доставлял огромное удовольствие и вдохновлял на селфи-сессию.

Моя напарница, а точнее, первый номер бригады 111, добротная казачка Мила, работала красиво и грамотно. Я же, как губка, впитывала все происходящее и стремилась моментально мотать на ус, пробовать, повторять, анализировать ошибки. Я чувствовала, как внутри поскрипывал, медленно начиная движение, огромный ржавый маховик. Движитель моего предназначения, который так долго пылился на складе воинской части в ожидании льготной пенсии.

– Проходите, пожалуйста. Спасибо, что добрались до нас. В теперешней обстановке вам очень сложно. – В 19:30 на планшет прилетел вызов: «78 лет, затрудненное дыхание. Ковид отрицает». На пороге нас встретил молодой парень с грустными глазами: – Маме вот плохо, неделю уже лежит. Сегодня стала дышать шумно, не общается совсем.

В коридоре потягивало запахом неухоженного человека. Мы прошли в комнату, и перед глазами предстало подтверждение обонятельной интуиции. В пыльном помещении на дырявом диване лежала пожилая женщина с безучастным выражением лица и тяжело дышала. Постельное белье смердило не меньше нательного. Сказывалось длительное отсутствие гигиены.

– Давай, Юлек, как обычно, – Мила вздохнула и начала сбор анамнеза[22] в беседе с молодым человеком, когда в комнату заглянула сочувствующая соседка.

– Молодец, что вызвал, Кирилл. Сам не управишься, – грустно улыбнулась облаченная в старенький халат.

– ЧДД[23] 24, давление 90/60, температура 38,2, сатурация 90, – отрапортовала я, действуя по алгоритму «как обычно». Каждому больному с подозрением на пневмонию (и, соответственно, ковид. мы приводили эти исследования, регистрировали и передавали кардиограмму и брали тест (если он не был взят ранее, например, поликлиникой). Я показала Миле и Кириллу планшетку с двумя полосками.

– Батюшки, все-таки ковид, да? – всплеснула руками соседка.

– Да уж, тут и легких нет, – коллега с озадаченным лицом убрала в карман фонендоскоп после аускультации[24] причинного органа. Она имела в виду ослабленное дыхание – еще один признак вирусной пневмонии.

– Вы ее заберите, пожалуйста. Он не справится, – жительница соседней квартиры требовала и умоляла одновременно.

– Ясное дело, заберем. Здесь уже декомпенсация[25] состояния начинается. Юлек, давай вену, поставь воду[26], кислород дадим в машине. Мужчины нужны, человека три-четыре. И носилки мягкие из машины. Водитель даст, – Мила посмотрела на Кирилла и женщину в халате.

– Пойду искать, – взволнованный парень выбежал из комнаты. Казалось, ему страшно хотелось выбраться из этой ситуации, не видеть бабушку (которую он почему-то назвал мамой) в таком состоянии.

Я достала синий, самый маленький катетер. Долго искала, куда колоть. Тонкие вены серыми нитями ползли под прозрачной сморщенной кожей, не желая иметь со мной дело. «Господи, помоги». Ситуация не была экстренной, да и навык не был утерян за эти годы. Просто хотелось пригласить Бога сюда. Есть. Густая кровь показалась под крышкой канюли. Фиксация пластырем. Я отстегнула от жилетки большую булавку и, воткнув ее в облезлые обои, подвесила пластиковый флакон[27].

– Она его вырастила и еще брата старшего, он в армии сейчас, после училища забрали. Мамка их непутевая лишена родительских прав, бухает здесь через три дома. Валька одна их поднимала. Теперь сама чуть живая. Окаянная корона всех стариков скосила, – соседка бесслезно заплакала. Пазл сложился.

На пороге пыльной комнаты с замызгаными обоями появились Кирилл с плащевыми носилками[28] и три таджика. Пока Мила запрашивала госпитализацию, я заполнила сопроводительный лист.

– Кирюша… – Когда старушку уложили на носилки, она, постанывая, позвала парня. – Ты поедешь со мной?

Молодой человек замялся и стиснул зубы.

– Его туда не пустят. Это инфекционное отделение. Только до ворот, – верно заметила Мила.

– Пожалуйста, не оставляй меня. – Женщина, кажется, понимала, что этот билет, возможно, в один конец, и хотела продлить общение с названным сыном. Ему же, травмированному по всем фронтам от утробы биологической матери, было больно, страшно и хотелось бежать. В первую очередь от самого себя.

– Поехали, – я подмигнула неопределившемуся, – поболтаем по дороге.

Закатив носилки в машину, надели на больную кислородную маску и открыли вентиль большого баллона.

– Сколько мама весит?

– Ну семьдесят, наверное. – Глаза Кирилла влажно заблестели, и он закрыл лицо руками. Куртка была не застегнута, и под широким воротом борцовской майки блеснул крестик. Я выставила живительный поток на восемь литров в минуту и положила руку на плечо парню.

– Не паникуй. Надо молиться за нее. Молодец, что поехал. Я знаю, что тебе страшно. Не стесняйся этого. – Парень, не поднимая глаз, беззвучно затрясся.

– Чем я могу помочь ей, я даже не знаю?

– Ты можешь быть рядом. Это самое главное. А еще ты можешь убрать квартиру, перестелить белье, проветрить ее комнату. Ты можешь, поверь, ты правда можешь сейчас успокоиться и действовать.

– Но я не смогу за ней ухаживать. А если она вообще никогда ходить не будет?

– У тебя есть брат, друзья, соседка, в конце концов. А главное, у тебя есть Бог. Он не оставит тебя в этой ситуации. Валентина Ивановна, – я на мгновение заглянула в сопроводок, чтобы удостовериться: правильно ли называю имя больной, – она ведь тебе меняла пеленки и памперсы? – Кирилл убрал от красного лица руки, но все еще смотрел вниз. – Она ведь тебя с ложечки кормила и на коляске возила. Именно поэтому ты ее мамой называешь. – Молодой человек кивнул. – А теперь пришло время поменяться. Это нормально, это жизнь. Сначала они ухаживают за нами, а потом мы за ними, – продолжала я, натягивая свежие перчатки, респиратор и остальную коронную амуницию. – И, помнишь, она ведь делала это с любовью и с улыбкой. Ты можешь последовать ее примеру. Так будет хорошо вам обоим.

– Согласен. Главное, чтобы она выжила, – парень впервые поднял глаза, в которых появился лучик надежды.

– Я справлюсь, сынок, обещаю, мне даже сейчас уже легче. Ты только жди меня дома, хорошо?

– Конечно, мам, – Кирилл припал к щеке больной, хотел поцеловать.

– Аккуратнее, дружище, ковид все-таки, – улыбнулась я в респиратор и подала парню одноразовую маску.

– Спасибо, доктор, – сказали мама с сыном почти хором, а я от души рассмеялась.

– Ска́жите тоже, доктор. Я фельдшер и, если честно, сегодня первую смену работаю после десятилетнего перерыва.

– У вас хорошо получается, – Кирилл снова застеснялся.

– Просто я с Богом. Если и ты будешь на связи с Ним, горы свернешь, это я тебе обещаю.

Вкратце рассказав эту историю маме, увидела на ее лице сентиментальную улыбку.

– Что ж, поздравляю с возвращением в свою стихию. Я всегда знала, что ты – прирожденный медик. Помнишь, мы ходили в твой первый поход, по Селижаровке? Тебе одиннадцать или двенадцать лет было. Тогда мы с папой наловили целое ведро щук, и когда я их разделывала…

– Да, а я копалась в потрохах, восторженно повторяя: «Какая гадость». – Мы дружно рассмеялись.

Я действительно была счастлива вернуться на скорую. Моей главной задачей было пронести это счастье через все последующие годы работы. Постараюсь рассказать, как это было.

Шанс?

– Без сознания, в подъезде. – Окошко, разделяющее кабину и салон, быстрым движением открылось. Олин голос прозвучал скорее обреченно, чем взволнованно.

Это была моя третья или четвертая смена. Лихой декабрь заметал московские дворы снегом. И без того ежедневно сложная зимняя оперативная обстановка усугублялась пандемией пресловутой «короны». Вызовы сыпались нещадно с задержками по несколько часов[29]. Мы возвращались из Морозовской больницы и, конечно, нас поймали[30] не в своем районе.

В старый подъезд с характерными для центра Москвы высокими потолками мы заходили втроем. Помимо меня, условно неопытной, Ольге в нагрузку дали студентку. Вика гордо несла кислород и кардиограф, я – Zoll-овский автоматический дефибриллятор (неплохая штука для обывателя, для профессионала – негодная) и «рыжий ап»[31], Ольга – ремнабор и планшет ответственного по бригаде. Три пары перчаток украсили шесть изящных ручек еще в машине.

Возле деревянного окна между первым и вторым этажом, привалившись к стене и склонив голову на бок, полусидел бессознательный товарищ. На лестничном пролете было темновато, но и при тусклом свете замызганного окна несложно было разглядеть его синее, под цвет нашей формы, лицо. Оно дышало. Жаль, что не так часто, как нам бы хотелось. Вика расплылась в улыбке. Это был ее первый в жизни тяжелый больной. Но пока без бремени ответственности за него. Я тоже была не против поиграть в спасателей после долгого перерыва. Не забытым за десять лет движением одной руки я подняла оба века найденного. Зрачок был узок, но не настолько, насколько это бывает от опиатов.

– Давай кислород, – подмигнула я смышленой студентке. – Посчитай ЧДД. Помнишь как? Считаешь за десять секунд и умножаешь на шесть.

– Маловато выходит. – Пока Вика считала, я надела на синюю голову маску для ингаляции и открыла вентиль. – Что-то среднее между шестью и двенадцатью.

– Сейчас раздышится. – Ольга была менее задорна, чем мы, но верила в лучшее. А именно в минимальное количество рискованных манипуляций.

На вид нерусскому мужчине было около сорока. Рослое тело обтягивал свитер, старомодная куртка лежала рядом. Шприцев, бутылок и других артефактов, указывающих на употребление, рядом не нашлось. Я задрала мужчине, немного посветлевшему на кислом, оба рукава свитера по локоть. Дорог на крупных венах не наблюдалось. Ольга оттянула под сорок пять градусов вверх спортивные штаны в поисках колодца[32] в паху. Он красовался на обычном месте, но следов свежего укола в воронке не наблюдалось.

– Хм… – Мы дружно удивились. – Неужели не торчит?

– Давай все равно налоксон[33] уколим. Если не очнется, придется трубить, – предвозвещала события Ольга.

Я кивнула и быстрым движением вставила кубиталку в визуализирующуюся вену. Ольга подала мне шприц с заветным антидотом.

– Викусь, давай пока давление, сатурацию, ЭКГ и сахар. Нам нужно как можно больше информации. – Приятно было видеть в глазах девчонки увлеченность и жажду деятельности. – Давайте только его положим сначала.

Я взяла кандидата на преставление за плечи, Вика фиксировала его голову, а Ольга схватилась за таз. На счет «три» мы суммировали энергию хрупких и легко сравняли довольно крупного с горизонтом.

– Смотрите… – прежняя голубоглазая прыть студентки сменилась ужасом темно-синего цвета. – У него голова не опускается. – Маленькие ручки пытались положить лысоватый котелок, но последний вместе с плечами зависал в воздухе. Будто в наших руках был не человек, а манекен без связок и суставов. Еще такая клиническая картина отдаленно напоминала трупное окоченение. И если бы наш друг не делал примерно полтора судорожных дыхательных движения в минуту, можно было предположить, что результат вызова – 10[34].

– Странно все это.

– Сатурация не определяется. – Вика мужественно боролась с новой эмоцией путем выполнения задачи. – Давление 90/55.

– Слушай, может, токсикологам позвонить? А я тогда пока ларингиалку поставлю. – Ответственная по бригаде кивнула.

Пока Вика передавала кардиологам ЭКГ, на которой мы не обнаружили особых изменений, я установила в дыхательные пути больного ларингеальную трубку максимального размера. Жаль, но в сознание он приходить не собирался и даже не «ругался на трубе»[35]. Кислород перецепили с маски к мешку Амбу и посадили студиозу дышать[36].

– Может, еще один налоксон бахнем? Все-таки крупный он.

– А если он вообще не употреблял? Ладно, сейчас проконсультируюсь. – Это было правильным решением. Ольга поднялась до второго этажа, чтобы улучшить прием сигнала планшета.

– Сахар… – Вика нежно пнула меня в бок. Поскольку она встала (точнее, скрючившись, села) на дыхательные пути, не могла завершить задание.

– Умница, что не забыла. – По-дружески, так же нежно, я пнула студентку в ответ. – Сахар 7,2, – я повернула поток голоса в сторону Ольги.

– Давай еще один налоксон, – со второго этажа послышалась команда ответственной по бригаде.

– Налоксон зашел, – отозвалась я через тридцать секунд. – Сатурация 90.

– Это радует. Но плохо другое. Токсиколог сказал, что это стопроцентный передоз, и переключил меня на реаниматологов. Те сказали, что, естественно, – произнося это слово, Ольга закатила глаза, – свободных бригад, даже просто врачебных, нет. Он стабильный. Соответственно, транспортируем сами.

– Ладно. Он, Богу слава, и правда стабильный. Вик, давай, я «подышу», а ты сходи, пожалуйста, за мягкими носилками.

– Я тогда пойду мужчин искать. Как минимум троих надо.

За сбежавшими вниз по лестнице закрылась железная дверь, и в подъезде стало тихо. Лишь кислород дружественно шипел под рукой, неспешно сжимающей амбушку.

– Господи, – акустика тишины напомнила храмовую. Люблю говорить с Богом вслух, когда рядом никого. – Я уж не знаю, что он натворил и сам ли довел себя до такого состояния. Но, пожалуйста, дай ему шанс. Я очень прошу Тебя об этом. Каждый из нас, как ни крути, косячит. Но имеет право на шанс. Пожалуйста, Господи. – Это было слишком серьезно, чтобы даже думать об этом. Тем более произносить вслух. Тем более писать здесь. Но изнутри лилось неосознанным водопадом: – Именем Иисуса Христа встань и ходи… – Слова оттолкнулись от грязных стен и заклубились вверх. Я понимала, что у Бога могут быть другие планы на парня, и не ждала результата. Просто была рада произнести вслух самое доброе в мире имя.

Трубка под фильтром задергалась и… мне казалось, это мои галлюцинации, но мужчина открыл глаза. Я бросила мешок и ринулась в укладку за шприцем. Чтобы извлечь трубку, нужно было сдуть манжету.

– Тихо, тихо, дружище. Сделай глубокий вдо-о-ох. – Я вспомнила, как экстубировала больных, работая в отделении реанимации. Слюнявая трубка была извлечена.

– Уф. Твою мать. Где это я?

– В подъезде, – усмехнулась я, – но это не главное. Главное, что именем Иисуса Христа у тебя есть еще один шанс.

Наступило молчание. Больной не ответил. Но мы оба знали, что он понял, о чем я. Снизу бежала Вика с носилками. За ней поднимались Ольга и трое крупных мужчин в рабочей одежде. Носильщики были рады, что уже не нужны. Девчонки обескуражены. Орхана, так представился мужчина, в больницу мы все-таки отвезли. После такого количества налоксона и длительной гипоксии он мог схватить отек легких и мозга. По дороге в Первую Градскую больной поведал, что отсидел семь с половиной лет по статье 228[37] и на днях откинулся. Вместо того чтобы вернуться в родную Астраханскую область, он не нашел ничего лучше, чем приехать в Москву и кайфануть. Доза долгожданного метадона была привычной, а толерантность за годы отсидки – сниженной. Вызвал нас, вероятно, соупотреб[38], который исчез как с белых яблонь дым, дабы не загреметь на свои семь с половиной. А еще у Орхана была болезнь Бехтерева, что явилось для нас единственным возможным объяснением неразгибающейся до конца шеи. Удивительно, что ларенгалка зашла в это тело без технических сложностей с первой попытки. Уроженец Дагестана, как ни странно, мусульманином себя не считал. И всю дорогу до стационара, иногда поднимая глаза и почесывая подбородок, слушал мой ревущий неосознанный водопад радостного благовестия.