Соль партизанской земли

…Марков вышел на улицу и остановился, прижмурив глаза от яркого августовского солнца. Кто-то окликнул:

– Петр Андреич!

Обернулся. Среди людей, толпившихся у входа в райком партии, увидел знакомое лицо Кузьмы Зайцева, кивнул.

Зайцев подошел поближе, спросил вполголоса;

– Ну что там? Зачем вызывали? Марков пожал плечами.

– Тебя тоже?

– Ага ж!

– Ну так там и узнаешь… Время военное.

Внутри старенького деревянного с резными наличниками домика райкома хлопнула дверь. Чей-то усталый, с хрипотцой голос крикнул:

– Зайцев!

Кузьма торопливо одернул поношенный пиджачок.

– Ты меня обожди, Андреич. Я мигом!

Марков присел на ступеньку крыльца, закурил. Мимо по улице пылили толпы беженцев. Уныло скрипели повозки. Шагали обочинами люди, сгибаясь под тяжестью заплечных мешков. Ржали кони. Мычал скот. Плакали дети.

Уже не первый день видел Петр Андреевич этот нескончаемый поток. Но сегодня его вид показался особенно тягостным. Задумался Марков: «И моим завтра придется вот так же двигать на Восток»… И сейчас же мысли перескочили на другое: «Вот, значит, почему не отпускали на фронт!» Сколько раз он приходил в военкомат: «В чем причина? Как-никак имею звание старшего политрука…» – «Не положено вплоть до расформирования истребительного батальона», – отвечали ему. «А почему других из нашего батальона призываете?» – «Ты комиссар». – «Комиссары тоже на фронте нужны!» – «Все равно не положено»…

Не положено… Что ж, может, оно к лучшему. Забот у комиссара истребительного батальона много. Да еще Марков по-прежнему оставался директором завода. Узнай он раньше, что придется организовывать партизанский отряд – прибавилось бы хлопот. Теперь же, когда до прихода немцев оставались считанные дни, а может, и часы, можно отрешиться от всего, что не связано с главным.

Марков вздохнул. Легко сказать – организовать партизанский отряд! Секретарь райкома посоветовал прежде всего запасти продовольствие, запрятать его в укромном месте, добыть оружие. А еще что? Ни у Маркова, ни у секретаря партизанского опыта не было.

– Как насчет людей? – спросил Марков.

– У тебя в батальоне подходящие люди найдутся?

– Обязательно.

– Ну и лады. Мы тоже кое-кого подобрали. Получи список. Да, вот еще – явки. В Злынке остается подполье. Лозбеня знаешь?

– Начальника райзо?

– Ну да… Ты не записывай, подпольщиков запомнить нужно. Свяжешься с Лозбенем. Еще с Савелием Ковтуном – он тоже остается. В Вышкове – с Прохором Кожурой. В Карпиловке – с Василием Жуковым и с Гавриилом Острым. Все эти люди – твоя опора. Понял?

– Понял.

– В остальном – действуй по партийной совести, – заключил секретарь райкома.

– А оружие?

– С оружием, брат, туго. Возьмешь то, что удастся, в твоем батальоне. Еще в районном Осоавиахиме с десяток английских винтовок. Больше нет. Остальное придется добывать в бою.

Дожидаясь возвращения Зайцева, Марков снова и снова перебирал разговор с секретарем. О том, что Кузьма поступает под его начало, будущий командир знал из списка…

В потоке беженцев произошла заминка. Одна из подвод, на которой ехала немолодая женщина с детьми, вдруг накренилась. Лошадь стала. Тяжело плюхнулось в песок соскочившее колесо. Женщина засуетилась, причитая, попыталась пристроить его на место.

– Обожди, дай я! – Марков осторожно отстранил женщину, плечом приподнял телегу. – Теперь надевай на ось! Да не так!..

В этот момент на крыльце райкома появился Зайцев и направился к Маркову.

– Помогай, Кузьма!

Вместе с Зайцевым Марков надел колесо, отыскал в телеге топор и несколькими сильными ударами загнал чеку.

По привычке стряхнул пыль с аккуратно отглаженных галифе. Усмехнулся.

– А, не беда. В лесу о траву отчистятся… Ну, как? Видел секретаря?

– Видел.

– Знаешь теперь, зачем вызывал?

– Так точно, знаю, товарищ командир!

– То-то… Пошли!

Сразу за околицей местечка Марков и Зайцев свернули с торной дороги и двинулись к синеющей вдалеке зубчатке леса.

Через несколько дней в Злынку вступили гитлеровские войска. Но еще до этого Марков отправил семью на восток и, объяснив на всякий случай соседям, что и он тоже уходит с армией, окончательно переселился в лес.

Первые дни Злынковский районный партизанский отряд не предпринимал крупных боевых операций. Для этого просто не хватало сил. Надежды на то, что часть бойцов и командиров истребительного батальона останутся партизанить, не оправдались. Большинство из них ушло в армию. Вражеский тыл отпугивал людей, партизанская война многим казалась безнадежным делом.

В отряде Маркова, после того как фронт откатился на восток, оставалось всего десятеро. Правда, Петр Андреевич знал, что в Злынке и в окрестных селах есть надежные люди, которых хоть сейчас принимай в партизаны. Во многих местах группами и в одиночку скрывались до поры красноармейцы и командиры, по тем или иным причинам оказавшиеся в тылу врага. Их Марков с уверенностью причислял к своему первоочередному резерву.

С чего начать? Прежде всего, рассудил Марков, надо по возможности обезопасить отряд. А для этого – наладить связь с подпольем в Злынке и с другими отрядами, действовавшими поблизости. Надо немедленно подобрать в окрестных селах надежных людей, чтобы помогали партизанам продовольствием и одеждой, предупреждали бы о появлении карателей, подбирали бы пополнение для партизан. В том, что отряд в самом ближайшем будущем начнет расти – Марков не сомневался.

Еще одно важное дело – оружие. В первые дни вооружение отряда составляли только винтовки да два нагана – у самого Маркова, положенный ему по штату как комиссару истребительного батальона, и у бывшего милиционера Петра Романова – милицейский. Правда, Марков добыл еще и станковый пулемет «максим». Пулемет этот отслужил свое еще в гражданскую. И еще задолго до войны был перекрашен в черный цвет и передан в качестве учебного пособия в осоавиахимовский кружок при Софиевском спиртзаводе. Однако еще вполне годился к бою. Но… к «максиму» не было лент. Словом, отряд остро нуждался в оружии. Одно из первых заданий, которое Марков дал подпольщикам, – сбор оружия на местах, где шли фронтовые бои. Кое-чем Марков рассчитывал поживиться за счет предателей: гитлеровцы, как я уже говорил, начали сколачивать полицию.

Холодно, сыро, неприютно было в первой партизанской землянке, которую злынковцы вырыли в глухом урочище неподалеку от лесной речки Велемки. Одолевали тяжелые думы. Ворочался Марков на жестких, кое-как сколоченных из жердей нарах и думал, думал. О фронте – где он теперь? Ползли слухи – будто Москва взята, бои идут чуть ли не на Урале. Но Марков этим слухам веры не давал. С тех пор как отошли наши из этих мест, в землянку не доходило почти никаких достоверных вестей. Последние сведения о том, что советские войска оставили Брянск, привезла жена Петра Андреевича: она так и не успела уйти далеко – обогнали наступающие гитлеровские войска. Вместе с детьми ей пришлось возвратиться в родные края. И теперь семья командира жила в землянке вместе с ним. Конечно, нелегко. Но дома, в Софиевке, нельзя – верная гибель!

Более всего Марков думал о том, как подступиться к настоящему партизанскому делу. Первую, крупную по масштабам своего отряда, операцию Марков предпринял еще в октябре.

Из Дубровки в лес прибежал мальчишка – сын старого приятеля Маркова, одного из немногих, кто знал, где стоят партизаны. Мальчишка прибежал не к самой землянке – ее точное местонахождение Петр Андреевич держал на всякий случай в тайне, а на полянку, что раскинулась неподалеку, к росшему с края старому дубу, который служил местом встреч со связными.

Мальчишка трижды ухнул филином и стал ждать.

Вскоре шевельнулись кусты, и на полянке появились Марков и Романов.

– Батька велел передать – каратели у нас, – зачастил мальчишка. – На ночлег встали. Двух дедов за то, что шапки не скинули, шомполами отделали. Лесника повесили. И сейчас висит…

– Сколько их? – спросил Марков, стискивая зубы.

– Девять подвод. С ними бургомистр из Злынки. Злющий!

– Пулеметы есть?

– Две штуки, батька сказывал.

– А куда путь держат? Не проведал батька?

– Как же мой батька, да не проведал! Вот, слухайте, дядечки: завтра – на Софиевку. Оттуда – на Большие Щербиничи, на Рогов, на Карпиловку, Спиридоновку и Денисковичи. А оттуда назад, в Злынку.

– Ладно, хлопец, спасибо, – сказал Марков. – Беги до дому. Смотри, осторожней, чтоб часовые не заметили!

– Да они все пьяные! Где им меня углядеть… Да я такой дорогой…

– Ладно, ладно, вижу, что герой! – перебил Марков. – Сыпь обратно. Не забудь бате привет передать. Спасибо ему скажи!..

Вернувшись в землянку, Марков призадумался. Конечно, нападать наличными силами на карателей, когда они стоят в Дубровке, – дело, обреченное на неудачу. Но почему не попробовать устроить засаду? Тем более шлях Дубровка – Софиевка, проходящий в лесной глухомани, словно бы по заказу создан для такого дела!.. Да и обидно отсиживаться в землянке, когда совсем рядом проходят каратели. Сколько они безвинных людей перестреляют да перевешают!

– Ну, как, товарищи? – спросил Марков, обращаясь к сгрудившимся вокруг партизанам. – Нападем?

– Эх, побольше бы лент к пулемету! – вздохнул Зайцев. – Вот тогда бы мы дали прикурить!

– Скажи спасибо, хоть одну достали! – усмехнулся командир.

Накануне Марков действительно раздобыл пулеметную ленту. Он увидел ее в Софиевке у какого-то мальчугана: лента служила ему помочами, поддерживала штаны. Марков тут же снял ремень с брюк, предложил обмен. И сделка состоялась. В землянке ленту набили патронами, выправили на ней латунный наконечник. И старый осоавиахимовский станкач-пенсионер превратился в грозное оружие.

Тут же разработали план операции. Выбрали место для засады – у моста через Велемку. Место это Марков присмотрел давно – шлях здесь шел под уклон и хорошо просматривался с крутого откоса, на котором росли высокие сосны. По другую сторону шляха тянулось болото, поросшее кустарником.

Незадолго до рассвета отряд занял боевую позицию у моста. Пулеметчики – Николай Осиновый и Петр Романов тщательно замаскировали пулемет, натыкав вокруг него веток. Остальных Марков расположил за деревьями, так, что и мост и часть шляха оказывались под перекрестным огнем.

Ждать пришлось долго. Денек выдался солнечный, но прохладный. Партизаны зябли. До смерти хотелось курить, но Марков запретил даже думать о куреве… Наконец со стороны Дубровки донесся характерный стук колес. Враг двигался без всякой опаски, без охранения, не подозревая, что в лесу притаились партизаны. Солдаты и полицаи беспечно переговаривались, шли по обочинам, положив оружие на повозки. Начальство важно восседало на рессорной бричке, устланной ковром, концы которого свешивались по краям.

Когда бричка, подпрыгивая на бревенчатом настиле, загрохотала по мосту, прогремела длинная пулеметная очередь. В тот же миг открыли огонь остальные партизаны. На мосту раздались неистовые крики. Вздыбились кони. Каратели заметались. Кое-кто прыгнул с моста в воду, пытаясь найти спасение в Велемке. Другие ринулись в кусты. Через минуту на мосту не осталось ни единого человека, если не считать нескольких мертвых тел.

Дав для верности еще несколько залпов и выждав, пока затих треск в кустах, партизаны бросились собирать трофеи.

Их было довольно много – станковый пулемет, ручной, пара немецких автоматов и винтовки, за которые каратели не успели даже схватиться. Да еще полностью снаряженные ленты и диски, патроны, гранаты.

Распутав уцелевших коней и нагрузив две подводы трофеями, партизаны двинулись в обратный путь.

Эта боевая операция осенью сорок первого, когда партизанское движение в юго-западной части Брянщины еще не набрало силы, сыграла для отряда выдающуюся роль. Прежде всего, Марков и его товарищи уверовали в себя. Слух об операции громовым эхом пролетел по всей округе. В селах заговорили о партизанах. В лес потянулись люди. Отряд начал расти. В Злынке и Новозыбкове переполошились гитлеровские начальники, которые никак не предполагали, что в Софиевских лесных дачах скрывается боевая партизанская единица. Из Гомеля была срочно вызвана специальная эсэсовская зондеркоманда, специализировавшаяся по партизанским делам. Эсэсовцы шарили на лесных опушках, устраивали облавы в селах, но все безуспешно. Сорвав злобу на мирных людях в селах, окружающих Злынковские леса, оставив за собой дымящиеся пожарища и мертвые тела расстрелянных и повешенных, зондеркоманда убралась восвояси.

Теперь-то окрестные жители знали: есть у них в лесах заступники, которые не дадут врагу безнаказанно глумиться над людьми. Да и партизаны, понюхав пороху в первом бою и испытав сладость удачи, убедились – смелые и преданные люди могут нанести немалый урон захватчикам в их собственном тылу.

Вскоре к Маркову пришел бывший заведующий Злынковским райзо Лозбень, оставленный райкомом партии в подполье. Часть злынковских подпольщиков по неопытности попала под подозрение гитлеровской службы безопасности СД. Среди них и Лозбень, которому угрожал арест, а значит, и верная гибель. Вскоре Лозбень стал комиссаром отряда. Пришли в отряд коммунисты Василь Жуков, Трофим Завгородный, Савелий Ковтун, Гавриил Острый и лесники Трофим Панков и Данила Сусло – эти двое знали по всей округе каждую сосенку, каждую кочку на болоте. Все они нелегально жили в окрестных селах и в самой Злынке, работали в подполье, поддерживали связь с Марковым. Но теперь, после первых партизанских ударов, когда гитлеровские власти начали усиленно разыскивать и вылавливать коммунистов, вынуждены были уйти в лес.

В лес к партизанам потянулись красноармейцы, командиры Красной Армии, вырвавшиеся из окружения и бежавшие из плена. Приходили и совсем мальчишки, которых, несмотря на их просьбы, так и не взяли на фронт.

Один такой появился и в нашем взводе.

Просто пришел однажды и объявил:

– А я к вам назначен…

– Подносчиком будет, – добавил взводный, подталкивая его к костру, возле которого мы с первым номером нашего пулеметного расчета Тимкой Лобановским пристроились чистить «максим». – Так что принимайте на довольствие!

Некоторое время мы молча созерцали новичка. Перед нами стоял худой, большеголовый, нескладный малец, в потрепанном кургузом пиджачке. Черная сатиновая рубаха застегнута на единственную оловянную пуговицу у ворота. Солдатские ботинки «просили каши» и, наверное, развалились бы совсем, если б не были подвязаны проволокой. На плече тяжело висела винтовка неизвестной системы – приклад доставал почти до щиколотки.

– Ничего себе пополнение! – саркастически заметил наконец Тимка, снова принимаясь драить пулеметный ствол. – Это у тебя что за орудие-то?

– Английская, в боепитании выдали, – с готовностью отозвался мальчишка. – Знаешь, как бьет!

– Ясно. С таким стрелком не пропадешь… А кличут тебя как?

– Григорьев Андрей.

– Ну, Григорьев Андрей, будем учить тебя пулемету. А пока бери-ка вон коробки, подровняй в лентах патроны, почисть…

Андрею стукнуло четырнадцать, когда началась война. Поначалу она казалась далекой, интересной и совсем не страшной. Андрей мечтал о подвигах, завидовал тем, кого призывали в армию. Ходил на станцию, смотрел вслед воинским эшелонам, которые, не останавливаясь в Злынке, мчали мимо, на запад. Просился на фронт. Куда там! Не взяли…

Потом через Злынку потянулись потоки беженцев. В местечке застучали молотки. С каждым днем на улицах становилось все больше домов с заколоченными дверями и окнами. Жалобно скрипели калитки в покинутых дворах. По ночам все выше и ближе полыхали фронтовые зарницы.

В августе бои загремели где-то совсем рядом. Явственно доносилась винтовочная и пулеметная стрельба. Через местечко торопливо отходили последние подразделения советских войск.

– А мы почему не эвакуируемся? – спросил Андрей у отца.

– Куда ж с таким выводком… Эх, сынок, накатило лихо! Наша все равно возьмет. Но доживем ли?..

– А мне что делать, батя?

Отец пристально посмотрел Андрею в глаза.

– Стежку искать надо. В лес, к партизанам… Да только мал ты еще, сынок!

– А где ж ее искать, ту стежку?

По улице промела автоматная очередь. Защелкали о заборы и стены разрывные пули. За первой еще и еще…

– В погреб! – закричал отец, хватая Андрея за руку. – Тикай быстрей!..

В Злынку, осторожно прощупывав огнем дома, входила немецкая разведка.

В октябре Андрей впервые увидел партизана.

Ходил в лес с ватагой таких же, как и он, мальчишек и девчонок, приотстал и, аукая, бросился догонять напрямик, через чащу. Вдруг кто-то схватил его за руку.

– Стой!

Перед Андреем стоял молодой парнишка в суконной куртке, перекрещенной пулеметными лентами. В руке он держал карабин. На околышке фуражки – красная лычка, пришитая наискосок.

– Кто такой? Чего в лесу делаешь?

– Из Злынки мы… Пришли за грибами.

– А дети полицаев среди вас есть? Андрей заколебался. В компании была дочка полицейского. А чем она виновата, ежели отец – сволочь?

– Нету, – сказал Андрей.

– Ладно, нет, так нет… Смотри не проговорись, кого встретил. А это возьмешь с собой.

Парень протянул Андрею кусок исписанной бумаги.

Рядом послышались голоса товарищей, разыскивавших Андрея.

– Ну, бывай! – сказал парень. Повернулся, раздвинул ветки и исчез. Андрей слышал, как, затихая, трещали кусты.

– Кто тут был? – спросили подоспевшие товарищи.

– А черт его знает кто… – пожал плечами Андрей.

Вечером, собрав трех ближайших друзей – Витю Ерему, Колю Панова и Мишу Говядина, Андрей прочитал им сводку Советского Информбюро, которая оказалась на бумажке, полученной у партизана. Красная Армия, Москва, вопреки утверждениям немцев жили, продолжали борьбу.

– А мы что ж? – спросил Андрей, окончив чтение. – Так и будем сидеть? Пошли, хлопцы, в партизаны…

– Да как ты их найдешь? – спросил Миша Говядин. – Раз на раз не приходится. Я вот сколько по лесу ходил, так никого и не встретил.

– Найдем, если искать будем. Только вот что: надо сначала добыть оружие…

На другой день Андрея арестовали. Дочка полицая рассказала все-таки о встрече в лесу. Каждый день таскали Андрея на допрос к начальнику полиции.

– Говори, кого встретил. Партизан? – спрашивал начальник полиции, натягивая кожаные перчатки.

– Не знаю я никаких партизан.

– Врешь, пащенок! Получай!

– Все одно не знаю…

– Врешь, получай еще! Я из тебя правду выбью!..

Избитого до полусмерти Андрея оттаскивали назад, в камеру, а на другой день все повторялось сызнова. Через три недели выпустили. Насчет сводки Информбюро полиция так и не дозналась.

– Мы, батя, еще с ними посчитаемся, – прошептал Андрей, когда отец с матерью чуть живого привели его домой и уложили в кровать. – Посчитаемся…

И сомлел. Не то заснул, не то потерял сознание.

Зимой закадычный товарищ Андрея Витя Ерема вернулся от родственников, которые жили в большом селе Денисковичи, что стоит на гомельском шляхе километрах в двенадцати от Злынки. Вечером Витя заглянул к Григорьевым и вызвал Андрея в сени.

– Под Денисковичами, когда фронт шел, большой бой был, – прошептал он, наклоняясь к самому уху. – Говорят, винтовок в поле валяется – страсть…

– Да как же их найти, под снегом-то?

– Надо придумать…

И придумали: к длинной палке привязали железный костыль. С этим импровизированным кладоискателем ночью, чтоб никто не видал, товарищи отправились в поле к Денисковичам. Тыкали палкой в снег. Иногда под костылем раздавался чуть слышный скрежет… Искать было трудно. Разгулявшийся ветер хлестал по лицу жестким, как стальные опилки, снегом, выдувал тепло из-под худой одежонки. Руки закоченели. Ботинки и штаны промокли насквозь. К тому же кладоискатель частенько обманывал: под снегом оказывался то крупный осколок, то каска, то еще какая-нибудь железяка. Все-таки к утру нашли четыре винтовки – по одной на каждого – и несколько «цинок» с патронами.

Было уже светло, когда друзья отправились в обратный путь. Чтоб издали никто не заметил винтовок, их привязали за стволы веревками и потащили волоком.

– В случае чего будем биться до последнего, – сказал Витя, повернув к Андрею посерьезневшее лицо. – Живыми не дадимся!

Андрей кивнул в ответ. Он понимал: это уже не забава, не мальчишечьи игры. Это даже не сводка Информбюро, которая, узнай о ней полицай, могла стоить ему жизни. Здесь, в поле под Денисковичами, начиналась настоящая партизанская тропа, с которой, ступив на нее однажды, уже не свернешь…

Винтовки благополучно притащили в лес и спрятали в тайник под старым дубом неподалеку от опушки. За зиму заговорщики несколько раз наведались в тайник, с великими трудами отпилили ножовкой стволы, сняли ложа. Приделали ручки, как у старых пистолей. Когда все было готово, попробовали: обрезы стреляли, что пушки. При каждом выстреле из коротышек-стволов вылетал полуметровый язык пламени.

Проба эта чуть не оказалась для Андрея роковой. По неопытности стрелки не догадались отойти подальше в лес и открыли огонь почти на самой опушке. Грохот выстрелов всполошил немцев и полицаев: думали, что на Злынку наступают партизаны, слухи о дерзких операциях которых к тому времени уже катились по всей округе. В амбразурах дотов, что были построены у комендатуры, зашевелились стволы «универсалов» – немцы и полиция заняли оборону. На окраинах местечка усилили посты. В Гомель и Новозыбков полетели тревожные донесения…

А утром начальник полиции, которому здорово влетело от немецкого коменданта за ложную тревогу, снова арестовал Андрея – он был на подозрении еще с осени. Опять кулаки в кожаных перчатках. Опять:

– Ты стрелял?

– Не я.

– Врешь! Я из тебя правду выбью, щенок!..

И опять после десяти дней допросов Андрея выпустили за отсутствием доказательств.

А на дворе уже вовсю бушевала весна. Орали грачи, устраиваясь на летних квартирах. Вверх, к солнцу, била трава из оттаявшей земли. И лес, казавшийся зимой мертвым и страшным, стоял теперь весь в брызгах первой зелени и манил к себе…

На двадцать четвертое мая Андрей, Витя, Коля и Миша назначили побег в лес. Чтоб не привлекать внимания, решили уйти из местечка по двое, а потом встретиться на берегу Лесового озера, что лежит неподалеку от Злынки. Условный сигнал – бросить в воду камень и ждать такого же ответа.

Было около полуночи, когда Андрей и Витя добрались до берега Лесового. Осторожно сложили в кустах вещевые мешки, порядком оттянувшие плечи (в мешках лежали патроны). Прислушались. Вода в озере так и кипела от всплесков. В лунном свете было отчетливо видно, как по поверхности расходились серебряные круги.

– Тьфу ты, черт! – свирепо сплюнул Витя. – Гляди, карп разыгрался. Не расслышишь, где камень, а где рыба!..

– Тихо, ты! – отозвался Андрей. – Камень-то совсем по-другому шлепает! Бросай!..

Витя швырнул в воду заранее припасенный булыжник. Всплеск действительно получился совсем непохожим на рыбий: глухой, с бульканьем. И в ответ тотчас послышался еще один такой же всплеск. Потом раздался тихий свист, и из кустов вышли Коля Панов и Миша Говядин. Все были в сборе…

Теперь оставалось главное: найти партизан. Сутки и другие беглецы просто проходили по лесу, исследуя самые глухие урочища. Ничего. Решили попытать счастья в подлесных селах, куда, по слухам, часто заглядывали партизаны. Расспрашивали:

– Как, тетя, партизаны у вас бывают?

– А кто их знает… Проходят какие-то оружейные… Чи немцы, чи партизаны – не ведаем.

– Когда проходят-то хоть?

– Не ведаю, милок… Да зачем тебе? Ты ж поесть попросил, а сам все про партизан выспрашиваешь!

На четвертый день на лесном проселке встретили знакомую из Злынки.

– Э-эх, милые, что ж вы наробили-то!.. – запричитала она. – Да ведь всю вашу родню как есть в комендатуру забрали. В Новозыбков повезли… Теперь расстреляют, идолы.

Ребята свернули в чащу и расселись под деревьями. Все четверо подавленно молчали. Так, значит, немцы все-таки догадались… Теперь добра не жди…

– Что хотите, хлопцы, а я не могу, – не выдержал наконец Миша. – Пойду в Злынку, скажу немцам: мол, но своей воле ушел. Меня и казните…

– Подожди, дура, – прервал его Коля. – Да ты понимаешь, что говоришь? Ну, придешь ты, ну, расскажешь… И что? Своих не спасешь, а сам погибнешь… Тут надо придумать, чтоб немца обмануть и самому в живых остаться.

– А что, если сказать, нас, мол, партизаны схватили? – сказал Андрей. – Троих забрали, а один убежал… А ну, как поверят?!

На том и порешили… Миша отдал Андрею свой обрез, шапку. Для вящего правдоподобия ему прострелили пиджак.

– Вот теперь иди… Да не забудь, что говорить надо!

Миша, не отвечая, пожал товарищам руки и зашагал прочь…

Много позже, уже когда Андрей попал в отряд, он узнал: хитрость удалась, немцы поверили, что партизаны их увели силой, и выпустили родных…