Александровск. Книга про город, которого нет

Мечтая, девочка могла забываться на целые часы. Главное удобно выбрать место, и долго смотреть в одну точку или закрыть глаза, а можно и ходить. В это время в маленькой рыжей голове начинало, что-то лопаться, словно сотня мыльных пузырей, а потом приходили картинки.

Иной раз ей мечталось, что она стала знаменитостью, и все в школе смотрят на неё с обожанием и даже благоговением. И нет, Танечка не была тщеславной из-за этого, она все так же была благосклонна ко всем, и общалась со всеми, как раньше. И все её за такую вот жизненную позицию очень уважали. Чем именно она прославилась, Танечка точно не знала, то она была актрисой, то певицей, но больше всего ей хотелось быть манекенщицей.

Ещё в первом классе, когда всем детям шили одинаковую форму, швея, что обмеряла тощий Танькин зад сказала, что суждено ей быть манекенщицей, с таким-то ростом и такой-то фигурой. Конечно, мама все испортила, сказав, что Танька не вышла мордой, но все равно слова швеи дали девочке какую-то уверенность. Не зря она стояла на физкультуре второй после Ленки Кондратенко. Но Ленка была страшная, как смертный грех, а вот Танечка другое дело. Она была миловидна, и все замечали это. Все, кроме Вовчика.

Вовчик часто мелькал в мечтах Танечки. Там он непременно восхищался ей и желал, чтобы она обратила на него внимание: придумывал всякое, пел песни и дрался за неё с хулиганами, вроде Тарасова. Но Танечка, в своих мечтах, почему-то никогда не отвечала Вовчику взаимностью. Вот такая она была неприступная и гордая.

Особенно хорошо Танечке мечталось с музыкой. Раньше у мамы был магнитофон, и они часто слушали мамину любимую песню «Миллион алых тюльпанов». Под эту песню замечательно мечталось, но потом папа куда-то унёс и магнитофон и кассеты, а больше в их доме техники, кроме холодильника и не было.

Это все очень огорчало Танечку. Когда был жив дедушка, все было по-другому. В их дом часто приходили гости и дарили подарки: жвачки, куклы, кассеты с музыкой, журналы и даже шоколадные батончики с иностранным названием. Танечка часто представляла, как возвращается в прошлое и все меняет. Дедушка никуда не уходит, и остаётся жив. Но, если спасаешь одну жизнь, придётся отдать другую, Танечка об этом знала и отдавала свою. А потом смотрела с небес, как плакали её родственники, друзья, одноклассники и, конечно, Вовчик. И всем им было очень плохо без неё, и они так жалели, что не любили Танечку, пока она была жива, что не ценили её. Иногда ей и самой делалось так грустно, что она начинала плакать, и долго потом не могла успокоиться.

Раньше Танечка могла мечтать только дома, но теперь жизнь стала такой невыносимой, что она предавалась мечтам и на улице и в школе. В какой-то момент фантазии начинали брать над ней верх и уносили так далеко, что она забывала что делает. Отвлечь её от реальности могло все что угодно, тень от ажурной занавески, пыль, что медленно кружилась в лучах заходящего солнца, ход часиков, шелестение ручки. Сейчас она уделяла фантазиям намного больше внимания, чем всему остальному. Теперь это стало важным.

Мама сильно ругалась. Но не потому, что была злая, а потому что была уверенна, что учёба – это единственный способ выбраться из нищеты. Можно, конечно, попытаться удачно выскочить замуж, но уж с Танечкиной физиономией этого сделать не получится. Значит, девочка должна много учиться, и стать либо бухгалтером, либо директором магазина. Обе эти должности в глазах Танечкиной матери, продавщицы бакалейной лавки, были невероятно значимы и труднодостижимы. Оно и не удивительно эти женщины носили длинные мутоновые шубы, а на их пальцах блестели тонкие золотые колечки. Может быть, станет Таня заведовать каким-нибудь универмагом и не забудет про свою маму, и подарит ей такую же шубу, а то от отца Танечки не дождёшься даже ласкового слова.

Таня честно пыталась учиться, как раньше, но ничего не могла поделать. Она знала, все будет повторяться вновь и по-другому не будет, поняла это не так давно, но с каждым днём осознание всё больше мучало её. Тогда она решила не замечать этого, ведь все так делают, и ничего живут. И Танечка решила заполнить дыру внутри себя самодеятельностью, но ничего не помогало.

Сегодня вечером Танечка снова должна была идти к Павлу Сергеевичу, снова раскрашивать бесконечные плакаты, которых уже девать было некуда. В последний раз, когда она писала на стенгазете, яркие цвета показались девочке тусклыми, почти серыми. Она нарочно наслаивала все больше и больше краски, пока учитель не остановил её. А Танечке все казалось, что цвета совсем мало, но придя домой, она поняла, что все вокруг потускнело и стенгазета не при чем.

Танечка вдруг подумала о синей щетине отца, о его грубых намозоленных руках не умевших приласкать. Они большие и лопатообразные, будто бы созданы для того, чтобы бить и делать всякие грубые вещи. Даже, когда в минуты отцовской нежности он сажал Танечку на колени и медленно гладил по волосам, она чувствовал, что-то неправильное в этом. Отец никогда не поднимал на них руку, никогда не кричал, но часто прятал глаза и почти не говорил.

Давным-давно когда ещё была жива мать отца скрюченная, почерневшая от жизни старуха, Танечка видела, как отец забивает кур. Одним ловким движением он быстро лишал птицу жизни, и кровь лилась из обнажённых горл, словно сок из бутылки. И тогда Танечка поняла, для чего же были руки у отца. Она знала от заботливых соседок, и от продавщиц, и даже иногда слышала от матери, когда та вдруг расчувствовавшись, вваливала всю подноготную своей тяжёлой жизни на ребёнка, что отец Танечки сидел в тюрьме. За что – Танечка не знала, но догадывалась. И думая об этом она вдруг проваливалась в саму себя, как в чёрную яму. И даже мать, замученная делами и занятая бесконечной личной скорбью по потраченной впустую юности, замечала это.

– Танечка, ты что больна? – они прикладывала тёплые руки ко лбу дочери.

– Нет, – отвечала девочка.

– Тогда почему не ешь?

– Не хочу.

– Ты смотри. Надо есть. А то можно заболеть и умереть. И тогда я расстроюсь.

Танечка знала – это мамина забота. Тем, кто сам не видел любовь, тяжело бывает её показать как-то иначе.

– Хорошо, мама, – и Танечка ела, хоть и не хотела. Это был её способ показать любовь.

Танечка ещё не решила, что же делать. Ей, чего уж тут врать, нравилась её жизнь, такая простая и обычная, но в последние дни даже мечты о карьере модели стали казаться глупыми и детскими. Она ещё немного покачалась на качелях, покидала мелкие камушки в большую лужу у подъезда и только после этого решила пойти домой.

Пять лестничных пролётов Танечка одолела в один миг, но вот последний шестой, тот, что вёл прямо к двери квартиры, дался тяжело.

Усталый ключ глухо скрипнул, ручка пошла вниз, но дверь не открылась. Танечка дёрнула ещё, и ещё, и ещё, и наконец, бросила эту затею. Похоже, мама опять заперла дверь на большой верхний ключ.

Мама клялась, что делает это не нарочно, но Танечка ей не верила. Девочка потеряла ключ от верхнего замка месяц тому назад. Сначала её стращали историями о том, как кто-то теперь придёт в их квартиру, когда никого не будет и утащит всё. Но видимо поняв, что в полупустой квартире и брать то нечего начали пугать, что этот неизвестный кто-то, кто нашёл ключ, заберётся к ним в квартиру ночью, когда все буду спать и украдёт и её, и младшего брата, и даже маму!

Вначале это пугало Танечку, она плохо спала, и любой звук мог потревожить чуткий сон. А потом страх пропал, она, кажется, даже ждала, чтобы темной ночью кто-нибудь забрался к ним в дом. Но этого не случалось.

– Танечка, а мамы дома нет, – сосед дядя Вася стоял в дверях в растянутой серой майке, и широченных трусах. Он виновато улыбался, разглядывая девочку. – Посиди пока у меня. – Мужчина обтёр руки, вымазанные в чем-то красным об майку, и жестом пригласил Таню войти.

– Спасибо. Я тут подожду.

– Я тебя не обижу. Заходи, заходи не бойса, – мужчина положил широкую ладонь на плечо девочки и притянул к себе в квартиру.

Танечка уже и не боялась.

Глава 5

Заброшенные пятиэтажки района «Машинка» безучастно смотрели на трёх мальчиков, что направлялись к свалке. Впереди шёл Валька, а за ним, сам того не желая, медленнее обычного брёл Вовчик. Он знал, что этим обижает Кирилла, словно постоянно ждёт его, но ничего не мог с собой поделать.

– Ты реально его бабку не видишь? – спросил Вовчик. – Он сегодня раз пять ко мне подходил. Глаза красные, сопли из носа, с последнего урока даже ушёл. Везунчик.

– Не вижу, – пожал плечами Кирилл.

– Может это и хорошо. Ты же только того, – Валька многозначительно скосил глаза куда-то в бок, – ну, – присвистнул мальчик, – этих видишь.

– Кого надо того и вижу.

– Рано ещё идти в лес, – вздохнул Вовчик.

– Рано, – эхом повторил Кирилл.

– Давайте быстрее, – встрепенулся Валька. – Мы же ещё хотели на поезд посмотреть, а он уже через сорок минут отойдёт.

Ему не терпелось дойти до свалки. Серди гор хлама, мусора и отходов он чувствовал себя хорошо. Словно в горах. Валька любил горы, и очень расстраивался, что Александровск окружён лишь густым лесом, а самой большой горой был Холм Завьяловка, созданный из отходов рудодобывающей промышленности. Забираться на него – строго запрещено, да не очень-то и хотелось лезть на чёрную, пыльную гору, с который открывается невозможно унылый вид.

На каждое своё день рождение Валька загадывал пойти в поход, обязательно в горы, покорить одну из неизвестных вершин и поставить там свой флаг. Какой точно флаг будет у Вальки, он ещё не знал, было несколько вариантов. Менялось и с кем Валька покорит вершину. Сначала это были мама и папа, но потом он понял, что маленькая и чахоточная мамка будет только тянуть вниз, а может и вообще не доберётся до вершины, и тогда он решил, что возьмёт только отца. Но со временем Валька отказался и от этой идеи. Отец работал фельдшером в местной больнице, был грубым и даже злым. Часто от него доставалось и Вальке, и его младшему брату, и даже маме перепадало.

И тогда в мечтах Вальки появился Вовчик. Именно с Вовчиком все было бы так, как нужно. И теперь перед сном Валька мечтал о том, как они с Вовчиком покорят какую-нибудь вершину, а в следующий раз Валька пойдёт уже с младшим братом, когда тот подрастёт, и конечно, научит несмышлёныша всему, что умеет сам. А родители будут стоять внизу и горько плакать, что их сыновья с собой не взяли.

Вот потому Валька соглашался и даже в некотором роде полюбил ходить на свалку. Искать хлам ему было противно, отец много рассказывал о том, что можно подхватить даже в обычной такой луже, не то, что на свалке! но ради Вовчика Валька был готов потерпеть и с головой погрузится в отходы.

– Сторож сегодня там, – буднично произнёс Кирилл, чуть замедляя шаг, – но он только перед входом. Обойдём?

– Обойдём, – согласился Вовчик. Ребята уже видели верхушки цветастых мусорных гор и высокий чёрный забор. – Только помни нужно что-то реально отпадное, такое, что бы Серёга отдал свою карту.

– Этого идиота, обмануть не тяжело, – пожал плечами Кирилл. – Будет тебе что-то крутое.

Не доходя до свалки метров триста, ребята круто повернули вправо, и сошли с протоптанной дорожки в грязное месиво поля. То тут, то там валялись обёртки, бутылки, шины, стекла, оторванная кукольная голова таращилась пустыми черными глазницами. Свалка простирала свои длинные щупальца далеко за пределы отгороженного для неё места. Иногда ветер приносил мусор в город, словно свалка проверяла, может ли она проникнуть вглубь Александровска, не заметят ли её люди. Люди замечали. Они любили свой маленький городок, а потому ревностно остригали щупальца прожорливой свалке, но она все не теряла надежды, однажды накрыть городок своим тяжёлым дурно пахнущим телом, загрести под складки дома, школы, клубы и магазины, стать полновластной хозяйкой.

Трое школьников очертили большой крюк, приблизившись к свалке с тыльной стороны. В заборе было несколько отверстий, больших и маленьких, каких хочешь, только заходи, и мальчики не стали ждать.

Вот где был настоящий простор! Вот где неугомонная детская душа, наконец, могла найти себя! Высокие горы мусора молчаливо наблюдали за нарушителями спокойствия, изредка подсовывая что-то стоящее.

Вовчик шурудил руками, стараясь не отвлекаться на разговоры. Он с упоением погружался в поиски. Он не представлял себя охотником за сокровищами или пиратом, все это было для детей. Вовчик точно знал, что нужно найти, а потому быстро и ловко перебирала отходы чужой жизни. У него была цель, может быть даже мечта, и он хотел достичь её, во что бы то ни стало, а без Серегиной секретной штуки цель была недостижима.

Валька иногда украдкой поглядывал на Кирилла. Тот ничего не искал, просто стоял перед особенно большой горой мусора и пристально её разглядывал. Чуть улыбнувшись краешком рта, Кирилл отвернулся и обратил взор на следующий холм.

«Точно насквозь видит», – подумал Валька, и тут же попытался отбросить эти мысли. Конечно, этот Кирилл, пожалуй, может ещё и мысли читать, а может чего похуже. Сам Валька осторожно двумя пальцами перебирал то, что было на поверхности.

– Ты греби, греби лучше, Валя, – усмехнулся Кирилл. – Двумя руками зачерпывай, не халтурь.

– Да иди ты, – выругался мальчик, но тут же глаза его заблестели. – Во! – крикнул он, вытащив на свет радиоприёмник. Приёмник был старый местами потрескавшийся, а лакированный слой практически полностью стёрся, зато панель, сделанная под дерево, смотрелась добротно.

– Тихо, – шикнул Вовчик и кинул быстрый взгляд на находку. – Он сломанный. Ничего не стоит.

– Починим.

– Как? У нас даже деталей нет. Только под заказ, и сколько это будет стоить?

Валька засопел и в сердцах бросил находку. Ему хотелось быстрее отыскать что-нибудь и пойти смотреть на поезда, но Вовчик не собирался уходить без добычи.

Через полчаса на земле лежала цветастая пружинка, калейдоскоп, порванная книга с причудливыми картинками, хороший гранёный стакана, практически без сколов, игрушечный пистолет, вполне добротная рамка для фотографий, кожаная дырявая сумка, сломанный, но очень большой и красивый компас и ещё много всякой мелочи.

Вовчик медленно прошёлся вдоль хлама. «Все не то», – он вновь и вновь осматривал нехитрое богатство. – «Серёга, конечно, возьмёт что-нибудь, но карту не отдаст. Паскуда».

Это было любимое ругательство отца, и Вовчик вспоминал его только тогда, когда был чем-то невероятно расстроен.

– Н-да, не густо, – процедил Вовчик. – А у тебя что?

Кирилл казалось, не слышал брата, пристально осматривая уже третью гору. Она очень заинтересовала его. Он то приседал, то вновь вставал, делал несколько шагов назад или в бок, и вновь высматривал что-то невидимое человеческому глазу.

– Есть! – воскликнул он. – Есть! Да! Прямо тут, – он ткнул длинным пальцем куда-то в самое нутро кучи. – Ищите, чего стоите?

Вовчик с остервенением вгрызся в кучу мусора. Валька стоял рядом, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

– А ты чего стоишь? – обратился к нему Кирилл. – Тоже ищи.

– Чего мешать-то? – поёжился Валька. – Вон у него хорошо получается и так.

– Ищи, ищи, – улыбнулся Кирилл, – я видел, что именно ты и найдёшь то, что надо.

Громко вздыхая, Валька осторожно начал перебирать мусор.

– А чего ищем-то? – спросил он.

– Найдёте, узнаете.

«Может ничего он и не видел», – зло подумал Валька, – «Так и я могу. Ткни на любую кучу, и говори, ищи! Что-нибудь всегда найдёшь», – но спорить побоялся.

А Вовчик не думал, руки его работали быстро, а глаза ещё быстрее, пару раз он чуть не напоролся на торочащийся гвоздь, а потом ещё раз на осколок стекла, но в самую последнюю минуту успевал убрать руку. Он верил Кириллу – этот не подведёт. Но, если бы знать, что ищешь, было бы легче.

– Тихо, – Валька подняла голову, точно борзая уловившая след. – Слышите?

Сторож с каждым шагом поднимал вокруг себя пыль. Он словно намеренно волочил ноги, создавая, как можно больше шума.

– Сторож, паскуда, – выругался Вовчик. – Успеем?

– Не знаю, – протянул Валька. – Ой, что сейчас будет…

– Да, не тебе, говорю! Кирилл?

– Ищи, ищи. Найдём!

Шарканье становилась все ближе. Теперь можно было различить даже тяжёлые вздохи старика и невнятное бурчание.

– Совсем близко, – жалостливо простонал Валька. – Пойдём-те, а? Мне ещё за контрольную нагоняй будет, а если этот найдёт…

Вовчик не слушал… Он чувствовал, он верил, что сможет, что найдёт, нужно только постараться, где-то здесь.

– Быстрее, быстрее, – горячо шептал Валька, нервно подпрыгивал на одном месте и все время озирался. Все его существо было готово в любой момент сорваться и убежать, – сторож тут дурной, он и пальнуть может…

– Тихо ты, – прошептал Вовчик. – Точно тут?

– Точно-точно, – Кирилл был невозмутим. – Найдёшь и бегите. Меня не ждите.

– А ну шалопаи… – послышал звук перезарядки ружья. – Ыть! – старик неловко выпрыгнул из-за угла, но увидел лишь слепого мальчика, что сидел на земле.

Глава 6

Вовчик бежал что есть сил. Он знал, что за ними уже никто не гонится, но все равно не переставал бежать. Где-то сзади тяжело дышал Валька.

– Вовчик… – голос Вальки становился все тише. – Я больше не могу. Нет никого за нами,… он там остался…

Вовчик с трудом заставил себя остановиться. Ему так не хотелось отпускать это чувство погони, но Валька становился все дальше и дальше, и волей-неволей пришлось замедлиться. Они стояли посреди пустой дороги, вокруг был бурьян и мусор приносимый ветром со свалки. Облупившаяся вывеска на покосившейся остановке сообщала: Мир! Труд! М…

– Вот паскуда, – ругнулся Вовчик, упираясь руками в ноги, чтобы успокоить дыхание. – Сдалось ему…

– А ты нашёл? Нашёл же что-то, да? Я видел, ты прятал, – Валька потянул руки к портфелю Вовчика, но тот в последнее мгновение ловко перебросил его в другую руку. – Ну, дай посмотреть, че тебе жалко, что ли? Вместе же ходили, рисковали, – обижено засопел мальчик.

– Не сейчас, – деловито ответил Вовчик. – Сейчас что главное?

– Что?

– На поезд успеть, дурья башка. Завтра покажу. Сначала сам посмотрю, но чувствую, Серёга за это не только карту, мать родную отдаст!

– Ну, ладно, – протянул Валька. – А за брата ничего не будет? Он его точно поймал.

– Кирилл не расскажет, не боись. Отведут его домой, делов-то, бывало уже. Мамка побурчит, но Кирилла ругать не будет, а я приду попозже, чтобы переживать начала. Она тогда быстро отходит, думает, что я помер где-нибудь и жалко меня становится.

– Жестоко, – покачал головой Валька.

– Нормально, – отмахнулся Вовчик. – Мамка у меня во, – он вытянул вперёд большой палец. – Она добрая. Пошли быстрее, а то опоздаем.

На железнодорожном вокзале, как и всегда никого не было. Быстро пройдя через пустой зал ожидания Валька и Вовчик вышли на перрон.

Деревянный настил был весь в дырах, какие-то были совсем маленькие, а иные такие огромные, что мог провалиться взрослый человек. Оставшиеся от скамеек ножки торчали то тут, то там. На ржавой вывеске, что висела лишь на одном целом гвозде, едва ли можно было различить буквы. Мальчикам незачем было её читать, они и так знали, что на ней написано Александровская – 1.

Вовчик и Валька переглянулись, кивнули друг другу и, не дойдя пары шагов до середины платформы, резко повернули налево за угол здания. Здесь к одной из стен с незапамятных времён была приставлена лестница. Кажется, с годами металл прирос к камню, и теперь лестница стала частью здания вокзала.

Первым полез Валька. Дело это было не лёгкое, некоторых ступенек не хватало, иные норовили вот-вот обломиться под тяжесть мальчишеского тела. В такие минуты в голове Вовчика против его воли проносились странные мысли: а что если одна из перекладин не выдержит и Валька упадёт, грохнется с такой-то высоты? А что если ступенька упадёт под ним, под Вовчиком? А что, если они будут на крыше, а лестница разрушится, обратиться в пыль, как и скамейки, как тогда они спустятся? Долго ли их будут искать, пока не поймут где они? Хотя нет, недолго, ведь Кирилл все знает. А если Кирилл не скажет? Он может и не сказать, иногда такое отчебучит. Вовчик не сомневался в брате, но тревожные мысли настойчиво лезли в голову.

Ничего такого не происходило. Мальчики всегда, успешно забирались на крышу одноэтажного здания и усаживались на тот небольшой безопасный клочок, где крыша не продавливалась и грустно не скрежетала, обещая провалиться в любой момент.

– Ничего мы так сегодня, да? – Валька хотел было ткнуть Вовчика в бок локтём, но в последний момент передумал. – Все успели! И даже поезда ещё не видно.

– Сейчас будет – со знанием дела, говоря чуть нараспев, пообещал Вовчик.

И точно, не прошло и двух минут, как вдали послышались гудки, а вскоре над верхушками деревьев появился тёмный дым.

– Едет. Едет! – воскликнул Валька, потирая руки.

– Е-е-едет, конечно, – невозмутимо подтвердил Вовчик. – Все по часам, – он постучал по стеклу своих часиков.

Станцию начало немного потряхивать, и вскоре из-за деревьев показался он – величественный красный монстр, быстро перебирающий ножками-колёсами, и пыхтевший в такт движениям. Из его широкой, короткой трубы валили тёмные клубы дыма. Вагоны, послушно марширующие вслед за локомотивом-вожаком, были доверху забиты черными блестящими камнями, которые порой вылетали из-за тряски. За мутным стеклом локомотива можно было, разглядеть фигуру в синей униформе. Несколько коротких гудков и поезд, не сбавляя темпа, пролетел станцию «Александровская-1», оставив после себя едкий запах гари. Железная дорога уходила чуть вниз, и с высоты одноэтажного здания, где сидели мальчики, ещё долго были видны и труба, и наполненные камнями вагоны, мерно отбивающие единую мелодию.

Ещё немного посмотрев вслед удаляющемуся хвосту поезда, мальчики встрепенулись и начали спускаться вниз.

– Красотища! – Валька шумно вздохнул. – Эх, жаль только раз в день. Есть в этом что-то такое, да?

– Вот бы внутрь попасть, – пробурчал Вовчик, спрыгнув с последней перекладины.

– Да он не остановится. Никогда ещё…

– А вдруг однажды? А? Надо быть всегда готовым. Хоть бы раз сесть на него и уехать. Посмотреть что там. Ну, ничего, ничего теперь-то Серёга не устоит, – Вовчик бережно похлопал по портфелю. – Как думаешь, куда он едет?

– Не знаю, – Валька задумался, а потом с силой пнул чёрный камушек, вылетевший из вагонов. – Мой папа, говорит, что однажды мы поедем на море, на поезде. Я бы лучше поехал в горы. Ты любишь горы, Вовчик?

Глава 7

Танюша не пришла домой ни днём, ни позже вечером.

Мама Тани рыхлая, бледная женщина бегала по одноклассникам дочери, соседям, знакомым, но никто ничего не знал.

– Лара, дай мальчиков.

– Нет. Время видела?

– Этот… Валерка… Валерка Бутин, Семена-фельдшера сынок, говорит, что видел её перед уходом из школы, он с твоим с этим… с Вовой был. Может чего знает, а?

Лариса вздохнула. За последнее время стало слишком много нарушителей спокойствия и все они, как назло, приходили и звонили поздно ночью, когда усталой женщине хотелось лишь поскорее забраться в постель.

– Извини, Зина, но я сказала, все что могла, – Лариса покачала головой, и закрыла своим тощим телом вход в квартиру, – Вовчик говорит, видел её, как и Валька. Они же вместе были. Таня, говорит, в сторону хозмага пошла. Ты же сама её за мылом отправила.

– За каким мылом!? – крикнула Зина, так, будто бы Лариса лично виновата в том, что её дочь пропала. – За каким мылом? Она домой должна была бежать, у меня смена в магазине! Пришлось младшего отдавать соседке, и на работу бежать. Я же думала она придёт! Я же думала, задержалась в школе, а прихожу домой – её нет. И соседка говорит не приходила! Что мне думать-то?

– Сказали, что знали. Спать уже пора и…

– Как мне спать?! Как мне спать?! – Танькина мать, выставив вперёд большую грудь, попыталась проникнуть внутрь квартиры. – Дай, с Кирюшей поговорю. Молю тебя, как мать! Чую что-то случилось. Я же умру! Я умру, если с Танькой что-то случиться…

– Нет, – отрезала женщина, – он сегодня очень устал. Спит уже без задних ног. Чуешь что-то так иди в милицию, – Лариса ткнула Зину прямо в грудь острым пальчиком и быстро, пока ты замешкалась, зарыла дверь.

– Ай, – вскликнула Зина, и, закатив глаза, со всей мощи плюнула на дверь. – Завтра уже поздно может быть! Лара! Тварь! Гадина! Дай сюда мальчишку! А ну дай! Дай! – взвыла женщина, атакуя дверь. – Дай!

– Уйди, Зина, – крикнула Лара, – Сейчас муж придёт, взбучку тебе устроит! Он церемониться не будет!

Пнув со всей силы несокрушимую преграду, Зина убежала с площадки, все ещё причитая и кляня всех на свете.

– Какая-то ненормальная, – Лариса ещё какое-то время стояла в коридоре, прежде чем выйти к сыновьям, сидевшим на кухне. – Ты и вправду её дочь видел? Почему с тобой вечно что-то происходит? Почему, если неприятность, то это как-то с тобой будет связано? А?