Из моего возьми костра… Именам, живущим в сердце…

– Эх, мастеровые, – только и успел сказать Лёха, – не могли предупредить, что его можно даже кроватью сделать..»

– Ах, ты всё смеёшься тут, – Инна лежала с полузакрытыми глазами, с трудом переводя дыхание, – а мне было теперь так здорово, как никогда не знала до этого. И сейчас же загадаю то, что хотела. В этот раз Она вела себя как-то интересно, ну совсем необычно. Или ты её чем «уговорил» или она перестала нам сопротивляться, сдавшись на милость победителей.. Внутри было всё так сладко, так хорошо… А она для нас словно пела, ну просто изумительно..Я будто вся-вся на облаках, лечу в безвоздушном пространстве.. Ложись быстренько со мною рядышком, опять хочу тебя почувствовать соучастником..»

– Соучастником чего?

– Моего счастья. Такое точно не повторится, потому что это нереально. Теперь буду считать дни. И если загадала правильно… то ты вскоре можешь считать себя… отцом..»

– Давай, загадаем. Ну, ты не колдунья. Просто физиология».

– Будет потрясающе. Чудо совершилось..И где? Скажи кому, не поверят..Обсмеют просто..»

– От места не зависит. Тут много всяких моментов». Лёха не успел досказать, как услышал лёгкое дыхание под ухом. Инна уже спала как ребёнок, спокойно и безмятежно, потратив все свои силы. Он прикрыл её обнажённые ноги своим пиджаком, чтобы они быстрее согрелись – из окна сочилась вечерняя прохлада, и тоже решил немного поспать. До последнего автобуса оставался всего час.

Подарок Инночки к будущему снегу.. (фото автора)

Домой они доехали уже в полной темноте. Инна увидела в окне свет: «Мама уже пришла с работы. Вот удивится, что заявилась так поздно. Я же всегда прихожу раньше её. Давай я тебя поцелую, миленький мой и радостный. До завтра. Люблю тебя очень-очень!».

На следующий день Лёха почему-то не увидел знакомой фигурки на остановке. Недоумевая, он пропустил очередной автобус и сел лишь на третий. Всю дорогу он мучился мыслями: «Что же с ней произошло? Может заболела? Или случилось что-то другое?» Но так и не нашёл никакого ответа на свои вопросы.

Проходя по коридору к своему «пионерскому» кабинету, сразу услышал за спиной шепоток: «Пионерчик-то наш сегодня без крали своей заявился. Видать, разбежались уже». Оглянувшись на голос, увидел ухмыляющуюся старшую медсестру со своей подругой, стоявших у окна вестибюля и смотревших на него. Рассердившись из-за непонятной ситуации с Инной, чего он так никогда не делал, Лёха, неожиданно для себя, пошёл прямо на них и стальным, нордическим голосом викинга, глядя поверх голов, рыкнул: «Языками треплете? Своих проблем мало? Вот доложу главному, как вы пациентов обкрадываете, получите от него пинка под зад..», – и довольный, что сбросил плохую энергию, зашёл в свой кабинет. Он не видел, как тут же побелели от страха лица женщин, но по юркому шуршанию ног, разбегавшихся по кабинетам медичек, понял, что его угроза достигла цели.

Действительно, им было чего опасаться. На отделения всегда выписывалось много расходных материалов: мыла, простыней, масел для массажа. И Лёха, однажды, случайно стал свидетелем сговора воришек. Они этого не знали, а он сейчас им напомнил.

В кабинете копался с бумагами, и через каждые четверть часа осторожно постукивал в боковую стену, за которой, как обычно, в библиотеке сидела Инна. Но там было тихо. И только через два часа, когда пришло время обеда, она появилась наконец перед его глазами.

– Это всё ты виноват», – посмеялась в ответ на его приветствие Инна. Поцеловав его, улыбаясь, сообщила, что после такого замечательного события она капитально проспала, да и вовсе забыла, что в этот день всегда появлялась в библиотечном коллекторе, чтобы познакомиться с книжными новинками, а заодно сделать заказы учебников и литературы для своей библиотеки на новый учебный год.

– Так что я совсем не виновата, и сделала всё как надо. Везде успела, ещё и отдохнула как следует».

– Давай в воскресенье сходим на берег, у воды отдохнём, – предложил Лёха. – Но купаться не будем, – продолжила она, – просто подышим воздухом. Давно у реки не была. Уж и забыла, как она и выглядит-то. И день рождения твой отметим. Ты же помню, летний мальчик..Или сочинял? Нет?»

– Правда твоя, летом родился. Мама рассказывала, тогда очень жарко было, и я чуть-чуть не заболел воспалением лёгких. Боялась за меня очень..Передо мной за полгода умер мой братик Димочка. Мама о нём не рассказывала, но было видно, что очень тяжело пережила это горе. Старшая сестра Таня мне потом потихоньку рассказывала, как её спасала от такой потери. Этот сынок был самым любимым – весь похож на неё, беленький, спокойный, ласковый. Ему и пяти лет не исполнилось, как беда совершилась – голодный был, на прогулке захотел покушать, поел каких-то ягод, ну и отравился. В больнице не смогли спасти, потому что поздно привезли. В общем, очень грустная история».

– Ладно, милый, не тоскуй по прошлому, я ведь с тобой, и знаю, что навсегда. А ты как думаешь? Мы с тобой навсегда?» – привстав на цыпочки заглянула ему в глаза близко-близко. Лёха увидел там свою ласковую вечную надежду..

Она собрала чайную посуду и вышла её ополоснуть. Он задумался о воскресенье. Когда Инна вернулась Лёха предложил: «На берегу, куда детей водят купаться, есть несколько крытых веранд. Выберем одну из них, которая подальше, присядем на свежем воздухе. Там никто не помешает. Прихватим с собой перекусить, попить..».

– Здорово придумал. Я плюшечек или печенек напеку на этот день. Давно не пробовала. А ты чего хотел бы? Вареньица твоего любимого прихвачу. Будет пир на весь берег..Лишь бы дождя не было. А то весь день нам поломает..»

Лёха обнял её нежно руками за спину, и так они стояли, обнявшись, пока в дверь библиотеки осторожно не постучали.

– Войдите!» – Инна пошла навстречу детям, чтобы заняться выдачей книг, а Лёха вернулся в свой маленький «пионерский» кабинет..Завтра начинался июль, и новый заезд детей для лечения. Предстояла трудная работа..

Воскресное июльское утро манило своей свежестью и ясным солнцем, обещая на весь день прекрасную погоду. С первыми его лучами Лёха стоял возле дома Инны. Он не пошёл на остановку, не тот был случай. Теперь он жил в ней, а она в нём. Оставалась одна малость, и в ней крылась главная проблема – их совместная жизнь.

Инна никак не хотела уходить от матери, опасаясь её гнева и пожизненной ссоры. И Лёха понимал, что им обоим надо дать время, чтобы подумать о счастье на своих берегах..

Хлопнула дверь подъезда, Инна, немножечко заспанная, но страшно довольная подошла к нему: «Ты чего на остановку не пошёл? Тут мама в окно могла увидеть. Потом меня вопросами засыплет. Лёха и здесь нашёлся: «Всё просчитано. Я под деревом стоял, листва большая и сверху ничего не видать, даже если вглядываться».

– Какой рациональный мне попался, а!, – радость плескалась во всей её душе, светилась лучиками в огромных серых глазах. В её жизни начиналась ослепительно белая полоса.

– Ты меня заражаешь своим оптимизмом и радостью, – Лёха приобнял любимую за плечи, – с тобой так хорошо, что мне больше ничегошеньки и не надо.

– Автобусы сегодня к нам идут попозже, мы чего-то раненько вышли, – заметила Инна, – придётся подождать.

– Ну, всего ничего, минут пятнадцать. А это не время».

Через двадцать минут они уже ехали отдыхать на берег. Народу в автобусе было немного, и все чужие. Влюблённые спокойно расположились сзади в глубоких креслах и принялись фантазировать насчёт будущего отдыха.

Добравшись до места, без проблем нашли пустую веранду со столиком под выцветшим дощатым навесом и видом на Волгу. Сзади шелестел хвойными кронами сосновый лес, посаженный ещё по указу царя Петра, а впереди бесконечные волны упорно бились о галечный берег, оставляя на камнях пену..

– Сколько работаю здесь, в санатории, ни разу не видела такой прелести, – вздохнула с нескрываемой радостью Инна. Вот что я за человек! Здесь такая красота пропадает, а у меня и мыслей никаких, чтоб её запечатлеть на полотне.

– Так повода не было, – подумал вслух Лёха, – теперь как раз есть, снова сюда придём и напишешь настоящее полотно для души.

– Когда ещё это будет, – вздохнула Инна, – проблем так много, что не знаешь какие первыми разгребать. Вчера с мамой опять разговор был не очень-то и приятный. Она видать что-то чувствует, по мне это увидела. Её же нипочём не обманешь. Спрашивает за ужином: «Ты чего вся светишься? Появился кто? А то вот на днях Олег прислал письмо, спрашивает меня, Инна ждёт или хахаль какой на горизонте появился? Не пишешь ему ни строчки. Молчишь… Хотя бы меня чуть-чуть пожалела. Кто тебя замуж-то отдавать будет?».

Инна стала разливать чай из термоса. Руки слегка дрожали. Лёха разложил на столике обещанные плюшки, печенье.

– Инночка, я же говорю, что мама примет твоё решение обязательно, когда узнает, что у нас будет маленький. Она же всё-таки, наверное, счастья тебе хочет.

– Она счастья для себя хочет, всё кому-то удружить старается. А всё ради чего? Чтобы добренькой, да хорошей быть для кого-то.

– Инночка, малосемейку я получил, соседи хорошие, мирные. Правда иногда к ним деревенские родичи приезжают, так то ред-ко. Мне повезло. Комната большая, светлая, даже балкон есть. На солнечной стороне. Не переживай. Очередь на квартиру у нас не сильно-то и большая. Тем более, что уже слух пошёл среди профсоюзных – со мной все заводские связываться уже боятся, вдруг жаловаться снова начну. И увидишь, отделаются от меня – дадут квартиру. Хоть однокомнатную, но возьму. Согласиться?

– Ты вот, молодец, уже всё расписал на будущее. А мне как быть?

– Так я же с тобой буду..Проживём..Люблю тебя очень..

– И я тебя очень люблю. Только отчего-то страшно мне. Холод какой-то внутри сидит и дышать не даёт. Ты меня не бросишь?

Лёха обнял её. Прижал к себе. Поцеловал в глаза.

– Чтобы больше таких вопросов не было, Инночка. Понятно? Может в тебе мои гости уже вовсю прижились, а ты мне такие речи при этой красоте говоришь. Не надо о плохом. Мы сюда для надежды пришли, о хорошем будущем говорить..Давай я тебя согрею, а то ветерок что-то из лесу прохладный повеял». Лёха ещё плотнее обнял её, укрыл со спины курткой.

– Мне вот массовик наш предложил участвовать в конкурсе «Лейся песня» для учителей, и я теперь не знаю, что ей сказать. В понедельник уже должен дать ответ. Она репетиции собиралась назначить, если буду петь. Ты как считаешь, надо соглашаться или нет? Не пел никогда перед публикой, не представлял себе это никак. Дома на праздниках что-то изображал. А тут не у себя. Это на людях надо уметь делать. И со слухом музыкальным у меня прямо беда.

– Ну если она тебя подготовит, то соглашайся. Она плохо не делает. Знаю по детям, как они замечательно выступают всегда. И слушать приятно. Если согласишься петь, сяду в первом ряду, буду тебя поддерживать, переживать за тебя. Голос твой поющий послушаю. Он у тебя и так красивый по тембру, а в песне ещё никогда не слышала. Так что любимый, соглашайся, сделай мне и тут приятное.

– Хорошо. Ты меня просто радуешь. Мои сомнения всякие рассеиваешь. Представляю, какое удивлённое лицо будет у нашей массовички. Она мне предлагала и уже не надеется, как я понял..

– А теперь я тебе о своих братьях старших расскажу. Они у меня очень разные, и все любимые. Никого не могу выделить обидно. И самый лучший – Володя. Такой упорный, дотошный. Отец купил ему сапоги, но сказал: «Носить будешь только в мокрую погоду». И повесил на гвоздь. Так Володя ему и сказал: «Тогда сам и носи!». Взял и ушёл из дома совсем на казённые харчи в полувоенную школу железнодорожников. Выучился. Стал инженером. Женился, потом дети у него пошли. Упрямый был. Ничего не боялся. Да ещё и талантливый изобретатель получился.

– Да, тебе хорошо. Много братьев, сестёр. А у меня одна мама и та упрямая какая до смерти. Просто жуть…

– Так ты тоже в неё. Настойчивая..

– Да… Мне так хорошо с тобой сейчас. И всегда. Никогда бы от тебя не отрывалась. Такой горячий, как печка. Шубы никакой не надо. А когда Он во мне гостит, сразу жарко-жарко становится и всего сразу очень хочется… Это ты его так воспитал? Или он по природе такой?

– Чего не знаю, того не ведаю, – Лёха ещё нежнее прижал к себе Инну, – видно наследие предков чувствуется. Я по архивам проследил, они такой разной крови..Мама из Беларуси, отец или поляк или украинец, кто из них, так и не дознался. Прадед родом из Сибири. Вот он и наградил хорошими генами. Очень рад, что мои гости во множестве к тебе забежали, и теперь много чего приятного передадут от моих предков.

– Господи, как же я тебя люблю, миленький ты мой. Для тебя хоть кого готова на свет явить, лишь бы ты со мной был и любил.

– Люблю тебя. Нам здесь так хорошо: солнце, шумят волны, лес в спину сосновой хвоей приятно дышит. Нам это место надо застолбить, и всегда ходить сюда отдыхать от тягостей земных..».

Пока он тихо говорил, Инна, пригревшись у него на груди, тихо заснула, и Лёха, боясь её разбудить, сидел неподвижно, даже когда стали затекать руки и ноги от неудобного положения.

Радость отдыха нарушил ошалевший от жары толстенный комар, взявшийся неизвестно откуда, и попытавшийся сесть на лицо Инны. Лёхе пришлось его сдуть. Глаза Инны открылись и она радостно сообщила: «А я сон видела. Ты меня так здорово согрел, что и не заметила, как заснула. Там, во сне, я была не одна. У роддома меня встречаешь, несу малышку нашу, а личика её не видно. Мне её отдали, и тут ты подходишь, спрашиваешь: „Кто там на руках у тебя?“ А я и не знаю, просыпаюсь от щекотного».

– Это комар пытался укусить, кровушки твоей попить. Но я спас от него, и потому ты проснулась..

– Так хорошо здесь..! Век бы тут сидела..Но уж солнце ушло, и время подступает вечернее. Давай собираться обратно.».

Через час они уже были возле дома Инны и расцеловавшись, договорились на работе побеседовать ещё. Входная дверь подъезда захлопнулась за его любимой, и Лёха снова остался один на один со своими грустными мыслями.

В понедельник весь санаторий гудел, как пчелиный улей. С утра объявили о завтрашнем празднике Песни и все занятия максимально сократили для быстрого прохождения процедур. Массовик Людмила Мамонтова с утра занималась с учителями в игровой-пионерской, готовя репертуар. Лёха принял её идею петь, и она предложила ему песню Мартынова «Мамины глаза». Послушав его несколько раз с музыкой и без неё, она сокрушённо покачала красивой головой и вздохнула: «Надо тренироваться. Со слухом у вас точно плохо. Придётся сегодня раза три-четыре пропеть и думаю, всё сделаете как надо. Чувство такта у вас есть, а ноты подгоним. Я помогу. Всё будет нормально».

Успокоенный таким поворотом дела, Лёха тут же направился к Инне в библиотеку, чтобы обрадовать любимую.

Её глаза засияли: «Я знала, что у тебя много талантов, но чтоб и петь..»

– Я ещё не запел, ты уже меня хвалишь, – засмущался Лёха, – вот сотворю песню на концерте, тогда и будет видно».

– Так я уже сейчас знаю, что ты споёшь. – Это почему?, – брови Лёхи слегка приподнялись. – Да потому, что я там буду сидеть на первом ряду, и попробуй мне спеть не так..В её глазах снова затаился, заиграл бесёнок, а паутинки-сеточки у её висков опять зазывали к себе, пробуждая в Лёхе вдохновение. Он обнял Инну, прошептав ей на ухо: «Для тебя уж точно спою, как не знаю кто».

Суматошный день уже клонился к закату и они решили уехать пораньше, чтобы их никто не мог видеть вместе. В автобусе нашли свободные места, и успокоенные своими надеждами, задремали.

Назавтра концертный день как-то не задался сразу. Инночка почему-то проспала, на остановку не пришла, и Лёха, нервничая, уехал один. На работе царила суматоха. Оказалось, что на концерт приедут большие начальники, и главврач, весь белый, как халат, от страха за возможный крупный нагоняй неизвестно за что, бегал по всему санаторию, раздавая бестолковые распоряжения.

Но время шло, в санаторий что-то никто не ехал, и постепенно все успокоились. В назначенное время актовый зал заполнился и представление началось. Сначала выступили дети со своими песенками о счастливом лете, потом на конкурс по надуванию шариков выбежали медсёстры в своих выразительно-коротких халатиках, при виде которых лицо главврача изменилось так, что он несколько раз довольно нервно облизнул губы.

Массовик Людмила подождала, пока все медички, страшно розовые от волнения за красоту своих ног под халатами, освободили сцену, и объявила лёхин номер. Вдруг зал затих, удивлённый тем, что Лёха-учитель сейчас будет петь. Сидевшие сотрудники, медсёстры, никак не предполагали, что симпатичный пионервожатый, в нервных пересудах о котором практически все местные дамы, неистовствуя, намозолили свои языки, вдруг согласится петь.

Лёха набрал в грудь побольше воздуха и вышел на середину сцены. Музыкантша договорилась с ним начать песню по её первому аккорду. И когда она стала очень терпеливо перебирать клавиши инструмента, Лёха начал петь. Ему показалось это совсем нетрудно, но судя по тому, как Людмила-массовик ловила ноты, ей было не до смеха. Песня летела куплет за куплетом, Лёха старался не фальшивить, и у него это получалось. Только в одном месте он поторопился и «убежал» от музыки. Но «грехи» ловко исправила аккордами музыкантша, а притихший зал этого не заметил, и сидел, словно очарованный. Лёха узнал об этом попозже, когда Людмила благодарила его за номер.

– У нас врачи-мужчины такие ленивые, жуть. Никого и никак не уговоришь. Спасибо вам. Нашу атмосферу разрядили. А то уж чего только не наслышалась от завуча и главврача…

Инна, радостная и очень довольная его выступлением, чтобы не привлекать всеобщего внимания, не стала подходить к Лёхе, вышла со всеми в коридор и пошла к себе в библиотеку. А он занялся с детьми уборкой картин, декораций, да и вообще как-то сразу перестал думать о своём выступлении. Его занимала новая мысль – куда бы ещё пригласить Инну на прогулку.

Его беспокоили настроения в её душе. И если в ней теперь действительно произошло то, чего она так ожидала, нужно было любой ценой сделать всё, чтобы она была спокойна. Лёха решил снова сходить с любимой в лес. Теперь уже просто на прогулку.

А на следующий день его ожидания подтвердились. И даже больше того, Инна сама стала проситься побывать на свежем воздухе. В ней «играло» настроение, как она сама порою говорила. Поселившаяся в её аккуратной головке мысль не давала ей покоя до тех пор, пока она её не исполняла или не выпроваживала, как ненужную гостью.

Лёха ещё не закончил составление планов на неделю, как Инна войдя, по родившемуся у неё обычаю, без стука в дверь, подошла к нему и радостно-жарко зашептала на ухо: «Хочу в лес..И чем скорее, тем лучше.. Ты готов?».

– Так я всегда для тебя готов, – также заговорщически, но погромче, прошептал Лёха.

Уже через несколько минут, использовав запасной выход, чтобы никто не заметил, они оказались в лесу.

– Ты вообще не представляешь, как я устала от всего, – Инна склонила голову, рассматривая порыжевшие иглы хвойного ковра, мягко пружинившего под ногами, – дела библиотечные такие нудные. Когда тебя не было, всё так просто казалось. И ничего не было постылым. А теперь, другая жизнь совсем. И чем-то раздражает..Вот сейчас хочу на сене свежем полежать… Вспомнила, когда в деревню ездила, у бабушки был большущий сарай, а там сеновал с душистой травой. На ней так сладко спится даже в самый жаркий день».

– А я на чердаке дома спал. Под дождём, – вспомнил Лёха, – бывало залезу под крышу дома, там старых книг множество братья складывали. Да отец паклю хранил для утепления окон. Как устану книги читать, на этой пакле прямо засыпал. Особенно, когда дождь начинался. Шуршит по крыше мелко-мелко, и сон, бац, сразу грузит в облака. Тут, кстати, видел копны сена, они на опушке, идти туда вдоль дороги минут десять. Недолго. Пошли?».

– Какой ты памятливый. Я бы вообще нипочём не запомнила, где, какие тут ещё копны сена стоят..

– Так я в кружке спортивного ориентирования в университете занимался. Меня туда наш факультетский тренер по лыжам записал, Владимир Иванович Голубь. Смешной такой, но строгий. Как-то раз он увидел, как на лыжах бегаю, к себе в секцию пригласил. А потом на соревнования вывез в глухое село. Там вокруг тайга дикая, сосны в три обхвата. Только что медведей не было. Бежал я в команде биологического факультета против физкультурников. Они парни крепкие, спортсмены, но, скажу так, недалёкие. Бегали хорошо, но карту ориентирования читать не умели, потому и проиграли мне по всем её баллам. Понатыкали на ней флажков, побежали прямо через лес. А это большие штрафы по очкам. Ну я и занял почётное первое место. Тренер был страшно доволен. Никто до меня физкультурников так не обижал».

Лёха всё говорил, замечая краем глаза, как Инна слушала его, медленно, осторожно шагая по опавшей хвое, крутила зелёную веточку, и на лице её играла какая-то новая улыбка-мысль.

Наконец, сосновый бор с ароматами хвои закончился, и среди берёз, на опушке леса завиднелись копны свежего сена, недавно накошенного колхозниками местного молочного хозяйства.

– А вот и наш сеновал, – Лёха удовлетворённо хмыкнул, обходя небольшие стога с ароматной травой, – сено классное: клевер, мятлик, овсяница, горец птичий.

– А ты что, в сене разбираешься?, – брови Инны метнулись домиками вверх.

– А чего тут разбираться. Травы знакомые.. Я у дяди на заимке в тайге такие косил для лошадей лесничества. Он только такую и требовал косить. Другие запрещал».

– Ты у меня во всём знаток. Где только не перебывал..Мне так хорошо. А где мы устроимся отдохнуть? Есть очень хочу, попить..»

– Сейчас одну копёшку подроем, норку сделаем, туда внутрь залезем. Хочешь? Там очень тихо будет среди травы».

– Не хочу в темноте. Там всегда душно. Давай наверх залезем и там ложе устроим. Под небом чистым. Будет наше гнёздышко.»

– Ладно, только подожди чуть-чуть, устроим быстренько.

Но Лёха не представлял, как придётся забираться на самый верх копны, если под рукой ничего не было, кроме жердей.

– Ты пока тут похозяйничай, сходи куда надо, – улыбнулся он любимой, – а я пойду поищу чего-нибудь полезного». Интуиция его и тут не подвела – возле крайней копны он обнаружил припрятанную в старой траве лестницу, которую колхозники использовали для установки стожков сена. Приладив лестницу к самому большому из них, тесно окружённому со всех сторон деревьями и потому не видному ниоткуда, он забрался на самый верх и помог Инне залезть следом.

Через несколько минут они лежали в просторной сенной постели, укрытые от посторонних глаз высокими травяными стенами. Желток солнца потихоньку сползал за кромку соснового леса, полдневная жара таяла, уступая место вечерней прохладе.

Они расстелили куртки и взятое Инной небольшое покрывало.

– Мне что-то стало душновато, – еле слышно пошептала она не открывая глаз, – не хочу вставать, помоги мне, – и расстегнула боковой замочек на своей любимой синеватой юбке». Лёха аккуратно потянул её вниз, к ногам, и обнаружил, что под нею на ослепительно белом теле его любимой совсем ничего нет.

– Фокусница, – ласково улыбнулся про себя Лёха, – всё-то она продумывает, планирует наперёд, как шахматист».

– А верхнюю рубашку снимать мы не будем, – предложил он, – комаров, конечно нет, но прохлада обязательно будет».

Он уже реально представлял цель, которую ставила перед собой Инна в этой прогулке. Ему хотелось одного, а получилось по её плану совсем другое, но всё равно очень приятное. Лёха прилёг рядом с ней. Пьянящие запахи трав кружили голову, так и просили заснуть в лучах заходящего вечернего светила. Но ещё сильнее кружила голову сладкая мысль о любимой, с нетерпением ожидавшей нежности, жарких касаний, новых важных гостей, к приёму которых так безнадёжно-страстно уже привыкла её Ласковая Хозяйка.

Слегка коснувшись пальцами её живота, он сразу ощутил лёгкие капельки, внезапно проступившие на красивой коже. И желая прочувствовать для себя искрящуюся влагу, наклонил лицо и кончиком языка слегка повёл линию вниз, туда, к «Золотым Воротам», зная, что теперь она желает именно только этого. Их створки уже трепетали, предвкушая встречу с его разноликим язычком, который в своих вибрациях мог быть одновременно как ласково-мягким, так и настойчиво-упругим.

Тёплый, фруктовый запах влажной глубины дразнил Лёху, и он медленно погрузил в неё язык на встречу с Хозяйкой, мягко и кротко поглаживая «бархатные» стеночки её дворца до того мгновения, пока они не стали гибко двигаться под его упругими движениями.

Инна мягко, тихо застонала, её тело встрепенулось и стеночки «дворца"стали медленно сжиматься всё больше и больше, язык Лёхи стал безудержно, долго купаться в потоках влаги, и она, не утерпев, чувствуя подступающую волну страсти, руками повлекла его голову к себе, шепча: «Уже не могу без него, давай пустим туда скорее. «Хозяюшка» ждёт!»