Из моего возьми костра… Именам, живущим в сердце…

– А сценарий? Есть? – её удивлённые глаза светились легко и просторно. —Там же у неё в папках их масса, возьми и действуй.

– Да, они есть, но на месяц нужно ещё сделать план мероприятий. Завуч рвёт и мечет, мелкий бисер уже топчет…

– У меня есть прежний, я его делала, когда замещала больную. Давай повторим, только сейчас раскрасим по-другому. Она слегка тронула Лёху за рукав, увлекая к столу. Два часа, голова к голове, смеясь и дурачась, они придумывали занятия детям на целый месяц. Вообще-то придумывала одна Инна, а Лёха безропотно смотрел, как её ловкие пальчики снуют по квадратам ватманского листа и дорисовывают по дням всякий раз что-нибудь смешное.

Теперь он больше смотрел ей в лицо, увлечённое своими придумками, красивыми и неожиданными, чем думал о том, что же будет послезавтра на торжественной линейке открытия нового заезда детей. Наконец, завершив работу, она радостно гля-нула ему в глаза:

– Вот, а ты боялся! Это ж так просто!, – улыбнулась Инна, – пойдём, чаю попьём. У меня печенье хорошее есть, – и потянула его за руку в дальний угол хранилища, где стоял незаметный от входа её обеденный столик с чайником, расписными кружками и прочими милыми вещицами.

– Я так люблю чай пить, не представляешь., – её глаза тепло сощурились, она нежно двинула губами. И печенье сама пеку, рецепты придумываю. Мама как-то научила, а я уж сама приспособилась ко всякому делу. Она всё мечтает выдать меня замуж за одного парня, но мне так не хочется за него… Сама не знаю почему. Не хочется и всё тут. Он ей нравится, а мне – нет. Не для меня он. Грубый. Нахальный…» И замолчала, смутившись.

Лёха старался как можно теплее смотреть ей в глаза, чтобы смягчить боль от неожиданных признаний. Он всё больше и больше входил сердцем в её непростой мир, удивляясь многим непонятным вещам. Но старался не будоражить её душу своими притязаниями, понимая, что всё самое сложное ещё впереди. Они выпили почти весь чайник, и пошли в его «пионерскую» посмотреть какой-нибудь фильм. Но как назло, ничего не было и Лёха собрался уходить на уроки. У порога двери Инна тесно прижалась к нему: «Завтра приходи обязательно..»

– Приду, конечно, – ответил он и поцеловал её в глаза.

Назавтра, придя на работу, он с удивлением узнал о бурных переменах. Приглашение в кабинет главврача он воспринял однозначно: будут бить.. Но по виду и завуча, и Пшеничного он понял, ему придумали что-то адски новенькое. И действительно, его переселили из пионерской комнаты, сделав из неё игровую комнату. Он стал хозяином уютного кабинета возле библиотеки, а также маленькой радиокомнаты, в местном обиходе звавшейся «радиорубкой». Этим переменам Лёха обрадовался сразу. Во-первых, не нужно было мучиться со всякими пионерскими сборами, пыльный зал со знамёнами и барабанами ему уже сильно поднадоел. Во-вторых, начальники и не подозревали, какую сладкую услугу ему оказали, быстро изгнав из священного пионерского места. Его личный кабинетик находился рядышком с библиотекой, и Лёхе не нужно было теперь «светиться», бегая по коридору к Инне из пионерской комнаты.

Он расположился в нём совсем по-хозяйски: принёс из дома свою верную пишущую машинку, переставил и протёр мебель. Бывшая захламленная кладовка старшей медсестры превратилась в его любимый рабочий кабинет.

Первой оценила его старания Инна. Она заглянула в дверь и приятно удивилась:

– Да, ты молодец! Как хорошо можешь устраиваться! И, улыбнувшись, сразу предложила:

– У меня дома есть шторы. Мама их не очень любит. Здесь очень светло. Давай занавесим окно. И дуть не будет. Хочешь, а?

– Конечно. Из твоих красивых рук всё, что пожелаешь мне замечательного… – Ага, ну ладно, только ты мне помоги их привезти, они тяжеловаты. – Какой вопрос, – Лёха внимательно посмотрел Инне в глаза. Они по-прежнему были шутливо-веселы.

– По такому важному поводу нам надо обмыть новоселье, – Лёха поддержал её весёлое настроение, – пойдём, чайку попьём? Я пироженки взял в столовой. Свежие..

Инна радостно кивнула головой: «Сейчас, поставлю кофейник и позову, когда вскипит. Будет готово, подам знак условный!».

Через полчаса она тихонько постучала в стену. Лёха радостно шевельнул губами: «Совсем как заговорщики, ну и ну». И пошёл тихонько к ней в библиотеку, предварительно оглядев коридор по сторонам. Наступивший полдень всех медицинских усадил за столы. В холлах было тихо и спокойно.

Инна суетилась у стола, разливая чай в красивые высокие фарфоровые кружки. Она принесла из дома всё, что нужно было для красивого застолья: салфетки, подставки под кружки, сахарницу, нарядные чайные ложечки. Лёха с удовольствием отметил её домовитость. «Ей нравится красиво хозяйничать, хочется чтобы всё в доме было замечательно. Такая вот мне и нужна».

Набрав воздуха в грудь, Лёха решился: «Ин, а давай сходим в поход. Пока тепло стоит, дождей нету. Мошкара не покусает. Сухо..» Несколько мгновений она выразительно молчала, медленно перемешивая ложечкой горячий чай. Потом, подняв глаза, ответила: «Я тоже очень хочу, но мне надо подготовиться. Место выбрать, вещи собрать. Скажу тебе завтра или послезавтра. Хорошо?». И гулкий барабан лёхиного сердца немного приутих: «Она согласилась. Но видно, ещё думает у матери разрешения спросить, а так бы согласилась сразу..» Он улыбнулся радостно и широко:

– Конечно. И я свои вещички переберу. У меня палатка – памирка есть, спальные мешки. Котелок обязательно надо взять, сварим чего-нить вкусненького на природе…».

Домой ехали с новой радостью. Их мысли о совместном общении бежали вперёд, торопя разные сладкие желания.

Наступила назначенная для похода суббота. Лёха поднялся далеко до зари, измученный мыслями о предстоящем душевном испытании, проверил все вещи и пошёл на остановку автобуса. Уже подходя к месту встречи увидел не только Нату, но и парня лет двадцати, по виду студента какой-то «ремеслухи». Досадуя, что они будут не одни, Лёха подошёл к компаньонам по отдыху, деревянно поприветствовал «студента».

– Привет, Лёша, – в просящем голосе Инны теплилась надежда на его будущие хорошие отношения со свидетелем их турпохода, – это мой двоюродный брат. Мама попросила взять его с собой, он никогда не видел Васильевских озёр..

– Ага, – ухмыльнулся про себя Лёха, – не видел он озёр тутошних, – даже младшие школяры знают про них, не то что «ПТУшники». Через несколько минут прибыл неприглядного вида автобус, и они поехали к озёрам. Полчаса тряского пути унесли неудовольствие первых минут, и Лёха снова наслаждался общением с Инной, весёлым блеском её глаз, их нежным ласковым прищуром, полным девичьего озорства.

Водитель остановился по их просьбе точно у озёр, и он пошли краем леса искать место для ночлега. Вот тут Инна и показала себя истинной хозяйкой. Мягко, настойчиво она руководила поисками и удобным обустройством маленького лагеря. Лёха не сопротивлялся. Здесь он был в первый раз, места не знал, да и не хотелось ему лезть «наперёд батьки в пекло», как иногда говорил отец. Ему здесь нравилось всё: сосновый лес, озёрная тихая вода, рубиновый закат падающего в воду вечернего солнца.

Он ехал сюда за чувствами, за любовью, и совсем не собирался спорить о бытовых мелочах. Инна это прекрасно поняла и её настроение заметно улучшилось. По всему было видно, что она имела серьёзный разговор с мамой, не желавшей, чтобы дочь поехала одна в лес с ночлегом, да ещё с незнакомым парнем, которого мама и в глаза-то совсем не видала.

Палатку поставили на взгорке, подальше от воды, чтобы не затопило в случае дождя. Совет Лёхи приняли, узнав, что он целый сезон работал у геологов в далёкой дальневосточной глуши и знал кое-что из туристических понятий. Пока располагались, Инна уговорила «кузена» заготавливать дрова для костра. Вечер наступал довольно прохладный, и топлива нужно было много. Немного поворчав, «родственничек» поплёлся искать сушняк, а влюбленные принялись готовить ужин из картошки с тушёным мясом. Лёха с наслаждением смотрел, как Инна ловко управляется с готовкой и вообще, поймал себя на мысли, что всё, что она делает для него – полное для него счастье.

И потом, сидя у почти догоревшего костра, уплетая картошку с тушёным мясом, пусть и немного пересолённую, Лёха по-прежнему чувствовал неутолимую радость в сердце, рождённую чувствами к Инне. Они ещё посидели у тихого огня, молчаливо наблюдая как пепел постепенно покрывает угли лёгким седым налётом, иногда выбрасывая целые фонтаны искр. Разговор при «родственничке» как-то не вязался, и Инна первая предложила идти всем спать.

Наступила тёмная глухая ночь. Лёха ворочался с боку на бок, про себя поминая тихим неласковым словом навязанного в поход «кузена», громко храпевшего с другой стороны палатки. Инна лежала не шевелясь, лишь иногда, по детски, словно всхлипывала во сне. Но ему почему-то казалось, что она вовсе и не спит, только молчаливо ждёт чего-то особенного. Он не ошибся.

Когда маленькая рука в полной темноте вдруг оказалась у него на груди, Лёха, тут же ощутил её горячую ладошку, и с дрожащим сердцем почувствовал, что она медленно стала опускаться вниз, пока не остановилась на самой выразительной части его тела, мгновенно встрепенувшейся от тёплых ласковых прикосновений. Пальчики вдруг растерянно замерли, но, вспомнив давнее желание хозяйки, стали медленно знакомиться с давно желанным для неё предметом, осторожно двигаясь по настоящему сгустку живой энергии…

Её голова неожиданно оказалась рядом и жаркий шёпот словно кипятком окатил лёхино сердце: «Давай сейчас убежим из палатки!..Знаю, он крепко, давно спит, и уже ничего совсем не услышит». Инна первая тихонько выползла наружу. Стараясь не шуршать постелью, Лёха медленно и аккуратно свернул оба спальных мешка, прихватил одеяло, и сторожко последовал за ней. Сердце колотилось, горло пересохло от волнения, он было стал суетиться, однако Инна, взяв его за руку, смело повела от места ночлега дальше в сумрак леса. Она так уверенно и споро двигалась в темноте, что Лёха неожиданно сравнил любимую с ясновидящей, хотя всё объяснялось просто – накануне вечером, тайком от него, она хорошо присмотрела укромное местечко для взаимных наслаждений недалеко от палатки, в самой гуще леса, и теперь уверенно вела своего обожаемого на край их света.

Его душа пела. Никогда ещё он не чувствовал себя таким счастливым. Даже темнота не пугала его своей сырой и холодной неожиданностью. Уголёк маленькой девичьей ладошки плескался в его сердце новым греющим огнём, заставляя всё больше и больше трепетать душу.

– Я буду сейчас с ней здесь, на природе, под звёздами, буду принадлежать только ей и никому-никому больше, – кружились невиданным танцем мысли в лёхиной голове.

Вскоре она остановилась, осветила место лучиком фонарика и сказала: «Здесь… Ты взял спальные мешки? – словно знала, что он не то, чтобы прочитает её мысли, но всё же догадается о будущем удобстве. – Да, взял. И одеяло ещё, – Лёха аккуратно расправил мешки, прихваченное одеяло, и они улеглись на небольшом взгорке.

Тёплая июньская ночь, пропитанная запахом цветущих трав, трели цикад, карусель ярких звёзд кружили ему голову. Лёхе подумалось, что никогда такими ослепительными и обнажённо-белыми в своей красоте, он их не видел. И ещё никогда в ночи, под глазами планет в открытом небе, рядом с ним не лежала любимая, готовая ради него на очень и очень многое. Смолистый воздух витал над их разгорячёнными ходьбой и острыми желаниями телами.

В лесной темноте, сразу ставшей жаркой Лёхе, Инна прижалась к нему всем телом и выразительно зашептала, водя пальчиком по его губам:

– Ты знаешь, о чём я мечтала два года назад? Работала тут же, но мне было так одиноко. Мама с папой разошлась со страшным скандалом. Представляешь, они даже штаны делили. А я всё думала, почему у них так сложилось плохо? И поняла, детей у них больше не было, а у меня сестры или брата. В Булычёве, где я жила до этого, у всех семьи большие были. Как-то в радости жили. А мы сюда переехали, и папа запил. Не знаю от чего. Может, место поменялось жизни, может мама как-то не сумела приспособиться. Непонятно… И мне одиноко стало. Пошла на работу, в институт поступила. Тут мама парня и присмотрела, да я взбунтовалась. Ты не смотри, что я у тебя под рукой такая тихая. Могу, ого-го ещё как, взбрыкнуть..И она пока отстала. А годики идут-то, как часики тикают. Так мне ребёночка захотелось… И ты меня на счастье встретил. Да? Правда? Хочешь от меня маленького? Чувствую по тебе, хочешь… Видела, как ты на меня в лесу смотрел..Будто я волшебница какая тебе что-то несу, ну, или готовлюсь нести..

– Инночка, и правда, ты – ясновидящая.. Тут шла прям уверенно, как знала, куда ступать. Я и подумал, ровно кошка всё видишь ночью…

– Не-а, совсем не такая. Просто днём, пока ты немного дремал в палатке, я тут место нам на ночку приискивала. Нашла. Теперь мы тут с тобой лежим. А он в палатке пусть храпит, и потом мамочке докладывает, что всё спокойно было в городе Багдаде..

– Шутница ты, Инночка. Ни за что б не догадался так сделать..

– Конечно, для тебя всё сделаю, и на всё пойду. Сердце у тебя доброе. Ведь сразу это по глазам увидела, когда ты с доктором Пшеничным калякал насчёт работы там, в коридоре. Ты меня не заметил, а я тебя сразу..И уже тогда решила, ты – будешь мой.

Она замолчала, и так же мечтательно её горячая ладошка легла ему на сердце, словно прислушиваясь к его восторженному биению. Её жаркий шёпот снова обжёг лёхино ухо внезапным желанием:

– Он у тебя такой бодрый, живой. Там, в палатке, не успела к нему подобраться, как он, вжик, и сразу стал «готовенький». Испугалась тут, а вдруг «кузен» сразу проснётся, тогда всё матери расскажет, и нам с тобой уже никогда не удастся встретиться. Потому решила удрать от него к тебе, сюда, под звёзды. Правда, здесь прохладно, но ты такой горячий, весь в своего..«живчика». Так его называть буду. Хочешь? Возле него… мне так сладко»..

С этими словами она быстро и ловко освободилась от летних шортиков, под которыми совсем ничего не оказалось, и ещё теснее прижалась к жаркому лёхиному телу.

– Приподнимись чуть-чуть, – настойчиво попросила Инна через несколько мгновений, и потом уверенными движениями освободила его тело от лишних покровов. – Господи, да с тобой и зимой печки не надо. Ты же кипяток просто».

– Как-то и не замечал, привык по жизни, что такой, будто огненный, так природа удумала – лёхин язык уже еле ворочался, немея от наступающего урагана чувств. Её маленькое ладное тело словно таяло, умещаясь в его объятиях.

– У тебя «живчик» тоже всегда такой же горяченький? – шутливо поинтересовалась Инна, – надо бы проверить, а то вдруг в какой-нибудь дрожащий холодец превратился». Видя, что Лёха от изумления молчит, Инна быстро придвинулась головой к его самой горячей части тела и, погладив несколько раз язычком пухлые щёчки уже вставшего ровным и высоким солдатиком «живчика», неожиданно окружила их плотно своими тёплыми губами, снова и снова продолжая их прилежно ласкать со всех сторон, возбуждая в них всё новые и новые движения.

Низ лёхиного живота провалился в пустоту, жар тела сменился ночным холодом, и Лёха снова ощутил дрожащие нетерпением покровы Инны, движения её губ, рук, неумолимо приближавших ураганные волны наслаждения. Испытав самое полное начало жаркого удовольствия, она решила немедленно, сейчас же его продолжить, впустив «живчика» в свой «дворец» наслаждений.

Встав над ним на колени, она снова и снова молча умоляла его, как можно чаще касаться своими нежными складками «бархатных» стен её маленького, тесного, но такого ласкового пространства, в котором, по её мгновенному желанию, должны были немедленно поселиться новые и дорогие для неё создания.

Он входил, приспосабливался, снова входил, стараясь лучше освоить своё новое жилище. И от этих его торопливых входов-выходов Инна теряла дыхание, словно бежала за ним вдогонку, а плещущие волны принесённой им яркой, полыхающей энергии, разноцветными мелькающими мотыльками с их мягкими, нежными крыльями всё больше и больше сжимали стены её красивого «дворца», изо всех всех сил стараясь принести с собою лучшее наслаждение для её души.

Инна молча улыбалась невиданной радости, по лицу текли неудержимые слёзы, но только она этой летней ночью знала о таком наслаждении, и этих слезах. Вспыхнувшая страсть была её самой большой тайной, которую она, скорее всего, потом доверит и ему, любимому, подарившему это счастье.

Стенки дворца содрогнулись от набежавшего сладкого потока новой, ещё более сильной волны. Инна, с наслаждением испытав полностью её силу, со сладким тихим стоном медленно прилегла на грудь Лёхи. Но вдруг, словно что-то вспомнив, она быстро и неожиданно для него развернулась обратно, и жадно обвила своими губами горячие щёчки «живчика», подарившего ей в эти короткие, но такие дорогие мгновения, частицы природных сокровищ, не донесённых до стен её маленького, красивого дворца с изящными узорными золотыми воротами.

Вернувшись к нему под руку, Инна с нескрываемой радостью прошептала в горячее лёхино ушко:

– Ты наверное удивился, что я нырнула за ними в самую глубину. Прости, давно об этом мечтала, как только тебя увидела. Наконец-то я с ними познакомилась, и знаю, что один из них будет точно моим, таким же умным, красивым, как и ты. Они мне показались такими миленькими, сладенькими, будто утренний киселёк. А я дома всегда по утрам пью разные кисели. Потому и почувствовала их такими..Ты не обижаешься, что я так сделала? Ведь всё без спросу? – при этих словах Инна пошевелила нежно всеми пальчиками и сладостно, довольно потянулась всем телом, издавая незабываемый запах любви.

Вместо ответа Лёха бросился целовать её лицо, шею, и так бы дошёл до всех остальных мест, если бы Инна не прикрыла его губы ладошкой: «С тобой, милый, у нас ещё будет много времени, только давай немного отдохнём, да потом тихонько проверим нашего караульщика».

Лёха согласился, и неожиданно заснул буквально на несколько минут.

Она разбудила его, ласково погладив губы. Вздрогнув, Лёха удивился, что так долго спал.«Да всего минуточку, – успокоила его Инна, – понимаю, перенапрягся, насладился, отключился. Сама этим грешу, когда на работе или дома очень устану. Пойдём в домик наш, а то караульщик нас хватится, панику поднимет».

Через несколько минут они лежали совсем без сил под влажными стенками палатки, умиротворённые ярким, сладким свиданием под звёздами. Их короткий утренний сон прервали пьяные злые голоса, резкие звуки неровных шагов, треск сухих ветвей. «Это деревенские, – Инна спросонок боязливо прижалась к Лёхе, её колотила нервная дрожь, – они так часто ходят по лесам, всегда себе приключения ищут. Ты не выходи, пожалуйста, я боюсь за тебя».

– Эй, вы там, в палатке, дрыхнете, что ли? – раздался нетрезвый голос снаружи. Дайте пожрать чего, а то халабуду вашу снесём, земля наша, а вы тут гости незваные». Инна стала нервно шуршать в сумке, где были их припасы. Вынула начатый батон хлеба, кусок колбасы и выбросила свёрток из палатки на траву.

– Вот это дело, – рваные голоса куражились, – пошли пацаны отсюда до деревни, у них больше ничего нету, в ларьке водочкой разживёмся. А это вам на прощание, – колыхнулся тент палатки от плеснувшейся на него жидкости, – ночуйте тут пока до утра, да сматывайтесь». Голоса постепенно стихли, и влюблённые, утомлённые бурной ночью и происшествием, быстро заснули.

Они спали почти до полудня, пока раздосадованный «кузен», которому пришлось готовить обед, не крикнул им от костра: «Эй, сони, хватить спать, всю еду упустите».

Солнце, яркое и жгучее, уже стояло в зените, когда все уселись за полевой стол. За несколько минут нехитрый обед, состоявший из тушёного мяса с картошкой и духовитого лесного киселя был съеден, а участники пиршества стали спорить, где больше растёт спелой земляники – вблизи палатки или глубоко в лесу, подальше от неё…

После недолгих споров наконец-то приняли «соломоново» решение – искать поблизости, разделившись на две группы: «кузен» согласился пойти в сосновый бор, где как он считал, так много ягод, что и не собрать их никому вовек, а Лёха с Инной решили осмотреть полянки поблизости. Они просто чувствовали по природе, что там великое множество плодов. Здесь Лёха чуть-чуть схитрил, он-то знал, что лесная земляника любит влажные и прогретые солнечным теплом места, и потому согласился снимать урожай на своём участке. А Инна просто поддержала его, втайне надеясь исполнить своё задуманное дело.

И действительно участок оказался урожайным. Среди травы краснело множество ягод, правда мелких, но от этого не менее соблазнительных. Попадались и крупные, которые Инна тут же отправляла в корзинку. Возле одного, довольно большого кустика ягод их головы сблизились и она заговорщически прошептала, хотя «кузена» – соглядатая не было рядом:

– Эх, обожаю земляничный вкус.., – и продолжила, – а если тебя земляникой покормить, они какие у тебя будут? С запахом ягодок или никакие? И тут же предложила ему на своей ладошке целую горку собранных ею самых спелых и крупных ягод. Лёха сначала не понял вопроса, но потом до него дошёл его смысл. Он слегка растерялся, не зная даже как ответить на её интерес к нему с тайным смыслом.

– Думаю, будут вкусными, всё-таки ягодки с кислотами органическими всякими, да ещё сильно пахучими, а они почти не распадаются внутри, так и уходят в разные части тела. А что? Ты чего-то интересное для нас придумала? Какой-нибудь опыт с земляникой поставить? – продолжал он, – я, например, варенье люблю из неё».

Инна игриво прищурилась. Смешинки-паутинки побежали от уголков глаз: «Вот и угощу тебя вареньем земляничным. Меня мама классно научила ягодки целиком варить, а я потом сама рецепт изменила, да свой и придумала. Очень его люблю! Тебе точно понравится. Вот поешь моего варенья, а потом..– тут она снова хитро посмотрела на Лёху, – и я попробую..» Увлечённый поисками спелых ягод в траве, он совсем не обратил внимания на хитросплетения её мыслей, и только лишь наслаждался улыбкой на её лице от радости совместного отдыха.

Часа через два, утомлённые ягодной охотой, они сошлись у своей палатки и решили после короткого отдыха отправиться в обратный путь. Домой приехали затемно. Лёха помог занести Инне вещи домой и попрощался с ней под зорким контролем «кузена».

Подарок Инночки после земляничного похода (фото автора).

Назавтра ему предстояло музыкальное мероприятие. Нечто вроде утренника для маленьких пациентов. Нужно было готовиться к выступлению. У него уже было почти всё готово, но что-то мучило его, и он сам не понимал, что. Он так свыкся работать вместе с Инночкой, что одиночество в работе стало угнетать его, и Лёха заметил, что стал раздражаться по любому, даже малому поводу. И он решил всё это лечить сном.

Радиокомнату он немного подремонтировал с помощью местных учителей труда, приукрасил её кое-какими плакатами, выдраил до блеска старое деревянное окно, измочаленное временем. Инна повесила принесённые из дома старые шторы, и место для личных встреч было готово. Оставалось только одно препятствие – рядом по коридору располагалась прежняя пионерская комната, превращённая в игровую, а напротив неё был форпост сплетниц – кабинет старшей медсестры, которая подсматривала за всеми и собирала информацию для главврача Пшеничного и несменяемого завуча Веры Ивановны. Поэтому Лёха и решил посещать радиокомнату, когда позволяла ситуация, под вечер, когда все главные «надсмотрщики» разъезжались, а он мог там провести время с пользой для себя.

После проведённого похода Инна смотрела на Лёху уже совсем по-другому. Он тоже это почувствовал. Соединив свои чувства близостью, они всеми силами старались прятать их, как могли. В один из последних дней июня Лёха с Инной выехали с работы предпоследним автобусом. До города было целых сорок минут и, утомившись от дневных хлопот, оба задремали, склонив головы друг к другу. Инна, проснувшись от толчка на ухабе, сказала:

– Как я устала сегодня, ты не представляешь. Так много детей было в библиотеке в этот новый заезд, что даже свою «Книжкину больницу» не оформляла, ни одной книжки не починила. Поедем ко мне? Сегодня мама в ночную, её до утра не будет. А потом тебя разбужу, и мы поедем пораньше на работу. Давай? Я так по тебе соскучилась, ты не представляешь..

– Конечно поедем. Я тоже соскучился. Ин, может квартиру снимем и будем жить?

– Ты что! Мама прибьёт меня. А я её терять не хочу, она у меня одна осталась. Вот жду, когда она гнев на милость сменит. Она же всё мечтает меня замуж выдать за того парня, что в армии служит. Она с его родственниками дружила. Потому-то и хочет им хорошее сделать. А им-то, видать, всё равно. Очень ждёт, когда он вернётся. Олег на меня как-то глаз положил, и ей понравился. А я не знаю, что и делать..Вот будет ребёночек от тебя и пусть тогда сама решает. Знаю, больно мне будет, что маму обижу. Но тебя люблю очень..И малышку хочу. Устала чужое счастье наблюдать, да считать время…