Полная версия
Из моего возьми костра… Именам, живущим в сердце…
Из моего возьми костра…
Именам, живущим в сердце…
Микк Аллинз
© Микк Аллинз, 2025
ISBN 978-5-0065-8133-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Микк Аллинз
Из моего возьми костра…
Из моего возьми костра
Огня неутолённой страсти,
И день, летящий как искра,
Мне радость принесёт в ненастье.
М. Андреев-Амурский
(описываемые события имели место в сегодняшней жизни, имена персонажей изменены, а возможные совпадения с ними – чистая случайность).
Вместо предисловия
Судьба отняла у меня двух замечательных женщин, оставив яркую, разноликую память о них. Две Инны, две Инночки, словно соревнуясь друг с другом, спешили войти в моё сердце. Первая, не жалея себя, отдавала все свои светлые чувства, сражаясь за них до последнего дня жизни. А вторая, среди немногих счастливых дней, оставила мрачные тени былого, продолжая играть со своей судьбою в рулетку. Потому и остались обе в моей душе навсегда…
*****
Май Года Чёрной Водяной Свиньи Лёха Антонов, учитель истории, химии, биологии, а теперь ещё и географии в одной из школ Автограда, дорабатывал радостно. Совсем не потому, что впереди светился летний отпуск и ждала возможная поездка домой на такой желанный Дальний Восток. Но по той простой причине, что по слухам, его снова собирались перевести на другое место работы. Работать географом в продвинутой школе было интересно, однако ревнивый женский коллектив всё больше стал раздражать Лёху каким-то ненавязчивым интересом.
Согласившись на помолвку пять лет назад до данных событий, он приехал в этот город один, пообещав молодой леди, дочери генерала авиации, привезти её, как только получит какое-нибудь сносное жильё. Но возможный тесть, Фёдор Иванович, бывший родом из глухой провинции, в советское время совершил весьма неплохую генеральскую карьеру, работая с первыми космонавтами. И теперь пожелал, чтобы дочь, после предстоящего его перевода в Москву, обязательно уехала с Дальнего Востока вслед за ним.
Сначала на семейном совете выбрали Автоград, в котором жили его многочисленные родственники из глубинки, в котором Лёха, верой и правдой заработав какое-никакое жильё на Автозаводе – отдельную комнату, ушёл в школу. Но теперь им уже не захотелось, чтобы строптивая дочь генерала приезжала в эту глухомань. Её приезд означал, что надо будет здесь остаться навсегда, а это наводило родителей на весьма и весьма грустные мысли, так как они считали её достойной более лучшего города. Поэтому вкратце сообщили, что Лёха не должен её ждать.
Уроки закончились, и в опустевший класс, по-хозяйски, поздоровавшись, заглянул директор школы Владимир Иванович. Простой, и по жизни немного суетливый, он так и не привык быть чиновником.
– Зайди ко мне минут через десять, – пригласил он Лёху, – кое-чего обсудить надо. Ровно через десять минут Лёха уже сидел в кресле наискосок от директора, внимательно слушая очередные причитания завуча о беспорядках в столовой, неправильном дежурстве, вороватых поварах, пока Владимир Иванович не прервал её, махнув рукой: « Ладно, потом решим..».
Недовольная, она передёрнула плечами и вышла из кабинета.
– Тут такой вопрос у нас с тобой, – директор обращался к Лёхе как к равному, потому что за два года работы с ним хорошо узнал его безотказность в делах, – звонили из Заводоуправления, просят прислать надёжного, хорошего молодого учителя на работу пионервожатым в их санаторий. Прежняя женщина срочно уволилась, а впереди, сам понимаешь, новый летний сезон, дети приедут лечиться, а с ними ведь надо работать. Ну, как, пойдёшь? Вспомнишь молодость пионерскую, отдохнёшь. Там сосны, воздух волшебный просто..Оформлю тебя переводом по согласованию, ничего не потеряешь..Ну, как, по рукам?
– А здесь как? Уроки? Географа-то нет, – Лёха замялся и решил подбросить зерно сомнения в их беседу. Ему жалко было бросать такой ухоженный своими руками класс.
– Ты не переживай, – Владимир Иванович постучал пальцами по старой лакировке стола, – географ будет. Это моё дело. Тебе ещё деньжат подкину премией вместо отпуска за счёт завода. Жаль, конечно, что от меня уйдёшь. Вся детвора очень любит твои уроки, особенно с кинофильмами. Но подвести заводских не могу, обещал им, пойми и ты меня правильно.
– Хорошо, Владимир Иванович, так когда приступать?, – Лёха медленно поднялся, прочитав в глазах директора теплоту и спокойствие.
– А вот с первого июня и поедешь туда, – директор протянул Лёхе руку, – всё устрою как надо, только работай. Там главный врач по фамилии Пшеничный, подойдёшь к нему, доложишься.
Так прохладным первоиюньским утром, в свой тридцатый день рождения, Лёха, оказался по воле судьбы на пути к своим новым, ярким чувствам, оставившим в его сердце не только светлую радость, но и вечную печаль, умноженную болью..
За окнами автобуса, выделенного заводом санаторию-профилакторию, мелькнули последние, облезшие от зимней стужи, корпуса цехов. Потянулись бескрайние колхозные поля с начинающим желтеть урожаем пшеницы или проса.
– Да, видно ехать долго, – задумался Лёха, – как же я пылить-то буду туда и обратно? Неудобняк, однако… И, неожиданно для себя, заснул.
Его разбудил скрип открываемой двери и разговоры немногих пассажиров. Не торопясь, он вышел вместе со всеми, и побрёл искать доктора Пшеничного.
Санаторий был построен в сосновом бору на берегу Волги для отдыха заводчан ещё во время основания завода и был уже не тот, что раньше. Свежий смолистый дух бодрил, и Лёха понял, что директор его никак не обманул. Здесь действительно было замечательно от одного соснового волшебного духа.
Уже потом, оказавшись в гуще событий, Лёха полностью смог оценить всю прелесть этих мест и гадость тамошнего коллектива, поражённого, как может быть и везде, местничеством, сплетнями и постоянными, горящими нетерпимым огнём, интригами.
В кабинете главврача стояла приятная прохлада. Пригласив Лёху присесть в кресло, хозяин через секретаря вызвал завуча, осанистую Веру Ивановну, передал ей все бразды по переговорам, а сам удалился по своим врачебным делам.
Лёхе не хотелось снова лезть в детство. «Опять пионерство, дети, горны, трубы, – недовольные мысли мучили, раздражали. Лучше бы предложили вести предмет по моей специальности». Словно угадав ход его мыслей, Вера Ивановна раскрыла все тай-ны вопроса:
– Нам нужен учитель биологии, ну и по совместительству пионервожатый. Прежняя ушла в декретный отпуск и теперь мы как-то без неё остались. Жалеем.. Ну, соглашайтесь! Дети у нас хорошие, спокойные, правда меняются каждый месяц. Так это наша особенность санаторская. Приезжают всего на один месяц подлечиться, а мы их должны и лечить, и учить». При этом она внимательно, изучающе смотрела Лёхе прямо в лицо, ожидая от него какой-либо реакции.
– Ну, я конечно, согласен с вами, если так, – у него отлегло на сердце, – стаж учительский тоже не помешает. Да пионерский тоже..
– Договорились. Пойдёмте, сами посмотрите, что и как у нас. Просторная комната глядела широкими обшарпанными окнами на санаторный двор с поржавевшим флагштоком, на котором уныло висел выцветший до изумления флаг. Лёха кивнул на него: «А это для чего? Поднимаете часто?»
– Да у нас здесь целый ритуал. Открытие, закрытие сезона. Настоящее представление. И это будет полностью ваше занятие. Так что не расслабляйтесь, готовьтесь. Через неделю всё должно быть сделано. Сценарий, дети, участники, ну и остальное. Вы теперь в штате старший пионервожатый. А учитель биологии уже потом. С расписанием вас познакомлю. Уроки по санаторному типу короткие, всего полчаса. Так что не устанете». Окинув напоследок остатки пионерства, она вышла, плавно покачивая гладкими выразительными бёдрами.
Лёха присел на продавленное кресло за обшарпанным столом, заваленным разными картинками и бумагами. В воздухе стоял устойчивый запах старой макулатуры, пыльных занавесок, и ещё чего-то, совсем непонятного. Барабаны, горны, отрядные флажки настороженно смотрели на него со своего эшафота на стене. В углу притаился под слоем пыли цветной телик.
– Да-а, дела, однако, – у Лёхи защемило сердце, – пионером-то я был давным давно, а вот командовать пионерчиками ещё не доводилось в моей жизни..Придётся и эту чашу испить. И зачем-то я согласился на эту дребедень?»
По куче бумаг на столе с самыми разными сценариями Лёха сразу понял, что срочно ушедшая рожать его предшественница неплохо поставила своё дело. Ему особенно понравилось расписание мероприятий на месяц со всякими рисунками.
Сидя в шатком, напрочь убитом кресле пионервожатой, он и представить не мог, что листы, подобные этим, будет творить с настоящей любовью, причиной которого станет местная молодая особа приятной наружности, перевернувшая всю его неровную, до хромоты, холостяцкую жизнь..
В дверь без стука заглядывали дети, с интересом рассматривая нового хозяина их святилища, и, наконец, некоторые, осмелев, вошли, остановившись неподалёку от стола.
– А вы кто будете? Наш новый вожатый? – храбро спросила девочка с веснушчатым носиком и белым, словно припудренным личиком. Потом Лёха узнает её грустную историю неизлечимой болезни, но сейчас его занимало другое – как найти общий язык с детьми в новом для него деле.
– Да, я ваш новый старший пионервожатый, – он выдохнул воздух и продолжал, – будем работать, как и раньше при Надежде Петровне, совсем ничего не поменяем, оставим всё как есть. – И дискотеки по субботам? – с тайной радостью блеснул глазками вихрастый, видать невероятно шустрый, мальчуган.
– И дискотеки тоже, – не задумываясь согласился Лёха, ещё не представляя себе вполне, что ж это такое для детей в условиях санатория.
С криками «Ура, дискотеки будут!» шумная стая наследников пионерского дела мгновенно испарилась, оставив после себя неистребимый больничный запах лекарств и ощущения непонятого Лёхой чувства, то ли красивой, яркой надежды, то ли будущих неприятностей…
То, что детям здесь всегда жить весело, Лёха понял сразу. В этих стенах их больше не преследовал казённый дух школы, надоевших уроков, после которых надо было обязательно выполнять «домашку», не лезли с расспросами и угрозами вызвать родителей надоевшие учителя. Свободу от школы делали грустной болезни, про которые, собственно, они вообще-то вспоминали лишь на лечебных процедурах.
Погрустив чуток в теперь уже своей пионерской, Лёха решил осмотреться в самом санатории. В длинном светлом коридоре по ходу, мелькали безликие номера врачебных кабинетов. Среди этой канцелярщины ярким пятном бросилась в лёхины глаза красивая табличка с симпатичной рисованной надписью «Библиотека».
Знать бы Лёхе, что тут начнётся его вторая, и самая красивая жизнь, он бы пришёл сюда гораздо раньше. Однако время нельзя обмануть, и он осторожно приоткрыл дверь в неведомое.
Небольшая комната, превращённая в хранилище книг, была прохладной, и точно, как настоящая сокровищница, тихой. Справа от входа, за столом сидела девушка с красивыми серыми глазами, в скромном свитере. Она внимательно посмотрела на вошедшего Лёху, но тут за ним следом в библиотеку влетела стайка детей и хозяйка множества книжек сначала занялась ими.
– Бог мой, она же настоящее сокровище, я пропал, – полыхнуло в голове Лёхи, – без неё я отсюда уже не уйду или только через какую-нибудь мою войну..Непонятным природным чувством он понял, что именно в ней хранится то самое, главное завораживающее начало, от которого разгадавшее его сердце вдруг стало бешено колотиться, и Лёха, испугавшись, что упадёт, вдруг присел на стул, взяв для вида в руки какую-то яркую детскую книжку с иллюстрациями.
Вскоре детский щебет потихоньку затих, они остались вдвоём среди книг. Лёха встал, слегка дрожащими руками вернул книжку на место.
– Что ж, пойду сдаваться, – подумал он, подходя к её столу.
– Здравствуйте, я ваш новый пионервожатый, – скомканно пробубнил Лёха, ощущая реальный лёд под сердцем, – мне бы книжки какие взять, да и узнать, что и как тут. Изумительные серые глаза библиотекарши, смотревшие на Лёху, ясно сказали ему, что он пропал..
– А меня зовут Инна, – девушка чуть-чуть склонилась над формуляром, – вам что-нибудь найти конкретное или вы уже выбрали книжки?
И тут Лёху понесло. Уже через полчаса яркой и занимательной беседы серые глаза ясно дали ему понять, что плотно свили своё гнездо у него на сердце. Теперь он знал о ней почти всё. И что она учится на «заочке» в институте культуры, живёт одна с мамой, работающей на заводе, любит рисовать, немного петь, чуть-чуть лениться, когда почти всё уже сделано или когда ну, совсем, нет никакого в душе настроения..Айсберги в груди растаяли, и Лёха, окрылённый надеждами, вернулся в своё местное, запылённое временем и безнадзорностью пионерское прибежище.
Не успев отдышаться после полученного духовного допинга, он обернулся на шаги у двери. Завуч, верная своей привычке, вошла в пионерскую без стука, словно в свой кабинет.
– К завтрашнему утру подготовьте план мероприятий на месяц. Учтите, всё будем строго проверять, посещать каждое мероприятие, – здесь Вера Ивановна поджала губы, – запомните, Иосиф Павлович всегда проверяет и сам подписывает расписание мероприятий.
– Ну что ж, конечно, сделаем, – Лёха усмехнулся глазами и почувствовал ответный холодок во взгляде завуча. «Чем же это я им не понравился, – недоумевал он. Первый день на работе и уже какие-то тёрки..со стороны всяких-яких.».
Откуда ему было знать, что на это тёплое, по их понятиям, место всегда претендовала дочь завуча, но заводские начальники поломали всю местную обедню, и вышло как вышло – приехал какой-то парень со стороны. Правда, симпатичный, но всё равно не свой, чужой, совершенно непонятный.
А потом Лёхе битых два часа пришлось ломать голову над календарём мероприятий, пока его не осенила здравая и очень радостная, до сладкой дрожи в сердце, мысль. Вспомнив красивую табличку на двери библиотеки, он понял, кем будет теперь спасён.
Не прошло и нескольких минут, как они, склонившись над столом в библиотеке, кроили расписание мероприятий на месяц. Договорились быстро, тем более, что Инночка уже это делала всегда в отсутствие часто болевшей прежней пионервожатой. Приблизившись к ней, он почувствовал её будоражащий женский запах, особенный, неповторимый, который запомнился ему на всю оставшуюся жизнь.
Маленькая сатира Инночки на любимого.. (фото автора).
Видно было, что она не пользовалась косметикой, потому что и так была по жизни хороша, и юное лицо со смешинками возле глаз при её весёлом настроении уже уютно устроилось в его сердце, словно ласковая кошка. Инночка одевалась довольно скромно: серый тёплый свитер, красивая синяя юбка, сшитая своими руками, ладно сидевшая на её стройной девичьей фигурке. Лёха сразу открыл в ней целый, неведомый до этого, мир, и новое ласковое слово именно для неё он произнёс совсем не случайно. Чувства переполняли его, и он сразу понял – оно ей понравилось.
– Меня так никто не называл, – смутившись, сказала она тихо, – даже мама. Инной называет и когда сердится, и ласкает, но чтоб так нежно, я никогда ни от кого ещё не слышала..
– Вот, сделали расписание, теперь можно и пообедать, – в её голосе звучало столько радости, что Лёха растерялся. – Я не могу тебя объедать, лучше в столовую схожу, – он попытался встать, но увидев её взгляд, остановился. В нём было так много просьбы и одновременно обиды, что невозможно было отказать.
– Всё равно такую кучу сосисок не съем, дома пожадничала, а теперь не могу всё уместить туда, – Инночка рукой легонько показала на живот, – попробуй, вкусно, а потом меня покормишь своим обедом, наконец согласилась она. Как придёт время…
«Старший пионервожатый» трудится.. (фото автора, 1984)
С каждым днём Лёха врастал в неё глубже и глубже. Приходя на остановку автобуса к утреннему рейсу в санаторий, он первым делом высматривал уже знакомую стройную фигурку с ярким жёлтым кожаным чемоданчиком. Весь её нарядный, весёлый вид так и говорил: «А вот и я. Тоже с тобой еду!»
Она ещё стеснялась на людях открыто общаться с ним, в автобусе почти всегда ехала отдельно. Лишь иногда, положив ему на колени свой жёлтый чемоданчик, становилась рядом, как бы невзначай. Но если позволяла ситуация, садилась рядом, первая начиная милую болтовню о всякой всячине И всё равно по санаторию поползли всякие разные сплетни. Их слышала только Инночка, общаясь с женщинами персонала. Лёха же, увлечённый чувствами к ней, был напрочь глух к подобным вещам, практически не замечая ничего подобного в окружающей жизни.
Заканчивалась первая неделя вожатской работы Лёхи, и, как-то увидев грибников с корзинками в автобусе, он за очередным обедом предложил Инночке сходить в лес на «тихую охоту».
– Думаю, здесь опят видимо-невидимо, – Лёха мечтательно зажмурился. Вообще-то уже и не помню времени, когда грибы собирал. Последний раз у себя на родине, в Хабаровске с братьями по тайге «шарились», нашли чуть-чуть на жарку чего-то там, и всё. Часов шесть с лишним бродили, домой еле-еле живые от ходьбы приползли». Её серые глаза сразу засветились радостью. Лёхино сердце исходило сумасшедшим стуком только от прикосновений к ней, вольных или случайных.
Очередным субботним утром, одевшись для лесной прогулки, они встретились пораньше на остановке. Народу в санаторий ехало немного, и почти все – чужие. Стало ясно, что бояться было некого. Они сели на заднее сиденье, и только здесь смогли перевести дух. Говорила, в основном, Инночка.
– Вчера старшая медсестра ко мне заявилась, и как-то нервно стала выспрашивать всё про тебя, кто ты да что ты. А я реально не знаю о тебе совсем ничего, – тут она улыбнулась и знакомые смешинки у глаз снова согрели лёхину душу. – Так она сильно удивилась, и глаза сделала широкие..Я их давно знаю, третий год здесь работаю. Почему-то они всё хотят про всех что-то знать. А зачем? Не понимаю их!».
Лёха смотрел на неё и никак не мог найти сил оторваться. Серые глаза колдовали, смеялись, грустили, и надо было всё это запомнить, занести глубоко в душу, и вместе с ними тоже колдовать, радоваться и грустить, чтобы плыть в одном с нею потоке жизни.
– Давай выйдем пораньше, там народу меньше будет, а грибов – больше. Если конечно на неделе их все не собрали, – её улыбка и предложение охоты окончательно растопили его душу. «В своём лесном наряде она и впрямь похожа на охотницу. Почти Диана. Только лука нет, – шевелились тёплые мысли в голове Лёхи, – а мы вот по грибы идём. И найдём ли?.»
– Ты только не отходи далеко, – попросила его Инночка, здесь всякие разные собаки могут бегать, а я их очень боюсь. – Да? – удивился Лёха, – Какие собаки?» – Да санаторные, – Инночка поёжилась, – Они тут всегда такие недовольные..Нервные.. Пристают, кушать просят. Привыкли, что им еду раздают все кому ни лень..
– Ой, наконец-то нашла, – Инночка наклонилась над старым пнём, и в ложбинке между сосен стала выбирать стайки молодых опят. Лёха торопясь, подошёл, шурша прошлогодней хвоей. Он в первый раз видел такое большое количество красивых грибов.
Инночка аккуратно подрезала их маленьким ножичком и укладывала в корзинку.
Лёха присел. Её лицо было улыбчиво и сосредоточено. Радость от первой находки лесной красоты исходила от всех движений её тела. Он понимал, что теперь надо и ему найти такую же радость, чтобы разделить её вместе. То ли знание грибной жизни, то ли природная интуиция подсказали ему, что надо только получше оглядеться вокруг и всё будет найдено. И точно. Возле соседней сосны, из-под старой хвои, выглядывали янтарные шляпки молодых опят.
– И я нашёл!, – Лёха немедленно снял ножиком урожай и подошёл к Инночке. Она неспешно чистила лезвие от лишней земли, оглядываясь вокруг. – Смотри какой красавчик, – он положил ей на ладошку молодой гриб с красивой и ровной шляпкой. Теперь красавчик лесной будет твоим..»
Воздух ещё не согрелся, под кронами сосен тихо гуляли потоки утреннего ветра. Её розовое, свежее лицо сияло среди тишины соснового бора. Серые глаза уже просили в сердце тепла, и Лёха нежно коснулся её губ..Она мгновенно вросла в него и гулкий стук сердца заколотился во всём его теле..Оторвавшись от Лёхи, Инна побежала между сосен, вниз, и он по-настоящему испугался, что с ней что-то может случиться. Схватив корзинки, бросился догонять её, и едва успел ухватить за рукав куртки, остановив на краю огромной ямы до краёв наполненной прозрачной дождевой водой.
– Инночка, ты больше так не бегай, я реально переживал за тебя, – белое, словно мел, его лицо говорило правду.
– А это во мне сегодня поёт радость, – она обеими руками взяла лёхину голову и стала жадно-жадно целовать в губы, глаза, словно не видела любимого не одну сотню лет, и теперь возвращала себе все его долги нежности..
Огромный сосновый пень, стоявший рядом, развеселил её, она быстро вскочила на него и радостно спросила: «Хочешь спою тебе песенку про медведей? Только не смейся, я петь-то и не умею хорошо, а как могу». Лёха просто таял от удовольствия видеть её такой светящейся от чувства.
– Нет, не буду, ты меня смешишь своей улыбкой. – Нет, нет, пой, буду слушать..
Но стеснение победило желания, и она, соскочив вниз, взяла его за руку и побежала обратно, наверх, к краю соснового бора, откуда они начинали свою охоту. Она теперь точно знала, что не только сама любит, но и любима… Её душа просто сияла от счастья, видя, что её боготворят…
Подарок Инночки после «грибной охоты». (фото автора)
Домой ехали сияющие. Её мама ещё была на работе, и они так подгадывали свои встречи, чтобы не встретиться с нею на квартире. Инна пока не хотела Лёху знакомить со своей матерью, которая несколько лет назад пережила бурный развод со своим молчаливым мужем. Да и об отце Инна практически ничего не говорила. Стеснялась признаться. Лишь однажды, через несколько дней после грибной «охоты», в порыве откровенности, поделилась с Лёхой, лёжа на диване в одной наброшенной на себя его любимой клетчатой рубашке:
– Мы долго жили в Булычёво. Совсем небольшое красивое село в Пензенской области. Отца я очень любила. Как папа, он был добрый, но часто выпивал, и поэтому мы подолгу жили без денег. Правда, рисовал хорошо, выделывал лобзиком всякие штуки красивые. Наверное, его страсть к рисованию и ко мне перешла. Люблю это дело. Когда есть настроение, беру краски и рисую. Забавно, но даже пою, бывает, при этом. Хочешь, тебе что-нибудь нарисую?, – она приподнялась на локте, её серые глаза сверкнули хитринкой, – у меня есть идея с красивой собачкой!»
Инна ласково, с тайным желанием, коснулась пальчиками его губ. Идею Лёха, естественно, одобрил это долгим поцелуем, а её слегка задрожавшее тело стало свидетелем соглашения. Лёгкое, доступное, оно исходило таким тёплым светом, что просилось на руки. Но Лёха ещё не мог переступить грань проникновения в её самые сокровенные тайны, сокрытые нежно – сливочными покровами.
Потом они долго лежали, тесно обнявшись, на скрипучем ложе. В лёгкой дрёме прошёл почти час, который отметился хрипло задрожавшим на столе стареньким будильником. Инна, легко вскочив, успокоила своего домашнего сторожа. Пока Лёха спокойно досыпал последние минуты своего счастья с нею, она стала хлопотать на кухне, разогревая простенький обед. Вскоре должна была прийти мама, и Инне не хотелось представлять ей своего кавалера, испытывать свою судьбу.
На следующий день Лёха, появившись в своей пионерской комнате, похожей на зал, сразу бросился к столу, заваленному грудой бумаг. Уже в понедельник, через день, предстояло его «боевое крещение» – открытие нового заезда детей в санаторий, а в голове не было ровно никакой мысли о мероприятии. Он бросился к Инне в библиотеку. Проходя по коридору, залитому ярким солнечным светом из широких боковых окон, услышал за спиной какой-то шепоток, но, не обращая на него никакого внимания, пошёл к ней в библиотеку. И только войдя в зал, понял, что шептали-то ему: «Опять к ней бежит. И как не стыдно..».
Философски рассудив, что теперь это не так уж и страшно, Лёха подошёл к Инне, перебиравшей книги на полках стеллажа. Опять тот же любимый свитер, опять её стройная фигурка..
Едва сдерживая себя от полыхнувшей страсти, подошёл к ней.
– Ин, у меня в понедельник открытие заезда, а я не знаю что и как делать..