Принц запретов

Томми снова сжал бледные губы в тоненькую линию. Я торопливо добавила:

– Не беспокойся, Аргон не причинит тебе зла! Мы ведь сыпем соль вокруг дома, так что дьявольский народец не сможет перебраться через реку!

Он сглотнул, точно слова царапали ему горло.

– Аргон – это такое место, Адди, а не существо.

– Ой! – Я нахмурилась. Странное дело. Как можно видеть места? Лично мне являются только злые создания! – Его все равно можно нарисовать, – упрямо повторила я.

Потом открыла альбом и стала показывать свои рисунки. На первом листе было изображено крылатое существо, сотканное из цветов. Под ним была подпись моей рукой: «Цветочная пикси».

– Несколько месяцев назад один тролль пообещал, что поделится со мной именами всех существ с моих рисунков, если я отдам ему сорочку, в которой меня крестили. Папа сперва рассердился, ведь мне нельзя торговаться с дьявольским народцем, но, когда увидел, сколько всего мне удалось разузнать, очень обрадовался! Может, тролль и тебе поможет, если мы отдадим ему одежду, в которой тебя крестили! – с улыбкой предложила я.

Томми натянуто улыбнулся. Перелистнул страницу. На следующей была изображена женщина-береза – совершенно голая, она вообще никогда не появлялась в одежде. Мои щеки залила краска, а Томми просто продолжал листать альбом. Следом шли тролли с шишковатыми лицами. Затем жутковатая водяная лошадь, или, как ее еще называли, келпи. Косматые карлики – брауни[3] – и наклави[4]. Над последним рисунком, изображавшим лошадь и всадника, соединенных плотью и сухожилиями и напрочь лишенных кожи, палец брата застыл. Наклави являлся мне всего один раз, но после этого мне несколько недель снились кошмары.

– Ты и впрямь это все видишь? – изменившимся голосом спросил Томми.

Я кивнула:

– Не всегда, но бывает. Но не беспокойся, через реку они перебраться не могут. Да и за пределами наших земель они мне не встречаются, если вывернуть одежду наизнанку, повязать на ноги колокольчики, а на шею – железный крест.

Томми вскинул на меня взгляд.

– Это не так уж и страшно, главное – привыкнуть. – Я попыталась забрать у него альбом, но он не отдал. Книжица так и осталась лежать у Томми на коленях. Вид у него был испуганный, а я не могла взять в толк почему. – Ты же с самого начала знал, что мне является дьявольский народец, Томми!

– Так-то оно так, но… – Резкий порыв ветра заглушил его голос, а у меня за спиной взревело ледяное течение. – Я… я думал, что у тебя просто бурная фантазия, а папа чересчур суеверен… – Брат тряхнул головой. – Ты и правда их всех видишь? Во всех подробностях, как на рисунках?

Я улыбнулась:

– Ну, художник из меня неважный! В реальности они немного другие.

– И папа… это поощряет?

Я кивнула:

– Он говорит, здорово, что я могу за ними наблюдать и изучать их. Так будет проще уберечься.

Томми поморщился и всмотрелся в запотевшие окна нашего дома, точно мог разглядеть папу, игравшего на гитаре у себя в спальне.

– Дьявольского народца не существует, кроха.

Я нахмурилась:

– Существует! Как и Аргон.

– Нет же, Адди. – Томми натужно сглотнул и положил руки мне на плечи. – Скажи, неужели все время, пока меня не было, ты только и делала, что наблюдала за всякой чертовщиной и рисовала ее под папино одобрение? Неужели он и впрямь считает, что тут нет ничего страшного?

Я решила, что сейчас неподходящий момент для рассказа о том, что в эти месяцы у меня пропали аппетит, сон и речь.

– А чего бояться? Дьявольский народец и впрямь не может сделать нам ничего плохого.

В глазах брата засеребрились слезы. Он прикусил нижнюю губу.

– Кроха, выслушай меня, хорошо?

Я кивнула.

– Всей этой чертовщины не существует, – повторил брат. Я открыла рот, чтобы возразить, но он меня перебил: – Раньше я этого не понимал, а теперь понимаю. Папа тот еще болтун, а ты толком и не бывала за пределами фермы. Я и сам почти не выезжал, но на фронте повстречал столько людей, Адди, со всего света, и никто из них ничего подобного не видел. Ни один. Это ненормально.

Я дрожала в его руках и все норовила вырваться, но он держал меня крепко.

– Адди, послушай меня, – продолжал он. – Знаю, после возвращения я и сам не могу похвастаться здравомыслием, но тебе нужна помощь, милая, и серьезная. Тут нужен доктор, лекарство или, может… может, поход в церковь, не знаю, но точно знаю, что папины слова вредны твоему мозгу. Если пустить все на самотек, конца этому не будет!

– Дьявольской народец взаправду существует, Томми, я…

– Смотри. – Брат выпустил меня и сунул руку во внутренний карман плаща. Достал cобрание сочинений лорда Альфреда Теннисона.

Я улыбнулась, решив, что он передумал продолжать разговор, но тут Томми вдруг перевернул книгу. Сзади по-прежнему была прилеплена черно-белая фотография, с которой улыбались мы с папой. Точнее, улыбалась только я. А рядом с папой поблескивала пуля, вошедшая глубоко в толстую обложку.

Я тревожно заерзала в подмерзшей грязи.

– Я не буду рассказывать тебе всего. Точнее, почти обо всем умолчу. Но я побывал в аду, сестренка. В настоящем аду, в единственном аду, что только существует. И не видел там ни одного чертенка со страниц твоего альбома. Их никто не встречал.

Я опустила взгляд в землю, лишь бы только не смотреть на книгу, которую Томми мне протягивал. Принялась нервно теребить подол грязной юбки.

– А знаешь, что реально и не подлежит сомнению?

Я покачала головой.

– Ты спасла мне жизнь. – Томми положил книгу на землю между нами. – Я носил ее в нагрудном кармане, понимаешь? У самого сердца. Ты спасла меня, а теперь мой черед тебя выручить, кроха. Я помогу. Я все исправлю.

– Они существуют, – снова прошептала я.

Я ведь их видела. Своими глазами. Папина песня, мои рисунки, сделка, которую я заключила, чтобы спасти брата, и дьявол, который явился за папиной душой по условиям давнего соглашения, – все это реально.

– Ш-ш-ш, все хорошо. Все хорошо.

Я и сама не заметила, как вновь полились слезы. Горячие, они побежали по моим щекам, смешиваясь с пятнами грязи и инея на моем платье.

Томми обнял меня, принялся гладить по волосам. И пускай он мне не верил, пускай он ошибался, пускай его лицо изменилось, пускай в его жизни появились слезы и ругань, пускай он больше не танцевал со мной и с папой у реки, я позволила ему себя обнять. И поднять, хоть папа и ворчал, что я для такого уже слишком взрослая. Я обхватила руками его шею, а ногами – пояс и уткнулась носом в кожу. Да, Томми ошибается, но он любит меня, как и папа, так что надо просто ему доказать, что он не прав.

– Я люблю тебя, Адди. Мы… мы со всем справимся. – Томми поцеловал мои волосы, влажные от слез, и поднялся на ноги. Я его не отпускала. – Пойдем-ка уложим тебя. Уже поздно.

Пока Томми, прижав меня к себе и гладя по голове, поднимался к вершине холма, слезы без остановки бежали по моим щекам. Это путешествие на руках у брата отличалось от всех предыдущих. Томми вышагивал с непоколебимым упорством, мужественно переставляя изуродованные ноги. Я так выросла, что теперь мои лодыжки болтались ниже его пояса. Брат смотрел поверх меня, он не сводил глаз с мягкого света у нашего дома и с демонов, которые поджидали неподалеку. Я же смотрела на реку, на существ, населявших наши леса, на тех, от кого Томми забыл меня защитить, пока боролся с врагом в заморских странах.

Звезды поблескивали в небе, говорливо журчала река, в густом кустарнике кипела жизнь. А потом весь мир вдруг затих. Свет от фонаря померк, его пятна уже не лежали на траве у дома. Шум, доносившийся от реки – треск льда и совиное уханье, – теперь были едва различимы. Даже шепот Томми рассеялся без остатка, как дым на холодном ветру. Звезды утонули во мраке, а высокие сосны и ели замерли. Ночь окутало такое густое безмолвие, что вскоре я уже не слышала ничего, кроме стука крови в ушах. Я подняла голову над плечом Томми. И застыла.

С дальнего берега на меня смотрела пара золотистых глаз. В тени деревьев стояла мужская фигура. Мрак стекался к ней – казалось, фигура эта впитывает саму ночь. Темнота окутала незнакомца, облепила его, будто вторая кожа, и лишь изредка то тут, то там вспыхивала искорка. Острая линия скул, пальцы задумчиво поглаживают шею. Ничего примечательного, такого, за что взгляд мог бы зацепиться. Если не считать глаз. Узкие, будто у змеи, они горели в темноте, как два маяка. Жилка у моего горла начала тревожно пульсировать, налилась жаром. Сердце тяжело застучало о ребра.

Когда дьявол убивает святых, он неспешен.

Томми крепче обхватил меня, но я толком и не почувствовала этого. Золотистые глаза буравили меня и спину моего брата, пока тот спешил к дому. Незнакомец склонил голову набок. Трудно было понять, дружелюбен ли его взгляд. Чего он ищет – ответов или добычу?

По моим венам разлился холод, но было еще одно чувство, пробиравшее меня до костей, чувство, от которого не получалось отвлечься. Я робко подняла руку и медленно разогнула пальцы. Томми все нашептывал свои утешительные речи, поглаживая меня по спине. Золотистые глаза улыбнулись мне в зацелованном тенями мраке.

Мой слух наконец уловил слова брата, приглушенные и нечеткие, словно он говорил издалека, из-под толщи воды. Нет на нашей ферме никакой чертовщины. Ее не существует!

Я будто бы вся растворилась в этом нечеловеческом взгляде. Меня словно осенило, и внутри заворочалось зловещее предчувствие. Я давно понимала, что мы странное семейство. Что горожане о нас судачат. Но только теперь, прижавшись к груди брата и не в силах унять дрожь, я осознала в промозглом мраке еще кое-что. Томми не прав, и папа тоже.

– Дьявол не заберет папину душу, – заверил меня брат.

Я кивнула и прижалась к его плечу. Первый и единственный раз в своей жизни я порадовалась, что он больше меня не слышит.

– Конечно, – прошептала я в ответ. – Ведь он явился за моей.

Глава вторая

Восемь лет спустя

В аптеку пробрался пикси и теперь беззастенчиво пялился на меня.

На этих существ лучше вообще не обращать внимания, но я совершила эту роковую ошибку, пока пикси, обгладывая маленькую пористую кость, перескакивал с полки на полку за спиной у мистера Лэйни. Серовато-зеленая кожа пикси сразу бросалась в глаза: слишком уж ярким и необычным было это пятно на фоне аптечных склянок. Потом пикси устроился на ворохе эластичных бинтов, подергивая заостренными и длинными, как у кролика, ушами, и принялся наблюдать за мной зоркими блестящими черными глазками. Он склонил маленькую голову набок, обнажив клыки в хищной улыбке. Мистер Лэйни кашлянул:

– Мисс Колтон, что такое?

Я усилием воли перевела взгляд на аптекаря, взявшись за железное распятие, висевшее у меня на шее. Стоило пальцам скользнуть по прохладному металлу, как пикси тотчас исчез.

– Что, простите?

– Я спросил, что такое. Вы будто что-то увидели. – Аптекарь нахмурился, но дожидаться ответа не стал, а просто придвинул ближе мою покупку – пузырек с болеутоляющим – и сдачу.

Я убрала склянку и деньги, поправила шляпку и платье и вышла из магазина под пристальными взглядами миссис Джойлэнд и миссис Фарли. Над головой у меня звякнул колокольчик, вторя тем, что были повязаны у меня на лодыжке. Одна из дам прошептала:

– У этой не все дома.

Я остановилась всего на секунду, а после сразу вышла на улицу.

Солнце то пряталось за серыми проворными облаками, то снова выныривало. То и дело поднимался легкий жаркий ветерок, раскидывая пыль и грязь по дороге. Флюгер на крыше универмага «Таллис» неутомимо вращался словно балерина. Мимо меня пробежала ребятня в грязной одежде, придерживая шляпы, чтобы не слетели. Напротив таверны, которую закрыли шесть лет назад – она таки пала жертвой сухого закона, – жена пастора с тремя сестрами обмахивались веерами, крепко сжимая сумочки. На руках у них белели чистые, накрахмаленные до хруста перчатки.

– Мисс Аделина!

Ко мне подбежали два маленьких мальчика, такие чумазые, что их трудно было узнать издалека. Но стоило им приблизиться, и я разглядела лица Грегори и Роберта Бейкеров. Братья были так похожи, что различить их можно было только по количеству зубов и складу характера.

Я остановилась у городского колодца, крепко сжимая пузырек с лекарством и сумочку. Роберт подскочил ко мне и отпихнул брата в сторону:

– Мисс Аделина, кажется, мы видели в лесу дриаду!

Я покосилась на четырех дам, отдыхавших на крыльце старой таверны. Белинда, супруга пастора, тут же сощурилась и поджала губы.

Я склонилась к Роберту и проговорила вполголоса:

– Ты же знаешь, люди не любят, когда так говорят.

– Да плевать на людей!

Мальчишка просиял и улыбнулся, сверкнув дыркой на месте передних зубов. Грегори переминался с ноги на ногу за спиной у брата. Мальчишки прониклись ко мне доверием прошлым летом, когда я предупредила их, что в одну из местных рощ ходить не стоит, потому что она кишит водными духами. Я редко признавалась окружающим, что вижу всякую нечисть, но тут речь шла о довольно злобных тварях, а мальчикам было всего восемь. Да еще их младшая сестренка, Флоренс, вечно ходила за ними хвостиком, присматривать за ней было некому, ведь отец умер, а мать тяжело заболела. Впрочем, сегодня Флоренс нигде не было видно.

– Я же вас просила: держитесь подальше от леса! – воскликнула я и присела на каменный краешек колодца, скрестив ноги. – И вообще, почему вы оба не в школе?

– На этой неделе уроков нет! Учитель уволился, – пояснил Грегори.

Я нахмурилась:

– Он же только месяц назад пришел, разве нет?

– Тут никто не задерживается. Мама говорит, это потому, что Фэйрвиль – тот еще гадюшник! – пояснил Роберт, нетерпеливо подпрыгивая на месте.

Я закрыла глаза и вздохнула. Белинда поднялась со своего стула, вцепившись в деревянный подлокотник с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Я приготовилась было прочесть мальчику лекцию о языковом этикете, но одного взгляда на их перепачканные сажей лица хватило, чтобы передумать. Их отец умер, мама почти не вставала с постели, младшая сестренка едва научилась ходить. Пусть занятия в школе и отменили, но ребята не сидели без дела, а целую неделю трудились на шахтах, о чем свидетельствовала не только перепачканная сажей кожа, но и впалые щеки.

– Вот бы вы стали нашей новой учительницей! – воскликнул Грегори.

Я бы с удовольствием. По правде говоря, я не раз пыталась устроиться на эту работу. Детишек я любила. С ними гораздо проще, чем со взрослыми, ведь мир еще не успел отравить их юные умы, а раз матерью мне стать не суждено, преподавание казалось подходящей заменой. Но всякий раз, когда я подавала заявку, поднималась волна протестов. Никто не хотел, чтобы его ребенка учила «юная сатанистка».

Я улыбнулась:

– Не могу, я же еще молодая! В учителя берут только седовласых да кислорожих, верно я говорю?

Роберт состроил гримасу:

– Вообще-то вы уже старая, мисс Адди.

Я сощурилась, но не сдержала смеха. Мальчишки же выжидающе притихли.

Мы с Томми едва сводили концы с концами. У нас накопился долг за дом, а лето выдалось неурожайное – третий год подряд. Из-за нескончаемой засухи весь Фэйрвиль жил впроголодь. Братья выглядели еще хуже, чем я. Их взгляд был прикован к моей сумочке. Я со вздохом достала буханку хлеба, купленную на последние два доллара. Разломила ее пополам.

– Обязательно угостите маму с Флоренс, хорошо?

Роберт бросился было за хлебом, словно хищный зверь, но я приподняла его над собой, чтобы он не дотянулся.

– То, что вас воспитали по-волчьи, не значит, что можно так себя вести. – Мальчик сцепил руки за спиной, улыбнулся и изобразил тихий волчий вой.

– Спасибо, мисс Адди, – прошептал Грегори из-за спины Роберта.

В мгновение ока хлеб исчез у меня из рук, а в следующий миг братья были уже на другом конце улицы.

– И главное, в лес не ходите! – крикнула я им вслед, а они показали мне поднятые большие пальцы.

Я сделала глубокий вдох и, обмахиваясь сумочкой, проворно зашагала мимо старой таверны. Лицо Белинды презрительно задергалось:

– Позор, мисс Колтон. Как не стыдно забивать мальчикам головы всякой чертовщиной!

– Ничем я им головы не забивала, – вполголоса пробормотала я. – А вот желудки сегодня пустовать не будут.

Не поднимая глаз и не выпуская из пальцев железного креста, я двинулась к дому по узкой тропке.

Собиралась гроза. Летние ливни нисколько меня не пугали, но стоило бы успеть домой до первых раскатов грома. Томми плохо переносил громкий шум. До этого я планировала заглянуть на кладбище, но решила отложить на завтра.

Сегодня дриады толпами гуляли по лесной опушке, высвободившись из своих древесных домов. При виде меня они захихикали, поглаживая себя по коже-коре и цветочным прическам:

– Глядите-ка! Вот и наша красотка явилась!

– Сестра, поиграй с нами!

– Сестра, потанцуй с нами в нашем лесу! Ну пожалуйста!

Я прекрасно знала, что будет, если живое существо подойдет слишком близко к их деревьям. Об этом красноречиво напоминали окровавленные останки животных, которыми была усеяна земля у высокого дуба. Вкрадчивые голоса дриад скользили за мной по дороге, их хор на окраине леса рос и креп – все жаждали заманить меня в чащу. Прикосновения к оберегу не помогли, поэтому я сунула распятие в рот и стала его обсасывать, пока от металлического привкуса не защипало в горле. Через секунду голоса дриад ослабели, а древоподобные тела растворились в воздухе.

Я дошла до конца тропинки и увидела, что за мостом, у самого нашего крыльца, припаркован блестящий черный «роллс-ройс», кабриолет с опущенным верхом. Я нахмурилась и обвела взглядом берега, заросшие высокой травой, реку, фермерские угодья за нашим домом. Нигде не было ни души. Хотя обычно Томми проводил послеобеденные июньские часы в поле.

Я зашла в дом и повесила шляпку на крючок. В коридоре улавливались отголоски беседы. Я заглянула за угол и увидела за кухонным столом незнакомца, который пил кофе вместе с Томми.

При виде меня оба осеклись. Незнакомец расплылся в улыбке. Его седоватые волосы были аккуратно зачесаны назад, а на дорогом костюме не угадывалось ни складочки, ни пятнышка. Томми сидел напротив в своем самом нарядном костюме, состоявшем, помимо прочего, из папиной выцветшей полосатой рубашки, поношенных кожаных подтяжек и парадных туфель, которые ему выдали в армии на церемонию награждения.

Томми вымученно улыбнулся:

– Адди… Не ждал тебя так рано.

– Я увидела, что гроза собирается. И заторопилась домой. – Я скрестила руки на груди, даже не потрудившись поприветствовать гостя, который все ждал, что Томми представит нас друг другу.

На кухне сгустилось напряженное молчание. Томми буравил меня взглядом. Наше негласное противостояние длилось долго, то тех пор, пока он не понял, что я не уйду.

– Агент Моррис, это моя сестра, мисс Аделина Колтон. Адди, это мистер Моррис.

Я высоко вздернула бровь:

– Агент?

Мистер Моррис учтиво улыбнулся:

– Да, я работаю в Федеральном бюро расследований, мэм. Присаживайтесь, мы как раз обговаривали с вашим братом одно дело.

Во взгляде Томми явно читалась фраза «оставь нас», но мне уже было не двенадцать, и я понимала: раз к нам в дом заглянул такой человек, значит, обсуждается что-то важное. Я устроилась на стуле рядом с братом и, сверившись со своими скудными представлениями об этикете, спросила мистера Морриса, не желает ли он подкрепиться. Агент отказался, и тогда я спросила:

– Случилось что-то плохое?

– Нет-нет, что вы. – Мистер Моррис сложил руки на столе. – Мы с вашим братом обсуждали его будущее, только и всего. Вам есть чем гордиться, мисс Колтон. ФБР предлагает ему работу.

Я покосилась на Томми, он же смотрел куда угодно, но только не на меня. Я сидела справа от него, и с моего места было отлично видно уцелевшую половину его лица – гладкую кожу, зоркий карий глаз, золотистую щетину на подбородке.

– А вы в курсе, что он плохо слышит? – спросила я агента.

Томми сжал челюсти. Мистер Моррис кивнул:

– Именно поэтому он идеально нам подходит! Мы ищем человека, который мастерски умеет читать по губам.

В этом Томми и правда преуспел. За последние годы у него поломалось немало слуховых аппаратов; и пока мы зарабатывали деньги на новые, только чтение по губам и помогало общаться. Учить язык жестов брат наотрез отказался.

– Томми не упоминал, что предложил свою кандидатуру.

Мистер Моррис посмотрел сперва на меня, потом на брата. Томми резко повернулся ко мне:

– Это мы обсудим потом, наедине.

– Мы фермеры. Так было и будет всегда, – продолжала я, не обратив на реплику брата никакого внимания. Улыбка сползла с лица мистера Морриса. – Но спасибо, что к нам заглянули.

Томми закрыл глаза и медленно выдохнул:

– Агент Моррис, можно я завтра наведаюсь к вам в отель, чтобы обсудить остальные документы?

– Разумеется. – Мистер Моррис поблагодарил нас за уделенное время, кивнул мне на прощание, надел шляпу.

Томми проводил его до крыльца и вполголоса попрощался. Потом громко хлопнула деревянная дверь, а через мгновенье брат влетел в комнату. Я даже со стула не встала.

– Ты серьезно?! – возмущенно воскликнул брат.

Я медленно подняла на него глаза и прошипела:

– «Серьезно?!» Это ты у меня спрашиваешь? Может, расскажешь, что, черт возьми, происходит?

– Ты же леди! Следи за языком! – Томми зашел на кухню, закатывая рукава, чтобы смыть пот с влажных ладоней. – Я не хотел ничего рассказывать, пока вопрос не будет решен.

Я сжала кулаки:

– Какой еще вопрос?

– С моей работой. – Он стряхнул капли прямо на кухонную столешницу, достал из шкафчика еще одну кружку и с грохотом поставил рядом со мной. – Как дела в городе?

Я не стала наливать себе кофе:

– Не меняй тему.

– А я и не меняю. – Томми опустился на стул напротив, потирая виски. – У меня не было выбора. Нам же очень нужны деньги.

– Я неплохо зарабатываю у аптекаря.

Мы с мистером Лэйни договорились о сотрудничестве при условии, что никто о нем не узнает. Кому в Фэйрвиле захочется судачить о том, что на него работает юная сатанистка? По воскресеньям, пока все собирались в церкви, я приносила аптекарю кору ивы, боярышник, примулу и другие сезонные растения по запросу. Половина города лечилась снадобьями с дьявольской фермы и даже не догадывалась об этом.

– Этого мало. – Томми достал из кармана письмо и швырнул его на столешницу. – Дело дрянь, кроха.

Дыхание у меня перехватило. Я вцепилась в бумагу взмокшими пальцами и перечитала письмо раз, второй, третий – чтобы уж наверняка. Дорогой мистер Томас Колтон, это официальное уведомление от Банка штата Джорджия…

Я покачала головой:

– В прошлом месяце мы заплатили за дом вовремя.

– И все равно остались должны целых пять сотен. – Томми забрал у меня письмо. – Я сделал все, что мог, слышишь? Мне жаль, что ничего не вышло, жаль, что в прошлом году не было дождей, жаль, что мы не сможем сохранить наш дом, но отца нет уже шесть месяцев, а мы не можем…

– Всего шесть месяцев! Неужели банк не подождет еще несколько? Мы найдем деньги…

– Нет, Адди, – припечатал он, точно вынес смертный приговор, и болезненно поджал губы. – Я любил папу ничуть не меньше твоего и никогда слова дурного о нем не скажу, но удачливым дельцом его не назовешь. Он купил эти земли от жадности, а не от большого ума, и, даже когда нас было трое, мы едва держались на плаву. Вдвоем же мы точно не справимся, Адди, тут нечего больше и пытаться. Надо что-то менять.

У меня защипало глаза. Я отвернулась, стиснула зубы, вытерла слезы.

– Первое время я буду получать триста долларов в месяц. Это хорошие деньги, Адди, и я знаю, как ты прикипела к этому дому, но, может, когда мы поживем в Нью-Йорке немного…

Я резко его перебила:

– То есть как в Нью-Йорке?

– Моя новая контора – на Манхэттене.

Я снова покачала головой:

– Тогда ты никуда не поедешь.

– Поеду. А ты со мной, – отрезал Томми, постукивая по ручке своей чашки и не обращая внимания на мое лицо, к которому с каждым мигом все сильнее приливал жар. – У нас больше нет дома. Папа теперь с матушкой и Господом. Тебе уже двадцать, ты молодая девушка, и пришла пора покинуть эти края. Ничего хорошего они тебе не подарили.

Я стукнула ладонями по столешнице. Стеклянная лампа, стоявшая в центре, задрожала.

– Это место мне необходимо. Томми, ты же знаешь, что уехать я не могу. Это небезопасно.

Брат уставился на меня. Я никогда не признавалась в этом никому, кроме себя самой, но порой, когда я вот так смотрела на него анфас, мне казалось, что я говорю с двумя разными людьми одновременно. Правая часть лица с гладкой кожей, здоровым глазом теплого карего цвета и шаловливой полуулыбкой, которая сводила с ума всю женскую половину Фэйрвиля, принадлежала моему старшему брату, тому самому нескладному подростку, который вырезал мне деревянных лошадок и учил меня читать, человеку, с которым мы были одним целым. А левая часть, пустая оболочка, вернувшаяся с войны, обожженная и покрытая шрамами, неузнаваемая, холодная и отрешенная, казалось, принадлежит незнакомцу, с которым у меня нет ничего общего.