Край Истинного света

– Бездна! – Я нервно дернулась и с грохотом захлопнула дверцы шкафа. – Отстань со своими расспросами! Достал.

Я безнадежна.

Я потянулась за сапогами, но Винсент сгреб их ногой к себе. Он поднял свою сумку и выудил из нее пару новых зимних сапожек из мягкой черной кожи.

– Надень их, – тихо сказал он и поставил передо мной. – Я не хочу, чтобы ты заболела.

Тяжело встав, Винсент бросил на стол пару женских перчаток из черного бархата и пошел к двери.

Я провела пальцем по тонкой меховой окантовке сапог. Все тело вопило об отвращении к самой себе. Оно рвало вены, скручивало кишки, прося остановить Винсента, но я сжалась, продолжая сидеть на полу и слушать стук его шагов. Тяжелые шаги достигли двери, но характерного скрипа дверных петель не последовало.

Я украдкой глянула через плечо: Винсент подпер спиной дверь и скрестил руки на груди.

– Как я и сказал, ты не уйдешь отсюда, пока я не узнаю правды.

Глаза защипало, и я прокусила щеку, не давая слезам выхода.

– Хочешь знать правду? – шепотом спросила я. – Даже если она заставит тебя разочароваться во мне?

– Ты не можешь меня разочаровать, Дэл.

Услышав мой сдавленный всхлип, Винсент в несколько больших шагов преодолел разделяющее нас расстояние и, сев рядом, прижал к широкой груди. Я вцепилась в него, зарываясь в безопасность, которую он всегда мне дарил – безусловно. Я старалась стать сильнее, забывая, что рядом есть ОН – мужчина, готовый принять любое мое решение; друг, не способный на осуждение; любимый, который защитит меня в ущерб себе.

– Я люблю тебя, Винсент.

Я подняла взгляд, вглядываясь в его оторопело распахнутые янтарные глаза. Он обнял мое лицо широкими ладонями и нежно поцеловал, передавая через мягкость губ весь свой трепет от моей близости.

Пока я не растеряла окрепшую уверенность в его прощение, я начала сбивчиво рассказывать о том, что меня терзало, что заставляло жестоко молчать. Когда постыдный рассказ был окончен, я покорно опустила голову, готовая принять любое наказание, выслушать все его крики – только бы он остался рядом.

– И из-за этого ты так вела себя? Думала, что предала?

Я вяло кивнула.

Винсент захватил пальцами мой подбородок и потянул вверх, заставляя смотреть на него. Он… улыбнулся.

– Ты – беспросветная тупица. Паразиты неспроста получили свое прозвище, Дэл. Даже опытным магам не всегда удается противостоять их дару.

Я приоткрыла рот в удивлении и надежде.

– Ты не злишься?

– Злюсь, но только за твое молчание. – Винсент прижал меня к себе, пытаясь вдавить в грудь. – Я люблю тебя. И ничто в мире не способно изменить этого.

Под кожей запорхали сотни призрачных бабочек. Они оглаживали своими крылышками каждый уголок нутра, раззадоривая дар. Магия заликовала, пробуждая ядро ото сна и наполняя тело теплой силой: она пришла в боевую готовность для сохранения этого блаженного момента упоительной радости.

– Утром я говорил с Себастьяном, – начал Винсент, не отнимая меня от себя.

– Я слышала, как вы ругались, – призналась я.

– И многое ты услышала?

– Нет, только твое обвинение Себастьяна в эгоизме. Каспар почти сразу отвлек меня. – «Бездна!» – Каспар!

Я подскочила и начала быстро одеваться. Винсент наблюдал за моими метаниями, подсказывая, где я оставила плащ, перевязи, и напомнил надеть новые сапоги и перчатки.

Старые хлипкие домики пускали густой белый дым в темное звездное небо. Снежные шапки укрыли соломенные крыши, отяжеляя теплый взгляд уставших окошек. Улицы в бедном конце Тирриона не чистили, и нам приходилось идти по узкой вытоптанной тропинке среди высоких сугробов.

– Почему ты не взяла с собой Винсента? – не унимался Каспар, сожалея об выходе в город – его смущала не прогулка, а компания.

Винсент хотел, но я не пустила. Сегодня мы идем разговаривать, и уже по исходу я решу, нужно ли «жаловаться» на обидчика моему защитнику.

– Тебе бы все равно пришлось идти со мной, смирись.

– И зачем я помогаю тебе? – задал он вопрос сам себе.

Я не смогла удержаться и съехидничала:

– Потому что ты считаешь меня своей сестрой?

Каспар оглянулся через широкий меховой капюшон, не скрывая своей улыбки.

Добравшись до каменного домика, мы вошли внутрь и, оглядев полупустой холл, сели на лавки к ожидающим своей очереди людям. Из тесного помещения, помимо двери на улицу, вела еще одна дверь, и из нее периодически выходил сухонький старик в коричневой вязаной кофте. Выпуская зашедшего ранее посетителя, он приглашал нового, сверяясь с пергаментом.

Я коротала время за рассматриванием новых теплых сапог и изящных бархатных перчаток. Подарки от Винсента грели мою душу, и ожидание своей очереди, заполненное мыслями о его заботе, пролетело незаметно.

– Дэлла, – скрипучим голосом объявил старый целитель.

Мы резко вскочили, напугав рядом сидящего мужчину. Он тихо ругнулся нам вслед и продолжил тереть почерневший палец на руке.

– Чем обязан твоему приходу, графский сын? – Старик закрыл дверь на щеколду и сел на скамейку у окна. – Я, кажется, объяснил, что не собираюсь ничего рассказывать.

Я осмотрела скудно обставленную комнату и заняла место на лавке у двери, рядом с Каспаром.

– Я помню. – Кэннур выставил ладонь, останавливая его дальнейшие слова. – Со мной вы не захотели делиться сведениями о той женщине, но, может, ее дочь поменяет ваше решение?

– Сс, – шикнула я от удара локтем в бок и отвернулась от единственного шкафа в помещении к некроманту. Он чуть дернул головой в сторону старика. – А. Да, я ее дочь.

Целитель сощурился.

– Понимаете, моя мама умерла, когда я была совсем ребенком, и я бы хотела узнать о ней хоть что-то. Единственное, что я знаю, – она была у вас перед отъездом из Тирриона. Вы помогли ей сохранить беременность. Меня.

Злость закопошилась в костях, разрывая воспоминания о маме, спрятанные глубоко внутри. Они были единственным, что успокаивало маленькую девочку в одинокие ночи и надежно хранились. Патриции было ничтожно мало в моей жизни. И злоба, поселившаяся во мне, желала наказать повинного в смертельном совете целителя, лишившего ребенка материнского тепла.

– Женщина, портрет которой мне показал Кэннур, никогда не приходила ко мне с просьбой сохранить беременность. – Старик вгляделся в меня. – Но я вижу некоторое сходство. – Он задумался. – Если Хирона и вправду мертва, то мне нечего скрывать.

– Хирона? – Я смутилась и посмотрела на Каспара. Он развел руками, выражая такое же непонимание. – Мою маму звали Патриция.

– Либо на портрете не твоя мать, либо она сменила имя, уехав из столицы, – отрезал целитель.

Я кивнула, принимая его слова. Если она скрывала свое прошлое, то логично, что мама взяла новое имя.

– Хирона попала ко мне сиротой в четырнадцать лет: обоих родителей забрала язвенная болезнь. Я знал ее отца и мать и принял девочку, дав работу помощницы. – Старик зажмурил глаза и покачал седой головой. – В тот год язвенная болезнь сильно потрепала бедный квартал, и работы было много, так что ее помощь мне пригодилась.

Мама всегда так много улыбалась, я и подумать не могла, что она пережила такие потрясения. Гибель родителей, работа помощника целителя, включающая в себя лицезрение смертей и тяжело больных людей, вынужденное бегство с ребенком под сердцем, которого она могла потерять, – все это не сломило ее доброе сердце.

– Незадолго до исчезновения Хирона стала часто убегать по ночам из дома, а возвращалась под утро с дорогими украшениями. Я было подумал, что она начала воровать. – Целитель плотно сжал губы. – Хирону обидели мои подозрения, и она объяснила, что это подарки от состоятельного мужчины, но личность его не раскрыла – он просил держать их встречи в секрете. Конечно, я пытался ее образумить, но влюбленное сердце слепо. – Тяжелый вздох колыхнул его узкую грудь. – Достали ли ее мои нравоучения или таинственный возлюбленный забрал ее к себе – я не знаю. В один день она просто ушла, и больше я ее никогда не видел. – В его глазах мелькнула скорбь. – Сейчас я понимаю, она забеременела тобой, поэтому сбежала – не хотела быть обузой.

Наша общая печаль заполнила тесное помещение. Гнетущие мысли нависли на усталые веки старика. В его глазах скулило горе по утраченной вере в то, что его помощница жила счастливо с богатым возлюбленным, но он не проронил ни слезинки; хоть смерть Хироны задела мужчину, его сердце очерствело за многолетнюю работу целителем, и старик лишь мог немного погрустить.

– Спасибо. – Каспар поднялся и потянул меня за локоть. – Мы уходим.

Целитель ничего не ответил – лишь слабо прикрыл глаза в знак прощания.

– Боюсь, мы не найдем того, кто дал твоей маме тот совет. – Каспар виновато отвел взгляд на сверкающий под светом из окна целительской сугроб. – Я обошел всех целителей Тирриона: этот старик был единственным, кто опознал ее. Тот, к кому приходила за лечением Хирона, мог переехать или попросту умереть. Прости, Дэл.

– Тебе не за что извиняться, Каспар, ты мне очень помог. – Я всхлипнула. – Благодаря тебе я узнала настоящее имя мамы и ее прошлое. Спасибо.

Я прижала ладони к глазам, прогоняя мягкостью бархата перчаток слезы. Их стало слишком много в последнее время. Камень, что покрыл мою душу, крошился под теплом и добротой, которых я раньше не знала, и сердце ощущало мир четче – в такие моменты было больнее, чем раньше…

– Эй. – Каспар осторожно потормошил меня за плечо. – Ты реветь собралась?

Я отрицательно помахала головой, не отнимая рук от лица. Слезы стояли на опасной грани, готовые вылиться в любой момент. И, зарывшись в перчатки, подаренные Винсентом, я пряталась от мира, которому не хотела показывать свою слабость.

– Я не знал маму, но скучаю по ней не меньше тебя.

Я взглянула на него через щель пальцев: Каспар заметил это и грустно улыбнулся.

– Бессмысленно пытаться отговорить тебя искать того целителя, но это ее не вернет. Наши мамы подарили нам жизни, отдав свои. Так стоит ли тратить такой драгоценный подарок на ненависть?

Я чуть опустила ладони, прямо смотря на некроманта, затрагивавшего нужные душевные струны.

– Я не оправдываю целителя, к которому не посчастливилось попасть Хироне, но что ты сделаешь, когда найдешь его? Убьешь и растопчешь подаренную тебе жизнь, обесценивая жертву мамы? Или перешагнешь прошлое ради будущего, за которое она не пожалела жизни отдать? Решать тебе. Но, по-моему, выбор очевиден.

От поддержки Каспара мне перехотелось плакать, но не пролитые слезы осели неприятным осадком на стенках горла. Я и сама думала о том, как оправдать жертву мамы, но в тот момент казалось, что, найдя виноватого, я отомщу за нее, а выслушав о жизни мамы, о ее тайном богатом возлюбленном, мне кажется, что справедливо было бы обвинить его – моего отца.

Я могу так и не найти виновных. И стоит ли? Пат… Хирона хранила свое доброе сердце, несмотря на свалившееся на нее горе и грязную работу, вытачивающую из сердец людей камни. Лучшим способом почтить память добросердечной Хироны и отплатить ей за мою жизнь – прощение. Это сложнее мести.

Всю дорогу до Академии Каспар молчал, витая где-то далеко в своих мыслях. Даже зайдя со мной в их с Винсентом гостиную, он не сказал ни слова – махнул рукой, скрываясь за дверью своей комнаты. Вечер растормошил и его раны.

Я глубоко вздохнула, стараясь смахнуть горький осадок на стенках горла, и пошла в комнату к Винсенту, но едва я увидела его счастливое лицо, просиявшее при виде меня, нижняя губа затряслась под натиском невыплаканной горечи. Я подбежала к кровати и упала на его безопасную грудь, давая слезам выход. Схватилась за него, как за островок спасения в мире, полном опасности, боли и скорби – я посмела об этом забыть.

Винсент обеспокоенно осмотрел меня, но, не найдя видимых повреждений, уложил к себе под бок, ласково поглаживая и шепча утешения. Он впитывал мою грусть, деля ее между нами. Окружал безопасностью и уверенностью, что никогда не оставит меня. Винсент укутал меня своей душой, пытаясь унять мою печаль и не боясь, что я порву ее изнутри. Он доверял мне, как я доверяла ему, показывая свою слабость и выворачивая перед ним черную душу наизнанку.

– Так ты решила простить? – шепотом уточнил Винсент, целуя в затылок.

– Не уверена, что получится, – я сглотнула остатки слез, – но я попробую.

– Ты не перестаешь меня удивлять, Дэлла. – Его рука теснее прижала меня к твердому теплу. – Едва я подумаю, что уже полностью изучил тебя, как ты поражаешь меня снова. Пройдя через человеческое безразличие, ненависть, жестокость, ты все равно пытаешься дать миру шанс. – Спустя время, он добавил: – Она бы гордилась тобой.

– Спасибо. – Я перевернулась к нему лицом и обняла, втягивая носом густой свежий запах с горячей шеи. – Я бы хотела вас познакомить. – Губы тронула улыбка. – Хирона пришла бы в ужас от выбора дочери.

Винсент хрипло посмеялся.

– Но узнав тебя ближе, поняла бы, что я выбрала самого лучшего мужчину во всем Селенгаре.

Его грудь на миг окаменела и расслабилась под шумным выдохом, оглаживающим мою макушку.

– Из-за чего вы ссорились с Себастьяном? – Я так закрутилась вокруг своих проблем, что чуть не забыла про его.

– Не бери в голову. – Он наклонился к моему лицу. – Мы уже все уладили.

Ночь укрывала зимний Тиррион, принося сны его жителям. Она проникала в их дома, раздавая сладкие дремы, и позволяла увидеть грезы или обостряла тревоги, но, дойдя до нас, ночь прошла мимо. Мы не нуждались в ее даре – мы были воплощением наших желаний и мечтаний.

Мы больше никогда не будем одни.

Глава 9

– Что?! – вспылила Селин. – Как это у тебя нет платья? В чем ты собралась идти?

Я проглотила смешок и вернулась к изучению анатомии. Себастьян больше не проводил со мной тренировки по жестам, но не забывал подкидывать «полезные» книги, грозясь провести зачет по содержанию фолиантов. Кэннур думал, я не понимаю, зачем он это делает. Ошибся. Он пытается загрузить меня и отвлечь от воспаляющего беспокойства. Гилур перестал скрываться: все больше отрядов не возвращается в Тиррион, а те, что возвращаются, говорят одно – Ди-Горн.

Гилур размахивает перед лицом Уиллиса красной тряпкой, а тот терпит – выжидает. У каждого из них есть план, чего я не могу сказать о себе. Пора Винсенту поделиться со мной своими стремлениями, спокойного времени остается все меньше…

– Дэлла! Я с тобой разговариваю.

– Ну нет и нет, что здесь такого? – Я отложила книгу на край стола и повернулась на стуле. Взгляд упал на бархатную бордовую коробку, выглядывавшую из-под кровати. Поджав улыбку, продолжила развлекать себя способностью Селин приобретать все оттенки красного. – Я иду на бал дать клятву, а не красоваться перед Агмундами.

– Великая, – простонала Селин и упала в объятия Пауля, сидящего на ее койке.

Боевой маг поймал тело, завалившееся в притворном обмороке, и поддержал мою точку зрения одобрительной улыбкой. Он не мог сказать об этом вслух, противореча возлюбленной, но и на этом спасибо.

– Вы знаете, зачем мне деньги. Самое дешевое бальное платье стоит почти золотой. Глупо тратить столько денег на наряд, надеваемый только раз. – Так я думала до сегодняшнего утра.

– Это неприлично! Дурной тон! Чему тебя только учила леди Шлор?!

– Утром у нас должно было быть последнее занятие, но она меня даже на порог не пустила. Как думаешь, почему? – Я издевательски вскинула брови, выделяя очевидность моей безнадежности в этом вопросе.

– С меня довольно. – Девушка рывком поднялась на ноги. – Если хочешь выглядеть как оборванка, то это твое право.

Селин быстро шмыгнула за дверь помывочной, спасаясь от моего нарочито злого взгляда.

– Она заботится о тебе. Не хочет, чтобы про тебя опять начали шептаться по углам Академии.

– Они не посмеют. – Я улыбнулась оскалом и вернулась к анатомии.

– Злыдня, – весело фыркнул Пауль. – Но ты права, сплетни собирать о тебе не будут. Ты теперь на одной ступеньке с Ди-Горном. Мрачный сын изменника и его кровожадная гончая.

Злость подпрыгнула к горлу, раздражая связки. Мне казалось, что мы давно закрыли тему ошибок отца Винсента.

– Это правда. – Пауль не испугался моего предостерегающего рыка. – Если бы ты не была с ним в близких отношениях, то твои успехи на заданиях истолковали бы как самоотверженность, а так… Ученики остерегаются тебя как возможную шпионку и опасную подругу сына изменника.

Я вскочила, откидывая стул на пол.

– Ты не имеешь права так говорить! Это ты прячешься по углам с советником Размаром, а не я и Винсент.

Он распахнул рот и вылупил на меня свои серые глаза.

– Куда же делись твои слова, Пауль? Минуту назад ты не был так молчалив. – Я сощурилась – его молчание подтверждало старые подозрения. – Как ты мог повестись на его лживые речи? Что он тебе обещал за участие в его скользких делишках?

– Советник – хороший человек, Дэлла. – Пауль сжал челюсть. – И он ни разу не просил меня ни о чем. Тем более, как ты говоришь, участвовать в скользких делишках.

Я лишь посмеялась. Это как надо было промыть мозги, чтобы получить такую преданность? В груди закололо от понимания, что мой друг всецело на стороне советника. Мы с Винсентом стоим между разгоревшихся огней, и у каждого костра стоят наши близкие. Агмунды, Гилур… Оба этих варианта мне не по душе, но я приму ту, на которой окажется Винсент.

– Твоя душа иссохла и не может познать простой доброты? – со сталью в голосе спросил Пауль, обрывая мой болезненный смех. – Не все люди преследуют свои цели, помогая кому-то. Советник – единственный, кто не прошел мимо и помог нищему парню. Я не знаю, что творится у тебя в голове, но он ни разу не говорил со мной о тебе, Винсенте или о положении дел в стране. – Пауль обиженно насупился. – И все сказанные мной ранее слова шли от сердца. Я вижу, Винсент дорожит тобой, но я никогда не смирюсь с тем, что он позволил повесить на тебя клеймо – подруги изменника.

– Это не твое дело, – шикнула я.

Пауль вздохнул. Его пристальный взгляд источал боль, обиду и честность. Он не врал – он действительно не исполнял никаких поручений советника. Размар еще не успел его об этом попросить.

Я откинула горячие мысли, возвращая себе рассудительность, и села рядом.

– Пауль, что связывает тебя и советника? И не говори, что это из-за маг-оружия, иначе я тебя стукну.

Парень слабо улыбнулся и зажевал губу, раздумывая над чем-то. Его привычное улыбающееся лицо покрылось тенями. Серые глаза заволокли сомнения.

– Мне неприятны твои подозрения, Дэл. В нашем с Размаром общении нет никакой тайны. – Пауль устало выдохнул. – Он, правда, просто помогает мне, а наши встречи просил не выставлять на показ – советнику короля не пристало водиться с таким, как я. Даже Селин меня прячет, хотя ее родители – простые торговцы. – Он остановил мои возражения легким взмахом руки. Чуть улыбнулся. – Меня это устраивает. Не говори об этом никому, я не хочу потерять доверие советника.

– Не скажу.

Совесть затянула веревку на шее. Я разозлилась и была неаккуратна в своих выражениях – обвинила друга в предательстве, толком не разобравшись. Его слова про Винсента неприятны, но он говорит их только мне и прямо в лицо. Не обсуждает это за моей спиной, а искренне переживает за меня. Хотя я неоднократно говорила, что его переживания не имеют веса в этом вопросе.

– Спасибо. – Он приобнял меня одной рукой. – Ведь это я по его примеру подсел тогда к тебе в столовой. Увидел забитую тихую девочку и решил помочь. – Пауль посмеялся. – Кто ж знал, что ей окажется бедовая гончая, от которой самому надо защищаться.

Я наигранно возмутилась и ткнула пальцем между его ребер. Пауль ойкнул, незамедлительно толкая меня в ответ коленом.

– Не начинай той войны, что не можешь выиграть. – Боевой маг оскалился.

– Повторяй это себе почаще.

Между нами завязался бой. Шутливо тыкая в бока и пиная под мягкие места, мы прыгали по кроватям, одновременно бросаясь попавшими под руку вещами. В груди больше не кололи опасения, подозрения – в ней звучал звонкий смех. Противостояние Уиллиса и Гилура, выбор стороны, поиск цели – все стало не таким важным. Моя жизнь горела ярким светом. Он выжигал на памяти узоры из счастья, которые не стереть – не отобрать.

– Опусти саблю, иначе я выброшу его в окно. – Пауль распахнул ставни, пуская морозный воздух, и вытянул руку наружу, сжимая в кулаке амулет в виде костяной монеты.

– Только попробуй. – Я поднесла кинжал к его сабле. Настрой у меня был серьезный. Он решил угрожать мне амулетом-охранения – напоминанием о безоговорочном доверии Винсента. Давно стоило избавиться от амулета – если он, действительно, действует, – но рука не поднималась.

– Я выброшу, – повторил Пауль и еще дальше высунул руку в окно.

– Я поцарапаю, – парировала я, почти вплотную прижимая черную сталь друг к другу.

Эдвард Беррит без стука вошел в комнату и осмотрел разбросанные вещи, дребезжавшие страницы книг на сквозняке и растрепанных нас, стоящих по разным концам комнаты.

– Развлекаетесь? – Эдвард с твердой невозмутимостью подошел к валяющемуся стулу и, подняв его, сел. – Продолжайте, я подожду, пока вы закончите.

Мы с Паулем недоуменно переглянулись и сдали позиции, возвращая амулет на стол, а саблю и кинжал в ножны.

– Ты разве не должна готовиться к балу, как все девушки? – Эдвард смерил мою форму взглядом и мельком глянул на костяной амулет. – Интересная вещица…

– Ты пришел мне в этом помочь? – Я торопливо подошла, скрыла амулет от глаз Беррит в ящике стола и, скрестив руки на груди, оперлась боком на стол.

– Дэлла и так хороша. – Пауль подмигнул мне и упал на кровать Селин, косясь на двери помывочной – целительница не выходила оттуда больше часа.

– Меня к тебе привели сразу два повода. – Эдвард сунул руку в карман. – Первое – концентраторы.

Он выложил на стол пять колец из черной стали. Я сразу же схватила их и надела на пальцы. Три – на правую руку, два – на левую.

– Спасибо, – поблагодарила я, довольно растягивая губы и поигрывая пальцами с обновкой.

– И второй.

Артефактор достал иглу с изящным цветком лилии на конце. Лепестки из тонкой, почти прозрачной черной стали открывали драгоценную сердцевину с мелкими красными камнями. По всей игле шли золотые жилки, переливающиеся в такт с рубинами. Это выглядело больше чем дорого.

Я оторвала потрясенный взгляд от прекрасного творения и уставилась на творца.

– Это мой тебе подарок в честь Дня дачи клятвы. Шпилька из одного сплава с иглами. Так ты сможешь всегда постоять за себя. Возьми.

Он впихнул мне ее в окоченевшие руки.

– Эдвард, – прошептала я, боясь двинуться, чтобы ненароком не сломать столь дорогую вещь. – Я не могу ее принять. Забери, пожалуйста.

– Нет.

Беррит встал и направился к выходу.

– Забери! – крикнула я ему в спину.

Но он даже не повернулся и вышел в коридор, тихо закрыв за собой дверь.

Пауль подскочил ко мне, раззадоренный любопытством, и, увидев шпильку в моих руках, присвистнул.

– С таким украшением ты на бал можешь и в мешке пойти.

– Я должна ее вернуть, – дернулась я к выходу, но Пауль преградил мне путь.

– Не стоит этого делать. Ты сильно обидишь Эдварда. Если бы он не мог себе позволить такой подарок, то не стал бы его дарить.

– Но зачем? – Я вновь оглядела прекрасный цветок лилии. – Это слишком!

– Просто прими. – Он развернул меня к зеркалу. – И примерь.

Я с сомнением посмотрела на его улыбающееся лицо. Подойдя к зеркалу чуть ближе, скрутила волосы в свободный жгут и закрепила их шпилькой на затылке.

– Тебе очень идет. Беррит знает толк в подарках.

– Есть лучше. – Отняв пальцы от хрупкого цветка, я отодвинула Пауля и пошла к подмигивающей мне из-под кровати коробке.

Дверь помывочной отворилась, и из клубов пара выбежала Селин. Халат наспех подпоясан, волосы накручены на маленькие пеньки и торчат в разные стороны, кожа красная, а от цветочного шлейфа, исходившего от нее, нос заныл тупой болью.

– Не успеваю. – Она бросилась к тумбочке, выворачивая все ящики, затем к столу, сметая все на своем пути, и нырнула в шкаф, вываливая вещи на пол.

Селин за пару секунд из устроенного нами бардака сотворила хаос.

– Уборка на тебе!

Пауль только-только открыл рот, как я схватила коробку и скрылась в помывочной.

Мне так нетерпелось примерить подарок Винсента, что хватило десяти минут, чтобы помыться, высушить сферой волосы и заколоть их на затылке шпилькой. Добравшись до содержимого коробки, я несмело коснулась пальцами мягкой ткани, поглощающей своей чернотой свет. Провела по россыпи мелкой золотой крошки, притаившейся за прозрачным слоем черного ситца. Аккуратно вытащив платье, я обнаружила на дне пару шелковых туфелек в цвет платья и записку.