Клинок ночи

Вся семья ждала с нетерпением, но торговец вернулся с меньшей суммой денег – пусть и ненамного. Ему то везло, то нет, но он бросил играть, пока не потерял слишком много. Меньше денег означало чуть меньше еды и чуть больше напряжения в доме. Но с этим можно было справиться, и Великое колесо жизни двигалось вперед.

Цикл продолжался, неизбежный, как восход солнца. Родители Такако стали чаще ссориться. Она не всегда понимала, о чем идет речь. Ее родители спорили тихо и по ночам, чтобы не разбудить детей. Иногда Такако могла разобрать обрывки разговора, но их было мало, чтобы составить целостную картину происходящего. Она предположила, что речь идет о деньгах. Она была достаточно взрослой, чтобы понимать, что дела у отца шли не так хорошо, как хотелось бы, и поэтому у них так мало еды.

Такако подумала, не связаны ли все эти споры с тем, почему только она и ее отец приехали в Нью-Хейвен. Она не понимала, почему они оказались здесь одни. Поездка в город всегда была большим событием, и обычно в нем участвовала вся семья. По делам или на праздник – но все ехали вместе. Тем не менее она была счастлива оказаться здесь, чувствуя себя особенной от того, что отец наконец выделил ее из всех. Но на вопросы он не отвечал, и это ее сильно беспокоило.

В перерывах между восхищенным разглядыванием окружающего мира Такако украдкой поглядывала на отца. Он улыбался всякий раз, когда ловил на себе ее взгляд, но при этом казалось, что он вот-вот расплачется. Она не понимала, что происходит. Они проделали долгий путь, но ее отец ничего не привез на продажу. Если это была поездка ради торговли, то сильно отличалась от всех путешествий, в каких Такако бывала раньше. Вместо того чтобы вести ее в какое-то определенное место, отец постоянно спрашивал ее, чем бы она хотела заняться, и они шли туда, куда ей хотелось. Такако старалась выбирать развлечения, которые стоили не слишком дорого, но отец тратил на нее деньги без раздумий. Эта внезапная щедрость пугала ее больше всего.

Такако не думала, что ей следует жаловаться на такое обращение, но отец, которого она хорошо знала, обычно так не поступал. По натуре он был экономным человеком. Сын бедного торговца, который всю жизнь не мог продвинуться наверх, какие бы усилия ни прикладывал. Для него тратить деньги на свою дочь было чем-то неслыханным.

На закате отец спросил Такако, не хочет ли она съесть чего-то особенного. Она согласилась, и они пошли бродить по городу, пока не нашли на отшибе маленькую кондитерскую. Отец Такако рассматривал конфеты с таким видом, будто это была самая важная покупка в его жизни, и выбрал одну для дочери. Такако поразилась тому, сколько денег отец передал продавцу. Сдачи ему не дали.

Пока Такако лакомилась конфетой, они присели на одной стороне улицы, наблюдая за прохожими. Девочка никогда не пробовала ничего подобного и, видя, сколько это стоило, решила извлечь из сладости максимум удовольствия. Пока она ела, отец наблюдал за ней, не сводя глаз с лица. Такако была так поглощена своим угощением, что даже не заметила, что он начал плакать.

– Знаешь, будучи ребенком, я любил эти сладости. Я не помню, когда попробовал конфеты в первый раз. Наверное, отец купил мне немного по какому-то особому случаю, так же, как я купил тебе сегодня. Но мне так понравилось, что каждый раз, когда мы возвращались в Нью-Хейвен, мне обязательно нужно было получить хотя бы кусочек.

Такако подняла глаза на отца.

– И как тебе это удавалось? Когда ты рос, у тебя не было много денег.

Отец удивленно посмотрел на нее. Это разозлило Такако. Как будто он не думал, что она может сама сложить в голове два и два.

– Ты видела, сколько это стоит, – проговорил он покорно, словно понял, что его единственная попытка проявить щедрость, пусть и втайне, провалилась. – Я очень много трудился ради этих конфет. Мне было столько же, сколько тебе сейчас, и я все время работал у своего отца. Он не давал мне много, потому что у нас не было денег, но считал, что мне нужно платить как настоящему работнику. Он полагал, что это научит меня понимать, что тяжелый труд должен быть вознагражден, поэтому всегда давал мне небольшой процент от прибыли в качестве зарплаты. Это было умно. Если я усердно работал и дела шли в гору, то я зарабатывал больше. Если же я ленился и прибыль шла на спад, я ничего не зарабатывал. Это был хороший урок, – в его голосе послышалась горечь, – даже если это была ложь.

Такако кивнула. Она не поняла последней части его размышлений, но тоже мечтала работать в лавке. И было интересно, разрешит ли ей отец когда-нибудь работать в торговле. Она была достаточно взрослой, чтобы помогать ему, и часто выполняла мелкие поручения, но ничего важного не делала. Ее отец привлекал к работе мальчишек, хотя они были младше и глупее. Такако же оставалась заниматься домом с матерью. Ей бы понравилось, если бы отец обращался с ней так же, как с ним обращался его отец. Мысль о том, что у нее появятся собственные деньги, была очень привлекательной.

Отец не дал ей возможности перебить его и продолжил рассказ, словно погрузившись в свои мысли.

– Я работал очень усердно, и дело, хоть и не слишком росло, приносило достаточно денег, чтобы я мог скопить немного. Как и наша семья, мы нечасто ездили в Нью-Хейвен, поэтому к тому времени, когда мы решались на поездку, у меня почти всегда были деньги, чтобы купить одну из этих конфет. И каждый раз она была самой вкусной. По-другому и быть не могло – особенно после того, как поработаешь ради нее столько времени.

Отец Такако коротко рассмеялся и покачал головой.

– Отец никогда меня не понимал. Он полагал, что это ужасно глупая трата денег, и думаю, он начал считать меня бестолковым. Но это стоило всех моих богатств, как и сейчас.

Такако склонила голову набок. Это замечание казалось не к месту и звучало зловеще. Вопросы, вытесненные из головы конфетами, снова вернулись. Но отец не дал ей времени подумать.

– Такако, мы здесь, потому что я должен найти для тебя работу.

Сердце Такако подпрыгнуло от неожиданной радости. Работа означала деньги и то, что она останется здесь, в Нью-Хейвене. Больше никаких бесконечных дней, проведенных в заботах о доме. Она чувствовала себя как ястреб, вырвавшийся из клетки своей жизни на яркий солнечный свет нового дня.

– Такако, я хочу, чтобы ты знала: я не рад тому, что приходится искать работу тут. На самом деле, я чувствую себя ужасно. Если бы не я, мои неудачи, тебе бы вообще не пришлось работать и ты могла бы жить с мамой и со мной, пока не найдешь себе мужа, как мы и планировали. Но все получилось не так. Ты можешь ненавидеть меня до конца дней, но я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Люблю тебя, как люблю твою мать, и хотя ни ты, ни она не простите меня, пожалуйста, постарайся вспоминать меня добрыми словами.

Слова отца эхом отдавались в сознании Такако, но не могли там задержаться. Все, что он говорил, пролетало мимо, словно лист, что унес быстрый ветер. Такако потерялась в своем воображаемом будущем, представляя, как управляет собственным магазином и посылает деньги семье. Она всем им покажет! Спасет свою семью, вернет честь их дому. В этот момент она любила своего отца сильнее, чем когда-либо прежде.

Они сидели вместе в последний раз, и Такако поделилась с отцом последними кусочками конфеты. Когда сладости закончились, они встали и пошли в район, в котором Такако никогда раньше не была. Улицы освещались мягким красным светом. Его хватало, чтобы осмотреться, но все равно было темно и тревожно. Такако привыкла видеть мечи. Они были у всех солдат, да и у многих других жителей города. Но в этом районе мечи оказались даже у тех, кто не носил форму, и многие из мужчин с трудом ходили и разговаривали. Еще раз оглядевшись по сторонам, она поняла, что была единственной женщиной на улице.

Она крепко держалась за руку отца, боясь отпустить ее в этом районе. Но больше она не выказывала никакого страха. Если ее ведут на первую работу, она хотела произвести хорошее впечатление. Отец Такако пошел прямо к трехэтажному зданию с тусклыми красными фонарями, висящими снаружи. Казалось, это самое тихое место в этом оживленном районе. Мужчины входили и выходили из здания, но все вели себя сдержанно. К тому же они были неплохо одеты. Одежда Такако по сравнению с их больше походила на лохмотья.

Первое, на что обратила внимание Такако, – это двое мужчин у двери. Они стояли по обе стороны, но что-то отличало их от тех, кого она видела раньше. Она пялилась на них, пока не заметила кое-что странное. Они были неподвижны. Такако смотрела на них, а мужчины не двигались, пока в этом не возникала необходимость. Сначала она подумала, что это какая-то детская игра, соревнование, кто дольше продержится. Но в отличие от участников игр, к которым она привыкла, мужчины не прилагали к неподвижности никаких усилий. Их тела были расслаблены, а не напряжены, как было бы у нее, если бы она попыталась постоять как статуя. Хотя Такако не могла сказать почему, но она знала, что эти люди опасны. Ее воодушевление по поводу новой работы угасло, и ее одолели сомнения.

Отец тихо что-то сказал одному из мужчин, и тот велел им следовать за ним. Он повел их по лестнице в комнату на втором этаже. Пока они шли через здание, Такако увидела, что именно здесь прятались все женщины в округе. И все они были прекрасны. Такако никогда не видела столько женщин в одном месте. На каждой было великолепное, неповторимое платье. И ей захотелось быть такой же, как они, на зависть всем мужчинам.

Такако не могла перестать пялиться на женщин, и каждая, на которую она смотрела, без труда выдерживала ее взгляд. Все они по-разному реагировали на Такако. Некоторые, казалось, сердились на нее, другие широко улыбались. Были и те, кто смотрел на нее с грустью. Такако снова почувствовала, что ее переполняют вопросы, но она не знала, как их задать.

Отец привел ее в небольшую комнату, там было темно и тихо. Комната отличалась от всего остального здания. Везде было тихо, но при этом полно народу. Здесь же было спокойно. Такако и ее отец сели, и после недолгого ожидания вошла женщина. Как только она появилась, атмосфера в комнате изменилась. Казалось, будто сюда принесли глыбу льда. Стало холоднее, и Такако захотелось накрыться одеялом. Эта женщина выделялась тем, что не носила косметики. Ее лицо нельзя было назвать красивым, но и обычным оно не было.

Женщина оказалась старше остальных. Такако предположила, что ей было около сорока. Она все еще сохраняла привлекательность, но Такако догадывалась, что в молодости она была еще краше. Высокая и стройная, но даже слои одежды не могли скрыть ее силу. Грация, с которой женщина двигалась, свидетельствовала о многих циклах тренировок. От нее исходили энергия и властность.

Женщина предложила чай, Такако и ее отец согласились. Она сидела и изучала гостей, но больше времени уделяла Такако. Та чувствовала себя обнаженной под ее взглядом. Он не был суровым или осуждающим, он был всеобъемлющим и мог за пару секунд вобрать в себя всю Такако. В этой женщине было что-то такое, что тревожило девочку. И дело было не во внешности. Незнакомка продолжала улыбаться, как будто это было самым естественным выражением лица любого человека. Но ее взгляд заставил Такако внутренне содрогнуться – в душе этой женщины жил холод.

Женщина первой нарушила тягостное молчание.

– Я благодарна, что вы пришли. Знаю, обычно подобные дни тяжелые, но уверяю вас, что в этом доме к девочкам относятся гораздо лучше, чем в любом другом.

Отец Такако кивнул.

– Я наслышан о вашей репутации и рад, что вы согласились взять мою дочь на воспитание за столь щедрую сумму. От того, как тут относятся к девушкам, мне становится легче.

Улыбка женщины стала немного шире, что показалось Такако зловещим.

– Мои девушки – любовницы самых высокопоставленных мужчин в стране. Они должны быть умны, красивы и хорошо образованны. Ваша дочь, по словам людей, которых я расспрашивала, обладает по крайней мере двумя из этих качеств. Третьим мы ее обеспечим.

На мгновение воцарилось молчание. Ни Такако, ни ее отец не знали, что сказать. Еще раз оглядев Такако, женщина продолжила.

– По моему опыту, чем быстрее все случится, тем лучше для всех. Как я уже говорила, сегодня трудный день. У меня здесь все бумаги, которые необходимо подписать, чтобы наша сделка состоялась. Для вашего удобства я подготовила два экземпляра, оба и подпишем. Так у вас тоже будет соглашение на случай, если в дальнейшем возникнут какие-либо разногласия.

Женщина достала бумаги и положила их на низкий столик, стоявший между ней и отцом Такако. Она протянула ему перо, и тот нерешительно взял его. Мужчина еще раз посмотрел на дочь. При взгляде на нее силы, казалось, покинули его.

Женщина заговорила, ее мягкий голос в темноте звучал решительно:

– Я понимаю, какую боль вы испытываете. И гораздо больше беспокоилась бы, если бы вы не колебались. Так уж обстоит эта работа, лгать не стану. Однако ваша дочь получит здесь самый лучший уход. Она будет хорошо питаться и получит образование.

Ее сильный голос, казалось, успокоил отца Такако, и тот двумя быстрыми движениями подписал обе бумаги, лежащие перед ним. Женщина взяла их, перевернула и подписала сама. Один экземпляр она сложила и отдала отцу Такако. Другой свернула и спрятала в недра своего кимоно. Затем она слегка поклонилась и встала.

– Сейчас я вас оставлю – дам вам немного времени, чтобы попрощаться. Еще раз подчеркиваю, что и для девочки, и для вас будет легче, если все пройдет быстро, но торопить не стану. Такако, как только твой отец уйдет, пожалуйста, останься в этой комнате. Я скоро вернусь, мы вместе осмотрим дом, а потом найдем для тебя кровать, чтобы ты могла немного отдохнуть.

Женщина ушла, на отполированном деревянном полу ее босые ноги не издавали ни звука. Отец Такако подошел к дочери – своему первому ребенку, заключил ее в объятия так, что у той в легких не осталось воздуха. Он обнимал ее долго, и вскоре Такако поняла, что отец плачет и его слезы стекают по ее волосам.

– Пожалуйста, прости меня. Я знаю, сейчас ты не понимаешь, что происходит, но когда поймешь, пожалуйста, прости меня. Я клянусь тебе, что если бы был другой путь, я бы выбрал его.

Он повернулся и пошел к двери. Такако подумала, что никогда еще не видела отца таким подавленным. Разве ее первая работа не должна быть радостным событием? Наконец Такако пришла в себя и бросилась к отцу, чтобы снова обнять его перед уходом. Она не понимала, что происходит, но знала, что не увидит отца еще очень долго.

Через несколько мгновений после его ухода в комнату вернулась женщина. Такако показалось, что, даже закрыв глаза, она могла почувствовать ее присутствие. Трудно было сказать, что за человек она была. Она продолжала улыбаться и внешне воплощала идеальный образ заботливой женщины. Но Такако не могла отделаться от ощущения, что что-то с ней не так. Словно демон натянул маску и пытается убедить мир в своей доброте.

К сожалению, доказательств того, что ощущения ей не лгут, у Такако не было. Женщина была вежлива, и даже после ухода отца ее отношение к Такако не изменилось. Она была доброй и мягкой и не оставляла возможности заподозрить что-то неладное.

Женщина прервала поток ее мыслей:

– Ты можешь называть меня «мадам». Все девушки так делают, и этого достаточно. Я управляю этим местом. И поэтому есть еще одно дело, с которым мне нужно закончить, прежде чем отпустить тебя отдыхать. Мне нужно, чтобы ты сняла с себя всю одежду и легла.

Такако уставилась перед собой.

– Что вы имеете в виду?

– Мне нужно, чтобы ты разделась, чтобы я могла осмотреть тебя. Мне нужно убедиться, что ты здорова и находишься в том состоянии, которое мне обещали. В противном случае твой отец не выйдет из этого здания.

Такако ничего не поняла. В ее сердце затеплилась надежда. Возможно, она ошиблась и отец придет и заберет ее обратно. Она не могла опозорить честь своей семьи, поэтому вслух свои мысли не высказала.

– Отец говорит, что я никогда не болею, и гордится этим. Он говорит, это необычно, что девушка никогда не болеет.

– Я уверена, твой отец очень умный человек, но мне нужно увидеть все своими глазами, чтобы потом с тобой все было в порядке.

Такако сделала пару вдохов и все обдумала. Почему-то ей вспомнился мужчина у двери. У нее возникла мимолетная мысль, что это не столько дом, сколько тюрьма. И здесь, что бы ни сказала эта женщина, ее слово – закон. Такако начала раздеваться. Мадам наблюдала за ней не мигая, отчего девочке стало не по себе.

Когда она закончила, мадам начала осмотр – и двигалась с отработанной за многие циклы легкостью. Она оглядела Такако с ног до головы, много внимания уделив промежности. Девочка чувствовала, что ее оценивают, хотя мадам не показывала ни малейшего намека на то, что у нее на уме. Наконец она медленно отступила назад.

– Сколько тебе?

– Я видела десять циклов, но скоро мне исполнится одиннадцать.

– А ты знаешь, что твой отец говорил, что ты старше?

– Нет. Он знает, что мне десять. Мне часто говорят, что я выгляжу старше, потому что я такая высокая.

– Ты хоть знаешь, почему ты здесь?

Такако опустила голову.

– Нет.

Женщина отошла от девочки и принялась ходить по комнате, то и дело поглядывая на нее. Даже Такако догадалась, что та пытается понять, что с ней делать. Ее отец солгал и тем самым нарушил планы этой женщины.

– Не то, чего я ожидала, но все может сложиться удачно. Ты слишком хороша, чтобы использовать тебя в таком возрасте. Десять – это слишком рано. Не то чтобы не было мужчин, которые бы очень хорошо платили за твою работу, но это слишком быстро тебя измотает. Тебе нужно чуть подрасти, если я хочу получить от тебя максимум выгоды.

Когда мадам сказала «работа», у Такако сложилось впечатление, что она имела в виду что-то совсем другое. Наконец мадам решилась.

– Думаю, ты станешь очень полезной. Начнешь с должности помощницы по дому. Будешь готовить, убирать и помогать другим женщинам в их нуждах. Когда тебе исполнится пятнадцать, я продам твою девственность. Благодаря твоему присутствию в доме я смогу выручить неплохую сумму. Что ты думаешь об этом?

– Я здесь, чтобы работать на вас. Мне нужно вернуть доброе имя моей семье.

Мадам рассмеялась.

– Ну, не думаю, что это случится, но я позабочусь о тебе. Каждая девушка важна для меня, потому что вы все будете работать на меня очень долго.

Женщина встала и жестом пригласила Такако следовать за ней. Она провела ее на третий этаж, в комнату, где стояли удобная кровать, комод и зеркало.

– Ложись спать, Такако. Завтра – первый день твоей новой жизни.

5

Семья Морико всегда жила на ферме, на границе с лесом. Хотя ей было всего семь, она уже знала эту историю. Ее прапрапрадед выбрал эту землю после долгих раздумий. Ее предок был солдатом в ополчении и искал уединенное место, где можно было бы спокойно поселиться и создать семью. Выбор он сделал удачный. На протяжении многих поколений у семьи было два источника дохода. Они получали деньги как от фермерства, так и от лесозаготовок. В хорошие времена семья Морико жила неплохо. Да и в трудные циклы они не страдали.

Морико и ее семье именно древесина приносила большую прибыль. Ее отец по-прежнему обрабатывал землю, но внушительная часть урожая шла на нужды семьи, чтобы сократить расходы в холодные месяцы. А семья эта была большой: в ней было шестеро детей – четыре мальчика и две девочки. Морико была четвертой по старшинству после двух мальчиков и старшей сестры. Все члены семьи поддерживали друг друга. Два старших брата Морико помогали отцу в лесу – рубили деревья. Морико, ее сестра и два младших брата ухаживали за полем и домом. Морико завидовала своим старшим братьям и хотела работать в лесу вместе с отцом.

Когда ей исполнилось семь, Морико уже знала, что отличается от остальных членов семьи. Действительно, вся ее семья была громкой и пылкой, но отличия Морико проходили куда глубже. Она всегда была любознательной и хотела учиться, часто выслушивала долгие рассуждения отца, потому что была единственным ребенком, который его слушал.

Несколько дней назад Морико была в лесу с отцом. Большую часть дня они занимались делами, он рассказывал ей, какие деревья нужно срубить следующими и для чего. Мать Морико не одобряла, что он учит ее подобному, но отец знал, как много это значит для дочери, и не видел причин, по которым она не могла бы освоить его дело так же хорошо, как сын. Ближе к вечеру отец повел ее дальше, в старый лес. Отец Морико, хотя и был практичным человеком, все еще придерживался старых традиций. Часть леса с молодыми деревьями была отличным местом для его ремесла. Но он всегда сажал новые деревья взамен срубленных. Он никогда не рубил больше, чем требовалось, и никогда не причинял вреда старым деревьям.

Морико как-то спросила его об этом, но он сказал лишь, что старые деревья особенные и что срубить их было бы ужасным поступком. Как и ее отец, Морико трепетно относилась к старому лесу. Ей нравилось, что там тихо и темно. Она ничего не могла с собой поделать – верила, что именно в старых лесах происходили те истории, на которых она выросла. Морико представляла, что может чувствовать всех животных вокруг, а иногда ей даже казалось, что она ощущает деревья – те представлялись ей стариками и старухами, наблюдающими за тем, как проходит жизнь.

Во время прогулки Морико расспрашивала отца о тех животных, которые им встречались. И не сразу поняла, что отец, который, казалось, знал о лесе гораздо больше, чем кто-либо другой, не всегда замечал тех животных, которых замечала она. Часто она видела какого-то зверя, указывала на него и задавала отцу вопрос о нем. Но он не всегда видел его, а иногда даже не знал, что зверь там был.

Морико не задумывалась об этом до тех пор, пока они не вернулись домой. Ее мать и отец обменялись обычными любезностями, но разговор шел только о Морико. Родители разговаривали тихо, и Морико не слышала их, но они часто бросали взгляды в ее сторону. Ей было интересно, о чем они беседуют, но ей показалось, что она сделала что-то не так.

У Морико было не так много свободного времени, но то, которое было, она проводила, блуждая по лесу. Эта привычка ужасала ее мать, но отец всегда говорил, что Морико так хорошо знает лес, что это хищники должны бояться ее. Мать Морико не смеялась над этой шуткой, но подчинялась мужу.

Старый лес стал для Морико вторым домом. Там было тихо и было время подумать о чем угодно. Здесь никто не ждал нетерпеливо мгновенного ответа или реакции. Морико не была тугодумом, но она всегда глубоко погружалась в вопрос. Нежелание людей ждать ответа всегда казалось ей несправедливым и грубым. Если кто-то задал вопрос, он должен быть готов подождать, чтобы получить самый точный ответ.

Однажды вечером к семье Морико пришел гость, и это было крайне необычно. Когда их предок выбирал эти земли, он искал место вдали от дорог. Люди приходили в их дом только с какой-то целью, поэтому гости были редкостью. Этот посетитель оказался совершенно незнаком Морико, она никогда не видела никого похожего на него. Его одежда была сшита не из грубой ткани, как та, что носила вся ее семья. Она была изящной и не была поношенной, как у отца. У мужчины была побрита голова, а на лице постоянно мелькала улыбка, которая, как была уверена Морико, была фальшивой. Но она впервые увидела, как отец склоняет голову в знак покорности. Раньше он вежливо кланялся, но не так низко, как тогда, когда в их дом вошел незнакомец.

Морико решила, что этот человек ей не нравится. Дело было не только в его одежде, а в поведении и манере держаться. Морико никогда не чувствовала того, что испытала, глядя на него. Ей казалось, что он будто светится. Она не понимала, как такое возможно. Никто не замечал, что в нем есть что-то странное, но он казался ярче, чем кто-либо в комнате. Морико хотела спросить у отца, почему так, но поняла, что прерывать беседу не стоит. Она сидела, не решаясь задать вопрос, страх и любопытство сжигали ее изнутри.

Разговор был коротким, но серьезным. Морико услышала достаточно, чтобы понять, что происходит. Это был монах из ближайшего монастыря, который услышал об их ферме. Никто из монастыря никогда не приезжал сюда, но он пришел, чтобы исправить ситуацию. Он проверит всех детей, чтобы выяснить, есть ли у кого-нибудь из них способность к восприятию. И пока он говорил, то смотрел прямо на Морико.

Морико была слишком мала, чтобы понять, почему ее отец не протестовал. Она не знала, что монастыри поддерживает армия королевства и что у отца не было выбора. Все, что она знала, – это то, что ее отец делал все, что просил этот человек. Когда монах начал свои испытания, страхи Морико потихоньку исчезли. Все, что он делал, – это подносил руку ко лбу каждого ребенка. Каким бы ни был этот тест, Морико была уверена, что сможет его пройти. Монах проверял всех по возрасту. Два ее брата и сестра прошли вперед, и каждый вернулся на свое место за столом. Когда настала ее очередь, Морико подошла к монаху без страха, уверенная, что пройдет тест так же, как и они.