
Полная версия
Змей, поразивший филина
Мальчишка не понял, как до этого не заметил Конрада. Ни единого шага белоснежных ботинок по мраморному полу слышно не было даже в тишине. Он, как призрак, шастал по коридорам и залам безо всякой цели. Или остальным казалось, будто цели не было. Император зарывался в книги, пыльные и потёртые от времени. Конрад немедленно освободил полки от книг старых – ненужной траты бумаги и кода – заставил их книгами на языках старых, недоступных многим, особенно тем, кто даже на своём языке читал плохо. Ужасное бремя, наследие Ютского примата. Вопрос рабов был самой насущной проблемой. Миллиарды грязных, малообразованных людей, которым дорога в высшие слои всё равно закрыта. Это поколение – утеряно, но вот молодое… им нужно было дать всё. От чистого ли альтруизма или прагматизма ради – то были причины для жарких дискуссий в клубах, где вино стоило, как корвет, и целые города проигрывались и приобретались при тусклом свете лампы над зелёным столом, заставленном фишками и картами. Рабы питали любовь к своему освободителю и надеялись, что он любит их ровно так же. Сторонники иной точки зрения разумно полагали, что императору нужны лишь рабочие руки, такие, что не только гайки способны закручивать. А сколько неогранённых алмазов таилось в той толпе. Поскольку удовольствие это дорогое, процесс продвигался медленно. Но монарх мог ждать, сколько угодно, его планы шли далеко.
И вот, по окончании недели, Серана уже закончила обсуждение условий договора. Прочитав, чего добилась его подчинённая, Конрад не мог сдержать улыбку. Судя по всему, она смогла уговорить Локка на довольно скромные условия предоплаты. Такую сумму император был готов уплатить, но проволочек было не счесть. Попробуй построить флот так, чтобы никто не заметил, да ещё и в такие сроки. Конрад не зря обратился именно к этому директору. Опустив бумажки, на которых чёрным по белому этому человеку написали приговор на смерть в особо жестокой форме, можно сказать, что он обладал возможностями, коих император не имел. Оттого Конрад много раз думал, правильное ли место он выбрал для осуществления своих далеко идущих схем. Но каждый раз за чашечкой утреннего кофе (а зёрна он притащил с собой ещё давно) и куском замечательного пирога он приходил к выводу, что карты упали на стол так, как ему было нужно. Но сомнения появлялись часто, ведь ему требовалось подтверждение теории, чтобы быть уверенным в том, что он делает. Нужно видеть результат действий, последствия, которые затрагивают столь деятельных людей. Что же лицезрел Конрад, помимо чисто одетых слуг? Одну большую свалку, которую он же и создал. Но на то труды и являются трудами, урожай можно пожинать, лишь сколько-то подождав. Коль скоро нетерпеливый аграрий предпочтёт вырыть что пораньше, его ждёт одно разочарование. Мало кто является настолько глупым, чтобы вытаскивать из почвы еле потрескавшиеся семена, с дряблыми, ничтожными ростками. Императору приходилось вспахивать землю однажды, плодов он не познал, всё пожрала саранча. В гневе и отчаянии он тогда бросил жизнь фермера и сжёг все мосты. И ферму заодно. Но сейчас он не хотел, чтобы его новое увлечение кануло в лету с той же скоростью. Главное в этот раз – вовремя раздавить вредителей и найти пестицид.
От чтения очередной книги Конрада прервал слуга, тихо вошедший в гостиную. Был он немногословен, но сообщение передал. Без его ведома Серана вернулась в столицу, как раз тогда, когда её присутствие было более чем желательно. Конрад ничего против не имел. Император вернул стакан, который до этого держал в руках, на столик, закрыв затем толстый том с твёрдой коричневой обложкой, потрёпанной по углам. Конрад поднялся с мягкого кресла, оно отпустило его с гулким скрипом. Следующий шаг был прост – он прошёл мимо книжного шкафа и поставил том на полку прямо между великим рыцарем Сервантеса и сборником легенд одного маленького племени с забытой колонии Империи. Бедный исследователь чуть не замёрз насмерть, стремясь получить эти данные, а Конрад читал их у тёплого камина. Монарх покинул просторную гостиную, постукивая тростью при каждом шаге. Уже очень скоро он добрался до нужной ему залы, центральной и важнейшей для любого дворца или замка. Каждому императору нужен трон. Распахнув широкие двери, Конрад прошёл внутрь без церемоний, ослеплённый на миг ярким светом, окатившим его, как холодный душ поутру.
Причиной этого был стеклянный потолок, который обильно поливался двумя светилами в небесах. День к тому же выдался солнечный. Вопреки тропической жаре, облаков не наблюдалось. Конрад посмотрел на пол, прежде чем подправить свои серебристые локоны. Чёрная плитка была чиста, как зеркало. Гигантские колонны стояли ровными рядами по обе стороны от трона. На белых столбах висели подсвечники из серебра, в которых давно уже находились лампы. Без людей в помещении было слишком пусто, каждый шаг встречался окликом десятка остальных, резонирующих от стен, украшенных мозаиками. Последнее купил Его Величество, чем он весьма гордился. Очень быстро он добрался до трона, уделив себе пару секунд на созерцание. Несколько небольших ступенек вели к самому сиденью. Оно было из золота, несмотря на любовь императора к другому драгоценному металлу. Спинка – высокая, метра два с половиной. Над троном на стене вырезан герб Империи Центавра – змей, свернувшийся в кольцо и пожирающий свой хвост. Символизм замечал лишь император, который этот герб и ввёл. Устроиться на троне было долгом Конрада, что он и сделал. Насвистывая себе под нос мелодию, Конрад скрестил ноги, находя свою трость очень интересной.
– Кое-кто обжился здесь, – услышал он ироничное обращение.
– Зудеть в одном месте начинает после пары часов. Врагу не пожелаешь, Хасеас. И у нас принято стучаться.
Лорд-генерал хмыкнул, облокотившись на одну из колонн, которые были поближе. Всё, что он делал – это стоял и нетерпеливо стучал по полу ногами, почёсывал оставшиеся волосы и поглядывал на часы, которые он то и дело вытаскивал из кармана, отсчитывая секунды.
Хасеас был человеком почтенного возраста, ближе к пятидесяти. Морщины на его лице лёгкого оранжевого оттенка, однако, были едва заметны. Цвет кожи выдавал в нём юта. У него были аккуратно зачёсанные назад чёрные волосы, которые он специально красил, с первых дней ее появления невзлюбив свою седину. При этом его бакенбарды, объект особой гордости, она почти не тронула. Возможно, красители и стали причиной облысения – его затылок страдал от крупной залысины. Глаза Хасеаса были бледно-карими. Одет он в чёрную военную форму, с серебристыми эполетами и пуговицами, поблёскивающими под ярким светом, залившим комнату до краёв. Фендин являлся лордом-генералом – главой всех вооружённых сил страны, за исключением флота.
Рождённый на планете, что на протяжении столетий крутилась вокруг звезды на самом крае Империи, Хасеас с самых ранних лет обучался вещам наиболее далёким от того, чем ему приходилось заниматься сейчас. Его семья не была замечена ни за чем, достойным упоминания, однако, по слухам, его дальний предок был чистильщиком сапог у самого графа, пока того за кражу не погнали в поле. Если остальные считали это поводом для семейной гордости, то несложно догадаться, что уважением родные Хасеаса не пользовались. В строгой, крепкой пищевой цепи Империи он был на её ржавом конце, крестьянином, долженствующем умереть с плугом в руке. Образно выражаясь, разумеется, – плуг уже не применяли даже самые малозначимые хлебопашцы. Детство его прошло в блаженном неведении, когда он ещё не осознал подневольного положения своей семьи. И родители мальчика окружали его любовью – тем немногим, что они могли ему дать, помимо навыков, передававшихся из поколения в поколение. В возрасте пяти лет ему выпал редкий шанс научиться чему-то большему.
Не так часто находятся самаритяне, готовые пожертвовать достатком, чтобы научить чему-то людей, не способных позволить себе просвещение. Но как раз такая личность нашла путь на их планету. Учитель, чьё имя, к величайшему сожалению Хасеаса, из его памяти давно ускользнуло, дал самые основные знания детям. Через пару лет они уже могли читать на основном языке и считать. Больше им было и не нужно, и о большем те не просили. Но Хасеас в будущем часто сожалел, что столь интеллигентный человек когда-то, в своё время, не научил его большему. Может, в этом и был некий урок, который Хасеас понял позже. Почему вещи имели такой расклад, а не иной. Почему он должен был полагаться на благодетельного незнакомца, чтобы освоить самое простое. Но тогда Хасеас не придал этому должного значения. Благо ему предстояло научиться многим вещам от учителя, коим стала нелёгкая судьба.
Взросление поначалу не предвещало ему ничего особенного. Он жил ровно так же, как и его родители и их родители. Говоря о первых, нельзя не упомянуть о том, что столь напряжённая жизнь не пошла на пользу их здоровью. В случае его отца прибавьте еще ко всему смертельный ожог от лазерной винтовки. Тёмная история, но исход всем известен. Мужчину приговорили к смерти за убийство графини, которого он не совершал. Хасеас позже приложил усилия, чтобы понять причину столь жестокого приговора. Отца нынешнего лорда-генерала просто подставили, как выяснилось позже. Имела место очередная интрига в высших кругах, а несчастный крестьянин оказался рядом, будучи вызванным с той лишь целью, чтобы позднее обвинить его в гибели высокого гостя. Благо графа позднее убил на войне кто-то другой, иначе Хасеас полностью бы использовал своё новое влияние с одной только целью – отомстить. Но факт оставался фактом: Хасеас лишился отца, а вскоре скончалась и его мать.
Но до стремительного падения жизнь шла размеренным чередом. Он женился в возрасте двадцати семи, и вскоре у них с женой появился сын. Семейная идиллия продолжалась относительно долго, десять лет. Но много раз он убеждался в том, что мир ненавидит его. Хасеас отчасти винил в произошедшем себя. Он не мог не заметить, что его настигла схожая с отцом судьба. Однако именно Хасеас загнал себя в угол, он знал, на какой риск шёл. Мужчина занял деньги, только чтобы выкупить себе свободу от дворянского произвола. Но без земли. Ему пришлось переехать в город, взяв родных вместе с собой. Его жена Елена выступала против подобного риска, но Хасеас был непреклонен. Оказалось, что она была права. Особенность долгов в том, что их надо возвращать, а цена – слишком велика. Хасеас понадеялся, что новая работа поможет сжечь последний мост, но факел для этой цели в итоге сжёг то немногое, что имел мужчина. За долги его приговорили к рабству. Попытка сбежать не добавила симпатий в суде, и без того уже предвзятом. Так судьба и привела его к единственному человеку, который изменил всё не только в его жизни, но и в тысячах, миллионах прочих.
После тишины, длившейся пару минут, Конрад всё же обратил внимание на своего молчаливого друга.
– Ну и какова ситуация?
– Вы и так уже всё знаете, – проворчал Хасеас и мрачно потряс головой. – Мы сделали всё в наилучшем виде. Но результаты всё равно неутешительные. Как вы можете сохранять спокойствие, когда всё летит к чёртям?
– Я просто понимаю, что кто-то должен быть спокоен. И ты прав, я всё читал. Сегодняшняя встреча должна решить хотя бы одну из наших проблем. Я также просил тебя прощупать почву, и в твоё сообщение определённые темы не попали по причинам, нам обоим известным. Но ты же знаешь, что через третьи уста твой доклад не передаётся, можно было и упомянуть словцом.
– Мера предосторожности, Ваше Величество. К тому же мы опять недосчитались нескольких кораблей.
– И это называется «в наилучшем виде»?
– Стандарты нынче низкие. По сравнению с прошлым месяцем тем паче. Тогда украли в два раза больше. Это может быть знаком либо того, что предатели всё разузнали и теперь лавочку свою спрятали, либо счастливой случайности, по которой воровство окончилось большим провалом. Решать вам. Моё дело доложить.
– Твоё дело найти их, Хасеас, – вздохнул Конрад. – Ты действуешь от моего имени. Поэтому имеешь полное право поступать, как считаешь должным. И требовать ровно то, что нужно, плевать, как они сопротивляются. Сопротивляться тебе – это всё равно, что харкать в лицо мне. А это уже непростительно.
После этих слов наступила тишина.
– Вы так и не сказали, с кем у вас назначена встреча, – прервал Хасеас минутное молчание, сковавшее всё вокруг. Он сам не желал думать о том, что подразумевал император и какие бескрайние рамки он имел в виду.
Конрад тут же показал свою невинную улыбку.
– Скажем так, Эрлон будет вне себя, стоит ему войти. Потому я и позвал его. Дело тут срочное, и даже инициатива вовсе не моя.
В лорде-генерале проснулось любопытство, становилось крайне интересно. Это был не первый раз, когда Конрад встречался с кем-то по просьбе второй стороны, но то происходило во время войны человека, которого мало кто знал, с титаном, сделанным из глины. Сейчас же, чтобы привлечь внимание нынешнего императора, требовалось нечто большее, явно не просьба одного из вассалов. Для этого существовал Сенат, а не аудиенции в тронном зале. Конрад доселе исключений не делал, потому даже в случае грабежа чужеземцами обращались к сенаторам, пусть и с чрезвычайной скоростью проходя все инстанции бюрократического чудища. Да и Эрлон, выведенный из себя… для такого нужно было что-то воистину оскорбительное или для него, или для его народа в целом.
В размышлениях Хасеас и не заметил, как тот самый адмирал-префект вошёл в зал. Будучи немногословным, как и всегда, он вежливо поприветствовал и императора, и лорда-генерала, прежде чем встать подле трона, по левую сторону, вместе со своим коллегой по военному ремеслу.
Эрлон имел ранг адмирала, состоя во главе Адмиралтейства. Его достаточно необычно звучащее имя было на самом деле составным, поскольку его народ имел привычку делать имена чрезвычайно длинными для остальных. Элрон на этот счёт, несмотря на достаточно холодный с виду характер, не имел возражений. Внешность у него была примечательная: чрезвычайно бледная, практически белая, кожа, ярко выраженные скулы, ястребиный нос. Прочие черты лица адмирала тоже были острыми. Эрлон имел красные глаза, причём без белков, вместо них – лишь менее насыщенный алый оттенок. Его чёрные волосы были аккуратно завязаны в короткий конский хвост. Форма на Эрлоне – такая же, что и на Хасеасе, но в белых цветах адмиралтейства.
Хасеас несколько раз бросал взгляд на паллидонца, стараясь быть не замеченным за подглядыванием. Сложно сказать, что именно чувствовал Эрлон в тот момент. Это сродни поиску эмоций у камня, на котором нарисовали лицо. Оно было столь же недвижимым и непроницаемым. Алые глаза его смотрели куда-то в пустоту, что придавало суетливым движениям Конрада более яркий окрас.
Неожиданно Эрлон отвёл свой взгляд от мозаик на стенах и повернулся к лорду-генералу.
– Я не мог не заметить вашего любопытства. Вас что-то интересует? – полюбопытствовал он с присущим ему снисходительным тоном.
– И я даже знаю что, – вновь улыбнулся Конрад. – Странно, уже без пяти одиннадцать, а от нашего гостя ни слухом, ни духом. Даже Палатины меня не оповестили… Однако в комнате мы не одни… Попрошу вас всё же показаться.
И верно, стоило ему произнести эти слова, как из-за колонны появился гость. Бледная кожа и красные глаза выдавали в нём паллидонца. Он был высоким и статным, высоко держал голову. Короткие волосы зачёсаны назад, и кого-то этот чужеземец напоминал. Одет гость был в длинную робу бордового цвета, достающую чуть ли не до пола. Она была испещрена письменами, записанными золотыми нитями. Пока гость подходил ближе, Конрад обратил внимание на чёрные сапоги, что, разумеется, не соответствовало стандартам. Также монарх увидел, что взор визитёра направлен не столько на него, сколько на Эрлона. Тот, в свою очередь, не сводил взгляда с гостя, прежде чем повернуться к императору, который будто этого и ждал, если судить по самодовольной ухмылке на его лице. Она была едва заметна, но определённо предназначалась адмиралу. Гость поклонился для приличия, находясь у подножья небольшой лестницы.
– Я благодарю вас за принятие нашей просьбы, Ваше Величество. Моё имя Эргис-кор-Нор, я являюсь представителем Второго Дома, – сказал он на языке, заведённом у ютов, пусть и с явным акцентом, в котором сразу узнавались нотки языка, столь знакомого адмиралу.
– Я и сам рад завести знакомство с кем-то за границей Империи, – ответил Конрад. – Как вы и просили, встреча тайная, здесь нет никого, кроме меня и моего ближайшего круга.
– В тронном зале? – прошептал Хасеас, удивлённый подобной странностью.
– Да, Хасеас, – ответил ему Конрад. – Здесь абсолютно пусто, и никто не подслушивает. К тому же в иных крыльях дворца много слуг. И всё же, – он повернулся к гостю, – к чему эта секретность, коли вы действительно желаете сотрудничества? И, вдобавок, почему говорит Второй Дом, если за внешние сношения отвечает Четвёртый?
– Не весь Паллидон желает этого. В том числе и Первый Дом.
– Единоличное решение, значит? – император наклонился вперёд. – Что думаете, адмирал-префект?
Эрлон посмотрел на него взглядом, выражающим недовольство. Император не уведомил его о подобном шаге. Но эта искра эмоций в его глазах быстро угасла.
– На моей Родине, – начал он, – питают сомнения насчёт ваших намерений в отношении них. Первый Дом, в чьих руках бразды правления в этом столетии, особенно холоден к Империи. К вам лично. Подозреваю, это связано с принципами, которых вы придерживаетесь. Вот только я был не в курсе того, что моя семья задумала пойти против их воли.
– Ты был изгнан, Эрлон. Потому ты и не осведомлён. Ассоциировать себя с нашим домом тебе не дозволяется, – а
дмирал-префект лишь косо посмотрел на своего родственника.
Конрад поспешил вмешаться в неожиданный семейный диспут:
– Предположим, что вы честны, и Первый Дом не узнает о том, что мы сегодня обсуждаем. И не обессудит, если я соглашусь помогать вам в чём-либо нелегальном. Чего же вы хотите?
– На протяжении полугода наши приграничные миры атаковались неизвестными кочевниками. Вывод об их образе жизни был сделан после того, как мы смогли осмотреть один из сбитых нами кораблей. Часть флотилии просто находилась поодаль, будто защищая прочие суда, одно из которых и мы по удаче сбили. По итогу выяснилось, что на борту находились женщины, старики и дети, которые там были явно не для войны.
– Они там жили, – завершил мысль Конрад. – Похоже, кочевники берут в набеги всё племя. Продолжайте.
– В последнее время эти варвары стали совершенно невыносимы. Мы отбиваем их атаки, но они всегда улетают в пустоту, мы ничего не можем сделать с этим. Они уходят за пределы систем, подконтрольных нам. Паллидонцы никогда не бьют первыми. Это наше Кредо, и мы придерживаемся его до последнего, как вам может подтвердить мой… ваш адмирал-префект, – сказал, если следовать привычному сокращению, Эргон. Произнести последнее для него было словно выпить пробирку яда.
– И привело это к смерти множества рас, – заметил Хасеас, неожиданно для всех. – Никогда я вас, белокожих, не понимал. Вы имеете в распоряжении столь сильную армию и флот, но вы лишь другую щёку всегда подставляете под удар, давая нападавшему удрать. Я и сам не сторонник жестокости к проигравшим, но это уже перебор.
– Вам этого не понять, – заметил Эрлон. – И, как мне кажется, не стоит убеждать их изменить своим обычаям, лорд-генерал.
– Как бы то ни было, – продолжил гость, – Великие Дома обеспокоены подобным развитием событий. Вскоре кочевники осмелеют и начнут двигаться вглубь наших земель, пока не получат то, что ищут. Нам не важно, чего именно они желают. Богатств ли, рабов… Их нужно остановить, но, пока они разоряют наши границы, это будет сложно. Ваша заинтересованность должна быть безмерна, ибо после атаки на нас они могут решить грабить ваши земли.
Император выглядел далеко не безрадостно. Напротив, блеск в его глазах выдал на мгновение удовлетворение сложившейся обстановкой.
– Несомненно, эти кочевники большая проблема, – начал он, – вот только пока что они лишь одна из никчёмных рас, неспособных ни на что большее, чем сидеть и грабить соседей. Чингисхан из таких огромнейшую империю построил, а эти в грязи копошатся. Проблемы для нас я пока не вижу, простите мне мою катаракту.
– Второй Дом выбрал именно вас, – настойчиво, может, даже уязвлённо, продолжил гость. Конрад должен был воспринять это, как огромную честь, судя по всему.
– Прошу вас, – спокойно ответил император, – мы с вами – единственные, кто способен внять голосу разума. К кому ещё вы бы пошли? Раньше вы бы и к Империи не обратились. Не поймите меня превратно, но я буду краток. Мне нужно от вас нечто взамен. Ведь просить подобное от страны, разрушенной войной… Вы должны были знать, на что идёте. И ради блага своих людей я не стану бросаться в излишние авантюры для уничтожения мнимой угрозы. У нас и реальных предостаточно.
Конрад говорил прямо, с непреклонностью в его юном голосе. Иногда он звучал именно так, отринув на время личину беспечного большого ребёнка. Хасеас всегда улыбался изнутри, видя подобное. Это напоминало ему о том, за каким человеком он когда-то последовал. Гость же наблюдал с любопытством, но он тут же вспомнил цель своего визита и потому слегка поклонился.
– Прошу прощения за, как может показаться, наглую просьбу, Ваше Величество. Мы осознаём риски. Но не благодарностью единой мы отплатим вам за вашу помощь. Второй Дом готов продвигать идею дальнейшего сотрудничества. В пределах разумного, конечно.
– Продолжайте…
Император понимал, что именно принесёт подобного рода победа. Приведёт ли это к росту влияния Второго Дома? Спорный вопрос. Они так или иначе нарушали Кредо, смотря до каких границ доходил самообман. Ведь то было сделано пусть и чужими руками, но по их просьбе. Однако даже если главным будет не Второй Дом, Конрад лишь подтвердит репутацию, на которую претендует. Репутацию поборника сирых и убогих, как выразился он сам. А если ему действительно будет должен весь Дом, то перед императором сразу предстанет целый океан возможностей.
– Как ответственные за военные силы Паллидонского Потентата, мы можем предоставить вам в помощь несколько наших судов. Только для этой цели и под руководством наших людей. Флотилия кочевников насчитывает около четырёхсот судов, пятьдесят из них – крупные линкоры. Решать вам, много это или мало, но таковы точные данные. Всегда нападает только этот отряд, и, учитывая, что с ними люди гражданские, иных сил у их орды просто нет. Каково ваше мнение?
Конрад поднялся со своего сиденья, спустился на те самые три ступеньки и встал прямо перед гостем, поставив трость на землю и издав тем самым слабый стук. Молча, он улыбнулся и деловито протянул руку для рукопожатия.
– Ввязаться в войну с кочевниками по убедительной просьбе человека, которому верить не стоит? Что же, не в первый раз. Один хан мне чуть руку не отнял, – он подвигал пальцами протянутой ладони. – Считайте это местью против всего, на чём их свет стоит. Я согласен, место встречи и прочие детали вы можете обговорить или сейчас, или оставить для будущих встреч. Что же вам предпочтительнее?
– Мне не стоит здесь задерживаться дольше, чем нужно. Куда направляться и когда – это будет сообщено вам всенепременно и вовремя по тем же каналам связи. Для нас также желательно, чтобы вы сообщили нам о том, что именно вы планируете послать для совместного боя. Для выработки эффективной стратегии нам нужно это знать.
– Если меня чему жизнь и научила, – улыбнулся император, убрав руку в осознании того, что рукопожатие откладывается, – так это тому, что стратегия эффективна ровно до того момента, как сделан первый выстрел. Я предпочитаю ударить быстро и – по ногам. Чтобы не убежали.
– Господин, – вмешался Эрлон, приблизившись к паре переговорщиков, – не поймите неправильно, родственные узы здесь роли не играют. Но я бы посоветовал всё же подготовиться к битве надлежащим образом. Стратегия лишней не будет, мы не хотим не досчитаться наших судов в самый последний момент.
Это был пространный намёк на количество кораблей в распоряжении Империи. А их имелось лишь немногим больше трёхсот. Хотя линкоров было около шестидесяти. Для государства такого размера подобный флот просто жалок, отрицать этого не стоило. Потому и обратился император к господину Локку и к промышленным мощностям, которые ему были доступны. Флот требовался в кратчайшие сроки, и построен он будет вне досягаемости для врага. Кочевникам ещё позволительно, вот только если даже наскрести весь флот, собравшийся под знаменем змея, сил всё равно не хватало. Помощь паллидонцев не была лишней в данной ситуации.
– Счастливые часов не наблюдают, Эрлон, – Конрад хмыкнул. – Мне нужно время на подготовку, господин Эргис-кор-Нор.
– Времени у нас не так много, Ваше Величество. Ровно до того момента, как они начнут грабить вновь.
– Но позвольте, чем меньше планет на пути у кочевников, тем легче определить их следующую цель, – заметил император, – я бы обождал, но ваше беспокойство за жизни ваших людей не позволят вам поступить иначе. Для народа, отринувшего чувства, вы удивительно сентиментальны.