Журнал «Парус» №93, 2025 г.

Наши полуторки стояли посередине огромного, заснеженного поля… Мы несли к ним раненых или помогали идти тем, кто ещё мог передвигаться самостоятельно. Олька рассказывала потом, что, когда она попыталась сделать перевязку танкисту с перебитыми ногами что-то маленькое и «шерстяное» на её груди вдруг ожило и сердито зашипело. Так она, наконец-то, заметила Муську, а ещё вдруг поняла, что раненный танкист – немец. Олька позвала разведчиков. Потом она попыталась снять с груди котенка, но тот зашипел ещё сильнее и буквально втиснулся внутрь ватника. Через минуту за её спиной прозвучал выстрел. Олька оглянулась, и один из разведчиков, уже убирая пистолет в кобуру, коротко сказал ей:

– Это рядовой эсэсовец.

Едва мы тронулись в обратный путь, как немцы всё-таки пошли в контратаку, и я увидела, как сзади загорелась полуторка разведчиков. В общем, даже если Олька и согласилась бы прийти на свидание к какому-нибудь симпатичному солдатику, она вряд ли бы его дождалась…

3.

…Муська прижилась в нашем МСБ по очень простой причине – она ненавидела немцев. Марина Георгиевна несколько раз пыталась отправить котенка в тыл с очередной машиной, но Муська упрямо возвращалась. То ли руки раненых солдат не могли удержать рвущегося на свободу котенка, то ли Муська понимала, что наш медсанбат – это единственное место на земле, где она может найти еду, ласку и понимание. Однажды, после её очередного возвращения, Муську попытался погладить раненый немец, почти мальчик, (к нам иногда приводили раненных «языков», представляющих особый интерес для штаба дивизии) но Муська тут же, с ядовитым шипением, оцарапала ему руку.

– Понимает!.. – засмеялась Олька. – Девочки, она же всё понимает!

Разумеется, это была только шутка, но к нашему безмерному удивлению через несколько дней Муська точно так же отнеслась к следующему немцу – рыжему, со слащавой физиономией и огромным синяком под глазом. Тот попытался взять Муську на руки, когда она проскользнула в перевязочную, но котенок тут же буквально взорвался шипением и укусил его за палец.

– У русских даже кошки сумасшедшие, – сказал пострадавшему его товарищ, баюкающий забинтованную руку. – Но Гитлер ещё больший сумасшедший, если привел нас в эту страну.

Марина Георгиевна не перестала коситься на котенка, но попытки отправить её в тыл прекратились. Вот так крохотный котенок переупрямил тридцати пятилетнюю женщину со строгим, едва ли не академичным лицом. А вскоре уже вся дивизия знала, что в медсанбате живет котенок, который ненавидит немцев больше, чем любой из нас.

– По запаху Муська их вычисляет, что ли? – ворчала Марина Георгиевна.

– Наверное, да, – соглашалась Олька. – Кошки живут в мире запахов, а немецкое мыло, дезинфектанты, сигареты и даже еда пахнут иначе. А ещё там, в поле, деревня была… её сожгли и в живых, кажется, никто не остался. Муська могла прийти только оттуда.

Мы, трое подружек – я, Олька и Зоя, всегда держались вместе. Когда Олька – задорная и красивая заводила, – очередной раз «теряла берега», Зоя – улыбчивая и рассудительная – сдерживала её, ну, а я была чем-то вроде «передаточного звена» между девчонками. А поэтому мой голос часто был решающим.

Именно Олька придумала ставить блюдечко с молоком для Муськи возле перевязочной. Когда к нам привозили очередных раненных немцев, собиралась целая толпа наших солдат и все со смехом смотрели на очередной «акт кошачьего патриотизма». Муська никогда не ошибалась. Она терпимо относилась к нашим раненым, могла позволить взять себя на руки (правда, не всем), но близость немецкого солдата превращала её в маленького, свирепого зверя.

После нескольких замечаний Марины Георгиевны Олька чуть поумерила свой пыл, но «акты» всё-таки продолжались. Муська быстро стала всеобщей любимицей, и когда в медсанбат приезжал командир дивизии, даже он интересовался проделками Муськи. Ну, а та, кроме всего прочего, хорошо отличала большое начальство от всех прочих, и когда генерал брал её на руки, приветливо мурлыкала и всем своим видом давала понять, что ей приятна грубоватая ласка.

– Подхалимка ты генеральская, – чуть позже вычитывала Муське Марина Георгиевна. – У меня целое море проблем, которые нужно обсудить, а ты с генералом заигрываешь и его от дела отрываешь.

– Нет, Муська всё правильно делает, – возражала Олька. – Раскиснет генерал от кошачьей ласки – и берите его тёпленьким.

– Генералам нельзя быть тёпленькими на войне, – говорила Зоя. – Я уже бинты стирать замучалась, а новых дают мало. Кроме того, мыло вот-вот кончится…

Во время таких разговоров Муська посматривала наверх, словно силилась понять, о чем говорит наша «майорша», и терлась об её ногу.

– Не подлизывайся, пожалуйста! – Марина Георгиевна осторожно отстраняла кошку в сторону.

Строгая, а иногда даже желчная Марина Георгиевна умела производить сильное впечатление не только на раненых и своих подчиненных, но даже на начальство. Муська неохотно подчинялась, но её всё чаще можно было увидеть рядом с командиром МСБ…

4.

…Уже летом очередной наш переезд с одного места дислокации на другое завершался, примерно, такими диалогами.

– Ну, всё готово, что ли?..

– Всё.

– Шурочкина, а кто в прошлый раз автоклав в кустики поставил и чуть его не забыл? Ещё раз спрашиваю, точно все готовы?

– Точно, товарищ командир.

– А Муську взяли?

– Да разве её забудешь?!..

Муська всегда предчувствовала переезды и заранее занимала свое место. Она вообще многое предчувствовала и даже бомбежки. Её излюбленным средством передвижения был грузовик, набитый матрасами и подушками. А Марина Георгиевна отдавала приказ к началу движения только после того, как заглядывала в этот кузов.