Огонь сильнее мрака

Он поднялся на ступени и с усилием распахнул тяжелую, басом скрипнувшую дверь.

Первый этаж Гильдии занимали учебные классы (налево), столовая (направо) и большой тренировочный зал (тоже направо). Из зала доносились выкрики и многоногий топот – с утра пораньше муштровали новичков. Джон кивнул дежурному вентору, стоявшему у входа, и, стараясь как можно тише ступать по устланной потертым малиновым ковром лестнице, поднялся на второй этаж.

Здесь были кабинеты сыщиков, располагавшиеся по сторонам широкого коридора, а в дальнем конце этого коридора чернела обитая кожей дверь общего зала. Джон торопливо прошел к чернокожаной двери, смахнул с плаща соринку и деликатно постучал.

Ответа не последовало.

Джон заглянул внутрь. Стулья были аккуратно придвинуты к длинному ореховому столу, кресло Донахью пустовало. «Воздух чистый, – заметил Джон, – значит, еще не совещались». После собраний в зале обычно дым стоял коромыслом, некурящих в Гильдии не водилось. Забрезжила слабая надежда, что все отменили. Джон чуть расслабился. Сейчас можно пойти в кабинет, снять плащ, усесться за стол и как следует подумать. Подумать, во-первых, о поисках вымогателя, Хальдер его мать, а во-вторых, прикинуть, откуда можно срочно взять тысячу форинов…

– Покой, Джонован, – раздался над самым ухом ворчливый голос. – Рано ты сегодня.

Джон тихонько выдохнул через нос.

– И вам покой, мастер, – сказал он, оборачиваясь. – Опоздал, виноват.

Перед ним, уперев руки в пояс, стоял Донахью – толстый, приземистый, с крупным сломанным носом. Маленькие глазки, как всегда, смотрели печально и немного вяло. Обманчиво вяло.

– Да мелочи, ерунда, – сказал Донахью горько. – Полпервого всего.

Джон почесал затылок.

– Совещание было уже? – спросил он.

– Нет, – сказал Донахью. – Отменил. Пойдем ко мне.

Он развернулся на месте и, прихрамывая, зашагал к лестнице. Джон последовал за ним. «Странно, – думал он. – Неужели грядет втык? Что-то непохоже на Индюка – втык из-за опоздания. Ладно, дело житейское… Вот тысяча форинов – это дело не житейское… А тут – ерунда».

Приноравливая шаг к неспешной поступи Донахью, он взошел на третий этаж. Планировка здесь была такая же, как и на втором: коридор с дверями кабинетов, – но сразу чувствовался начальственный дух. Вдоль стен стояли глубокие кресла для посетителей, по углам торчали кадушки с фикусами, под потолком висели убийственно тяжелые люстры, на дверях красовались золотые таблички. Впрочем, начальства здесь было всего трое человек – казначей, старший сыщик да мастер-вентор.

Казначей – Пибоди Понс – походил на осенний борщевик: такой же высокий, высохший и с большой головой. Его бухгалтеры занимали половину здешних кабинетов. На ленч они ходили вместе, садились в столовой тесным кружком и, прихлебывая суп, рассказывали друг другу скучные бухгалтерские анекдоты. Мастер-вентором была госпожа Немит, крупная тетка, зимой и летом щеголявшая в толстой кожаной куртке и таких же штанах. Венторы ее побаивались: лучшим средством убеждения мастер Немит считала крепкую оплеуху. В прошлом она трижды брала золото на всеостровных женских соревнованиях по кулачному бою, так что желающих спорить с ней находилось немного.

Ну а старшим сыщиком был Бен Донахью по прозвищу Индюк.

Донахью распахнул дверь кабинета и сделал короткий приглашающий жест, пропуская Джона вперед. Репейник шагнул через порог.

В кабинете старшего сыщика было на что посмотреть. Дальнюю стену украшал полный яматский доспех: над красным лакированным шлемом крест-накрест располагались мечи – один длинный, другой короткий. На трех стенах кабинета красовались совершенно одинаковые свитки, изображавшие восход солнца. Донахью обожал все восточное. Он каждый день зажигал в кабинете благовонные палочки, и даже сейчас Джон улавливал в воздухе смолистый терпкий дух, хотя никаких палочек не видел.

Самой же интересной вещью в комнате была ширма у окна. На полупрозрачной желтой бумаге виднелись контуры множества человечков. Человечки претерпевали различные муки – кого живьем сжигали на костре, кого резали на части, кого били плетьми. Там и сям между ними сновали деловитые палачи, покрытые шерстью и увенчанные рогами. Над всем этим располагались несколько размашистых закорючек, которые, по уверениям Донахью, складывались в слова: «Милосердие Озаряющей Небеса». Если таково было милосердие яматской покойной богини, то вообразить ее гнев представлялось затруднительным. Джон помнил из курса истории, что нрав Оцуру был крут, а законы – нелепы и противоречивы; помнил и то, что, когда она погибла, тысячи ее подданных от горя покончили с собой.

Зачем Донахью понадобилась эта ширма, Джон не знал. Впрочем, несчастные человечки были изображены с таким тщанием, что каждый раз, их рассматривая, Джон подмечал новые подробности. Очень увлекательное занятие, особенно когда тебя, скажем, Индюк пилит за превышение служебных полномочий или перерасход казенных средств, а ты в это время вдруг замечаешь, что в левом верхнем углу ширмы какого-то бедолагу по-настоящему пилят пилой. Милосердие Озаряющей Небеса. Н-да… Тысяча форинов, вот проклятье.

Сейчас Джон не стал ничего разглядывать, потому что в кабинете оказался посетитель. Даже когда этот грузный мужчина сидел за столом, становилось ясно, как он огромен. Жирные плечи были толщиной с бедро Джона, шея оплывала складками над крахмальным воротничком, сорочка рискованно натягивалась на куполе живота. При виде Джона посетитель скривил лицо, оперся на подлокотники кресла и, сделав несколько раскачивающих рывков, встал во весь рост. Переваливаясь на носорожьих ногах, подошел к Джону и подал ему руку.

Сыщик пожал протянутую ладонь, холодную и липкую, точно гроздь винограда.

Тяжело плохо больно ремень проклятый все худые кругом сыщики тоже мать пирожки пудинги расти сынок расти вырос твой сынок что за утро все гаже и гаже Найвел сопляк поймаю три шкуры сдеру с тебя с девки твоей девка дрянь виновата девки всегда виноваты все виноваты

– Знакомьтесь, – сказал Донахью. – Это вот Джонован Репейник, один из наших лучших следователей. Работает быстро, дело свое знает.

– Питтен Мэллори, – сказал посетитель, отдуваясь. – Из Министерства обороны. Безопасное Хранилище Раритетов – слыхали?

– Слышал, – кивнул Джон, потирая занывший висок. «Вот чья коляска у входа была, – подумал он. – Ну конечно: служебная, оттого и небогатая, зато лошадь в полном порядке». Питтен Мэллори моргнул заплывшими глазами, дернул уголком маленького рта.

– Я там канцлер.

«Большая шишка, – отметил Джон. – Значит, Индюк вызвал меня не для втыка. Что ж, может, премия будет побольше обычной. Весьма кстати».

– Присаживайтесь, – предложил Донахью. Он подождал, пока Мэллори, пыхтя, займет прежнее место, сел сам и сложил перед собой руки домиком. За круглым столом оставалось одно свободное кресло. Джон скинул плащ, повесил его на спинку и тоже уселся.

– Сперва хотелось бы предупредить, – сказал Донахью, разглядывая собственные пальцы. – То, что сейчас мы услышим, должны услышать только мы. Я понятно выражаюсь?

Он глянул на Джона. Джон несколько раз кивнул. Понятней некуда. Шишка из Министерства. Строжайшая секретность. Любопытное дело, похоже, намечается.

– Начинайте, господин Мэллори, – произнес Донахью, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Мэллори откашлялся и несколько раз с усилием моргнул.

– Да, – сказал он, – да… Начну. Как уже говорил, я занимаю должность канцлера Хранилища. Ну, знаете – старинные устройства, магическая энергетика… Раритеты, одним словом. Такой один раритет сегодня утром исчез. Вот. Думаю, не просто исчез, а украли его. И украл, по всей видимости, мой собственный племянник.

Голос у него был тонкий, задыхающийся. Джон помолчал, ожидая продолжения. Донахью потер руки.

– Так, понятно, – сказал он нетерпеливо. – А подробнее? Что за раритет? Почему думаете на племянника? Как все случилось?

Мэллори опять сморгнул – похоже, у него был нервный тик – и, весь перекосившись, вытащил из жилетного кармана мятый платок. Утер с лица пот, затолкал платок под рукав, шмыгнул носом и заговорил:

– Ох, ладно. Буду по порядку. Пришел я сегодня на службу в полвосьмого. Вначале все как обычно: пропуски выписывал, бумаги разбирал, почту… В девять прибегает ко мне хранитель из БХР. Это такая, между нами, непыльная должность: сидит, знаете ли, человечек в Хранилище и выдает раритеты. Кому надо получить вещичку на руки – тот приходит и говорит инвентарный нумер. Хранитель отпирает помещение, заходит внутрь, берет раритет, выдает просителю. Обязательно пишет расписку – мол, нумер такой-то выдан такому-то – и заносит фамилию в журнал. Вот и нынче с утра пришли в Хранилище за шка… за одной штуковиной. Хранитель глянул запись в журнале – порядок, на месте должна быть штуковина. Пошел в Хранилище, смотрит – а штуковины-то и нет. Ясно дело, его чуть удар не хватил. Понесся ко мне. Так, мол, и так, прошляпили раритет. Я себе думаю: положеньице! Не иначе, кто-то слямзил для личных целей! И тут же ко мне стучится Финн Хитчмен – это Найвела, племянника моего, шеф. Дескать, Найвел пропал, не пришел на службу. Не знаю ли я, мол, где мой родич пропадать изволит? Тут-то меня как ударило: он! Он это, точно! Еще повезло, что сразу заметили пропажу, так бы и не знал сейчас ничего.

Мэллори вновь утерся платком.

– Я ведь оттого к вам и пришел, а не в полицию. В полиции ведь как? Дело сразу заведут, объявят в розыск. Найвела поймают, закуют в кандалы. Тюрьма, каторга, дело-то государственной важности. А все ж родная кровь. Просто дурной еще. Ну, и огласка… У них в полиции дежурят газетчики, сенсации вынюхивают. Ославят на всю Энландрию. Место потеряю, репутации конец. В общем, выручайте.

Он отдулся и с мольбой посмотрел на Джона. Джон украдкой взглянул на Донахью. Тот еле уловимо покачал головой, указал глазами на Мэллори: твое, мол, расследование, ты и допрашивай, я тут для важности сижу. Джон прочистил горло.

– Что из себя представляет раритет? – спросил он. – Как выглядит, чем ценен? Название есть?

– «Шкатулка глупца», – произнес Мэллори. – Так инженеры его прозвали. Вообще, он у нас проходит как инвентарный нумер пятьсот шестнадцатый, но так, неофициально – «Шкатулка глупца».

– Это на самом деле шкатулка?

– Да, ящик такой, из металла, обит кожей. Четыре ладони в длину, три в ширину. – Мэллори показал руками. – Не слишком большой, за пазухой унести можно.

– А почему «глупца»? Что она… ну, какое у нее назначение?

Мэллори снова вытащил платок и промокнул лицо.

– Знаете, – понизив голос, сказал он, – об этом давайте после поговорим. Вы ведь глянете, так сказать, место преступления? Съездите со мной?

– Конечно, – сказал Джон. – Сейчас же и поедем, если можно.

– Отчего же нельзя! И даже не можно, а нужно. Я, видите ли, заинтересован в том, чтобы… как можно скорее найти. Пока о пропаже знаем только мы с хранителем, а уж как все вскроется – такой скандал будет!

Джон кивнул.

– Понимаю.

– Вот там и расскажу подробно. Потому как режим секретности. Нынче, так сказать, у стен уши вырастают…

– Ну, на этот счет не извольте волноваться, – сказал Донахью. – В моем кабинете прослушки быть не может.

Мэллори заморгал.

– О, нет-нет-нет, господин Донахью. Вы просто не были у нас в БХР. Поработали бы на моей должности – всякого бы насмотрелись. Старые технологии, знаете ли, они такие вещи позволяли делать, что диву даешься. Подслушивать из-за угла! С расстояния! Да еще подсматривать! И ведь эти технологии кое-кто нынче использует, причем не только военные ведомства. Увы, не только. Так что… – Он развел ручищами. – Извините, но вся информация – исключительно в стенах Хранилища.

Донахью уязвленно хмыкнул.

– Как скажете.

– Насчет племянника, – напомнил Джон. – Как, говорите, его зовут?

– Найвел. Найвел Мэллори, сын моего покойного брата. Молодой еще, зимой исполнилось двадцать три года. Работает в Научтехе, живет на Ран-авеню, там до службы ехать недалеко, я сам ему снял квартиру…

– Простите, – прервал Джон, – где работает?

– Научтех. Оборонная научно-техническая лаборатория, если полностью, – объяснил Мэллори. – Смежное ведомство с нашим. Когда опочил мой брат Винсен, Найвел как раз кончал университет. Ну, я в Министерстве не последний человек, замолвил словечко. Найвела и взяли в лабораторию. Он вроде как оправдал ожидания, хорошо работал… Шеф его хвалил все время, говорил – перспективный молодой ученый. Да оно и неудивительно. Найвел, кроме работы, считайте, никакой жизни не имеет, день-деньской возится с приборами. Любит науку пуще жизни. – Мэллори невесело хмыкнул и дернул ртом. – Оправдал ожидания. Да уж.

Джон почесал затылок. Найвел сопляк поймаю три шкуры сдеру…

– Портрет у вас при себе?

– А как же! – спохватился Мэллори и, выковыряв из недр костюма бумажник, отдал сыщику маленькую гравюру. Найвел Мэллори был красавцем: большие глаза, яркий капризный рот, геройский подбородок. Волосы – длинные, до плеч. В общем, такого юношу легко найти в толпе.

– Значит, вы полагаете, что именно племянник украл раритет, – сказал Джон. – А откуда, собственно, такая уверенность?

Мэллори помялся.

– Дело вот в чем, – сказал он. – Туда довольно сложно проникнуть, в БХР. У хранителя есть тревожная кнопка на случай насильственного вторжения. Ну, сами понимаете, не в игрушки играем, а вдруг шпионы, вдруг война… В общем, в случае чего такой кнопкой двери хранилища мгновенно блокируются и одновременно идет сигнал охране. А уж отомкнуть двери могу только я. Имеются два комплекта магических ключей. Один всегда при мне, другой лежит в сейфе. Только этими ключами и можно отпереть блокированную дверь.

– То есть дверь контролируете, в конечном счете, вы? – уточнил Джон. Мэллори, сопя, грустно улыбнулся.

– Ну, я же все-таки начальник всего этого безобразия. Порой что-то там ломается или, наоборот, начинает работать. Приходится спешно посылать уборочную команду. У нас есть такие ребята, их обычно набирают из каторжан и держат про запас. Интересно, что каждый раз они новые… Так вот, когда случается какой-нибудь аврал, дверь блокируется изнутри, хранитель ее открыть не может. Могу только я – опять-таки своими ключами. Они вообще все открывают и сигнализацию отключают, естественно. Об этом знают не так много людей, но Найвел знал. А мы с ним вчера сидели за ленчем, и он еще прислонился ко мне этак по-родственному. Думаю, как раз тогда и украл ключи.

– А когда вы заметили пропажу?

– Утром, – горестно признался Мэллори. – Только когда прибежал хранитель, тогда я за карман и схватился. И, конечно, ключей уже не было. Прохлопал, старый болван…

– Так, – сказал Джон. – Подведем итоги. Вчера вы встретились за ленчем с племянником. Ключи еще были при вас. Во время ленча он, возможно, украл ключи от Хранилища. Затем в неустановленное время – вечером или ночью – он проник в БХР и взял раритет, шкатулку. На службу с утра не явился. Верно?

– Все правильно, – подтвердил Мэллори.

– Расскажите подробнее про вчерашний ленч с Найвелом, – попросил Джон. – О чем говорили, как он себя вел.

Мэллори сморгнул.

– Так, – сказал он, – так… Значит, я пошел в «Три сосны», туда все министерские ходят. Только сел, смотрю – Найвел. Позвал его за свой столик. Заказали, ждем. Разговорились. О чем говорили… Так, сначала о ерунде, о погоде… А! Да! Говорили об этой его пассии, о Ширлейл.

– Ширлейл? У Найвела есть невеста? – переспросил Джон.

Мэллори дернул ртом.

– Девчонка, работает вместе с ним. Ассистентка, хочет выбиться в люди. Ну, я-то вижу, как она работает. Так и смотрит, кого окрутить. Без роду, без племени, а туда же. Знала, куда устроиться: в Научтехе все сплошь люди из хороших семей, доброго сословия…

«Мэллори, точно, – вспомнил Джон. – Старинная аристократическая фамилия. А парень, значит, влюбился в девушку из простых. Дядюшка, ясное дело, против. Девка дрянь виновата, как же».

– Кто ее родители? – спросил он.

Питтен Мэллори поморщился.

– Работяги какие-то. Вроде бы померли оба лет пять тому назад. Найвел – парень мягкий, пожалел сиротку. Она его и решила охомутать. Он уже, видите ли, задумал жениться на ней. Ну а я, понятное дело, такого допустить не могу. Решил действовать круто. Тогда, за ленчем, сказал ему: мол, если будет свадьба, наследство перепишу, без гроша оставлю. Он мне: да и пожалуйста. Представьте, до чего дошел! Из-за первой попавшейся юбки готов плюнуть на собственное происхождение! Я вижу: не пронять. Говорю: женишься, так места лишу, все сделаю, чтоб тебя из лаборатории выгнали! Тут он разозлился, видать, задел я его за живое. Да… Я погорячился, он вспылил. Впрочем, потом извинения принес. Вы, говорит, дядюшка, единственный мой близкий человек, как же нам врагами жить? И полез обниматься. Я еще растрогался, дурень. А он, похоже, ключи тогда и спер.

– Почему все-таки вы уверены, что это именно он? – спросил Донахью.

– Да дело в ней, в Ширлейл! – с досадой сказал Мэллори. – Он, похоже, накрепко себе в голову вбил проклятую девчонку и женитьбу. Вот и решил украсть шкатулку, чтобы с ней отправиться в Со…

Он осекся. Джон вежливо улыбнулся.

– Мне кажется, будет очень полезно для следствия, если вы в общих чертах объясните, что это за шкатулка.

Мэллори крепко моргнул и скривил рот.

– А, пропади она, секретность, – сказал он. – Шкатулка, если верить архивам, открывает дверь в другой мир. И не просто другой, а такой, где все будет устроено, как хочет ее владелец. Мир мечты, так сказать. Только она не работает вот уж сколько лет, ей требуется огромный заряд чар, а где его взять в наши-то времена?

Джон покачал головой:

– И вы думаете…

– Думаю, паршивец Найвел все-таки нашел способ ее зарядить, – проворчал Мэллори. – Он ведь у меня способный. Ну и хочет сбежать со своей девкой туда, где… Где все станет по нему. Не знаю, может, там меня не будет, чтобы ему помешать. А может, я там дурак дураком и женитьбу позволю.

Джон потер переносицу. «Мир мечты, поди ж ты, – подумал он. – Я лично согласен и на такой мир, где не требуют за неделю достать тысячу форинов. Мир, в котором я жил до вчерашнего вечера». Он перекинул ногу на ногу и сказал:

– Вашим сотрудникам уже много лет не удавалось заставить шкатулку работать. Найвел рассчитывает, что сделает это в одиночку. Как полагаете, есть у него реальные шансы? Если да, то сколько времени он потратит на запуск?

Мэллори сложил перед собой толстые ладони.

– Прошу вас, – сказал он умоляюще. – Я и так много наговорил. Поедемте в Хранилище, господин сыщик. Там сможете почитать документацию, посмотрите чертежи, да и само место.

– Да, разумеется. – Джон встал и взял плащ. Донахью тоже встал. Мэллори одержал победу над силой тяжести и, отдуваясь, вытер лицо платком.

– Удачи, – сказал Донахью и значительно посмотрел на Джона. Джон еле заметно кивнул. Не извольте беспокоиться, мастер, все сделаем в лучшем виде, сидите дальше в кабинете и глядите на яматские свитки с закатом…

– Спасибо, – сказал Мэллори. – Покой вам.

– Покой, – отозвался Донахью. Выйдя из-за стола, он открыл дверь. Мэллори повернулся боком, но все-таки задел косяк животом. Они вышли на лестницу.

– Вы идите, Дж… Джонован, правильно?

– Можно просто Джон, – сказал Репейник.

– Идите, Джон, – смущенно закончил Мэллори. – Я спускаюсь долго. Сидячая работа, чтоб ее…

Джон хотел было возразить, что, мол, ничего страшного, вместе спустимся, но тут Мэллори взялся обеими руками за перила, поставил ногу на верхнюю ступень и принялся нашаривать носком следующую. Вид у него был жалкий донельзя, и Джон решил, что канцлеру БХР будет лучше одному проделать унизительный путь вниз.

– Тогда встретимся перед входом? – неловко спросил он.

– Да-да, – пропыхтел Мэллори, успевший преодолеть три ступеньки. На его сорочке спереди расплывалось темное пятно пота. Джон пошел вниз, хлопая по карманам плаща в поисках курева.

На первом этаже стоял гомон: из зала только что выпустили венторов, и они толпились вокруг тренера, могучего парня со шрамом на бритой голове. Гильдии нужны были новые кадры, а дуббингской молодежи нужен был верный заработок. Кто-то после выучки ехал работать в провинцию, кто-то оставался здесь же, но всем платили одинаково, восемьдесят форинов в месяц – по нынешним временам совсем неплохо.

Гильдию основали сразу после войны, в смутное время, когда Дуббинг полон был мародеров, добрая треть домов лежала в руинах и каждую ночь в городе что-то горело. Полицейских не хватало – многих перебили в уличных стычках, еще больше констеблей просто разбежались по домам. Солдаты, лишившись командования, бестолково слонялись по городу и грабили продуктовые лавки. Тогда-то самые храбрые из горожан и начали ходить в патрули: собирались по дюжине человек, вооруженные кто чем, ловили бандитов, гоняли мародеров, разнимали драки. Командовал ими бывший армейский полковник Сигил Вентор – от его фамилии пошло название патрульных.

Позже, когда все стало налаживаться и полицейским вновь начали платить жалованье, оставшиеся не у дел венторы не спешили возвращаться к прошлой, мирной жизни. Они основали Гильдию Недреманного Ока, нечто вроде дополнительной полиции. В патрули они, конечно, уже не ходили, но брались за сложные расследования и раскрыли немало дел. В народе их помнили и доверяли им больше, чем грубым, вечно занятым и спешащим констеблям. Пошли заказы, появились деньги. Ну а спустя пару десятков лет молодой, энергичный мастер-вентор Бен Донахью предложил открыть небольшие филиалы в Шерфилде и Ноксмилле, да заодно переименовать организацию, чтобы было короче и понятней.

Так появилась Гильдия Сыщиков – крепкие серьезные ребята, способные не только выслеживать, но в случае нужды драться и стрелять. Впрочем, драться приходилось больше новичкам, которых по традиции называли венторами; право носить револьвер и заниматься сыском они получали, только если сдавали экзамен на следователя.

Сейчас в дуббингском отделении Гильдии обучались две дюжины новобранцев, и среди них была Джил.

Джон поискал глазами русалку. Она стояла, повернувшись спиной к Джону, – слушала тренера вместе с остальными. Репейник вышел на улицу и закурил, пряча лицо за воротником плаща. Через минуту дверь скрипнула, Джил выскользнула наружу и встала рядом, ежась от ветра. На ней был спортивный костюм: мешковатая шерстяная блуза и такие же штаны.

– Утречко, – сказала она. Джон кивнул, сплюнув табачную крошку.

– Кошелек нашел? – спросила Джил. Репейник, не понимая, посмотрел на нее.

– Я со стола кошелек взяла, – объяснила русалка. – На дорогу не хватало. Положила на шкафчик. В прихожей. Нашел?

Джон вздохнул. Оглянувшись, попросил:

– Зубы покажи.

Джил открыла рот, демонстрируя подпиленные, но уже начавшие отрастать клыки. Джон присмотрелся, тронул ее подбородок. Джил послушно запрокинула голову.

– Закрывай, – велел Джон. – На той неделе снова пилить будем.

Джил сомкнула челюсти с еле слышным влажным звуком.

– Насчет кошелька, – сказала она. – Я будить не хотела. Ты ж полночи ворочался. Не спал. Случилось чего?

– Нет, – буркнул Джон. Джил сунула руки под мышки.

– Ладно, я побежала. Дует.

Джон кивнул. Джил поцеловала его в щеку и, шагнув прочь, потянула на себя дверь. Входить, однако, не стала, а, посторонившись и держа дверь открытой, ждала выходящего. Джон, докуривая, наблюдал, как Мэллори, сопя, хватаясь за протянутую руку Джил и бормоча извинения вперемежку с благодарностями, преодолевает дверной проем.

– Уф-ф, – сказал он, вперевалку подходя к Джону, – уф-ф.

– Туда? – спросил Джон, кивком указывая на экипаж. Мэллори, отдуваясь, утвердительно мотнул головой.

– Кон… торский. Сади… тесь.

Тут же возник неизвестно откуда кучер, проворно влез на козлы. Джон помог Мэллори забраться в коляску (тяжело плохо больно за что), сел сам, и лошадь, послушная чмоканью возницы, медленно взяла с места. Мэллори пыхтел и вытирал лицо платком. Джон рассеянно глядел в окно на Парламентский проспект. Хотелось есть – он так и не позавтракал. «Надо искать гада поскорей, – думал он. – Никаких денег не хватит платить. А как найду… Надо еще придумать, кстати: что говорить, как угрожать. Бить я его буду, вот что. Долго, ногами. Может быть, даже рукояткой ре… Холера, я ж револьвер утопил. Хальдер мертвая, под хвост траханная, еще и револьвер где-то искать новый…» Есть хотелось все сильней.

День начинался паршиво.

2

Министерство обороны Энландрии помещалось в огромном круглом здании посреди Дуббинга. От земли до самой крыши тянулись стволы массивных колонн, ничего наверху не подпиравших, и казалось, что это – гигантские пушки, нацеленные в небо на случай нападения вероятного противника. Впрочем, не исключено, что так оно и было. Министерство считалось учреждением предельно секретным, работали там и с новейшим оружием, и с древним, оставшимся со времен богов. Стены, облицованные мрачным серым гранитом, были сплошными, без единого окна – дабы пресечь в корне саму мысль о подглядывании, подслушивании и прочем шпионаже.