Огонь сильнее мрака

«Пропало дело», – подумал Джон и вдруг увидел между бревнами узкую брешь, через которую, очевидно, и проникла в деревню русалка, теперь или в прошлый раз. Джон, обдирая бока, протиснулся сквозь брешь. Перед ним между холмов был распадок, в распадке лежала дорога, а в конце дороги сверкал небесным зеркалом омут. Репейник побежал по дороге. Через несколько минут он, задыхаясь, вылетел на берег омута и здесь остановился как вкопанный.

Из-под земли у самых его ног летели куски дерна, вырванные с корнем пучки травы и обломки сучьев. Словно проснулся гейзер, фонтанирующий мусором. Откуда-то снизу доносился приглушенный детский писк и яростное рычание. «Она попала в мою ловушку», – подумал Репейник и, несмотря на то что ситуация была угрожающей, едва не расхохотался. Жалкая ловчая яма, которую он выкопал прошлой ночью и наспех забросал ветками, все-таки сослужила ему службу. Джил не заметила ловушку и сейчас тратила последние силы, чтобы выбраться из сети.

«Эге, – смекнул Джон, – да это мы на том самом месте… – Он метнулся к знакомым кустам. – Точно, вот она, дерюжка моя. А вот и пукалка». Он поднял оброненную в схватке духовую трубку и как раз успел обернуться, чтобы увидеть Джил.

Русалка выбралась из ямы и, тяжело дыша, стояла в трех шагах напротив Репейника. На руках у нее заходился плачем младенец в грязных, наполовину размотавшихся пеленках. Сама Джил была совершенно голой, если не считать болтавшихся на плечах обрывков сетей. Выглядела она как обычная девушка лет шестнадцати. Высокого роста, под бледной кожей при каждом движении перекатываются крепкие мускулы. На голове – короткие спутанные волосы странного цвета, черные с прозеленью. Груди небольшие, аккуратные, с маленькими сосками, а бедра узкие, как у мальчика.

Все это Джон успел рассмотреть за один вздох, а потом Джил выставила вперед руку и зашипела, широко открывая рот. На верхней челюсти у нее росли клыки, острые, тонкие и загнутые назад, словно у хищной рыбы. От русалки сильно пахло тиной и кувшинками. Джону давно пора было упасть без движения, как в прошлый раз, но он отчего-то все не падал. Руки сами поднесли трубку к губам, и Джон плюнул, целясь Джил прямо в грудь, молясь всем мертвым богам разом, чтобы дротик был на месте, не вывалился из трубки той злополучной ночью…

Дротик оказался на месте. В тот момент, когда Джон выстрелил, Джил уже начала уходить вправо, так что оперенная игла вонзилась ей в левое плечо. Русалка взвизгнула, завертелась, пытаясь дотянуться до торчащего из плеча дротика. Ребенок шмякнулся на траву, отчаянно вопя. Джил потрясла головой, сверкнула глазами и, шатаясь, побежала к воде. Джон упал на колени, нашарил в траве еще один дротик, зарядил, плюнул русалке вслед, но та уже прыгнула в воду и, переламываясь в поясе, нырнула на глубину, так что Джон, разумеется, промахнулся.

На этом все закончилось.

По гладкой поверхности омута шли круги. Орал младенец. Топоча, подбегали самые резвые из деревенских. С воем подлетела мать ребенка, подняла дитя, прижала, заплакала уже от облегчения. Остальные обступили ее – хлопали по спине, гомонили. Кто-то грозил кулаком омуту. На Джона никто не глядел.

Он встал, спрятал трубку в рукав и побрел прочь.

У частокола его нагнал Гатс. Староста тяжело дышал, лицо побагровело, глаза были по-рыбьи выпучены.

– Ну? – буркнул Репейник. – Говорили, только ночью ходит…

– Дам, – одними губами шепнул Гатс. – Воля ваша. Дам.

– И капсюли, – попросил Репейник.

– И капсюли, – согласился Гатс. – Само собой.

6

Если врага нельзя победить в открытом бою, человек чести должен этому врагу сдаться. Или же, напротив, презреть опасность, броситься в бой и, овеяв себя славой, погибнуть.

Так учили людей боги.

Много крови – алой людской и белой божественной – пролилось из-за таких речей. Репейник родился уже после войны, поэтому знал, к чему приводит честная, с позволения сказать, тактика боя. Он помнил историю последней битвы за Энландрию, когда Прекрасная Хальдер выступила с сорока тысячами людей против стотысячной армии Ведлета. Треть энландриийского войска погибла почти сразу от потоков кислоты, излившихся из насланных Ведлетом туч. Говорят, поганый ливень растворял металл с той же легкостью, что и плоть. Шлемы на мертвецах невозможно было отодрать от черепов – все спеклось в единую массу.

Еще двадцать тысяч полегло, когда раненая, обожженная кислотой Хальдер метнула в строй противника заклятие огненного вихря. Это был мощный, поистине божественный торнадо диаметром в полсотни ре и высотой не меньше пяти сотен, но вся его сила обрушилась на самих островитян, потому что Ведлет сотворил встречный шторм, отогнавший вихрь обратно на войска Хальдер. Там, где шел пламенный смерч, почва сгорала, а камень превращался в стекло, и навстречу вихрю поднимались волны расплавленного кварца. Поднявшись, они застывали навечно, словно памятники морским волнам.

После того как торнадо стих и с неба посыпался пепел, вонявший горелым мясом, Хальдер послала вперед последние батальоны, чтобы те отвлекли на себя войско Ведлета. Это могло дать ей передышку – полчаса или около того, – чтобы сотворить новое заклинание. Впрочем, силы почти покинули богиню: для полного восстановления ей нужно было вернуться в свою обитель, лечь на ложе, связанное с рассыпанными по островам храмовыми алтарями, и примерно сутки вытягивать энергию из приникших к алтарям людей.

Но кое-что она еще могла. На своих последних воинов Хальдер накинула чары берсерков, и островитяне вонзились в строй Ведлетовых бойцов, как нож в беззащитное тело. Берсерки полегли все до единого, унесши с собой втрое больше врагов. Тогда рассвирепевший Ведлет принял боевую форму и в облике крылатого змея полетел к Хальдер, чтобы прикончить ее лично.

Тут-то и вмешался в битву Каипора из Прикании. Слабый темнокожий бог вместе со своим немногочисленным войском – несколько сотен дикарей, вооруженных древними ружьями, – укрылся в холмах неподалеку и выжидал, когда противники ослабеют настолько, что их можно будет победить обоих разом. Увидев, что Ведлет мчится на битву с Хальдер, Каипора пришпорил огромного верхового кабана и, улюлюкая, рванул к месту схватки. Что произошло дальше, никто не знает, но, когда три бога встретились, сверкнула вспышка, и ударная волна сровняла ближайшие холмы.

После того как дым улегся, уцелевшие люди подобрались к эпицентру взрыва и нашли на дне глубокой воронки троих мертвецов. Хальдер перед кончиной, подобно Ведлету, приняла божественный облик: гигантская мертвая птица с опаленными перьями держала в когтях мертвого крылатого змея с обгоревшей чешуей. Кто-то – не то Хальдер, не то Ведлет – успел перекусить Каипору пополам, и верхняя его часть валялась в десятке ре поодаль, а нижнюю часть, похрюкивая, обгладывал Каипорин кабан, непостижимым образом уцелевший. Кабана добили мортирным залпом, богов похоронили, и войска Ведлета на пару с дикарями потянулись было грабить окрестные деревни, но из грабежа ничего не вышло, поскольку и те и другие хватанули огромную дозу чар. К ночи все дикари перемерли в страшных мучениях, а ведлетовцы, носившие броню, выжили, но морфировали в мелких тварей.

«И, быть может, – думал Джон хмуро, – те самые мыши, которых я видел третьего дня, приходятся ведлетовским бойцам внуками и правнуками. Поскольку я и сам происхожу с материка, некоторые из мышей, пожалуй, могут быть моими родичами. Уйти, что ли, в холмы. Стану вождем мышей по праву крови, дрессировать буду… А что? Они ребята спокойные, домовитые. Уж всяко получше некоторых людей. Мыши, к примеру, никогда не совершают жертвоприношений. Мыши, опять же к примеру, не станут добровольно питать собственными жизнями воинственных богов. Мышам, тоже к примеру, не взбредет в головы собраться вдевятером, напиться и пойти искать, кого бы трахнуть и утопить…

Вот это последнее, – подумал Репейник, осторожно разворачивая сверток с динамитными шашками, – вот это, пожалуй, слишком круто. Ну ладно – пьяные мужики взалкали приключений. Ладно – наткнулись на девку и пустили ее по кругу. Такое сплошь и рядом бывает, печально, да никуда не денешься. Но бросить ее в воду? Оставить тонуть в омуте? Зачем такие зверства? Она все равно была дурочка, да еще немая, и вряд ли кому рассказала бы о том, что случилось. Нет, народ у нас в деревнях, конечно, грубый, но не жестокий. Чтобы мужики утопили беззащитную девчонку, хоть и по пьяни, – это перебор. Странно все это. Может, Корден в своей легенде о злой реке чего-то недоговаривает? Или просто не знает?»

Джон заметил, что вот уже минуту изо всех сил стискивает зубы, сплюнул, взял первую шашку и осторожно наживил блестящий капсюль. Сыщик не собирался вступать с «монстрой» в честную битву и овеивать себя посмертной славой. Равно же в его планы не входило сдаваться русалке. И насчет злой реки у него были кое-какие соображения. Верней, не соображения даже, так – догадки, но эти догадки нуждались в проверке.

И как раз для такой проверки он выпросил у старосты динамит.

Капсюли были медными, очень дорогими. Водонепроницаемыми. Шнур староста тоже дал отменный: покрытый желтым лаком, он горел со скоростью полтора ре в секунду и, подобно капсюлям, не боялся воды. Накануне Джон налил полный умывальник, погрузил в него шнур с капсюлем и, оставив над водой самый кончик, запалил. Через мгновение из раковины плеснуло водой, а с нижнего этажа донесся задушенный вопль. Оказалось, староста Гатс в это самое время сел по нужде на стульчак, а Джон напрочь забыл, что энергия распространяется по заполненным водой трубам почти без потерь…

Динамит, в отличие от капсюлей, был полным дерьмом: опилки, пропитанные гремучим студнем, в оболочке из серого картона. Репейнику пришлось заворачивать каждую шашку в три слоя вощеной бумаги и накрепко перевязывать, чтобы внутрь не попала вода. Эту конструкцию он, понятное дело, испытать в раковине не мог, поэтому оставалось только надеяться, что взорвется хотя бы половина зарядов. Завернутые в бумагу шашки он выкладывал рядком на берег. Те лежали, как спеленатые младенцы в родильном доме, а запальные шнуры вились по песку, словно неимоверно длинные пуповины.

Когда все было готово, Репейник принялся забрасывать динамит в воду. Держа в левой руке свернутый кольцами шнур, Джон несильно размахивался, и шашка улетала в омут, а шнур, по-змеиному шелестя, разматывался ей вслед. Булькнув, шашка уходила на дно. Джон следил, чтобы не утянула за собой весь шнур: омут был глубоким, а берег – крутым. Солнце припекало, ветер утих, и Джон даже начал посвистывать сквозь зубы. Подводный взрыв убьет девчонку, какой бы ловкой и быстрой она ни была. «Что ж, все по старой пословице. Русалке – погибель, а мне, как ни крути, – хлеб. Староста-то денег отвалит, и немало. Эх, успеть бы ноги унести от местных…»

Позади зашуршала листва, треснула ветка. Джон оглянулся и увидел, что из-за кустов лещины выходят люди. Они были хмурыми и молчаливыми, и каждый держал в руках что-нибудь опасное. Кто-то нес топор, кто-то – вилы, но у большинства были остроги, выкованные из железных прутьев. Несколько человек пришли с ружьями, и, когда Джон вынул револьвер, все разом вскинули стволы к плечу. Револьвер пришлось спрятать. Джон огляделся в поисках пути к бегству, но деревенские окружили его полукольцом, и это полукольцо сжималось. Репейник сделал несколько шагов назад и почувствовал, как под пятками осыпается край обрывистого берега.

Среди деревенских возникло движение, несколько человек расступились. Вперед вышел Гриднер. За его спиной, возвышаясь на голову, маячил похожий на него парень: такая же борода, такие же волосы горшком, такие же маленькие сволочные глазки. «Сэмми», – понял Репейник.

Гриднер-младший снял с плеча огромную винтовку и прицелился Джону прямо в лоб. Гриднер-старший посмотрел на Джона, набычась, и вдруг ухмыльнулся. Ухмылка вышла прегадкая. Джон подумал, что надо бы попробовать договориться, но тут Гриднер повернулся к нему спиной и закричал, обращаясь к деревенским:

– Это что ж деется, мужики? А?!

Мужики глухо заворчали.

– Сыскарь городской нашу монстру подорвать решил! – продолжал, надсаживаясь, Гриднер. Репейнику очень захотелось влепить ему пулю в бедро, но Сэмми по-прежнему целился в Джона из винтовки. Мужики ворчали, кто-то махал в воздухе острогой.

– А ну, чего с ним делать будем? – выкрикнул Гриднер. – А ну! А ну, решать надо!

– Решать! – донесся из толпы пронзительный выкрик, и сразу же подхватили в несколько голосов: – Решать! Решать!

«Ах ты ж Хальдер твою мать, – подумал Джон. – Ладно, все равно терять нечего…»

– Я все знаю, Майрон, – сказал он громко. – Завязывай про монстру трепаться. Не в ней дело.

Все затихли. Гриднер обернулся и внимательно посмотрел на Джона, взвешивая про себя какие-то соображения.

– Хрен с ним, ребята, – произнес он вдруг. – Кончай его.

В следующий миг Репейник сделал с места сальто назад, пролетел головой вниз два ре, отделявшие его от поверхности омута, и ушел в воду. Уши залило водой, он ничего не видел и не слышал, только греб и греб, отчаянно стараясь уйти на глубину, туда, где не достанут пули и остроги. Вокруг была зеленая мгла, потом что-то темное и длинное пронеслось над плечом и ушло вглубь. «Вилы метнули», – понял Репейник. Донырнув до дна, он стал перебирать руками, как в детстве, когда соревновались, кто проплывет под водой дальше всех. Два десятка ре, думал сыщик. Лучше – больше. Потом вынырнуть

(воздух)

вынырнуть в стороне от людей и, пока те не опомнились, вскарабкаться на берег. Потом

(воздух!)

отстрелять барабан револьвера в толпу – патроны хорошие, намокнуть за пару минут не должны. Потом

(ВОЗДУХ!!)

броситься бежать и бежать, пока

(ВОЗДУХ!!!)

пока хватит

(ПОКА ХВАТИТ ВОЗДУХА!!!)

Цветные круги застили глаза. Больше Джон терпеть не мог. Оттолкнулся от илистого, вязкого дна, свечкой пошел вверх. Вынырнул с фырканьем, как морж. Из окружения вырваться ему удалось, толпа гомонила даже не в двадцати – в тридцати ре слева, и пока его никто не заметил. Но берег здесь был крутым и высоким. Кашляя и плюясь, Джон схватился за кусты, нависшие над водой, и принялся подтягиваться. Он успел мельком удивиться, что никто из деревенских не бежит к нему с вилами, но тут рванули заряды.

Шашки взорвались одновременно: сдетонировали друг от друга. Раздался чавкающий гром, посреди омута вспучилась зеленая гора с пенным навершием. Гора за доли секунды выросла, превратилась в чешуйчато блестящую стену, а потом стена с ревом понеслась на Репейника. Джон набрал воздуха в саднившие легкие, зажмурился и схватился за кусты что было сил. В следующий миг волна страшно ударила его, скрутила и потащила куда-то, мотая, как щенок тряпку. Кусты, за которые держался Джон, вырвало из земли. Потом его стало затягивать в омут, и Репейник замолотил руками. Кожу предплечья ожгло нечто грубое и твердое. «Дерево», – понял Джон и ухватился за это дерево руками и ногами. Волна выбила из сыщика дух, он не выдержал и вдохнул пену напополам с песком – словно кислоты набрал в легкие. Закашлялся. Вода отхлынула, Джон отпустил дерево и в изнеможении бухнулся на землю.

Кашляя и протирая глаза, он огляделся.

Вокруг лежали деревенские. Кто-то был неподвижен, кто-то барахтался, пытаясь встать. Слышался знакомый голос: «Ай, братцы! Ай, братцы!» Звуки были глухими, словно Джон надел шапку с ушами. Он присмотрелся и увидел поодаль шерифа Бернарда. Тот валялся, согнув в коленях ноги, и обеими руками держался за железный стержень, торчавший из груди: в кутерьме шериф напоролся на чью-то острогу. «Зачем он вообще здесь? – тупо подумал Джон. – Сидел бы дома, цел бы остался». К шерифу подошел мокрый и оборванный человек, в котором Джон, сморгнув воду, признал Майрона Гриднера.

– На хрена?! – проревел Гриднер. Шериф простонал что-то и перевернулся на бок, пытаясь встать, но Майрон ударом ноги опрокинул его на спину. Бернард завизжал. – На хрена ты их взорвал?! – еще громче крикнул Гриднер и пнул шерифа по голове. Бернард судорожно вскинул руку, Майрон ударил еще. Рука упала, шериф перестал шевелиться – только слабо покачивалась застрявшая в груди острога.

«Пора уходить», – запоздало подумал Джон и попробовал подняться, но в этот момент его что-то сильно толкнуло в плечо. Он опять повалился навзничь.

Сверху смотрел Гриднер-младший. Сэмми был на удивление сух и невредим. Он сморщил губы, превратив лицо в отвратительную жестокую дулю, и всадил носок ботинка Репейнику в бок. У Джона отшибло дыхание. Захотелось сказать, что так нечестно, надо дать человеку подышать иногда, а то сначала нырял, потом волна, а теперь еще и бьют. Но воздуха для слов не было, так что Джон полез за револьвером. Револьвера на месте не оказалось. Джон попробовал откатиться в сторону, но Сэмми наступил ему ногой на грудь и прицелился из винтовки.

Над Джоном склонился еще один человек. Он закрыл собой солнце, и вместо лица Репейник видел только черный силуэт. Потом силуэт заговорил.

– Мудила шериф, – сказал Гриднер-старший. – Хотели же все нормально сделать. Ну вот на кой хрен было запалы жечь?

– Че, это Мэттел запалил? – удивился Сэмми. – Хотел несчастный случай устроить, поди…

– Несчастный случай, – с ненавистью прорычал Майрон. – Сколько людей положил. А если монстру убил?

– Да пес с ней, – безразлично сказал Сэмми. – Новую найдем. Сейчас главное, чтобы сам не пришел.

Старший Гриднер вздрогнул.

– Да уж.

Сэмми оглянулся, одновременно всей тяжестью наступая Джону на грудь. Голову схватило кольцо боли. «Даже сквозь подошву», – мельком удивился Джон и прочел:

дерьмово вышло дерьмово страшно сейчас вылезет скорей убегать надо раскроется не раскроется главное живыми уйти папаша дурак убегать городского в расход и бежать пусть жрет трупы жрет трупы жрет

– А и придет – невелика беда, – задумчиво бормотал Майрон, – пусть все поглядят, кому дань платим…

– Папаша, давайте драпать, – озвучил Сэмми собственные мысли. – Не ровен час, вылезет да поймает.

Репейник приготовился к рывку.

Гриднер-старший отхаркался и сплюнул на песок.

– И то верно, – сказал он. – Кончай сыскаря, да пошли скорей.

Джон собрался с силами, и вдруг кто-то из лежавших на берегу людей ужасно заорал. Оба Гриднера как по команде обернулись, тоже заорали и побежали прочь, оставив Джона валяться живым на земле.

Репейник поднял голову и уставился на то, что появилось посреди омута.

Невообразимое, огромное, оно вырастало из вспененной воды. Выпрямляясь, подпирая головой небеса, оно рычало и свистело. Хлестал змеиный хвост, выстреливали толстые клешни, а наверху виднелась голова – почти человеческая, но с торчащими сабельными зубищами. И оно быстро двигалось к берегу.

Это был тарг. Очень большой, старый, злой тарг. Неплохо знакомый Джону по изображениям на воротах, на столбах и на домотканом полотенце.

Репейник, шатаясь, поднялся на ноги. «А верно я догадался, – подумал он с неуместным восторгом, – дело совсем не в Джил. Вернее, в Джил тоже, но она – не главная… Ай да я!» Из положения стоя тарг уже не казался таким гигантским: над водой чудище высилось где-то на пять ре. Но этих пяти ре хватало с избытком.

Джон спокойно – будто смотрел театральную пьесу – проследил, как монстр, похожий на помесь скорпиона с удавом, переплыл омут. Как, вспахивая песок, выбрался на берег. Как схватил одного из деревенских, пытавшегося отползти в сторону, и разорвал клешнями – вдоль. Из порванного туловища вывалились мокрые потроха.

Будто сквозь вату Джон слышал крики бегущих врассыпную людей.

Тарг склонился, обнюхал жирные клочья на песке и вдруг, изогнув шею, взглянул прямо на Джона.

Репейник опомнился и побежал. Рядом неслись деревенские, еще несколько минут назад хотевшие его убить, – осталось их немного, с дюжину человек.

Справа и слева поднимались холмы; взбираться по ним значило тратить время. Впереди была дорога, по которой накануне Репейник бежал, преследуя русалку с украденным ребенком.

«Скоро частокол, – думал Джон. – Если дыру не заделали, то есть шанс. Если заделали…»

Додумать он не успел. Раздался влажный треск, будто выплеснули чан с помоями. Бежавший слева от Джона мужик дико заорал и упал. Джон рискнул обернуться. Мужик катался по земле, раздирая лицо ногтями. Одежда на нем дымилась, кожа стала будто у недожаренной курицы – красно-серая и в волдырях.

Краем глаза Джон заметил тарга и наддал ходу. Монстр был очень близко: резво пер по дороге, опершись на хвост и помогая себе клешнями. Перед ним, опережая чудище на какой-то десяток шагов, неслись люди.

Внезапно тарг зашипел, по-жабьи раздулся и изверг из пасти слизистый комок, который пролетел по воздуху и ударил в землю совсем рядом с Джоном. Раздался уже знакомый всплеск, на руку рикошетом брызнула слизь. Репейник невольно вскрикнул: слизь обжигала почище кипятка. Стряхнув жгучие капли, он припустил еще быстрей, хотя всего пару секунд назад думал, что это невозможно.

Впереди наконец замаячил частокол.

«Только бы все не полезли в щель», – подумал Джон. Но опасения были напрасными. Про щель в заборе, похоже, знал он один. Дорога здесь поворачивала, шла вдоль частокола и выводила к воротам. Туда-то и побежали деревенские.

Джон подскочил к лазейке, продрался между бревнами, протопал по чьему-то огороду, споткнулся и упал лицом прямо в рыхлую землю. Он тут же вскочил и хотел бежать дальше, однако передумал.

Погоня свернула, можно было присесть на корточки и отдышаться.

Вдалеке слышалась ругань и удары по дереву: ушлые Пер и Малк закрыли ворота перед носом у людей. Потом все закричали разом, но общий крик перекрыло шипение тарга. Часто-часто заплескало, крики перешли в визг.

Надсадно скрипнуло дерево: тарг ломал ворота.

«Вот и ладненько, – подумал Репейник, все еще тяжело дыша. – Дальше сами. А мне пора сваливать».

Над ухом раздался сочный щелчок. В лоб уперся холодный ствол ружья.

– Ну-ка, вставай, паря, – громко сказал стариковский голос.

Репейник очень медленно встал.

– Руки, – велели ему.

Репейник послушно сцепил руки за головой. Перед ним стоял седой, как горная вершина, дед в овчинной безрукавке и самодельных опорках. В руках дед сжимал древнюю, еще времен войны, винтовку системы Шлиха. У «шлиховок» был недостаток, из-за которого винтовки быстро сняли с вооружения: всего пять патронов в магазине. Но этот недостаток компенсировался огромным калибром.

– Пшел, – громко сказал дед и повел стволом в сторону.

Вдалеке громыхнуло: ворота сдались под напором чудовища. Громко и бранно заорали люди. Жахнуло несколько выстрелов.

– Дедуля, – сказал Джон и шмыгнул носом. – Опомнись.

– Пшел, – еще громче сказал старик. Он отступил назад и вдруг без всякого предупреждения выстрелил Джону под ноги. Брызнуло пылью.

Репейник аж подпрыгнул.

– Дедуля, – выдохнул он, – не надо, а?

Тарг зашипел и снова заплескал кислотой – еще далеко, но, как показалось Репейнику, гораздо ближе прежнего. Кто-то кричал. Что-то с грохотом падало.

– Пшел, – повторил дед, не меняя выражения лица. Тут сыщику стало ясно, что старик глух как пень. Вздохнув, Джон побрел туда, куда указывал ствол винтовки. Дед плелся следом, невнятно бурча в бороду. Он явно получил фронтовую закалку и двигался, соблюдая дистанцию, так что развернуться и быстро отнять у него оружие представлялось делом рискованным. Они миновали грядки, знакомые Джону по вчерашней беготне, прошли мимо будки с собакой (пес на этот раз не казал и носа наружу, а только скулил изнутри), шагнули через перелаз и, наконец, вышли на главную улицу.

На улице был тарг.

Тарг разносил деревню.

Он плевался кислотой и бил толстенным хвостом. Он хватался за стрехи и сворачивал крыши. Он запускал клешни в окна домов и вытаскивал наружу людей. Повсюду на земле валялись трупы – целиком и частями.

Дед за спиной Джона охнул. Репейник обернулся и увидел что старик, опустив винтовку, во все глаза глядит на гигантскую тварь. Джон шагнул к нему и точным движением выхватил из рук «шлиховку». Старик не сопротивлялся. Он стоял неподвижно, как суслик, увидевший кобру.

– Прячься, дурак, – бесполезно сказал Джон глухому деду и, пригибаясь, метнулся к ближайшему штакетнику. Под штакетником в неудобной для живого позе лежал староста. Кажется, он еще дышал. Джон присел рядом, потрогал пульс на шее.

больно больно откуда это откуда больно жить жить

Тарг в это время был на противоположной стороне дороги – монстр только что повалил забор, окружавший дом Гриднера, и теперь подступал к самому дому. Изнутри долетело несколько винтовочных хлопков. Тарг взревел и хлестнул по окнам бронированным концом хвоста. Посыпалось стекло. В доме кто-то завопил, еще пару раз хлопнуло. Свистнул пар, тарг зашипел совсем уж яростно – видно, задел паровую батарею, и та, взорвавшись, его обожгла.