ДАО ДЭ цзин ЛАО-цзы. Растолкования Великого Пекинеса. Сутра Сердца Праджняпарамиты

По словарному определению «棄ци 財цай» – это «to relinquish one’s possesions», что и выливается в наше «не пренебрегает тем, что имеет». Почему мудрокитаец вел себя столь причудливым образом? Да, потому, что он был именно мудрокитайцем, а не членом коллектива капризных домохозяек, которым утром нравится одно, а ближе к ужину другое. Земля и Небо немилосердны: все существа и вещи для них, что «соломенные собаки» (гл.5). Причем, издалека может показаться, что им все до перегоревшей лампочки. Это не так. Им так же, как Будде, христианскому Богу и китайскому мудрорыцарю нравится все от изначальной альфы до самой распоследней омеги. «Бог есть любовь!» Даже братья христиане в курсе этой прописной истины. Правда, нам, с Великим Пекинесом, так и не удалось получить от них внятные разъяснения этих слов апостола Иоанна.

(8). Тексты Ван Би, Хэшан-гуна и Фу И – «是ши 謂вэй 襲си 明мин». Мавантуйские свитки – «是ши 謂вэй 曳и 明мин». «是ши 謂вэй» – это зовется, называется, именуется. «明мин» – свет, сияние, ясный, очевидный. Знак «襲си» – наследовать, практиковать, присоединять к себе, следовать чередой. Мавантуйский «曳и» – тянуть-тащить, расстилаться-распространяться (о дыме, тумане), носить на себе и за плечами. Научное мудросообщество единого мнения по поводу «си мин» и «и мин» не имеет. Ян Хин-шун: «Это называется глубокой мудростью». Маслов А.А.: «Это зовется сокрытой мудростью». Малявин В.В.: «Это зовется «сокрытое преемствование просветленности». Lau Din-cheuk: «This is called following one's discernment». Роберт Хенрикс (мавантуйские тексты): «This is called Doubly Bright». Рихард Вильгельм: «This means: living in clarity». Артур Уэйли: «This is called resorting to the Light». Звукосочетания «Doubly Bright» и «Following one's discernment» произвели на нас сильное, но тревожное впечатление. Пуркуа? Да, because, строка (8) дает простонародное определение тому, что происходит в строчках (6) и (7), где мудрогерой без разбору и удержу спешит на помощь всем чувствующим субъектам и бесчувственным объектам. Так если он никого и ничего не отвергает, то, что здесь делает «discernment», подразумевающий проницательное различение-распознование и «Doubly Bright», который, вообще, неизвестно про об чем? Что до отечественного производителя, то у него по любому поводу лишь глубоко сокрытая мудрость или ее не менее сокрытая чудо-преемственность. Мудрокотик Костя на этот счет так и заявил соседским курам: «Сказано вам, куры, что «глубоко глубокая мудрость». Вот и не жужжите. Впитывайте, что дают!»

Дело в том, что «глубоко сокрытая мудрость» древнекитайцев лежит на самой поверхности здравого смысла и, обычно, выражалась ими с помощью простейших и обиходных в их повседневном обиходе звукосочетаний («обиходный в повседневном обиходе» – литературная добыча мудрокота Кости, после яростной философской схватки с толсто-вальяжными утками). Учитывая, что мавантуйские версии текста старше всех остальных его вариаций (на годянском бамбуке этой главы нет), мы, с Великим Пекинесом, выбираем «и мин», что и конвертируем в «носить за плечами Свет» («Си мин» вполне можно было бы перевести как «следовать за Светом» или «практиковать Свет»).

Все без исключения животрепетные организмы излучают и поглощают Свет (божественный он или какой другой, не нам решать, но соседские куры утверждают, что это самые обычные фотоны, смешанные в разных пропорциях со Святым Духом) каждый микромомент своего удивительного существования. То, что они называют словом «ЖИЗНЬ», и есть СВЕТ, точно такой же, что поддерживает вселенную от Большого Взрыва до наших дней окончательного беззакония. «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.» (Первая книга Моисея, Бытие, 1-3). Мудропушистый кролик Пи-Пу, обожающий исследовать строго научным образом все антинаучное, как-то взвизгнул, что божественный Свет – это непоколебимый фундамент пространственно-временного континуума. Он так же, как пространство, беспричинен и бессмертен, и так же, как время, беспристрастен, неумолим и вечен в своем более чем странном движении. Сказка про его сотворение, конечно, сказка, но в каждой сказке есть намек – добрым молодцам урок!

Любое взаимодействие двуногих зверюшек – это обмен таким Светом. Обыватель хищно-печального образа, сосредоточенный на самом себе, больше поглощает, чем отдает. Свет, который он излучает наружу, слаб, низкочастотен и почти не заметен, поскольку искажается и рассеивается его эго-центром (гл.20). С древнекитайским мудрорыцарем все было наоборот. Он не был самовлюбленным занудой и не питался чужим Светом в личных целях. Он щедрой лапой раздавал свой семь дней в неделю без ограничений и выходных. Если он упражнялся в таком гуманитарном вспоможении искренне и бескорыстно, то его излучение было столь мощным и обжигающим, что все двуногие зверюшки, пасущиеся рядом и чуть поодаль, даже не понимая, что к чему, были рады расстараться. Они автоматически желали сделать ему хорошо и быть хоть чем-нибудь сильно полезными. Мы, с Великим Пекинесом, как-то попали в безвыходную ситуацию. Нас выручили простые и честные люди. Просто так, без всякой причины и мыслей о вознаграждении. Световой импульс, что мы получили от них вместе с их помощью, обескураживал и сшибал со всех лап. Мы до сих пор не избавились от спонтанных позывов лизнуть наших спасителей в нос и поделиться с ними сухим кормом. Если самые обычные люди способны на такое, то, что же происходило с древнекитайскими домохозяйками при встрече с Дао-рыцарем, не оставлявшим вокруг себя никаких следов кроме высокочастотного излучения Святого Духа? Ай?! Исходя из вышевзвизгнутого и глядя на такого супергероя глазами тривиальных потребителей, легко догадаться, что им было широко невдомек, откуда у этого занюханного мудреца столько чудесного Света. Вот от них, модно одетых и гладко выбритых, окромя тусклого тумана ничем и не пахнет, а тут нате вам… Все в радостном возбуждении, искрятся и хлопочут, повизгивают и виляют хвостиками. Ах, ах и еще раз ах! Многовероятно, что живые излучатели Святого Духа в массе своей были странниками, слоняющимися туда-сюда по живописным просторам Поднебесной. Так домохозяйкам и казалось, что они путешествуют, таская весь свой Свет в котомке за плечами. Ну а разве не так?

(9). (10). Строка (9) оказалась способна удивить даже мудрокота Костю, что до этого момента считалось невозможным. Конечно, отсутствие сметаны в его миске всегда сопровождалось удивленным мурчанием и недовольными подергиваниями распушистого хвостика, но в такое удивление давно не верят даже соседские куры. Так ознакомившись с ситуацией вокруг строки (9), хитрокотик беспомощно выпучил невинные глазки и приспустил свои самурайские усы. «О матка боска…», – промурлыкал он человеческим голосом любимую присказку Неразумного, за что тут же был награжден внеплановой порцией биосметаны.

Ладно мы, с котиком! Похоже, Роберт Хенрикс тоже испытал смятение всех своих чуЙСтв, обнюхав эту строку во втором мавантуйском тексте: «In line 9 later texts all say the exact opposite of what is said here – namely, «Therefore the good man is the teacher of the bad man» («В строке 9 более поздние тексты (Ван Пи, Хэшан-гуна и Фу И) все говорят совершенно противоположное тому, что сказано здесь, а именно: «Поэтому хороший человек – учитель плохого человека»). То есть, мавантуйский шелковый свиток «B» (в тексте «А» на 3 иероглифа меньше, чем в тексте «В») возвещает, что добрый китаец – это учитель добрых людей, на что все иные тексты недовольно фыркают, указывая передней лапой совсем в другом направлении: «Добрый – это учитель недобрых!» Ну и куда крестьянину податься?

Второй мавантуйский текст:

(9) Поэтому добрый человек – доброго человека учитель.

(故гу 善шань 人жэнь 善шань 人жэнь 之чжи 師ши)

(10) Недобрый человек – доброго человека опора.

(不бу 善шань 人жэнь 善шань 人жэнь 之чжи 資цзы 也е)

Стандартный текст и варианты Хэшан-гуна и Фу И:

(9) Поэтому добрый человек – недоброго человека учитель.

(故гу 善шань 人жэнь 者чжэ 不бу 善шань 人жэнь 之чжи 師ши)

(10) Недобрый человек – доброго человека опора.

(不бу 善шань 人жэнь 者чжэ 善шань 人жэнь 之чжи 資цзы)

Строки при всех своих разночтениях просты и даже незатейливы. Правда, кроме знака «資цзы», который имеет такое огромное количество значений, что аж все лапки разбегаются: «Имущество, деньги, ресурсы, дарования, способности, врожденные качества, основание, опора, помощь, поддержка, материал, resourses, money, funds, capital, to provide, to supply, to support». Всяк мудрец, отважившийся на перевод строки (10), вынужден не только гадать на панцире несчастной черепахи, но и буйно фантазировать без всякого панциря об ее потаенном смысле, наполняя строку тем, что ему приснилось и пригрезилось. For instance: «… and non-good men are the subject-matter of the good» (Рихард Вильгельм); «And the bad man is the raw material for the good» (Роберт Хенрикс); «But the imperfect is the stock-in-trade of the perfect man» (Артур Уэйли); «And the bad man is the material the good works on» (Lau Din-cheuk), «А недобрый человек – орудие доброму человеку» (Малявин В.В.). Ах-ах! Снова чехарда во всем своем малоосмысленном великолепии, в общем и целом сводящаяся к тому, что «goog man» – это древнекитайский скульптор человеческих душ, охваченный пылко-идиотическим желанием изваять что-нибудь себеподобное из сырого материала (the raw material; the material the good works on) заведомо отвратительного качества, пылящегося где-то на складах в виде товарного запаса (the stock-in-trade). «Орудие доброму человеку» от Малявина В.В. … Это, чё? Плохой китаец в виде инструмента для производства сельскохозяйственных работ на огороде китайца получше? Ох-ох… Кстати, про «орудие» среди значений иероглифа «цзы» никто и не слыхал кроме этого профессора. Честно взвизгнуть, нам, с Великим Пекинесом, нравится перевод Ян Хин-шуна («Таким образом, добродетель является учителем недобрых, а недобрые – ее опорой»). Of course, даже курам с утками уже известно, что одна крайность подпирает другую в силу диалектической борьбы противоположностей за свое светлое будущее в виде их неразрывного единства. Но куда девать иероглиф «жэнь» (человек). Спрятать под подушку как мягкую игрушку? «Шань жэнь» – это доброкитайский человек, а не абстрактная «добродетель». Созерцая столь вольное обращение с «Лао-цзы», возникает робкий исторический вопрос. Какой? А был ли, вообще, товарищ Ян Хин-шун урожденным китайским коммунистом? А не из охлажденных ли он эскимосов иль ошпаренных африканским солнцем негров преклонных годов? Уй?

Cоседские куры и важно-вальяжные утки с другого конца деревни в полном соответствии с постулатами Карла Густава Юнга коллективно, но бессознательно уверены, что Лао-цзы был добрым малым, отчего и спасал в первую очередь злых, плохих и отвратительных. Учил их уму-разуму и джентельменским манерам, а они в следующей строке поддерживали его материальным образом на зависть окружающим. Как? Да грядки ему копали и дрова рубили без продыху. Не скулили, а все внимали и внимали мудрости его «глубоко сокрытой» в глубинах Великой Тайны. Ах! Схимники-огородники после недолгих раздумий, хором взвизгнули, что Совершенномудрый не был ни добрым, ни малым. Он, вообще, не укладывался ни в одну из характеристик, применяемых к заскорузлым обывателям, а злых, ленивых и криводушных гонял поганой метлой со своего огорода при любой погоде. Почему? Да потому, что тех, кто «громко хохочет» полным-полно и даже больше (гл.41). Метать пред ними бисер в теплой надежде на их перевоспитание… Ох-ох… Если покаяться, то отделение плевел от розочек, вообще, было несвойственно древним мудрокитайцам. Что добрый, что злой… Какая разница?! Всем есть место под Небесами. Любить тех и ненавидеть этих – все равно, что питаться одними шоколадками. Люди, как говорит глава 74, почти всегда постоянны в своем поведении. Поэтому, дрессировать всех «бурбонов и монстров» – занятие трудозатратно-неутешительное. «Ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его» (Евангелие от Матфея 16-27). Ах, кто откуда приидет – вопрос мучительно задумчивый, но то, что без подло-коварных, нагло-жестоких и истерически буйных Дао было бы хилым и недостаточным (гл.41) – это неоспоримый антинаучный факт! На всех вороватых и агрессивных всегда найдется Великий Палач (гл.74). Самонадеянно взвалить на себя его заботы и хлопоты – это не Дао. А то, что «не Дао», всегда заканчивается куриным бульоном с петрушкой, морковкой и сельдереем (по религиозным поверьям соседских кур). Причем, глава 42, беспощадно утверждает, что всем гиперактивным негодяям не удастся даже умереть по-хорошему. Так Лао-цзы помимо того, что смотрел на все сто родов как на «соломенных собак» (гл.5), был хорошо знаком и с тем, что в буддизме называют «Великим Состраданием». Иначе, разве заявил бы он, что все жители планеты для него будто неугомонные дети (гл.49)? Относительно вечной проблемы «учителя-ученика», мы вынуждены безотвественно сознаться, что отыскать достойного ученика так же сложно, как и мудроучителя. Даже среди десяти тысяч добрых и усердных, дай Бог, найдется один талантливый и бесстрашно упорный. Среди недобрых, с ущербной нравственностью и необузданными страстями их не сыскать даже днем с китайским фонариком. Поэтому учить недобрых – это чушь поросячья, откуда весело ни глянь!

(11). (12). На наш крестьянский нюх, эти строки являются кульминацией долгих размышлений у парадного подъезда…, пардон, у дырки в заборе, на тему кто хорош, а кто не очень, и стоит ли, вообще, испытывать педагогические конвульсии, чтобы научить добрых двуногих зверюшек быть еще добрее и пушистее (мавантуйские тексты). Отрицательные граждане на мавантуйских шелковых свитках упоминаются только в качестве «опоры» или «сырого материала», при этом с какой благородной целью положительные члены населения собираются их использовать, не уточняется (вполне вероятно, как раз для педагогических экспериментов по перевоспитанию кровожадных тигров в кротких косуль и трепетных ланей). Признаться, соседские пеструшки в восторге от строк (9) и (10), но схимники-огородники сочли их мутно утомительными и скучно обывательскими. Так же, как из строк (6) и (7) неясно, что подразумевается под «спасением-вспоможением», из строк (9) и (10) не уразуметь об чем вся эта педагогическая возня и зачем опираться на недобрых злодеев, когда вокруг полным-полно более дружелюбных сограждан. Впрочем, не исключено, что эти строки выражали общекитайские заблуждения, а строки (11) и (12) были призваны резко и решительно с этими заблуждениями покончить (аналогичную конструкцию можно обнюхать в главе 10). Мы, с Великим Пекинесом, из твердой убежденности в том, что Лао-цзы был cовершенномудрым мудрецом, а не слащавым христианским пастырем с благими намерениями, не склонны причислять эту главу к философским продуктам первой свежести именно из-за строк (9) и (10), которые в силу их невнятно-заурядного содержания ослабляют ее общегалактическую мудрость.

Так прочь унылое унынье! Строки (11) и (12) – это уже «осетрина» высшей свежести, не подлежащая постыдному разложению как минимум до конца текущей кальпы.

Строка (11) везде одинакова и ее перевод ощутимых затруднений не вызывает: «不бу 貴гуй 亓ци 師ши 不бу 愛ай 亓ци 資цзы» (Не ценить свой учитель-наставник; Не любить свой опора-поддержка-материал). Однако строка (12) начинается со знака «雖суй», оповещающего об уступительном характере предложения и вносящего неразбериху и (что уж скрывать) почти сумятицу в восприятие этих строк предостойнейшими профессорами. For example, Lau Din-cheuk: «Not to value the teacher Nor to love the material Though it seems clever, betrays great bewilderment»; Рихард Вильгельм: «Whosoever does not cherish his teachers and does not love his subject-matter: for all his knowledge he would be in grave error»; Роберт Хенрикс: «To not value one’s teacher and not cherish the raw goods – Though one had great knowledge, he would be greatly confused». Отечественный производитель: «Если недобрые не ценят своего учителя и добродетель не любит свою опору, то они, хотя и считают себя разумными, погружены в слепоту» (Ян Хин-шун); «Не чтить учителя, не любить орудие – Тут и великий ум впадет в заблуждение» (Малявин В.В.); «Если не ценить учителей, если не любить материала для них, то даже умудренные впадут в величайшие заблуждения» (Маслов А.А.). Ох-ох… Почему профессорский состав поголовно несет откровенный вздор про хулиганов-двоечников и их перепуганных учителей, которые просто обязаны ценить и любить друг дружку, чтобы не «впасть в заблуждения» или, не приведи Великий Будда, «погрузиться в слепоту» по самые ушки?

«Не ценить-любить учителя» и «знание – это не более чем иллюзия» – откровения ни при каких обстоятельствах для наукоемкой публики неприемлимые. Как сказал мудрокот Костя, от этих строк всяк профессор «кислых щей» ощущает себя так же, как серая мышка, которой я наступил своей смертоносной лапкой на ее худосочный хвостик. Так в сфере Дао-изысканий взаимоотношения учителя и ученика отличаются от всех своих университетских аналогов. Любить ученика – это зачем? Он не любовница и не обожаемый поросенок-минипиг. Ценить учителя – это как? Одаривать его шоколадкой по революционным праздникам и букетом хризантем на 8 марта? Ну-ну… Привязанности любого содержания в науке о Дао не приветствуются. Учитель и ученик делают исключительно то, что должны делать, и только божественный Свет диктует им их права и обязанности. Проявления тепло-сопливых настроений в таком интерьере неуместны и в лучшем случае прерываются резким ударом палки в лоб или по лбу. В худшем – ворота учебного заведения закрываются для любвеобильного студента надолго или навсегда.

Строка (12) выглядит вполне лаконичным образом: «唯вэй 知чжи 乎ху 大да 迷ми» (мавантуйский текст «А»); «雖суй 知чжи 乎ху 大да 迷ми» (мавантуйский текст «В»); «雖суй 知чжи 大да 迷ми» (текст Фу И); «雖суй 智чжи 大да 迷ми» (тексты Ван Би и Хэшан-гуна). В уступительно-придаточном случае иероглиф «суй» будет означать «хотя, хотя бы, разве, будь то даже, только лишь, although, even if», а главная часть предложения, как правило, будет начинается противительным союзом (однако, но) или союзными наречиями (все же, все равно, тем не менее), стоящими перед сказуемым этой части (см. гл. 26, строка 4). For instance: «Хотя это и так, я все равно сделаю этак». Вот только здесь ни главной, ни придаточной частей у предложения нет. Все, что есть, это знак «суй» плюс существительное или глагол («чжи» – знание-знать; «чжи ху» – знать-понимать), прилагательное («да» – великий, огромный) и снова существительное («ми» – заблуждение). Этих грамматических ингредиентов недостаточно, чтобы вытянуть предложение на уступительно-придаточный уровень. А при таких делах «суй» будет начальной частицей «ведь», участвующей в эмоциональном сопровождении строгой философско-математической формулы, где «чжи» (знание или мудрость) с «да ми» (большое или великое заблуждение) равны друг другу и ныне, и во веки веков. Кроме сего, знак «唯вэй» первого мавантуйского текста может быть конвертирован в наречие «воистину», что, как и частица «ведь», прекрасно сочетается с вышеобнюханным уравнением: «Ведь знание – это великое заблуждение» или «Воистину, знать – это …» Что касается мудросмысла этой очаровательной констатации, то в тексте предостаточно аналогичных повизгиваний. Главы 18, 19 и 20 наперебой призывают отбросить знание куда-нибудь вдаль, чтобы избавиться от нервного беспокойства внутри себя и хитро-коварной лжи в окружающем тебя всенародном пространстве. «Жизнь станет во сто крат лучше и веселее», – уверяют они. Глава 71 без долгих предисловий объявляет, что все, про об чем следует знать и помнить, это Великое «Не Знание». Насыщение же своего нежного организма мыслевирусами из условных представлений – это хронический недуг, причем, заразный и неподдающийся излечению даже интенсивным иглоукалыванием. Промежду прочего, любое знание порождает карму. А карма порождает новую карму. И такая дребедень every-every каждый день … Поэтому глава 64 выносит окончательный приговор обучению как плохих, так и хороших: Мудрый желать не желает (欲юй 不бу 欲юй) и учится не учиться (學сюэ 不бу 學сюэ). Ах-ах! Научиться, как «правильно» не учиться, в принципе, невозможно. Это расчудесное умение произрастает строго изнутри. Ну или по-щучьему велению без твоего хотения.

(13). Финальная строка резюмирует итог всего, что было заявлено в тучно крамольных, но максимально искренних строчках (11) и (12) («А теперь отрезюмируем итог» – победоносное выражение мудрокота Кости, обычно, употребляемое им после ночного истребления ни в чем не повинных серых мышек). «是ши 謂вэй 眇мяо 要яо» означает «это называется, это значит, this is what is called; мяо яо». Причем «мяо яо» – это в мавантуйских версиях, а во всех остальных – «яо мяо». «要яо» в виде существительного – это СУТЬ, все самое основное и главное. В виде прилагательного – что-то главное и важное, но в то же время простое и краткое. Иероглиф «眇мяо» – это то, что созерцает в первой главе мудродревний китаец, постоянно не имеющий никаких желаний – нечто тончайше-мельчайшее, нежно-ничтожнейшее и бездонно-таинственное, насквозь пронизывающее Землю и охватывающее Небо со всеми плавающими по нему красно-зелеными драконами. Соответственно, «мяо яо» и «яо мяо» – это «суть всего самого таинственного» Ух-ух! Так оно и есть!

28.

(1) Зная свое мужество, хранить свою женственность –

(知 чжи 其 ци 雄 сюн 守 шоу 其 ци 雌 сы)

(2) Стать руслом реки [для всего, что] под Небесами.

(為 вэй 天 тянь 下 ся 谿 си)

(3) Стать руслом реки [для всего, что] под Небесами –

(為 вэй 天 тянь 下 ся 谿 си)

(4) С постоянным Дэ [уже] не разлучаться.

(恆 хэн 德 дэ 不 бу 离 ли)

(5) С постоянным Дэ не разлучаясь,

(恆 хэн 德 дэ 不 бу 离 ли)

(6) Вновь вернешься в новорожденного.

(復 фу 歸 гуй 於 юй 嬰 ин 兒 эр)

(7) Зная свою чистоту, хранить свой позор –

(知 чжи 其 ци 白 бай 守 шоу 其 ци 辱 жу)

(8) Стать долиной [для всего, что] под Небесами.

(為 вэй 天 тянь 下 ся 谷 гу)

(9) Стать долиной [для всего, что] под Небесами –

(為 вэй 天 тянь 下 ся 谷 гу)

(10) Постоянное Дэ тогда [станет] полным.

(恆 хэн 德 дэ 乃 най 足 цзу)

(11) [Когда] постоянное Дэ [уж] в достатке,

(恆 хэн 德 дэ 乃 най 足 цзу)

(12) Вновь вернешься к простоте древа.

(復 фу 歸 гуй 於 юй 樸 пу)

(13) Зная свое белое, хранить свое черное –

(知 чжи 亓 ци 白 бай 守 шоу 亓 ци 黑 хэй)

(14) Стать образцом [всему, что] под Небесами.

(為 вэй 天 тянь 下 ся 式 ши)

(15) Стать образцом [всему, что] под Небесами –

(為 вэй 天 тянь 下 ся 式 ши)

(16) Постоянное Дэ [уж] не ошибется.

(恆 хэн 德 дэ 不 бу 貸 дай)

(17) [Когда] безошибочно постоянное Дэ,

(恆 хэн 德 дэ 不 бу 貸 дай)

(18) Вновь к Беспредельному возвратишься.

(復 фу 歸 гуй 於 юй 无 у 極 цзи)

(19) Раскалывая дерево целое, получаешь «сосуды».

(樸 пу 散 сань 則 цзэ 為 вэй 器 ци)

(20) Применение Мудрого – во главе [всех] чинов.

(聖 шэн 人 жэнь 用 юн 則 цзэ 為 вэй 官 гуань 長 чжан)

(21) Ведь Великий Закон не режет.

(夫 фу 大 да 制 чжи 无 у 割 гэ)

«I never know what I think about something until I read what I’ve written on it»

William Faulkner

Из всех запутанных эпизодов «Дао Дэ цзин», что мы, с Великим Пекинесом, успели обнюхать старательно и беспристрастно, эта глава являет собой наивысшую неразбериху. Причем, до обнаружения мавантуйских шелковых свитков никакой суматохи и не было, но, как говорит вольный мудрокот Костя, все тайное иногда стремительно становится еще более таинственным. Обычно, философская озабоченность хитрокотика совпадает с внезапными исчезновениями сметаны у схимников-огородников. Так надысь расплывчатые подозрения Неразумного вылились в резкое осуждение этих мистических пропаж. Грозно размахивая веником, он наобещал установить вдоль забора жестокие таможенные барьеры вплоть до аннулирования входной визы отдельным хитрофилософам. Белоснежный Костя расстроился, приспустил хвост и учинил покаянные мурлыканья, тем самым полностью опровергнув свою же глубокомысленную сентенцию. Все тайное, как всегда, стало явным, а котик был тотчас помилован и обласкан.

На годянском бамбуке главы нет, поэтому ее мавантуйские версии пока являются наидревнейшими, вызывая у нас теплое чувство наивного доверия просто уж в силу того, что с момента их захоронения к ним никто не прикасался. Наш перевод сей главы в основном соответствует второму мавантуйскому свитку (в свитке «А» сохранилось меньше иероглифов). Пристальный же взор на стандартный вариант этой поэмы позволяет догадаться, что он претерпел обширное «хирургическое» вмешательство со стороны никому не известных, но добрых древнекитайцев. Судя по характеру случившихся с ним трансформаций, они были вызваны исключительно благими намерениями. Впрочем, все по порядку.

Допуская, что на живописных просторах древнего Китая мавантуйские тексты существовали не в единственном экземпляре, самое время весело наябедничать, что от их возможных аналогов в процессе дальнейшего копирования были без всяких вменяемых оснований отлучены строки (5), (11) и (17). Возможно, древний писарь ослаб от скучных повторов и, сочтя их не влияющими на общий смысл повествования, решил избавить себя от лишних хлопот. Созерцая такую безответственность, мы, с Великим Пекинесом, испытываем жгучую потребность испустить грозный самурайский рык. Подумаешь, строки не влияют на смысл, а ритмика песни разве несущественна? Дальше – больше. Второй фрагмент главы (строки 7-12) вдруг оказывается на месте третьего (строки 13-18). Зачем? Да, чтобы иероглиф «樸пу» (необработанное дерево, естественность и простота), завершающий строку (12), оказался рядом с «пу» в начале строки (19). Древнекитайские домохозяйки почитали такие благозвучные конструкции за верх литературного изящества. Наконец, если во втором мавантуйском тексте мудрорыцарь за ради исполнения роли плодородной долины знает свой «白бай» (белый, ясный, чистый), а хранит свое «辱жу» (позор и оскорбление), то в стандартном случае он уже знает свой «榮жун» (слава, почесть), правда, продолжает хранить «жу». Безусловно, «позору» (жу) в качестве наиболее сочного противовеса соответствует «слава» и «почет» (жун), поэтому на каком-то этапе эволюции главы знак «жун» вытеснил иероглиф «бай». Но участвовал ли в этих эволюционных процессах Лао-цзы? Очень похоже, что нет. Иероглиф «жу» помимо стыда и позора означает «быть испачканным, запятнанным и посрамленным», что прекрасно сочетается с мавантуйским «бай», если видеть в нем эталон морально-нравственной чистоты древнего китайца. Например, в переводе Роджера Эймса и Дэвида Холла: «Know the clean Yet safeguard the soiled». Или вот Роберт Хенрикс: «When you know the pure yet hold on to the soiled…» Кстати, в первом мавантуйском тексте нерадивый писарь, вообще, пропустил знак «бай». Что ему за это было? Возможно, его торжественно высекли на конюшне, а может быть никто и не заметил. Науке это неизвестно.