
Полная версия
Во имя искусства
За прошедшие сутки Волкову пришлось изрядно покопаться в биографии пропавшего. Утверждение, что чиновник являлся практически святым отнюдь не было преувеличением и майора сложилось ощущение, что он целый день занимался тем, что изучал его бытие. Обычно в подобных случаях первостепенной задачей является определение лица, которому подобное исчезновение будет выгоднее всех остальных. Однако… Репутация пропавшего чиновника оказалась настолько кристально чистой, что это начинало вызывать подозрения в её правдивости. Волкову, не смотря на его профессию, хотелось верить, что хорошие люди существуют, но в данном случае… Никто не бывает настолько чист. На любой, даже самой положительной, биографии всегда есть тёмные пятна. Иначе попросту не может быть. Только совершая ошибки люди начинают отличать хорошие поступки от плохих и понимают кем они на самом деле хотят стать. Святые существуют лишь в Библии и прочих сказаниях, чтобы вдохновлять, тех кто заплутал, тех кто хочет выйти на свет и стать лучшей версией себя. Волков никогда не верил в силу религии, но кое-какая польза от неё всё же имелась, если правильно к ней относиться и не использовать, как метод оболванивания. Тем не менее, в течении нескольких часов майор перебирал материалы, больше похожие на деяния современного святого. Мартынов Михаил Петрович (так именовался чиновник в быту) представал в глазах общественности, как фигура крайне положительная, хоть и занимающая в иерархии собственного министерства весьма скромный сан. По мановению его легкой руки отстроились несколько домов для малоимущих семей, проводились ремонты в больницах и детских домах, проводились регулярные сборы средств и разнообразные мероприятия. Со слов лично знакомых с чиновником людей никто из них не знал человека более доброго, всегда готового помочь и искренне переживающего за судьбы рядовых граждан. Никого даже на секунду не смутило, что живёт при этом «святой» в огромном загородном доме, практически усадьбе, окруженный роскошью и элитной охраной. Разумеется, всё это принадлежит его жене, успешно ведущий свой бизнес ещё с девяностых, так что никто лишних вопросов не задавал. По своему богатому опыту, Волков прекрасно знал, что подобные совпадения отнюдь не случайны и если хорошенько копнуть, то можно совершить крайне удивительные для общественности открытия. Михаил Петрович, скорее всего, был не чист на руку, но ему хватало уме не отсвечивать и держаться в рамках приличий. Он слишком перестарался с собственной репутацией, отбелив её до ослепительного блеска, что любого опытного следователя тут же начинало смущать. Плюс, возникали довольно сильные сомнения, что у средненького чиновника из не самого ключевого министерства есть настолько влиятельные друзья в высших эшелонах МВД. В довершении всего – жена, занимается честным бизнесом со времен 90ых? Всем уже давно известно, что чем-то «честным» люди, заработавшие кучу денег в ту эпоху, не занимались. К счастью, для пропавшего Михаила Петровича – майора Волкова не интересовали дела минувших дней. Скорее всего, на деле, этот чиновник мог оказаться куда хуже своих коллег, коих задерживают в ночных клубах, размахивающих пистолетами и угрожающими «всех тут закрыть и уволить». Подобными персонажами занимает отдельное ведомство. Следователь лишь хотел найти несчастного «святошу», пока с тем не случилась беда. И исходя из его репутации – подозреваемых у следствия нет…
Совершенно забыв постучать, в кабинет вихрем влетел младший лейтенант, прервав размышления майора своим внезапным появлением. По горящим глазам парня было понятно, что он пришёл с благими вестями. Волков пристально смотрел на него, не говоря ни слова.
– Товарищ майор, – отрапортовал лейтенант.
– Слушаю тебя внимательно.
– Есть зацепка!
Волков не шелохнулся, ожидая продолжения. Парень уселся напротив майор, на тот самый стул, на котором совсем недавно сидел писатель, пойманный босиком возле офисного здания, где скульптор оставил свою жертву.
– Пришлось немного потрясти этих соседей, но нам удалось достать несколько записей с камер наблюдения, – судя по голосу, лейтенант явно был очень доволен собой.
– Ближе к сути, Лёха, – Волков крутанул пальцем, подгоняя рассказ своего протеже.
– В общем, на двух записях засветился белый микроавтобус, – продолжил лейтенант. – Он въезжал на территорию поселка, как раз в предполагаемое время похищения.
– И всё?
– Через два часа он появился на тех камерах, покидая поселок. Дальше стало попроще, – сказал лейтенант. – Мы отследили его по дорожным камерам. Задние номера у него не разобрать, но передние получилось. Мы его пробили по базе гаишников. Микроавтобус принадлежит одному художнику. Не местный. Пару месяцев назад его штрафовали за превышение. Штраф он сразу погасил. Порядочный гражданин, как будто бы.
– Имя и фамилия у него имеются? – спросил Волков.
Лейтенант достал из кармана своей форменной тёмно-серой рубашки небольшой блокнот и открыл его, сверяясь с данными.
– По документам – Дмитров Степан Валентинович, – сказал он, – но представляется всем Стефаном.
– Стефаном? – переспросил майор, попутно набирая что-то на клавиатуре своего компьютера.
– Ага, – кивнул его помощник. – У него проходят выставки работ в мелких галереях.
– Что ещё про него известно?
– Вот тут самое интересное, – лейтенант подался вперёд. – Говорят, что он в своих художествах использует настоящую кровь.
– Рисует кровью? – уточнил Волков.
– Не знаю. Вроде как добавляет в свои краски или что-то в таком духе.
– Занятно.
– Я тоже так подумал, – кивнул Лёха.
– Это всё что ты смог на него накопать?
– Обижаете, товарищ майор! У меня есть его номер телефона и адрес временного проживания. Я не стал сразу ему звонить, решил сначала вам всё доложить.
– Ясно.
– Мне пригласить его на беседу в отделение? – спросил лейтенант. – Или сами съездим по его адресу?
– Ни то, ни другое, – ответил Волков, встретив удивленный взгляд Лёхи.
– Но…
– Пока ты всё это рассказывал, я пробил этого художника, – ответил майор. – У него ещё несколько выставок на носу. Одна из них сегодня вечером. Вот там мы с ним и побеседуем. Дома мы его в такой день вряд ли застанем, а в отделение его приглашать смысла нет. Если этот Стефан замешан, то может испугаться и сбежать. Поэтому отменяй все планы на вечер, Алексей. Всё понял?
– Так точно, – кивнул парень. – Разрешите идти?
– Свободен, – сказал Волков. – К вечеру чтоб был в отделении. И не забудь объявить этот микроавтобус в розыск.
– Будет сделано, – в очередной раз кивнул лейтенант.
Парень поднялся со стула и быстро покинул кабинет. Былой энтузиазм довольно быстро выветрился из него во время беседы с майором.
***
Скромные залы небольшой галереи заливал неяркий красный свет, создавая густой полумрак в углах каждого помещения. Людей внутри было немного. Они лениво прогуливались вдоль установленных возле стен полотен иногда останавливаясь чтобы задумчиво рассмотреть изображенных на них чудовищ, запертых внутри деревянных рам. Организаторы мероприятия постарались на славу – приглушенное освещение окрашивало лица посетителей в кроваво-красный цвет, создавая жутковатую атмосферу, как раз под стать творчеству самого художника. Картин здесь было не так много, но практически на каждой из них изображалось извращенное монструозное существо, либо тянущее свои мерзкие лапы к зрителям, либо с особой жестокостью разрывающее чью-то плоть. Полотна отличались скрупулезным вниманием к деталям, что придавало им довольно реалистичный и, одновременно с этим, отталкивающий вид.
Пока они с Германом блуждали в этом красном свете внутри галереи в поисках виновника торжества, Ника непроизвольно вспомнила несколько вечеров в злополучном доме у озера, когда она ещё была живой. Троица ублюдков, заправлявших там в те времена, периодически устраивала своеобразные тематические вечеринки. Во время одной из них использовался похожий свет… Перебирая эти воспоминания Ника поймала себя на мысли, что никогда не задумывалась о том, что те, кто устроил в пустующем доме притон, являлись довольно странной компанией. Все трое были из абсолютно разных миров и имели совершенно разный статус. Одним из них оказался начальник местной полиции – лысый, толстеющий мужчина, обожавший применять насилие по поводу и без оного. Ему нравилось причинять людям боль. Это было видно по выражению его лица. Именно он застрелил её мужа на промерзшей зимней дороге. Вторым был риелтор. Плюгавый мужичонка с неаккуратной щеткой усов под длинным носом и в своём неизменном коричневом пиджаке. В той троице ему досталась роль самого слабого звена, однако, без его участия дом у озера ушёл бы с молотка гораздо раньше, потому как он являлся ответственным за его продажу после смерти предыдущего владельца. Третьего звали Денис… Простой с виду работяга-строитель или ремонтник, эдакий мастер на все руки, но с ним всё было гораздо сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Даже спустя столько времени, от одного только воспоминания о нём по спине Ники пробегал холодок… Она до смерти его боялась. Денис был главным у этой троицы. Самый жестокий и хитрый из всех трёх. В его тёмных глазах постоянно отражалась скрытая злоба, смешанная со странной похотью. Именно ему принадлежала идея соорудить в доме у озера притон для извращенцев. Он же взял на себя обязанности управляющего этим сомнительным заведением и подбирал в него новых «работников». Как Денису удалось вовлечь в подобное мероприятие начальника полиции для Ники и по сей день оставалось загадкой…
Дом у озера в то время стал настоящим борделем для «любителей кого-то помладше». Ника попала туда после того, как им на дороге встретились двое детей, которым, каким-то чудом, удалось сбежать из заточения. Разумеется, сердобольная девушка не смогла остаться в стороне и подобрала ребятишек, застрявших посреди промерзшего зимнего шоссе. План был довольно прост – довезти детей до города и обратиться в полицию за помощью. На нынешний момент Ника понимала, что ничего хорошего из этой затеи не вышло, даже если бы им всё удалось. Начальник полиции наверняка бы вернул сбежавших ребят обратно в сырой подвал. В любом случае, до города им доехать не удалось – их машину перехватили по пути и закончилось всё смертью её мужа и двумя годами сущего ада для самой девушки… Поначалу её заперли в подвале вместе с детьми. У Дениса там для этого имелась специально выстроенная секция. Через пару дней её вытащили наверх и попытались привлечь на свою сторону. Ника сопротивлялась. Для неё была невозможной сама мысль о том, чтобы помогать таким отбросам, как эта троица. Разумеется, она озвучила им это, причем в самых ярких красках и выражениях, за что её коллективно изнасиловали… Денис в этом не участвовал – только смотрел. Он вообще не любил мешать «работу» с удовольствиями, так что никогда не пользовал собственный «товар», хотя Ника не раз замечала в его глазах неприкрытую похоть. Спустя практически месяц ежедневных истязаний – девушка сдалась. Этим ублюдкам удалось надломить что-то внутри неё… Ника до сих пор не могла с полной уверенностью сказать, что исцелилась от тех издевательств и ежедневного насилия… Они сломали её… Согласившись им помогать она наивно посчитала, что таким образом к ней станут лучше относится, а ей самой удастся придумать план побега для себя и запертых в подвале детей, которых к тому моменту уже скопилось где-то полтора десятка. Сейчас девушка прекрасно понимала, что всё это было лишь оправданием слабости, которое грело её одинокими ночами в том ужасном доме и спасало от окончательной потери рассудка.
В действительности же Ника поменяла одно заточение на другое. Да, её условия улучшились – девушке не приходилось больше сидеть в подвале, она получила доступ к ванной комнате и холодильнику, но она всё так же оставалась пленницей внутри дома. По факту, Ника стала рабыней. На её плечи легла готовка, уборка и поддержание чистоты «товара». Ей приходилось отмывать и лечить несчастных детей до и после того, как те попадали в комнаты к чертовым извращенцам. Ко всему прочему, её саму стали использовать. Для большинства посетителей дома у озера она оказалась слишком зрелой и не представляла для них интереса, но иногда ей всё же приходилось ублажать некоторых «клиентов». За её услуги Денис брал минимальную плату, приговаривая, что «такие дырки, как у неё очень просто найти». Он вообще любил разные цветастые метафоры и присказки про отверстия, так что Ника быстро научилась не обращать на это внимание.
Самым частым клиентом для девушки стал тот самый риелтор. За два года Ника даже прониклась к нему легким сочувствием. Остальные его подельники относились к риелтору немногим лучше, чем к какой-то дешевой прислуге. Практически в каждый свой визит в дом у озера он обязательно забирал её с собой в одну из многочисленных комнат, чтобы, так сказать, «провести время в её компании». Исключением становились вечера, когда Денис находил на улицах кого-то новенького и привозил в дом на «оценку». Риелтор отнюдь не гнушался забав с детьми, составляющими основную часть «товара» в доме, хоть и делал это не так часто. На деле же, мог он не так много. Усатый риелтор был довольно немолод, и его «дружок» часто давал осечки, что порою очень сильно беспокоило его хозяина. Но не это стало причиной сочувствия Ники к нему. По большому счёту, риелтор оказался жалким, запутавшимся и крайне одиноким человеком, попавшим под влияния искусного манипулятора, который втерся к нему в доверие и начал использовать в собственных корыстных целях. Свидания с Никой стали для него своего рода заменой нормальных отношений с женщиной, воплощением мечты и его сексуальных фантазий. В реальной жизни девушка бы никогда не обратила на него внимания, но в доме у озера он становился для неё хозяином и мог делать с ней всё что захочет. Однако даже в этих условиях риелтор оставался довольно зажатым и стеснительным, оставаясь с Никой наедине. В какой-то из вечеров он даже признался ей в любви, чтобы это ни значило из его уст. Потом прижался к ней и уснул. Эти слова никаким образом не растопили сердце девушки. Риелтор всё ещё оставался мразью, чуть меньшей, чем остальные в троице, но всё ещё мразью, зарабатывавшей на продаже извращенцам невинных детей.
В доме у озера действовал целый свод правил, придуманный всей троицей. Основная часть, конечно же, принадлежала Денису. «Клиентами» этого ужасного заведения становились лишь хорошо проверенные люди. Попасть внутрь без особого приглашения не разрешалось никому. В один из вечеров кто-то из завсегдатаев попытался притащить в дом своего знакомого… Завязалась короткая перепалка, закончившаяся двумя трупами, которые позже пошли на дно близлежащего озера. Так же «клиентам» ни в коем случае не разрешалось заходить в подвал. В остальном, они могли себе ни в чем не отказывать. За определенную цену им дозволялось делать практически всё, что заблагорассудится, кроме откровенной порчи «товара». Денис с большим трудом собирал беспризорных детей по улицам города (особым статусом пользовались те, кто за горячую еду и личный угол в доме готовы были выполнять всё что им скажут), так что он очень рьяно следил за этим пунктом правил. Пара синяков или ссадин – ничего страшного! Пройдемте в кассу для оплаты. Однако попадались и такие, кто мог переусердствовать. Такие случаи обычно заканчивались пополнением на дне озера или же огромными откупными.
Вечеринка в красном свете произошла в доме у озера где-то через полгода после того, как Ника попала туда. Это была одна из «гениальных» идей Дениса. Он пару дней возился с освещением и интерьером внутри комнат, чтобы воплотить её в жизнь. Это был первый раз, когда Ника увидела внутри дома кого-то помимо клиентов и троицы ублюдков. Из-за большого объема работы и размаха задуманного мероприятия Денису пришлось искать помощь на стороне. Так в доме впервые появились пара кухарок и что-то вроде администратора. Девушка посчитала это своим шансом вырваться из этого ада, если ей удастся передать с кем-то из них весточку наружу. Просить их обращаться в полицию было бесполезно, так как начальник местного отделения проводил в доме очень много времени. Но её надеждам суждено было разбиться об жестокую действительность… За день до вечеринки в красном свете в доме появились три женщины, поначалу испуганные, (вероятно Денис имел на них какой-то компромат) но позже ставшие абсолютно равнодушными. Ника могла лишь догадываться, но скорее всего причиной их внезапной смены настроения стала щедрая оплата услуг. Денис отнюдь не был глупым и прекрасно понимал, что за молчание нужно платить. Позже эти три женщины стали появляться в доме у озера гораздо чаще. Они вежливо улыбались клиентам и вели себя как хорошо вышколенная прислуга, исправно выполняя свои обязанности. Тем не менее, ни одну из них ни разу не уводили в комнаты. Видимо их договор с Денисом не предусматривал оплату подобных услуг. И чем чаще эти женщины появлялись в доме, тем больше в их глазах сквозило равнодушие к несчастным детям и презрение к самой Нике. Последнему поспособствовал Денис. Где-то через год Ника узнала, что он рассказал этим работницам историю о том, что она, будучи наркоманкой, сама напросилась работать в дом у озера, предложив в пользование собственные дырки и малолетнюю дочь в качестве «товара» для клиентов. К тому времени девушку это уже мало интересовало, и Ника успела понять, что надеяться на помощь от этих трёх женщин не стоит. Денис явно не скупился, оплачивая их труд, так что даже не сочини он ту историю, они всё равно вряд ли бы захотели терять такой заработок. Их последующая судьба осталась для Ники загадкой. Вполне возможно, что после того, как Денису и его товарищам пришлось экстренно закрывать своё «славное» заведение, этих трёх женщин постигла та же участь, что и Нику. В конце концов, они являлись свидетельницами царивших в доме извращений… Девушка даже надеялась на это. За своё равнодушие и презрение к чужой боли эти работницы заслужили участь куда худшую, чем досталась Нике. Однако если им точно так же получили по пуле в голову и безымянную общую могилу в лесной глуши, то девушку это вполне устраивало… Иронично, что убил Нику тот самый риелтор. Его подельники решили, что тому тоже пора «запачкать руки»… Понадобилось довольно много времени прежде чем он, заливаясь слезами, нажал на спусковой крючок пистолета, перед этим вновь признавшись девушке в любви, чтобы это не значило из его уст…
Спустя какое-то время дом у озера купил Герман. Тогда он ещё не имел ни малейшего представления о существовании призраков, и эта покупка чуть было не стала для него роковой. Этот промежуток времени Ника знала лишь со слов самого писателя… Дом у озера был буквально пропитан болью и страданиями погибших детей, что превратило его в идеальное жилище для мстительного духа. Настолько мощного, что он поглотил души всех убитых детей и мог буквально высасывать жизненные силы из живых людей, посмевших задержаться внутри дома на несколько дней. Герман узнал об этом слишком поздно… Как говорил сам писатель – ему помогли выбраться из той передряги, но он никак не мог вспомнить кто его спас. Собственно, как раз-таки после этого у него и пробудился дар видения мертвых. Последовавшие за этим события Ника уже помнила слишком хорошо, так как она сама чуть было не стала причиной гибели Германа, попав под власть другого сильного призрака… Но всё обошлось благодаря самому писателю и его удивительной силе духа, пробудившейся вместе с новообретенным даром.
– Ну и мерзость… – тихо произнес Герман, разглядывая одну из картин, оборвав поток воспоминаний Ники.
На полотне изображалась свиноподобное существо с кривыми конечностями, пришитыми к рыхлому бледному телу грубыми чёрными нитками. Рыло монстра было щедро забрызгано кровью его жертвы, которую тот терзал, подмяв под себя безразмерным пузом, покрытым мерзкой белесой щетиной.
– Ты сам прекрасно знал куда мы идём, – пожала плечами девушка. – Но вживую это выглядит ещё отвратительнее. Если это считается искусством, то я даже не знаю, что и сказать…
– Да уж… – протянул писатель, почесывая затылок и продолжая разглядывать картину, стоящую перед ним.
– Иногда людям полезно взглянуть на что-то отвратительное, чтобы понять какой прекрасный мир их окружает, – раздался голос за его спиной, – или же стоит смотреть на такие вещи для того, чтобы увидеть, как много в их жизни того от чего иногда наоборот не стоит отводить взгляд. В этой картине изображено консюмеризм капиталистического общества по отношению к женщинам. Если вкратце.
Рядом с Германом возник высокий молодой мужчина худощавого телосложения, одетый в черную шелковую рубашку, с вальяжно расстегнутыми пуговицами сверху, и черные брюки. Его лицо имело довольно приятные черты, которые портила брутальная практически квадратная челюсть, покрытая легкой щетиной. Тёмные волосы мужчины были зачесаны назад. Их покрывал такой густой слой геля, что его наверно бы хватило чтоб измазать им самого владельца этой шевелюры с головы до пят.
– Я автор сего творения, – кивнул мужчина. – Стефан Дмитров.
Он протянул писателю руку.
– Стефан? – усмехнулась Ника, разглядывая художника. – Спроси нет ли у него старшего брата Дэймона?
– Герман Отт, – ответил на рукопожатие писатель.
– О, я знаю кто вы! – улыбнулся Стефан. – Заприметил вас ещё на входе в галерею. Очень приятно, что такой именитый автор, как вы, интересуется творчеством такого скромного художника, как я.
– Мне всегда любопытно посмотреть на современное изобразительное искусство, – не моргнув глазом, соврал Герман. – Даже если оно такое…
– Мерзкое? – с легкой улыбкой на устах спросил художник.
– Я бы скорее сказал – специфическое, – ответил писатель.
– Вы, как никто другой должны понимать всю ценность подобного творчества, – сказал Стефан. – Вы же сами занимаетесь чем-то подобным. Вы изображаете похожие картины словами на бумаге, а я делаю это кистью на холсте.
– Может и так, но…
– Конечно, литература не настолько требовательна к мастерству нежели живопись, в силу понятных причин, – самодовольно улыбнулся художник. – Но вдохновение воздействует на каждого творца по мере его скромных возможностей, не так ли?
Герман еле заметно ухмыльнулся. Ему определенно доставит удовольствие этот странный диалог.
– Вот он мудак, – констатировала Ника.
Она ожидала что их собеседник отреагирует на её слова.
– Я так понимаю вы поклонник Бэкона? – спросил писатель, делая вид что продолжает внимательно изучать картину.
– И да, и нет, – произнес Стефан. – Сложно отрицать, чтобы такой знаменитый мастер не повлиял на моё творчество, как и вам будет сложно отрицать, что вы черпали вдохновение в романах Стивена Кинга, но я предпочитаю куда менее известных авторов в этом жанре.
– Интересно будет послушать, – ответил Герман, пропустив мимо ушей шпильку самодовольного художника.
– Вряд ли, – покачал головой Стефан. – Понимаете ли, имена этих авторов настолько малоизвестны, что человеку непосвященному они абсолютно ничего не скажут.
– То есть вы решили подражать им даже в этом? – как бы невзначай уточнил Герман.
– Немного не понял вашего вопроса…
– Не забивайте голову, – улыбнулся писатель. – Это просто мысли вслух.
– Позвольте я проведу вам экскурсию, – предложил Стефан.
– С превеликим удовольствием, – кивнул в ответ Герман.
Художник неторопливо зашагал вдоль ряда картин.
– Признаюсь, я читал несколько ваших книг, – сказал он. – Как вы и сами могли понять, мне далеко не чужд жанр ужасов.
– Это я заметил, – ответил писатель, разглядывая очередную картину, на которой был изображен некий гибрид волка и человека с налитыми кровью глазами и ощеренной пастью. Части тела существа сшивались между собой всё теми же грубыми черными нитками, превращая его в некую мозаику из косматой шерсти и смуглой кожи.
– Я смотрю этот Стефан тоже любит всё сшивать, – подметила Ника, подойдя поближе к полотну.
– Конечно, сам я предпочитаю нечто более изящное в этом жанре, – продолжал Стефан.
– Например? – повернулся к нему Герман. Теперь ему вправду стало любопытно.
– Кэмпбелл, Эйкман, – перечислил художник. – Я больше тяготею к британской школе ужасов.
Герман кивнул.
– Не подумайте ради Бога, что я пытаюсь вас задеть, – улыбнулся Стефан. – Вы же и сами прекрасно понимаете, что у людей могут быть совершенно разные вкусы в литературе.
– Разумеется, – ответил писатель.
– Я больше люблю то у чего есть свой особый вкус, а у британцев этого хоть отбавляй. Выверенная работа со слогом, интересная подача и целая куча необычайных образов, – художник явно забавлялся. – Из вашего творчества мне особенно понравилось произведение, которое имеет мало общего с жанром ужасов.
– Я даже угадаю какое, – подала голос Ника.
– «Дитя всех времён», – озвучил Стефан. – Признаться честно, я был немало поражен этим романом.
– Я почему-то так и думала, что он это скажет, – рассмеялась девушка.