Во имя искусства

Германа уже давно перестал обращать внимание на постоянное упоминание его самого успешного романа и хвалебные речи в сторону этого произведения. По личному мнению, писателя «Дитя всех времен» получился так себе. Он писал его второпях, порою подолгу блуждая в хитросплетениях собственного сюжета. Грубо говоря, закончил его Герман практически наощупь. В то время ему было жизненно необходимо успеть в сроки, поставленные издательством. Вопреки всему, роман ждал оглушительный успех. Герман тут же получил статус молодого дарования и общественное признание. Следом за этим успехом и все его предыдущие книги начали сметать с полок книжных магазинов… С того времени уже прошло лет десять, но слава «Дитя» никак не утихала. Однако, слышать похвалу в сторону этого романа из уст самодовольного Стефана, писателю отчего-то совсем не нравилось. Звучало всё так, словно одно из его детищ (пусть и не самых любимых) хотят прилюдно извалять в грязи. Да и сам Стефан вызывал внутри Германа стойкую неприязнь. Слишком уж сильно художник старался продемонстрировать своё превосходство. Возможно, всё это было лишь попыткой заработать себе скандальную славу. Кто его знает? В конце концов, перепалка со знаменитым писателем на фоне творческих разногласий может привлечь внимание к персоне Стефана. Как говорится, черный пиар всё ещё пиар… По правде говоря, Герман уже не в первый раз сталкивался с пренебрежительным отношением к своему творчеству. Жанр ужасов в утонченных литературных кругах никогда не считался по-настоящему достойным, так что писатель прекрасно знал, что ответить этому самодовольному болвану. Сам того не понимая, Стефан выдал на руки Герману все карты вместе с козырями. Случилось это ровно в тот момент, когда писатель бросил лишь короткий взгляд на одну из картин. Однако со вскрытием своих «карт» стоило немного повременить. Герман пришёл сюда с определенной целью и для начала ему нужно было выяснить является ли это Стефан тем, кто им нужен, а для этого нужно дать Нике чуть побольше времени.

Они остановились напротив картины, изображающей трёх танцующих девочек, одетых в светло-голубые больничные робы. Чья-то жестокая рука сшила их тела вместе, превращая в некое подобие сиамских тройняшек и заставляя несчастных детей кружиться в бесконечном танце. На бледных измученных лицах девочек, украшенных тёмными кругами под глазами, застыла вечная скорбь. Увидев эту картину Герман в очередной раз незаметно усмехнулся, лишний раз убедившись в своих мыслях по поводу живописи своего собеседника. Тем не менее, писатель отметил, что художнику сложно отказать в работе над самыми мельчайшими деталями. Несчастные девочки были изображены настолько искусно, что казалось будто они готовы в любой момент сойти с полотна и устроить свой жуткий танец прямо в центре галереи.

– А ваша последняя книга… К сожалению, запамятовал её название, – Герман только сейчас заметил, что Стефан всё продолжает рассуждать о творчестве писателя. – Как бы так сказать… Не такого я ожидал, открывая её. Это произведение… Оно… – художник силился подобрать слова.

– Мерзкое? – решил ему помочь Герман.

– Я бы так не выразился, – покачала головой Стефан. – Я бы скорее сказал – специфическое.

– Кому как не вам по достоинству оценить нечто подобное, – Герман кивнул в сторону картины с девочками в больничной робе.

– Ваша правда, – кивнул художник, – но даже у меня есть свои рамки. Кому-то моё воображение может показаться весьма нездоровым или даже откровенно больным, но даже я не опускаюсь до подобных тем в своём творчестве. Но я никогда не стремился выступать в роли чьего-либо судьи. Если уж вы решили написать книгу про притон педофилов, то это ваше право. Значит ваше вдохновение завело вас на эту темную территорию.