Рейс Шикмона-Милет или Первая из Стихий

Я посмотрел на бескрайнее море перед нами. – «Получается, если научиться управлять своими эмоциями, можно стать королём воды?»

Шварценблюм усмехнулся. – «Не королём, а капитаном, Яков. Короли думают, что они владеют миром. Капитаны знают, что они лишь направляют парус в нужную сторону.»

Я задумался над его словами. Возможно, это относилось не только к воде, но и ко всему в жизни. Шварценблюм хлопнул меня по плечу.

– Иди отдохни, Яков, скоро придет Барка и позовет тебя на вахту.

Я кивнул и поднялся. Пока я шёл к своей койке, мне казалось, что море вошло в мое сознание и нашёптывает что-то важное, я даже чувствовал, что оно говорит, но пока не мог разобрать слов.

Левиафан

Я поднялся, накинул одежду и присоединился к Барке, который уже шел к носу корабля. Там он уселся на специально выделанную скамью и жестом пригласил меня сесть рядом. Шум волн стал более глубоким и ритмичным, а ветер чуть прохладнее, чем днем, но дул теперь мягко и равномерно.Я проснулся от того, что меня осторожно и настойчиво тряс Барка. – Вставай, Яков, солнце вот-вот сядет. Нам пора на вахту.

Некоторое время мы молча сидели, вглядываясь вперед по курсу корабля, в темноте море сливалось с небом, и только внимательный взгляд мог уловить слабо отсвечивающую кромку горизонта, над которой в небе, все ярче, появлялись звезды.

Барка указал пальцем на небо в сторону Малой Медведицы и сказал, – смотри, это звезды Малого Воза, там, где заканчивается ручка ковша находится самая яркая звезда – Кохаб (Полярная Звезда), а на противоположной стороне, где заканчивается сам ковш, находится звезда немного слабее (Бетта Малой Медведицы). Точно посередине между ними – место, вокруг которого вращается небесный свод – это направление на Север и туда мы сейчас должны держать курс корабля. Потом, через три дня, мы будем плыть так, чтобы Кохаб был немного справа от носа, а потом немного слева, так мы никогда не уйдем далеко от берега и всегда сможем понять, где мы находимся.

«А почему ты боишься уйти далеко от берега», – спросил я.

«Море огромно и безжалостно. Если ему вздумается гневаться, никакие мольбы не смогут разбудить в нем милость. Выходя в море, мы всегда должны помнить, что мы не рыбы, а люди и наше настоящее место не здесь, а на земле. Там, в открытом море», – он махнул рукой по левую сторону от Кохаба, – «исчезнет ветер и у тебя не хватит сил грести до берега, незнакомое течение подхватит тебя и унесет тебя так далеко, что ты уже не сможешь вернуться. Там мы будем живы, пока море спокойно и милостиво, но, если оно неожиданно придет в ярость ты не успеешь укрыться в бухте».

«Когда-то, очень давно, боги решили выбрать себе царя», – продолжал Барка, – «и первым претендентом на престол был морской бог Ям, потому что Эль отдавал предпочтение ему. Эль приказал Котар-ва-Хасису построить для Яма царский дворец на берегу, чтобы тот правил из него морем, и землей. Не все были довольны выбором Эля, многие боги возмутились, был недоволен Яхве, возмутился Астар, но побоявшись ссориться с Элем смолчал, но не смолчал Баал и бросил Яму вызов на бой. Недовольный выбором Яма Котар-ва-Хасис выковал для Баала две молнии, одну он назвал Ягарруш, а вторую Ягриш. С помощью этих железных молний Баал поверг Яма на землю и лишь послушав Астарту не стал его убивать. С тех пор Баал правит землей и небом, а Ям скрывается в морской глубине и не выходит на сушу. Но в открытом море, где не видно берега, Баал уже не сможет нам помочь, здесь царствует Ям, и именно он решает, отпустит ли он корабль или поглотит его в пучине.».

Море преобразилось, оно дышало, ка живое существо и его вздохи были глубокими и спокойными, полными скрытой силы. Корабль покачивался, как будто мерно вздымал и опускал грудь, прислушиваясь к древним ритмам стихии. Ветер гулял между снастями, пробегая по ним лёгким, почти музыкальным шёпотом. Где-то на верхушке мачты скрипел блок, вторя ровному дыхание моря короткими, сухими вздохами.

«Я родился и вырос в Шикмоне, мой отец торговал тканями», – продолжил Барка после долгого молчания, – «он хотел, чтобы я продолжил его дело, но я решил отправиться в Грецию торговать тканями, чтобы разбогатеть быстро, и настоял на своем. У каждого мужчины есть право на риск и, если он так решил, его нельзя этого права лишать, иначе он перестанет быть мужчиной. Я думал, что море – это свобода. Но потом понял: в море свободы нет. Здесь только курс, который ты держишь, и безжалостное наказание за ошибки».

– Один раз мы шли к берегам Крита, море было спокойно. Наш капитан был опытным и знал звезды как свои пять пальцев, но он был слишком самонадеянным, решил свернуть влево чуть раньше, чтобы сократить путь. Мы налетели на рифы и сильно повредили судно. Половина команды не вернулась. С тех пор я не спорю с морем. Я читаю звёзды, я проверяю курс дважды, и я не ухожу от берега, потому что море не прощает тех, кто слишком уверен в себе.

Барка на мгновение замер, будто что-то вспомнил, затем полез за пазуху и достал небольшой резной амулет, фигурку из кости с вытянутыми руками и широко раскрытыми глазами. Ловко, балансируя на палубе, Барка прошёл к носу судна, где закрепил амулет под одним из деревянных брусьев. Затем вернулся и уселся обратно.

– Это Патек, – сказал он, глядя на фигурку. – он охраняет корабль. Перед каждым плаванием его ставят на нос, чтобы он смотрел вперёд и защищал нас от бед. Теперь мы под его присмотром, если что-то случится, он первый это увидит.

Затем он посмотрел на небо и, понизив голос, добавил: – «но даже Патек не сможет остановить Яма, если он решит разозлиться».

Блестки звёзд отражались в гребешках волн, и иногда начинало казалось, что корабль летит не по волнам, а плывёт по небу. От этого становилось чуть не по себе – будто бы мир перевернулся и корабль скользит по грани, где воздух и вода стали одним целым.

Где-то на корме кто-то тихо кашлянул, затем раздался звук шагов и к нам подошли Шварценблюм и Маттан: – «Ну что ребята, идите спать, мы вас заменим», – сказал Шварценблюм, – «Прислушайся, море дышит как живое».

– Фалес сказал, что Мир – это огромное живое существо, – задумчиво произнёс я, глядя в ночное небо. – Но, если это так, значит ли это, что у него есть разум, что он может нас слышать?

– Давай проверим, – улыбнулся Шварценблюм и, подойдя к борту, театрально вознес руки к небу и громко произнёс:

– Мир! Если ты слышишь нас, дай нам какой-нибудь знак!

Мы замерли. В ответ раздавался лишь шелест волн и далёкие всплески воды.

Шварценблюм закрыл глаза и на мгновение замер. Ветер, который дул ровно всю ночь, вдруг изменил направление. Где-то далеко на горизонте мелькнула одинокая вспышка – не молния, но будто звезда на мгновение вспыхнула ярче.

Я вздрогнул.

– Ты видел?

Шварценблюм открыл глаза и медленно улыбнулся.

– Это могло быть совпадение, синхронизм – сказал он.

Но в этот момент море, до того гладкое, вдруг вздохнуло глубокой волной. Палуба слегка качнулась, словно корабль на мгновение оказался на ладони великого существа, перевернувшего его, чтобы посмотреть на нас внимательнее.

Матрос, стоявший у штурвала, обеспокоенно оглянулся.

– Это знак? – спросил я.

Шварценблюм посмотрел на меня с лёгкой насмешкой.

– Решай сам, ведь ты же хотел знать, отвечает ли мир!

Я не нашёл, что ответить.

Вдруг совсем рядом с кораблём что-то громко плеснуло. Мы оба развернулись. В воде, прямо у борта, скользнула массивная кожистая спина, скрывающееся под водой существо было огромно. Рыба? Нет.

Это было что-то большее, возможно больше, чем наш корабль.

Тёмная тень промелькнула под водой и исчезла.

– Кит? – прошептал я, разве в этих водах водятся киты?

Шварценблюм наклонился к воде, всматриваясь в глубину.

– В этих водах редко бывают киты, – тревожно произнёс он, – похоже я немного переусердствовал и у нас будут гости. В древних книгах сказано, что здесь водятся левиафаны, надеюсь, это не один из них.

В этот момент море снова качнуло нас, кто-то мягко, словно одобряя, похлопал корабль по днищу, а затем кожистая спина появилась сразу в двух местах и поднялась над водой, свиваясь кольцом, а с противоположной стороны судна из воды медленно и величественно вынырнула мощная шея, увенчанная несколькими головами, которые уставились на нас.

«Кто меня вызвал», – раздалось у меня в голове. Голос, произнесший слова был невероятно мощным, ощущение было таким, как будто со мной заговорил тепловоз, тащивший состав из 40 вагонов, тяжело груженных железной рудой. Но, что было еще удивительней, звук не исходил со стороны чудовища, он рождался прямо внутри черепа, в моей голове, и я почувствовал, как волосы на ней встают дыбом.

Я призываю тебя именами Яма и Баала, – ответил Шварценблюм решительно глядя змею в глаза.

Головы на миг погрузились в раздумье, но затем ответили, – «Яма знаю, Баала знаю, а ты кто такой?» Морской змей еще немного подумал и глаза его засветились в ночи ослепительно-белым огнем, а в моей голове вновь зазвучал паровозный голос, которым змей печально поделился итогом своих долгих размышлений – «зря вы меня призвали, я вас сожру».

Волосы на голове все еще стояли дыбом, но ситуация теперь выглядела настолько подавляющей и безнадежной, что я перестал бояться, впав в бесконечное уныние. Колени подогнулись, и я опёрся о мачту. Казалось, воздух стал таким же плотным как морская вода.

Постой, Левиафан, – так же решительно выкрикнул Шварценблюм, – мы призвали тебя не для развлечения, мы ищем истину.

Одна из голов повернулась к нему сменив слепяще-белый свет глаз на мерцающий-зеленый. Остальные будто замерли. Потом опять раздался голос, звучащий внутри черепа, как гул прибоя в пещере:

– Ты назвал меня по имени, не понимая кто я есть. Даже не думай, что имя даст тебе какую-либо власть надо мной. Я порождение Хаоса, я старше, чем ваш Мир, был здесь до вашего времени, до людей, до имен, до Богов. До того, как дух божий возник над водами и Атум создал свой первый островок. Что за истину ты хочешь знать?

Шварценблюм стоял уверенно и неподвижно, – мы ищем начало. Мы ищем то, что было до слов.

Левиафан некоторое время молчал. Потом заговорил снова: – люди называли меня Лотан, иногда Танин. Боги пытались меня убить, чтобы сотворить то, что они называют порядком, но как они могут это сделать, не понимая кто я. Когда мне плохо, я возвращаюсь в Хаос и там, в моих снах вновь рождается ваш мир, я возвращаюсь в него полным сил. Вы строите города и называете их вечными. Но вечность принадлежит не вам. Она принадлежит тем, кто родился во мгле.

Голова внимательно посмотрела на Шварценблюма, а затем процитировала строку из Книги Иова: «Кто выйдет против меня – поплатится. Все, что есть под небесами, – Моё!»

Одна из голов приблизилась к борту и посмотрела мне прямо в глаза. Во взгляде не было ни вражды, ни злобы, ни жалости. Только холодное, тягучее внимание. Я почувствовал, что змей копается в моей голове, словно бы перелистывая страницы.

– Твоя душа тянется к звёздам, но корни её в воде. Не отрекайся от хаоса.

Затем голова повернулась в сторону Матана, который продолжал стоять и смотреть на змея в то время, как все остальные финикийцы упали ниц и накрыли головы руками, – а ты что спросишь, Матан?

– Я слышал, что семь голов твоих были звёздами. Что однажды ты вдохнул так сильно, что небо поднялось над миром. Кто держит небо сейчас? Расскажи мне о Золотом Яйце, плававшем в океане до Богов. Говорят, из него произошел наш Мир.

«Ты спрашиваешь – Кто держит небо, – прозвучало в ответ, – Каждый ответит по-своему. Египтяне скажут – Шу держит небо, богиню Нут, свою дочь, оторвав ее от земли. Греки скажут – что это Атлант. Вавилоняне что Небо, оно само по себе бог – бог Ан. Но на самом деле Небо держу я, – потому что я владыка Хаоса, Небо же отделяет ваш Мир от Хаоса, а Хаос от вашего Мира».

«Яйцо же найдешь в курятнике», – произнес напоследок змей и стал медленно погружаться под воду. Волны сомкнулись над ним без всплеска, словно не было ничего. Только пенный след, слегка светящийся в лунном свете.

Я долго не мог заговорить. Потом повернулся к Шварценблюму:

– Это было реально?

Тот пожал плечами:

– А если это был сон, ты разве проснулся?

– Мир отвечает, – сказал Шварценблюм, стирая капли пота со лба. – Просто надо уметь с ним разговаривать.

Он властно провёл рукой в воздухе, словно закрывая разговор. Ветер снова сменил направление, теперь уже более привычно.

– Ну что, Яков, как ты думаешь, Фалес был прав?

Я посмотрел в темноту моря, туда, где исчезла загадочная тень.

– Теперь я знаю, – сказал я. – Но это знание не делает Мир более понятным.

– Именно, – кивнул Шварценблюм. – Добро пожаловать в реальность.

Я не хочу, чтобы вы вытворяли такое на моем корабле, – возмутился Маттан, – мы плывем торговать, а не искать свою смерть. Вы потревожили древнюю силу, которая была еще до Богов и до Мира. Ни Баал, ни Яхве не смогут нас от этого защитить, даже пытаться не станут ради глупцов, которым вздумалось призвать Левиафана.

– Прости Матан, – ответил Шварценблюм. – я и не думал призывать Хаос, тем более силы такого масштаба, он просто оказался рядом и это получилось как-то случайно, само по себе.

Матросы приходили в себя, шепча какие-то невнятные молитвы. Один из них, не выдержав, начал нервно изливать свои чувства, – А я ведь знал, что мне на этот корабль не надо. Ноги не несли, как будто что-то толкало обратно. Весь день глаз дергался.

«Успокойся Рами, – сказал Матан, – если каждый раз, перед появлением Левиафана у тебя будет дергаться глаз, ты станешь пророком. Где бы ты еще такое увидел. Даже я вижу морского змея в первый раз. Лучше представь, как ты своим внукам будешь про него рассказывать, им будут завидовать все дети в округе, ни у кого не будет такого деда».

Спать никто не собирался, и команда собралась у угасающего на камбузе огня. Огонь разожгли вновь, подбросив в него углей.

Я не понял, что он сказал про курятник, – наконец вымолвил Матан, – Что за курятник, где его искать.

Я не думаю, что Змей велел тебе искать курятник, – сказал Шварценблюм, – он пошутил, потому что не все, что доступно богам дозволено знать смертным. Змей может знать ответы, но есть вещи, до которых мы просто не доросли и рассказывать о них нам будет неправильно. Между прочим, говорят, это было змеиное яйцо.

Солдаты У