Земляника для сына по Млечному пути

– А если и так, што она, не человек? Што у тебя, што у неё – всё одинаково, как от родной матушки.

– Ого, да она же дурища… Ты чо, Николай, – и бабенка покрутила пальцем у виска.

– Да ты не шипи, – опять улыбнулся мужик, и глаза его блеснули, как синие брызги на солнце. Он нравился бабам.

– Дурища, да все у неё молодое, не испорченное, – чувствуется, что мужик посмеивался над ними. Женщины осуждающе дружно закивали и стали выталкивать мужика из толпы: «Иди, Николай, – уж дети выросли, а внуки малые ещё, что тут торчишь?»

– А Нади нет, – добавила какая-то старушонка, укоризненно посмотрев на мужика. Намёк поняли.

Николай был завидным мужиком. И красивый, и не старый, и работящий, в меру пьющий. Для девок какой-то загадочный, для баб – жених что надо, к тому же вдовец. Виски чуть посеребрила седина, непокорные кудри прятал под жокейку. Все шло ему.

Мужик пробрался к девочке, протянул букетик полевых цветов.

– Иди поздравь свою любимую учительницу с праздником, – серьёзно сказал он. Она побагровела, губы стали ещё толще и темнее. Любимой учительницы у неё не было. Здесь она была изгоем. Но цветы взяла, потеребила их, словно считала их нежные головки. Он смотрел на неё исподлобья:

– Приходи сегодня вечером к ведьминому оврагу, как коров пригонят. Ждать буду. Он поправил её распушившуюся косу. Она резко дёрнулась, оглянулась в сторону баб и пошла из школы.

Любимого парня у неё тоже не было. Учился с ней во вспомогательной школе мальчик, односельчанин, Руслан, даже чем-то похожий на неё, такой же губатый, но никаких чувств она к нему не испытывала.

Директор, крупная молодая грубоватая женщина, начала свою речь. Стало тихо. Она гордо говорила о достижениях за прошлый год, называла тех, кто учится на «хорошо» и «отлично». Отстающих в школе не было, «дураков» и «придурков» тоже. Женщины затолкали Руслана в угол, чтобы не портил обстановку и речь директора. Руслан ушел, Вали тоже не было.

Руслан был не по годам рослый, с длинными руками и какой-то обезьяньей улыбкой. Она появлялась на его губах беспричинно, но глаза смотрели куда-то в сторону, а не на собеседника. Потому становилось не по себе при виде его зловещей улыбки и шевелящихся пальцев длинных рук. Человек отходил в сторону, говоря тихо:

– Во придурок, так придурок, чего от него ждать…

Мать Руслана, молодая белокожая красивая женщина, весёлая певунья, работала дояркой на ферме. Там и отдалась скотнику из Молдавии, сильному черноглазому и черноусому парню. Его руки и ласковые слова сводили Лариску с ума. Она забывала обо всём на свете. Цыган, как его звали на ферме, уехал, обещал писать. Потекли скучные дни и тяжкие длинные ночи. Родила она сына уже без Иосифа. Куда сообщить, что у него сын, не знала. Сколько таких матерей на Руси, только Богу известно, а сколько брошенных детей.! Жил Руслан у больной бабушки, пока мама Лариса искала утешение с пьяными мужиками, стараясь забыть своего Иосифа. Похмелье было тяжелым, но трезвые ночи ещё тяжелее. Не было ласкового с горящими глазами Цыгана. Пропал, исчез… Зато Руслан каждое лето был при школьным лагере, бегал на ферму, пил молоко.

Когда мать пускалась в загул, Руслан ночевал у соседки. Мир не без добрых людей. С сельскими мальчишками он ладил, играл сними. Они заставляли его выполнять в играх неблаговидные роли и пользовались его физической силой.

Он проходил у них за дурочка. Они научили его курить, давали отхлебнуть из бутылки, которую приносил кто-нибудь из мальчишек, стащив со стола, где родители, напившись, спали. Руслану становилось весело, он прыгал, кричал и, сняв в штаны, чтобы показать, какой у него «хоботок», поливал им друзей. Они падали в траву, визжали, катались.

– Хватит, дурак, и пошто мы тебя напоили? – и, повалив его в траву, мяли ему бока. У таких детей, как Руслан, развито половое влечение, подсматривают за сексуальными занятиями взрослых.

Валя жила то у дядьки, то у тётки, нянчила их детей, работала по дому. Осенью уезжала во вспомогательную школу, жила в интернате. Она не любила спать у дядьки. Ночные занятий с женой будили в ней нехорошее чувство, сердце начинало учащенно биться, тошнота поступала к горлу. И хотелось увидеть, отчего они стонут, маленькая жена даже кричит, пугая ребёнка. Валя зарывалась в подушку и начинала рычать. Обильно текли слюни, она подбирала их толстыми губами. Малышка, которую она сильно прижимала к себе, начинала плакать. Потом они долго не могли уснуть, а дядька вовсю храпел, маленькая жена поскуливала во сне, как собачонка. Валя зло смотрела на дверь горницы.

В интернате никто не кричал, не скулил. Первый мальчишка сделал с ней все быстро деловито. Потом стали приходить другие. Кто торопился, кто просто ерзал на ней. Мальчишки делали все молча и быстро, а если не получалось, то, поерзав, убирались к себе.

– У, быдло, колода! – сказал только раз один парнишка. – Чо не умеешь, у, кривая, горбатая! – и стукнул её по голове.

– Ишо чо? – вдруг зло спросила Валя, и эти два слово стали и ответом, и вопросом на всё. Мальчишка струсил, исчез в темноте коридора.

– Чо ишо? – спросила Валя, когда вынесла ведро с помоями по просьбе поварихи.

– Валя, чем тебя угощали дома? – спрашивала воспитательница, протягивая конфетку. Они всегда были в кармане ее халата, чтоб успокаивать себя и разволновавшихся придурков. Она жаловалась, что толстеет от конфет.

– Это нервы, – глубокомысленно замечала круглая повариха, отправляя в рот что-то съестное.

– Ты что-то читаешь? – спросила однажды учительница. Валя рассматривала красочные картинки какого-то журнала.

– Что ишо? – ответила Валя, ибо всё равно не могла читать долго, чтоб понять прочитанное. Друзей у неё не было. С Русланом она была ровной. Если бы она могла презирать или понимать это чувство, она бы его презирала. Подумать только, отца нет, мать пьяница, хотя её родители тоже не были трезвенниками. Но это были её родители. Однажды учительница сказала, что у неё знаменитая дворянская фамилия, и, скорее всего, её предки были дворянами, сосланными в Сибирь.

Кто такие дворяне, она не понимала и не знала, но какое-то большое светлое чувство поднималось в ее душе, когда она слышала свою фамилию. Она выпрямлялась, глаза её светлели. Почему же она здесь, в этом интернате, а не там, в светлой школе. Значит она не такая, как те ребята, или они не такие, как она.

Когда она пришла к ведьминому оврагу, Николай сидел на поваленной берёзе, опершись спиной о её тёплый ствол. Он был в серой в мелкую клетку рубашке, расстёгнутой на загорелой груди.

– Это тебе, – протянув ей шоколадку, другой рукой веточкой пощекотал ее за ухом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Парёнка – старинное русское блюдо. Овощи, обычно корнеплоды, томлёные длительное время без воды в чугунках в печи (Толковый словарь живого великорусского языка В.И. Даля)

2

Двоеданин – старообрядцы назывались (и называли себя) двоеданцами или двоеданами, потому что Пётр I повелел переписать «всех раскольников мужского и женского пола, где бы они ни проживали, и обложить их двойной податью» и до 1782 года старообрядцы платили двойную подать.

3

Иструхнуть – прост. превратиться в труху.

4

Алкать: в простанародье пить водку.

5

Вы́пас, – а, м. Пастбище, выгон

6

Изнахра́тить. прост. испортить, привести в негодность

7

Баско́й – рег. красивый, хороший