Ой! Я случайно!.. или Тридцать три несчастья

− У тебя всё лицо в крови! Сейчас, подожди, вытру, разберемся!

Я посмотрела вниз – белый осьминог, символ моей легендарной родственницы, покрылся бурыми пятнами. Пропала футболка! Вит, наконец, нашел бинт, и намочив его водой из бутылки, стал елозить мне по лицу. Это оказалось очень неприятно, но пришлось стойко терпеть.

− Вроде, нигде ран нет, − облегченно объявил он. – Ты нос немного расквасила – оттуда море крови. Болит?

Я помотала головой, и тут же почувствовала боль в переносице. Хоть бы не сломала!

Вит ещё раз заглянул мне в лицо, улыбнулся, потрепал по щеке и сказал:

− Надо посмотреть, как там тот, кто выскочил перед нами. Я успел вывернуться, но… Кто знает?

По дорожному полотну плыли волны тумана. Теперь, когда фары нашего грузовичка тупо уставились разреженную стену из веток и зеленой листвы, стало видно – белые дымные водовороты слегка фосфоресцируют, отражая сияние звезд.

− Не ходи! – пискнула я. Внутри всё сжалось от беспокойства.

− Надо. Посиди, я сейчас, − он хлопнул дверцей. Я наблюдала сквозь дверное стекло, как друг походил по дороге взад-вперед, потом пожал плечами и вернулся в машину.

− Никого нет, − озвучил он очевидное. – Будем выбираться. Хорошо, у тебя кровь остановилась. Он завел мотор, фары мигнули, но загорелись вновь. Друг дал задний ход, выезжая с обочины на дорогу. Стоило только грузовичку занять свою полосу, как фары снова мигнули – мотор заглох. Издалека, из белёсого тумана по дороге быстро плыла высокая тонкая фигура.

Я позорно вцепилась ногтями в руку. По грани света скользила высокая женщина в струящейся одежде, колышущейся на неощутимом ветру. Снежно-белые пряди волос змеями вились вокруг головы. Она протянула руку с непропорционально длинными, по-паучьи тонкими пальцами – я насчитала по лишнему суставу на каждом. Кончики длинных светлых ногтей, на мгновение замершие у самой световой границы, будто перебирали невидимые струны.

Фары вновь мигнули, и погасли. Женщина очень быстро переместилась к самому лобовому стеклу – она парила над капотом, не прикасаясь к нему даже клочком одеяния. Черные, без белков, глаза уставились прямо на меня, и она заговорила:

− Сменить пытаясь свою суть,

Себя не пробуй обмануть!

Что мнилось счастьем –

Быть бедою,

А что страшило−

Успокоит!

Когда вскипит в груди слеза,

Откроешь белые глаза!

От её неестественного, металлического голоса, каждый волосок на теле встал дыбом. Вит рядом сдавленно вздохнул – это привело меня в чувство. Соль! Наипервейшее средство против нявок! Махорки с собой нет, а вот в сумочке всегда маленький пузырёк с цветной солью – привычка каждого в нашей местности.

С отчаянным воплем: «А ну, пошла прочь!», я выскочила из машины и сыпанула солью прямо в метнувшуюся ко мне фигуру. С противным воплем она закружилась в тумане, сверкая голым вывернутым позвоночником. Туман, до сих пор тянувший щупальца к машине, перекипевшим молоком убегал обратно в лес.

Машина с воем завелась. Вит крикнул:

− Залезай скорее! Поехали!

Я не стала заставлять себя упрашивать. Прилив адреналина отступал: тело затрясло, зубы стучали, словно от холода.

− Ну, ты даёшь! – покачал головой друг, разгоняя машину. – Я думал, тут нам и конец придёт!

− Ты что? – удивилась я. − Будто не тут родился! Это же нявка! Их много в лесу. Не даром же за грибами никто не ходит – дорого слишком, за лукошко грибов жизнью или здоровьем расплачиваться.

Друг покачал головой.

− Я думал – сказки!

Я с удивлением уставилась на него.

− Ты же собрался поступать на артефактора! Магом становиться!

− Так, то магом, а это нявка! – покачал головой Вит. – Я их до сих пор не видел, как и домового или лешего.

− Но Беату мою сто раз гладил! – не сдавалась я.

− Твоя Беата как кошка простая, только умная очень!

− И разговорчивая!

Он пожал плечами, не торопясь сдаваться.

− В то, о чем люди болтают сложно поверить – у нявок спины пустые, позвоночник голый, а зубы как шило!

− Так и есть – ты теперь сам видел!

Он замолчал, напряженно уставившись на дорогу. Я почувствовала, как накатывает слабость – волна адреналина схлынула, потянуло на сон. Глубоко вздохнув, откинулась на сиденье, смотря на обрывок дороги, терявшейся за световой границей от фар.

− Агни, − нарушил наконец молчание Вит, − я на самом деле боюсь… становиться магом!

Я удивлённо посмотрела на него:

− Вот тебе раз! Если так, тогда зачем поступал?

− Маме пообещал, − признался он. – Уж очень она хочет, чтобы я в люди выбился. Сама знаешь, как нам тяжело было без отца…

Я кивнула, но друг не заметил, сосредоточенно смотря на дорогу.

Отец Вита работал торговцем мелким товаром по всей Чинтии. Чего только не продавал – от книжек общества святого Корнелиуса, до косметических средств с грязевого курорта Маркабры. Виту было десять, когда он уехал на работу куда-то за границу, откуда первые пару месяцев слал красивые открытки: с Ровернской башней-иглой, устремившей высоченный шпиль, крытый позеленевшей от времени медью в неестественно синие, раскрашенные акварелью небеса, пасхальными кроликами и цветными яйцами затейливо расположенными на витрине в Данхау… Хорошо помню, как завидовала тем открыткам – они казались волшебными – почище любой коргоруши!

Потом письма перестали приходить, а через некоторое время к Яндам приходил полицейский. Вит рассказывал, что мама писала заявление о пропаже мужа. Как бы там ни было, от Павла Янды по сей день не приходило вестей, а полицейские развели руками, оставив его фото среди других на стене участка под надписью: «Пропал человек». Кумушки, приходивший к нам в лавку, иногда отпускали язвительные замечания, будто отец Вита сбежал и завёл за границей другую семью. Не исключаю такого, но эту версию при друге озвучивать не стала – не для того нужны друзья, чтобы сыпать соль на рану.

Молчание затянулось.

− Чего ты боишься? – решилась спросить я. – Вон их сколько, магов! Самая престижная профессия, отбор строгий!

− Не понимаешь, − он грустно улыбнулся. – Не обижайся, но ты ведьма, такой родилась… Говорят, когда обычный человек магом становится, то теряет часть человечности. Другим становится – не злее, а холоднее что ли. Часть души теряет, в общем.

Я впервые такое слышала, а потому уставилась на него во все глаза. Он мельком глянул на меня, усмехнулся невесело. Видимо понял по-своему.

− Не веришь. А зря! Помнишь, в старших классах был такой Ольвер? Ну, высокий, патлы длинные носил – девчонки за ним, как одна, бегали! Он недавно приезжал навестить родителей – вроде как тоже на артефактора заканчивал. Его мать с моей дружит, оттуда и знаю. Так она всё жаловалась, что не узнать стало её Ольвера. Будто рядом он, а ощущение такое, словно далеко где-то. По-другому объяснить не могу, но сам почувствовал, когда он к нам зашел зачем-то.

− Может, показалось тебе? – спросила я, а у самой снова руки похолодели и сердце ёкнуло − чувствовала – правда это.

− Ольвер сам меня потом отвел в сторонку, и сказал: «Слышал, ты в университет собрался. Если есть возможность, лучше на простую, немагическую специальность иди. Свяжешься с заклинаниями – обратной дороги не будет». Я попытался расспросить его, но он не ответил.

− А вдруг, просто конкуренции боится? – попыталась успокоить я друга. Вит покачал головой:

− Не знаю. Мне так не показалось. Скорее, предупредить пытался.

− Знаешь, хоть твоя подруга теперь официально не ведьма, − я шутливо толкнула его в плечо, − но тебя в обиду не даст! Мне ведь тоже надо будет магии учиться, а на моём факультете будут рассказывать, как ей противостоять. Не волнуйся! Я тебя тоже научу, чтобы какая-нибудь нявка или кто похуже не покусал!

Вит лишь вздохнул, не оценив шутки.

Когда грузовичок остановился у моего дома, вся наша улица оказалась удивительно тёмной – ни один фонарь не горел, а окна домов были затоплены тьмой, как глаза давешней нявки. Из дверей лавки выскочила бабушка с фонарём-летучей мышью в руках, резво кинулась ко мне и на высокой ноте затараторила:

− Чего вы так долго? Тут такое было! На подстанции авария! Где-то закоротило – такой взрыв был − на самой окраине слышно! Слава Святой Деве, никто из работников не пострадал! До сих пор чинят! Говорят, − она понизила голос, − без лесной нечисти тут не обошлось! Только кто и кого так прогневили – не известно! Давно они себе таких «шалостей» не позволяли.

Мне почему-то на ум сразу пришла обиженная нявка, со своим дрянными стихами, от которых мороз по коже… Друг тронул меня за плечо, но ничего не сказал.

− Пока, Вит! Спасибо! – я коснулась его руки в ответ. – Езжай осторожно.

− Поеду, не переживай. Тут рядом, если ты забыла! – взволнованный тон не соответствовал шутливым словам. Не удивительно – он жил через три дома от подстанции, за которой заканчивалась широкая дорога, переходившая в однополосную брусчатку, ведущую к мельнице. Там, за окраиной проходила негласная граница лесного царства.

Глава 3

В день отъезда, все словно сговорились: пан Дрымка самолично привез на почтовом грузовичке, которым прежде заведовал Вит, товар с утра пораньше, не успели мы открыться. Бабушка попросила составить коробки в угол за прилавком – хорошо, хоть их оказалось не так много! Всё равно, ей без помощи возиться с ним пару часов. Не успела она расплатиться с почтальоном, как зашла тётя Марта, мельничиха, за новыми картонками и кистями для рисования. О её недавнем увлечении наивной живописью судачили почти все кумушки – хоть убей, не пойму, что в том плохого? Куда как лучше, чем сплетни по городу разносить.

Однако, она так долго выбирала подходящую для своей работы из пяти почти одинаковых заготовок, что на этот раз вспылила даже бабушка:

− Марта, ты поторопись с покупкой! Видишь, я внучку провожаю!

Мельничиха неодобрительно глянула на неё, схватила первую попавшуюся и, надув губы, вышла, попытавшись хлопнуть дверью. Не вышло – ещё полгода назад Пётр, муниципальный плотник, что делал двери и окна всему городку, поставил нам новомодную штуку – доводчик на пружине. Теперь дверь, даже если её просто отпустить, закрывалась мягко, лишь мелодично звеня колокольчиком.

Стоило тётке Марте выйти за порог, как явился пан Сёрба, но его-то ждали мы обе. Добродушно бубня в пегие усы: «Ну, вот! Теперь и эта пташка улетает!» он обнял меня, погладил по голове, от чего по телу разлилось приятное тепло. Недаром его пчелы дают тот самый мёд, которым так славятся Поддубники!

− Ты уж не забывай нас, в своих столицах! – он протянул мне маленькую баночку заветного лакомства. – Если туго станет, никого не слушай, просто возвращайся. Дома, говорят, и стены помогают, а уж мы с Арабеллой тебя в обиду не дадим! Найдётся тебе заделье – где родился, там и пригодился! Если надо, и с лесным народцем договоримся, − он хитро подмигнул.

От его слов в душе поднялась настоящая буря: чувство беспокойства смешалось с радостной уверенностью – пасечник говорит от души, а значит, меня и правда любят!

− Вы тут сами без меня не ругайтесь! – ответила я в тон ему.

Бабушка обняла с другого боку. Подозрительно блестящими глазами она с напускной грозностью посматривала в сторону пана Сёрбы, который, казалось, ничего не замечал.

Дверной колокольчик снова звякнул, на этот раз пропуская Вита в непривычно парадной одежде, с огромным новомодным чемоданом на колёсиках. Только тащить его другу всё равно было неудобно – высокому парню приходилось нагибаться, чтобы колёсики те доставали до земли.

− Здравствуйте, пана Арабелла, пан Лукаш! Агнешка, ты готова? Автобус через десять минут отходит, а нам ещё до остановки с чемоданами тащиться!

− Не нужно никуда тащиться! – тут же встрял пан Сёрба. – Я вас довезу на своей телеге. Пусть не так красиво и удобно, как на машине, но всё ж не пешком.

Я схватила большую полотняную сумку – её бабушка пошила на следующий день, после получения достопамятных писем, и не оглядываясь, пошла к двери. Корзинку-домик для Беаты перехватил Вит – сама кошка наотрез отказалась туда лезть, предпочитая семенить рядом. Бабушка вышла за нами и стояла у двери лавки, пока телега Лукаша Сёрбы не скрылась за поворотом. Перед взором отпечаталась её сухощавая фигурка, одиноко стоящая посреди полупустой улицы.

− Пан Серба, − попросила я, − вы позаботьтесь пожалуйста о бабушке. Она хоть и боевая, но ранимее, чем хочет казаться.

− Позабочусь, детка, − серьёзно отозвался пасечник. – И зови меня «дядя Лукаш», давно уж говорил!

Автобус стоял на остановке – водитель курил, прохаживаясь взад-вперед, поглядывая на наручные часы. Увидев нашу поклажу, он недовольно отбросил окурок и полез открывать багажное отделение. Дядя Лукаш помог мне загрузить сумку, обнял, и уселся в телегу, не торопясь отъезжать. Вит пустил меня к окну, усевшись рядом, хотя мог бы занять двойное место – салон был полупустой. Я привычно привалилась к его плечу, смотря, как плавно уплывает назад знакомая улица, вместе с машущим с телеги пасечником.

− Как тебя проводила Любка? Сильно горевала? – спросила я, больше чтобы отвлечься от грусти, постепенно затапливающей грудь и рвущейся наружу непрошенными слезами. Чего реветь-то? Новая жизнь впереди!

− Да мы с ней ещё на той неделе расстались, − ответил Вит, ерзая на сиденье, поудобнее пристраивая на плече мою голову. – Она орать на меня вздумала – представляешь?

Представляю, как же! Любку помню ещё по школьным вечерам: она, зараза, красивая, только скандалистка жуткая.

− А мама?

− Мама, как мама. Причитала всю дорогу, пока я к тебе тащился. Попросил её в лавку за мной не ходить. Она до сих пор не верит, что ты тоже поступила.

Я только пожала плечами. Ехать далеко, можно даже вздремнуть немного. Подумала свернуть всученную бабушкой кофту, как подушку и вытянуть ноги, но не решилась просить Вита пересесть. А уж тулить кофту ему на плечо было бы совсем бессовестно. Я вздохнула, опять завозилась… Вит сам свернул мою кофту, положил себе на колени:

− Ложись уж. Вижу, вздремнуть хочешь. Я покараулю – не бойся, не проспишь, когда в Преважню приедем.

− Спасибо, − улыбнулась я, сворачиваясь клубком.

Беата всё-таки залезла в свой нелюбимый домик и недовольно поглядывала на нас оттуда с соседнего сидения. Мы договорились, что при свидетелях она будет молчать, но выражение на обычно умильной мордочке говорило красноречивее слов.

Уснуть, конечно, не вышло, но так уютно было лежать у Вита на коленях под мерное покачивание автобуса! Один раз только чуть не свалилась − на Цмянском фирменном повороте к лесу, водитель заложил крутой вираж. Друг придержал, вцепившись в бок.

Волнение в груди никак не желало отступать. Вспомнилось, как бабушка бесстрастно выслушала весть о маминой беременности, сказав только:

− Не удивительно, что Онджи хочет ребёнка. Странно только, как Андрия легко согласилась на это?

− Мы не знаем на самом деле, легко ли. Может, просто так вышло, − возразила я. – Мне мама показалась счастливой и спокойной, а это главное.

Бабушка пытливо посмотрела на меня, чуть прищурив глаз.

− Рада, что ты так это воспринимаешь. Я боялась, что не поймёшь мать, затаишь обиду…

Я опустила голову. Она была прозорлива, как всегда. Нет, явной обиды не было, но лёгкий червячок непонятного противного чувства засел где-то глубоко внутри, периодически показывая неказистую маленькую головёнку, как бы не пыталась затолкать его поглубже. Подвинули, заменили кем-то более нужным и важным… Когда становилось совсем уж невмоготу, я подходила к зеркалу и дотрагивалась до серёжек-осьминогов, подаренных мамой. Откупилась?

А потом смотрела в собственные зрачки и поражалась, насколько легко приходят в голову гадкие мысли, вместо хороших.

− Вижу. Всё вижу! – бабушка обняла меня, что бывало редко. – Гони дурные мысли – они несут вред прежде всего тебе самой. Помнишь притчу? Побеждает волк, которого кормят!8.

− Просыпайся, соня! Мы подъезжаем! – Вит тронул меня за плечо. Я потёрла глаза, прогоняя дремоту, села обратно на сиденье и забрала у него кофту. Автобус плавно выруливал с центральной улицы на объездную – впереди маячил высокий шпиль вокзала. На белом циферблате, украшавшем стену вокзальной башни, стрелки замерли напротив цифры одиннадцать. Наш поезд отправлялся в полдень, а значит приходилось ждать целый час.

− Лучше немного подождать, чем опоздать, − пожал плечами Вит, тащивший свой громоздкий чемодан и корзинку с Беатой. Я несла две свои сумки, благословляя небо за то, что друг забрал неудобную корзину.

На перроне собралось человек пятнадцать − кто с чемоданами, кто с огромными баулами.

Вспомнились детские игры с бабушкой:

− Как ты думаешь, кто эта женщина? − спрашивала она, указывая на дородную тётку, с большой корзиной, из которой на волю с любопытством выглядывал гусь.

− Панна наверно живет в Поддубниках, со своим хозяйством. Сегодня у нас ярмарка, она купила там гуся и собирается везти его домой», − отвечала я.

− А пойдём-ка спросим!

В первый раз я очень испугалась и стушевалась, когда бабушка так сделала. Не обращая внимания на упирающуюся меня, она подошла к женщине и сказала напрямик:

− Добрый день, пани! Мы с внучкой спорим, куда вы везете гуся: она говорит в Поддубники, а я считаю, на торги!

− Это особая порода гусей, жирные, плодовитые! – женщина расплылась в улыбке. – Кстати, это гусыня, её на разведение заказал пан Гришковец. У меня небольшое подворье в Поддубниках − до фермы не дотянула, но гусиную стайку собрала. Ещё курочки−хохлатки, несут великолепные крупные яйца, уточки… Селезни больно красивые! В этом году вылупилось больше селезней, чем уточек, а я, простофиля, забыла, что нынче в Цмянках ярмарка – надо было пятерых захватить: может, раскупили бы?

Мы тогда насилу отделались от неё – птичница оказалась очень словоохотливой и рассказала даже то, о чём не спрашивали.

− Видишь? Не нужно бояться разговаривать с людьми, − поучала бабушка. – А даже если не ответят, или нагрубят – тоже мне, трагедия! Зато узнаешь, что хотела.

Расспрашивать пассажиров о том, кто куда едет, конечно же, не стала. Однако, по привычке стала их ненавязчиво разглядывать – вот молодая девушка с маленьким чемоданчиком, скорее всего едет на работу – учительница или няня для ребёнка, а может, горничная в богатом доме. А этот краснолицый мужчина, наверняка злоупотребляет спиртным… Хоть бы не попасть с ним в купе! Светловолосая девушка в красивом платье и туфлях на шпильках, а рядом парень в синем пиджаке с незнакомой эмблемой на кармане – лица одинаковые, как с картинки. Близнецы! Их провожали родители – серьёзный мужчина, лет пятидесяти и очень ухоженная женщина-блондинка, с маленьким рыжим шпицем в руках. Брат с сестрой – копии матери!

Девушка обернулась на меня равнодушно оглядела, задержав заинтересованный взгляд на Вите. Друг устало опустился на свой чемодан, нимало не заботясь о сохранности его каркаса, и, подняв очки на лоб, тёр лицо обеими руками.

− Не выспался? – поинтересовалась я.

− Вчера до часу собирал вещи – мама боялась, чтобы ничего не забыл.

− Так почему в автобусе не захотел подремать?

− Надо же было кому-то караулить, пока некоторые дрыхли! – он обвинительно смотрел на меня одним глазом, крепко зажмурив другой.

− В поезде поспишь. Сколько нам ехать до Карловграда?

− Четыре часа. Особо рассчитывать не на что, у нас сидячие места.

− Ничего, хоть ноги вытянешь. Можешь теперь у меня на коленях спать – я караулить буду.

Друг улыбнулся, но не успел ответить – из рупора раздался громкий невнятный голос – не разобрать – мужской или женский:

− Внимание! На первую платформу прибывает поезд Карловград-Преважня. Просим пане пассажиры, отойдите пожалуйста подальше от путей!

Мы не стали беспокоиться, так как стояли далеко, а вот краснолицый мужчина и женщина в клетчатой юбке и соломенной шляпе, заторопились к вокзальной ограде. Через пару минут раздался пронзительный гудок: к перрону большой синей гусеницей подползал поезд, быстро перебирая по рельсам ногами-колёсами.

Я почувствовала какой-то дискомфорт между лопаток – обычно такое бывало, если кто-то пристально смотрел прямо мне в спину. Резко обернувшись, наткнулась на стену знакомого взгляда. Кристоф Дворжак не скрываясь уставился прямо на меня, даже не думая отводить голубых глаз. Рядом с ним стояла красивая женщина с короткими русыми волосами в модных «стрекозиных» солнцезащитных очках и длинном зелёном платье прямого покроя. Удивительно, как некоторым удается одеваться так – вроде просто, а сразу видно – дорого!

«Не забыл он надеть своё страшное черное кольцо?» − промелькнуло в голове. Старшего Дворжака нигде не было видно – сдерживать порывы ретивого молодого координатора некому. Однако, страхи оказались тщетными – парень спокойно стоял рядом с женщиной, иногда улыбаясь и переговариваясь. Большой чемодан на колёсиках, как у Вита, только гораздо дороже на вид, небрежно прислонили к каменной скамейке у самого выхода на платформу.

Женщина попыталась обнять блондина, но он раздражённо отстранился, в очередной раз стрельнув в меня взглядом. Его мать? Скорее всего. Неужели, Дворжаки живут здесь, в Преважне?

Женщина грациозным движением сняла очки и теперь уже она внимательно уставилась прямо на меня – глаза матери оказались такого же цвета, как у сына. С минуту панна Дворжак буравила меня взглядом, а потом, наверно увидев всё, что хотела, вновь надела очки и что-то сказала сыну, без улыбки. Кристоф покачал головой, ответил, и вновь прикипел взглядом ко мне. От такого внимания стало непосебе. Вит ничего не замечая вокруг, пил воду из купленной здесь же, на перроне, бутылки. Лишь основательно сбив жажду, спохватился.

− Пить хочешь? – спросил он, протягивая мне ополовиненную бутылку. Я, бездумно схватила её и поднесла к губам, искоса продолжая следить за координатором. Взгляд блондина сделался жестким – вода тут же попала не в то горло.

− Ну, что ж ты! – друг принялся хлопать меня по спине. – Никак не научишься пить из бутылки!

Пытаясь сказать ему, чтобы прекратил меня колотить, махала рукой и вертелась, давясь кашлем. Почему, стоит оказаться этому противному красавцу где-то рядом, со мной начинают происходить казусы? Коргоруша обеспокоенно царапала прутья корзинки, однако, твёрдо помня наказ не говорить на людях. Наконец, кое-как продышавшись, я уселась на Витов чемодан.

«Объявляется посадка на поезд Преважня-Карловград. Отправление через пятнадцать минут!» − бесполый голос из громкоговорителя поднял, заставил подхватить корзину с Беатой, сумку – вторую отобрал Вит – и поторопиться. Ещё ни разу за свои семнадцать лет, мне не приходилось ездить в поезде. Да, честно говоря, никуда не выезжала из нашего городка дальше Поддубников или Преважни. Кутерьма и толкотня у входа в вагон раздражала – чего толпиться-то? До отправления есть время!

Откуда-то из-под локтя вынырнула сухонькая старушка и рванула к проводнику, проверявшему билеты, больно наступив мне на ногу. Да, поездка уже заранее не нравилась, учитывая ещё и пана Дворжака, так и не спускавшего с меня глаз.

Вагон оказался только с сидячими местами – в купе помещалось по четыре кресла и столик между ними. Вит тут же протолкнул меня к окну. Сам остался в проходе – воевать с тяжеленным чемоданом, никак не желавшим помещаться в багажное отделение над дверью. Друг промучился минут десять, а потом махнул рукой и прислонил его в углу, уселся на сиденье рядом со своими вещами, устало опершись о столик. Я выглянула в окно, и тут же спряталась за занавеску – как раз напротив нашего купе, растерянно озираясь, стоял в очереди на посадку ненавистный блондин! Хоть бы у него хватило ума не заходить к нам! Провести поездку под прицелом его взглядов – то ещё удовольствие. А того хуже – вдруг он вздумает сцепиться с Витом? Мой друг – не я, терпеть не станет. Хорошенькое дело – отметить приезд в университет скандалом и свежими синяками!

Наконец, он исчез из виду. Через пару минут вокзальный голос пробубнил что-то нечленораздельно – в вагоне оказалась хорошая звукоизоляция. Пол под нами дернулся – от неожиданности я чуть не треснулась лбом о столешницу, но успела вовремя подставить руки. Беата протестующе мяукнула – наверно её тоже приложило о прутья корзины. Платформа плавно поплыла вправо – поезд тронулся, медленно набирая ход. Я успела заметить мать Кристофа Дворжака, напряженно смотрящую нам вслед.

Дверца купе с грохотом отъехала в сторону. В сопровождении проводника в дверях появилась красивая блондинка в синей плиссированной юбке чуть выше колен, голубой кружевной блузе и черной кофточке, с большим чемоданом на колёсиках. Интересно, у всех тут такие чемоданы, кроме меня?

− Добрый день! – пропела она сладким голоском, всем видом пытаясь выразить дружелюбие. Однако, цепкий взгляд темно-карих глаз, эффектно контрастировавших с волосами, в одно мгновение оценил обстановку, вскользь смерив меня с головы до ног, зацепившись за фигуру Вита. Друг же уставился на вошедшую с неприкрытым восхищением. Каждый раз, когда так происходит, мне хочется стукнуть его по глупой мужской голове! Ну чего рот-то разевать? Обыкновенная девчонка! Нет, замер, словно сама Клеопатра или царица Савская явилась по его душу!