Империя добра

– Ума не приложу… – вздохнула императрица и принялась перебирать бусины браслета, словно четки.

– Позволите высказать предложение? – вкрадчиво заговорил Носов, у которого были ответы абсолютно на все.

– Говори, Сергей Григорьевич, говори.

– Ежели вы хотите привлечь ее к воспитанию цесаревича, не определить ли барышню в его пажи?

Павел Федорович ничего не сказал, но во взгляде его читалось очевидное: «Что ты несешь, Сережа?» Оттого секретарь продолжил:

– В нашем законе нет указаний, касательно пола и происхождения пажа.

– Зато есть четкие указание касательно образования, – подметила императрица. – Паж, как и любой иной входящий в личный состав свиты наследника, должен быть выпускником или студентом Университета или Императорской военной академии.

– Вы совершенно правы, ваше величество, – как болванчик закивал Носов. – Однако если так вышло, что барышня окончила школу, а из отчета видно, – он уже листал файлы на своем планшете, – что она выпускница императорской гимназии, мы можем определить ее в Академию уже в сентябре.

– Складно поешь, Сергей Григорьевич, – остановил его император, – но ты верно упускаешь, что Котова наша – купчиха, а следовательно продолжать обучение не может априори. Несмотря на то, что поведение Александра сегодня меня приятно удивило, переписывать законы ради подобной авантюры, я не намерен.

– Но нам не нужно ничего переписывать, – снова заговорил Носов. – В уставе Академии указано, что «всякий молодой человек, отличившийся выдающейся отвагой и отмеченный высочайшим знаком признания, имеет право на обучение в Императорской военной академии».

– Мой император, – обратилась к супругу Вера Эдуардовна, – полагаю, то, что она спасла нашего сына, может считаться проявлением выдающейся отваги, а наградить ее высочайшим знаком…

– Не кажется ли вам обоим, что мы спешим? – внезапно остановил дискуссию император. – Есть дела важнее, чем раздавать высочайшие награды каждому встречному. Оставим спор, быть может, вернемся позже.

4

В парадном мундире, Александр влетел в кабинет коменданта Фокина. Рассчитывая на эффектное появление, цесаревич специально выждал некоторое время, чтобы убедиться в том, что Рину вызовут на допрос. Да, таким образом девушке пришлось пробыть в неволе несколько дольше, но какая разница, если Алек прискакал на белом коне ровно в тот момент, когда у несчастной Региши и надежды не оставалось.

– Я вам еще раз говорю, я упала… Просто провалилась в подвал! Никто же не запрещает сидеть у стен дворца? Нет ведь таких законов? – Региша чуть не плакала повторяя одно и тоже в сотый раз.

– Допустим, – устало соглашался комендант, – но платье тогда откуда?

– Господин Фокину, Роман Ярославович, ну не барышня вы, не поймете… – причитала Регина.

– И все…

Не допуская того, чтобы эта беседа пошла на второй круг, Алек ворвался в кабинет.

– Ваше высочество! – подскочил Фокин.

Регина изумленно перевела взгляд на цесаревича, но не смогла ничего из себя выдавить, слишком уж велико было ее удивление. А это при том, что еще вчера, когда Котову только поместили в камеру, она дала себе зарок, что не будет ничему удивляться, сохранит достоинство при любом исходе. Ведь она одна виновата в том, что полезла в подвал, что надела это красивое платье. А потом горько зарыдала, уткнувшись лицом в подушку: виновата может она и одна, но как же это все несправедливо!

– Я прибыл с высочайшим повелением, – Александр театрально бросил стопку отцовских указаний на стол. – Его императорское величество велели освободить немедля Регину Дмитриевну Котову.

– Сам император велел? – не удержалась Региша.

Невероятных усилий стоило Алеку не рассмеяться этому искреннему удивлению. Взяв себя в руки, он слегка надменно произнес:

– Пойдемте, Рина, боле вас не смеют задерживать.

Регина, как последняя дурочка, просияла. Она улыбнулась Фокину и совершенно беззлобно проговорила:

– Большое спасибо за уделенное время, Роман Ярославович, доброго вам дня. – И поспешила покинуть кабинет.

Лишь оказавшись во дворе крепости Регина остановилась и вздохнула полной грудью.

– Александр Павлович, как я могу вас благодарить? – чуть ли не прыгала она.

– Перестаньте, Рина, я ваш должник.

– Мой? – вновь искренне поразилась Региша.

Алек почувствовал себя страшно глупо: словно они не на одном балу были.

– Вы мне жизнь спасли, – напомнил юноша.

– А… – протянула Регина и снова улыбнулась: – Я спасала исключительно себя, вам просто страшно повезло, что я жизнь люблю! – Она пнула камень и проводила его полет взглядом, чтобы не видеть прекрасных голубых глаз цесаревича.

Алек был благодарен барышне за ее веселость, за то, что она не припоминает его слабость.

– Позволите подвезти вас домой, Рина?

– О, было бы замечательно! – воодушевилась та. – Маманя наверняка места себе не находит…

– Пойдемте, там мой конь.

– Конь? – переспросила Рина. – Хотите сказать, два дня назад вас пытались убить, а теперь вы снова на коне? Без сопровождения?

Алек замялся. На мустангах по городу ездили все знатные юноши, способные себе позволить коня подобного ранга. Ему и в голову не пришло, что сейчас не время седлать коня. Да и вообще, никто кроме Рины не обратил на это внимание.

– Да, тупоголовые у вас были убиенцы! – подвела итог Региша, разворачиваясь в сторону лошади. – Вас порешить, ваше высочество, сущий пустяк! – она рассмеялась.

Алек помог Рине сесть верхом и словно в сказке, словно на старинном рисунке, он устремился к дому прекрасной дамы.

***

– Агния, мне это чудится? – императрица в несвойственной ей манере высунула голову к водителю, когда экипаж остановился на светофоре.

Вере Эдуардовне не чудилось: смеясь и что-то отвечая редким утренним прохожим, Алек расставлял цветы возле лавки на Невском проспекте.

– Агния, остановитесь, пожалуйста, хочу посмотреть.

Глубокая удивленность императрицы в очередной раз подтвердила то, что давно было известно самому наследнику: родителям нет совершенно никакого дела до того, чем живет их чадо. А между тем, Алек уже больше месяца помогал Регине в лавке, чем изрядно веселил газетчиков и горожан.

А началось все с того, что Алек отвез Рину домой после того, как спас из заточения. Оказалось, что ее квартирка находится буквально в нескольких кварталах от его дворца. Тогда Алек сказал еще что-то страшно по его мнению остроумное, а Регина внимательно на него посмотрела и как-то по-детски печально призналась:

– Я не хочу идти домой.

Алек удивленно посмотрел на новую приятельницу:

– Я полагаю, вашим родителям будет безмерно приятно видеть вас в добром здравии.

– Да, минут пять, а позже… – она отвела взгляд. – Александр Павлович, что сказала бы ваша маменька, попади вы в Петропавловку?

Алек задумался. Задумался так крепко, что даже воротясь в свой страшно холодный Аничков дворец не мог выкинуть этой мысли из головы. Родители никогда особенно не бранили его. Для наказаний был Август Аристархович. А родителям вечно не до наследника. Вероятно, запланируй он переворот, возглавь восстание, никто бы и не заметил.

К тому же, у него очень давно не было столь бесхитростных приятельниц, как Рина, а потому, потратив два дня на поиски благовидного предлога, Алек вновь притащился к ее дому. Как бы между делом, он прокараулил в своем экипаже возле ее парадной, а когда наконец увидел, отчего-то не решился выйти. Неприятная мысль: «Она будет беседовать со мной из необходимости». Цесаревич погрустнел и поспешил во дворец.

Еще несколько дней Алек караулил и не решался обнаружить своего присутствия, пока не дошел до той грани, когда человек рискует разочароваться в самом себе. В очередной раз увидев Рину, спешащую к парадной, он велел водителю не ждать, расправил плечи и разыгрывая беспечную веселость, окликнул барышню. Региша замерла, обернулась на голос и немного подождала, приближения великого князя.

– Александр Павлович? – также обманчиво удивилась она, не желая открывать наследнику, что осторожные подглядывания за ней не остались без внимания. – Не думала, что нам представится вновь беседовать.

– Не ожидали? – Алек недовольно скривил рот.

– Разумеется! – улыбнулась Рина. – Вы цесаревич, а я купчиха. Какова была вероятность, что вы почтите меня своим визитом? – она понизила голос и немного прищурилась: – Но, убрав лукавство и кокетство, надеялась.

Алек должен был признать, что рядом с Риной он совершенно теряется. Он прежде и представить не мог, что может свободно общаться с кем-то, кто столь далек от него по своему положению.

– Так, чем обязана? Решили заказать у нас цветочную композицию? – в ее медовых глазах точно сияли маленькие солнышки.

– Вообще-то, я планировал пригласить вас на прогулку!

Регина неуверенно качнулась на носках: еще никогда так просто ее не звали гулять. Не так, еще никогда ее так просто не звал гулять цесаревич!

– Или же у вас иные планы? – Алек и сам нервничал, но скрывал чувства более искусно.

– Вовсе нет! – опомнившись Региша заговорила страшно быстро. – Сейчас лето и маманя еще не успела загрузить меня работой в лавке… Я с радостью составлю вам компанию!

– Чудно! – кивнул Алек. – Предлагаю для начала взять кофе в Американской кофейне.

– Вы, Александр Павлович, наш будущий лидер, а я верная подданная: за вами пойду и в Американскую кофейню, и в бой! – она рассмеялась.

Поразительно светлая девушка, в которой и намека на печаль не было. Странное платье, легкого кроя, напоминало сельскую одежду, а белые ромашки, вплетенные в косы делали из нее какого-то лесного зверька. Алек не такой. Он не любил официальной одежды, но каждый день носил рубашки, пусть и немного разнузданно, но все же. Большая часть его эмоций – секрет, закрытый в глубине души.

– Александр Павлович, а вас не раздражает, что все на вас пялятся? – шепотом спросила Рина, когда они вошли в кофейню.

– Меня больше раздражает, что вы столь официально ко мне обращаетесь! – солгал цесаревич.

– И как же мне вас звать?

– Алек.

– Алек?

– Что вас удивляет? – усмехнулся тот, делая вид, что и в самом деле не понимает, что не так.

– Вы наследник престола, как можно? – прошептала Рина.

– Имеет значение, кто я? Это просто имя, которым мне нравится называться.

Он легкомысленно пожал плечами.

– Мне может быть нравиться княжной зваться… Что с того? – пробурчала Региша, когда они подходили к прилавку.

– Что изволите… Сударь… – уже начав говорить, бариста понял, к кому именно обращается.

– Будьте любезны латте с собой, а для дамы, – Алек перевел взгляд на Регину.

– А мне, пожалуйста, фраппе с розовой карамелью и посыпкой!

Будем честны, пить кофе на халяву Региша обожала. Она часто ходила гулять с маманей лишь оттого, что всякая их прогулка заканчивалась чашечкой чего-нибудь ужасно сладкого. Марина Владимировна лишь качала головой: «Однажды, солнце мое, тебя одолеет сахарная болезнь!» Регина считала, что не может скрываться ничего страшного за название с прилагательным «сахарный», потому продолжала украшать напитки карамелью.

– Для кого будут напитки? – неуверенно спросил официант, не понимая, стоит ли о таком спрашивать.

– Для Алека, которому все равно, кто он! – первой отозвалась Регина.

– Да, и для княжны Рины, – Алек дружелюбно улыбнулся бариста, который не решался записать. – Да, да! Именно так! – подбодрил его цесаревич.

– И часто вы бываете так близки к народу? – Регина оперлась спиной на стойку, пытаясь игнорировать тот факт, что все в кофейне смотрят на них.

– А я похож на сноба, который и чашку кофе сам купить не может?

Алек вел себя так, словно не впервые покупал кофе сам, словно не провел целый день на страницах мещанских журналов, узнавая, как проводят досуг обычные горожанки. Не все дворяне были такими же затворниками, как Алек. Многие не чурались заглядывать перед парами в кофейни, но Алек предпочитал посылать за кофе Алешку и ждать того в экипаже.

– Вообще-то, похожи, – кивнула Рина и поспешила добавить: – Но мне не привыкать, я училась в императорской гимназии.

– Фу, гимназия! – театрально поморщился Алек. – Никогда не любил учиться…

– Легко так говорить, когда учеба для тебя не привилегия, а данность, – скривила губки Рина. – Была бы моя воля, я бы сейчас не с вами шастала, а к вступительным испытаниям готовилась!

– Зачем вам? – спросил Алек раньше, чем понял, что именно говорит.

Его спас бариста, громко объявив, что кофе готов. А Регише хватило самообладания промолчать. Она проворно подхватив стаканы и тихонько заявила:

– Пойдемте скорее отсюда, не будем мешать горожанам, а то они, кажется не дышат.

Алек усмехнулся и, придержав дверь Рине, вышел на Казанскую улицу.

– Вы гуляли в Летнем саду?

– Смеетесь? – фыркнула Регина. – Я же говорю, училась в императорской гимназии.

Алек слегка стушевался, понимая, что в попытках произвести впечатление на новую знакомую, мог ее смертельно оскорбить. Все знали, что Летний сад открыт лишь для дворянства, но причастность к императорским школам, очевидно, также давала право на посещение.

– Я не хо…

– Вы не знали, – отмахнулась Региша. – Постойте, я сфотографирую напиток, не часто меня называют княжной.

– Давайте сделаем совместную карточку?

– Портретную? – вновь удивилась Рина.

– Да, выставите в свой профиль…

Не долго думая, Региша навела переднюю камеру на них. Позже, в тусклом свете белых ночей, Алек смотрел на распечатанную карточку. Эти огненные волосы добрая улыбка. Не натянутая, не вымученная, не отрепетированная. А настоящая – простое выражение счастья. И эти ее слова сквозь смех: «Распечатаю на обложке паспорта! Будет амулетом от городничих!»

Страдая от бессонницы, сидя в своей пустой ванне, он много размышлял над тем, что Рине от него ничего не нужно. Она одинаково часто смеется и над его шутками, и над ним самим. Алек не мог объяснить природу их связи, наверное, люди, побывавшие на одной грани смерти, легче чувствуют друг друга.

Не мудрено, что они стали гулять каждый день. По много часов болтая обо всем. Они одинаково условно понимали миры друг друга. Они одиноково искренне хотели это исправить. Разумеется, подобная дружба не могла остаться без внимания Марины Владимировны.

Сперва юноша навещал Регишу, затем звал гулять, потом позвал в гости и… и именно в этот момент познакомился с Мариной Владимировной. Она была высокого рост с широкими плечами и сильным телом. Давно не молодая и далеко не утонченная. Со светлой тугой косой, закрепленной в виде короны. Алеку оставалось только диву даваться как у этого гиганта родилась столь миниатюрная Рина.

Марина Владимировна официально приветствовала цесаревича, но взгляд выдавал в ней не раболепную подданную, а суровую мать, в семье которой царил однозначный матриархат.

– Я очень рад наконец-то познакомиться с вами, Марина Владимировна! – закончил представление Алек.

Марина Владимировна, не считавшая встречу дочери с Александром Павловичем большой удачей, предпочла ничего не отвечать. Предположив, что загруженность Региши в лавке отвадит повесу, мадам Котова быстро напридумывала девчонке массу работы. Но Алек, ко всеобщему удивлению, не только не перестал наведываться к Регине, но еще и принялся помогать.

Вначале на складе, затем, собирая цветочные композиции. Алеку безумно нравилось пробовать себя в роли флориста, да и Марина Владимировна быстро перестала возражать, ведь этому работнику не нужно было платить, а все испорченные им цветы, оплачивала казна. И, разумеется, когда Рине нужно было выставить товар на Невский, Алек с видом рыцаря, сражающего дракона, выставлял вазы и контейнеры у витрины.

– Так ты подумала? Поедешь со мной загород? – Алек довольно поправил фартук, зацепившись взглядом за свое отражение.

– Ты же понимаешь, что маманя никуда меня с тобой, Алек, не отпустит?

– А если это будет приказом? – он обворожительно улыбнулся.

– Попробуй ей приказать, я понаблюдаю! – рассмеялась Рина.

Алеку нравилось торчать в лавке с Регишей Котовой. Ему нравилось, что мать Рины не относится к нему, как к цесаревичу. По правде говоря, он получал какое-то изощренное удовольствие от того, что женщина позволяла себе прикрикивать на него.

Так один месяц сменялся другим. Регина решила, что не будет удивляться подобному стечению обстоятельств: молясь перед сном, она не забывала благодарить Господа за Алека. Региша верила, что их встреча на балу была предначертана судьбой. Не сложно верить в великий замысел, когда тебя свели с прекрасным принцем Алеком.

***

– Мой император… – Вера Эдуардовна тихо обратилась к супругу.

– Верушка, вы? – Павел Федорович оторвался от чтения очередного документа.

Несмотря на то, что стол его кабинета был оснащен компьютером, а на углу лежал планшет, император предпочитал распечатывать все бумаги и красной ручкой, будто школьный учитель, вносить правки и комментарии.

– Я хотела узнать, зайдете ли вы сегодня? – мягкой походкой она приблизилась к мужу.

Павел Федорович посмотрел на часы, каждый раз, когда супруге казалось, что он засиживается за делами, она приходила в его кабинет с какой-нибудь мелочью. Император хотел подняться, но Вера Эдуардовна его остановила, быстро опустившись в кресло напротив стола.

– Вы пришли ко мне по делу, – улыбнулся Павел Федорович, которого умиляла эта ее предусмотрительность.

Император любил, когда Верушка приходила к нему. Вопреки тому, что вместе они были уже более двадцати лет, для него Вера Эдуардовна оставалась той взволнованной девочкой Фейт, прибывшей из Англии знакомиться с будущим супругом. Как и тогда она была стройна, а чистые голубые глаза, которые унаследовал Алек, казалось впитали летнее небо. Наверное, хорошо, что именно Фейт отправилась в Россию: она бы зачахла в строгой и холодной Британии.

– Я пришла из беспокойства. Час поздний, а вы не только не закончили дела, но и свет не включили. Неужто намерены ослепнуть? – иногда императрица и в самом деле была Верушкой, которая кокетничает, как юная девица.

– Как мне повезло, оказаться не обделенным вашей заботой.

– Вы и в самом деле счастливец, – она давно избавилась от акцента, но продолжала коверкать букву Р, находя это очаровательной особенностью.

Императрица улыбалась мужу так, как улыбаются недавно встретившиеся люди, люди только начавшие любить друг друга.

– И все же, Верушка, что стряслось? Не отпирайтесь, моя дорогая, я знаю вас слишком хорошо.

– Я не уверена наверняка: стряслось ли что-нибудь… – она аккуратно разгладила и без того идеальный подол.

Дома многие дворянки предпочитали носить брюки, а молодежь и вовсе – шорты, но Вера Эдуардовна оставалась верна длинным юбкам, которые так приятно шуршали при ходьбе.

– Наш сын занялся благотворительностью и… – она не закончила.

– Алек? – практически рассмеялся Павел Федорович. – Не смотрите на меня так! Едва ли я поверю, что нашего сына заинтересовало что-то кроме лоботрястства.

– Уж поверьте! – Веру Эдуардовну страшно огорчало то, какие отношения возникли между Алеком и Павлом.

Император поднял руки вверх, словно сдаваясь и готовясь слушать.

– Этим утром, – во многом хорошие отношения между супругами держались на том, что Вера Эдуардовна не злилась на выходки мужа, – во время прогулки, я видела Алека. Он помогал в цветочной лавке на Невском проспекте. Должна сказать, выглядел он весьма счастливым…

– В цветочной лавке? – нахмурился император.

– Именно, – кивнула Вера Эдуардовна, – попросила Агнию навести справки… Алек уже несколько недель мелькает в новостях…

– Что?! – Павел Федорович резко поднялся на ноги и не позвонил в звонок, а заорал: – Носов!

– Боже правый! – воскликнула Вера Эдуардовна, вжимаясь в кресло. – Знала бы я, что вы будете так злы…

В кабинет ворвался Носов. Он очевидно также был не готов к немилости правителя.

– Сергей Григорьевич, позволь узнать, – на бледном лбу императора проступила вена, он никогда не краснел, возможно от этого казался еще страшнее, – что за новости о моем сыне и его работе?

– Ах, вы об этом! – движением всего тела Носов показал, что вздохнул с облегчением.

– Я об этом! – император ударил рукой по столу.

– Рейтинги цесаревича как никогда высоки. Подданным нравится, что кто-то его уровня именно так проводит каникулы… – как всегда заулыбался Носов.

Павел Федорович ощутил, что сейчас у него непременно начнет дергаться глаз. Несносный мальчишка отказался идти на практику в Главный штаб, но вот в цветочную лавку – с радостью! Невыносимый огородник!

– Ты, Сережа, не зли меня еще крепче… – в моменты немилости Сергей Григорьевич всегда превращался в Сережу.

– Государь, я и помыслить не могу, чем именно вызван ваш гнев.

– Мой император, давайте выслушаем! – практически взмолилась Верушка, не давая мужу вновь заорать.

– Вы просили докладывать обо всех проблемах, которые создает наследник. – Способность Носова спокойно говорить в любых обстоятельствах раздражала сильнее, чем его манера кивать невпопад. – В случае с лавкой, едва ли Александр создает какие-нибудь трудности.

– Вот как? – сквозь зубы процедил Павел Федорович, которому совершенно не хотелось и в самом деле погружаться в дела сына. – Его пытались убить в июне, уже забыл об этом?

– Государь, – как-то обиженно возмутился Носов, – как можно? Разумеется за ним присматривает тайная полиция. Но горожанам нравится, что цесаревич никого не боится и так открыто выходит на улицу… К чему кому угодно знать о надзоре?

– Но с чего он решил заделаться флористом? – Павел Федорович медленно опустился в кресло и давно забытым движением взъерошил поредевшие темные кудри.

– Причина всему все та же – Котова.

– Девушка, которая спасла его, – мягко напомнила Вера Эдуардовна.

– Таскается с купчихой?! – вновь начал злиться монарх.

– Мой император! – как всегда поспешила на помощь императрица. – Мы ведь и сами хотели привлечь ее к воспитанию. Разве то, что он занялся лавкой, не то, чего мы от него хотели?

Вере Эдуардовне до сих пор дурно становилось, когда она вспоминала, как ее Паша швырнул в стену красивую лампу, поняв, что Алек не пойдет трудиться на благо Главного штаба во время каникул. Сама императрица никакой беды в том не видела. Мальчик еще успеет познать все тяготы государственного служения, не к чему спешить.

– Слышите ли вы себя? – утомленно простонал Павел Федорович. – Что мы от него хотели? Хотели чтобы наследник Великой Империи работал в цветочной лавке?

Вера Эдуардовна бросила быстрый взгляд на верного Носова, словно прося поддержки, но император продолжил сам:

– Сергей Григорьевич, освободи завтра час после обеда, пусть этот бездарь заедет ко мне. Очевидно Август Аристархович совсем не справляется с обязанностями наставника…

5

– Август Аристархович, какой невероятный сюрприз!

Носов умел появляться так, как появляются самые ужасные стихийные бедствия. Например, цунами. В миг все затихает, а затем шквал воды обрушивается сверху.

– Сергей Григорьевич, соглашусь, невероятный сюрприз встретить меня подле моего же дома.

Август Аристархович шел к набережной, опираясь на трость и не собирался останавливаться. Несколько лет назад он перенес операцию на ноге и доктор обещал, что пешие прогулки помогут избавиться от хромоты и ноющей боли. Прошло уже несколько лет, но Август Аристархович с упорством маленького ребенка, продолжал везде ходить пешком, надеясь однажды исцелиться.

– Ваша правда, Август Аристархович, – закивал Носов. – А я вот знаете, люблю бывать возле Университета в дни оглашения списков поступивших. Молодые люди, большие надежды и наивная уверенность в том, что в этой жизни возможно все…

– Не замечал в вас романтика.

Тучи пасмурного утра начали рассыпаться на облака и расходиться по небу, давая дорогу ясному летнему солнцу. Мужчины свернули на Университетскую набережную. Со стороны могло бы показаться, что два старых друга совершают послеобеденный променад.

– А зря, – закивал Носов. – Хотя, согласитесь, приятно узнавать друг о друге что-нибудь новое, вопреки долгим годам нашего знакомства.

– Мы с вами, Сергей Григорьевич, не супруги, чтобы радоваться подобным вещам, – бесстрастно отозвался Август Аристархович.

– Позволю с вами не согласиться.

Было в этих служителях империи что-то общее и в тоже время совершенно противоположное. Оба высокие, оба прекрасно образованные, обоим была присуща аристократическая тонкость черт лица. Они были ровесниками и в прошлом году отметили полувековой юбилей. И все же, если Августа Аристарховича по-прежнему можно было не хитря назвать мужем видным, то в Носове сквозило нечто неуловимо отталкивающее. Несмотря на все вышесказанное, они оба не сумели построить личного счастья, полностью посвятив себя служению Отечеству и вечному соперничеству друг с другом.