Габриэль. Спасённый во тьме

– Ты однажды спросил меня, есть ли у меня желание умереть. И сейчас я понимаю, что да.

Слова застревают в горле, но я произношу их.

– Мой дед был прав. Я не приношу ничего, кроме несчастий. Ни себе, ни своей семье.

Я поднимаю пистолет к подбородку. По залу разносится коллективный вздох. Габриэль делает резкий шаг вперёд, но тут же замирает, когда я передёргиваю затвор. Мама и сёстры кричат, их голоса сливаются в один сплошной зов, наполненный отчаянием.

– Беа, не делай этого!

– Не смей!

– Ты нам нужна!

Рубен и миссис Джонс тоже умоляют меня опустить оружие. Но я слышу только один голос.

– Не делай этого, Беа. – Голос Габриэля хриплый от слёз. Он смотрит прямо в мои глаза, и его взгляд… он выглядит таким, каким я его никогда не видела. Безоружным. Разбитым. – Я не стою твоей жизни.

И в этот момент мир замирает.

– После того, как Лео ушёл… я думала, что эта боль никогда не закончится. Но потом появился ты. И несмотря на то, что ты был грубым, высокомерным, невыносимым… ты сделал то, что сам обещал. Ты заставил меня забыть. Просто находясь рядом. Даже до того, как между нами что-то случилось… – Моя рука дрожит, сжимая пистолет. – Но… это… это больнее, чем то, что сделал Лео. Даже после того, как я узнала правду… Как это возможно? Почему?

Габриэль даже не пытается вытереть слёзы, стекающие по его лицу. Я отступаю к выходу, сердце колотится где-то в горле. Он делает шаг вперёд.

– Не смей. Не приближайся ко мне.

Я пытаюсь сорвать кольца с пальца, но руки дрожат так сильно, что соскальзывает только помолвочное. Я сжимаю его в кулаке, а потом, не задумываясь, бросаю в него.

Разворачиваюсь и бегу. Единственная мысль в голове – прочь. Убежать. От него. От всего.

Дверь мелькает в поле зрения, и я бросаюсь вперёд, выскакивая в парковочную зону. Конечно, чтобы сделать этот момент ещё более ужасным, начинается дождь. Холодные капли хлещут по лицу, волосы липнут к коже, платье тяжелеет, прилипая к ногам. Я всхлипываю, поднимая подол, но в другой руке всё ещё сжимаю пистолет. Сбрасываю туфли. Голые ступни скользят по мокрому асфальту, но я только ускоряюсь.

Вдали мигают синие огни – полицейские машины резко останавливаются у входа, офицеры бегут внутрь.

Я заворачиваю за угол, но слышу, как шаги Габриэля всё ближе.

– Беатрис, пожалуйста, остановись!

Его голос разрезает шум дождя.

Я сбавляю шаг, чувствуя, как усталость накрывает меня тяжёлым грузом. Всё равно мне придётся встретиться с ним лицом к лицу. Дождь пропитывает одежду, стекая холодными ручейками по коже.

– Пожалуйста, не убегай от меня. – Его голос прорывается сквозь шум ливня. Он медленно приближается, словно боясь спугнуть.

– Я люблю тебя, Беатрис.

Я сжимаю губы.

– В тот момент, когда я понял, что влюбился в тебя, я больше не хотел идти до конца с этим планом. Я не знал, что Розетта зайдёт так далеко.

Я сдержанно смеюсь, но в этом смехе нет ничего весёлого.

– Но ты всё равно хочешь отомстить моему отцу.

Габриэль замирает. Его глаза мечутся по сторонам, будто он ищет спасительный ответ. Потом он глубоко вдыхает, прежде чем встретиться со мной взглядом.

– Он не хороший человек, Беатрис. Он не тот, кем ты его считаешь.

Я усмехаюсь, качая головой.

– Ты хоть представляешь, сколько раз я слышала это про тебя?

Он делает шаг ближе, и я тут же отступаю. Его челюсть напрягается.

– Мне нужно было рассказать тебе о своей истории с твоим отцом, но я никогда не лгал насчёт своих чувств к тебе.

– Кроме того, что ты сказал Луке обо мне в нашу первую ночь, верно? – Я горько усмехаюсь, вспоминая каждое его слово, каждое пронзающее меня предательство.

– Я больше не знаю, что реально. Я даже не знаю, кто ты такой на самом деле.

Он делает ещё один шаг, и я поднимаю пистолет.

– Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо когда-либо знал, Беатрис. – Его голос спокоен, но в нём проскальзывает что-то тёплое. – Ты не выстрелишь в меня.

Он подходит ближе, слишком близко. Я поднимаю пистолет к его голове, и он наконец замирает.

– А как же наши клятвы?

– Ты имеешь в виду фальшивые клятвы для нашего фальшивого брака?

– Священник был настоящим. Всё это… – Он кивает в сторону здания, словно указывая на всё, что мы пережили. – Это было реально. Я не лгал, и я знаю, что ты тоже не лгала, моя картошечка.

Глухой всхлип срывается с моих губ. Я качаю головой, сжимая пистолет так, что костяшки белеют.

– Хотела бы я никогда тебя не встретить. Хотела бы я никогда не заглядывать в твои глаза, не впускать тебя в своё сердце.

Губы предательски дрожат. Я вытираю ладонью мокрое лицо – от дождя или слёз, уже не имеет значения.

– Мне следовало довериться инстинктам и держаться подальше от тебя. Я чувствовала эту тьму внутри тебя.

Габриэль делает ещё один крошечный шаг вперёд, но я тут же сжимаю пальцы на курке.

– Теперь я понимаю… Это было предостережением. Моё тело, моя душа пытались предупредить меня: ты – зло. Но я ошиблась. Я спутала это с ложным чувством безопасности, которое, как мне казалось, я находила рядом с тобой.

– Я даю тебе безопасность, – его голос звучит тихо, почти умоляюще. – И ты знаешь, что это правда. Ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя.

– Любовь? – мой голос срывается. – Ты даже не знаешь, что это такое! В тебе нет ничего, кроме тьмы. Камень, чёрный, холодный, вместо сердца. Ты был прав, Габриэль… Ты не заслуживаешь счастья.

Слёзы текут по моему лицу, а в его глазах, таких тёмных, таких непроницаемых, вспыхивает боль.

– Я… – мой голос дрожит. – Я хотела бы, чтобы ты был мёртв.

Он делает медленный шаг ко мне.

– Если ты действительно этого хочешь, тогда стреляй, – говорит он. – И тогда и твоя боль, и моя закончатся, Беатрис.

Я смотрю на него, затаив дыхание. Его слова – правда. Ужасная, горькая правда. Пальцы крепче сжимают рукоять пистолета. Мой палец зависает над спусковым крючком.

– Ты прав…

Но я не могу. Как бы я ни ненавидела его за то, что он сделал со мной, с нами… Я всё ещё его люблю.

Мои мысли прерывает оглушительный хлопок. На секунду мне кажется, что это просто раскат грома, отголосок разбушевавшейся бури. Но затем… я вижу. Его глаза широко раскрываются, тело дёргается назад, а он сам, будто потеряв опору, медленно оседает на колени. Он с трудом дышит, хватаясь за грудь. На его белоснежной рубашке, чуть ниже плеча, расплывается тёмно-красное пятно.

Мой мозг отказывается понимать.

Габриэль падает на землю. Пистолет выскальзывает из моих пальцев. Я прижимаю руки ко рту, не в силах даже закричать.

Что ты наделала, Беа?

Я застрелила его? Дыхание сбивается. Паника накрывает меня, как набежавшая волна. Я оглядываюсь в ужасе, всхлипывая, пятясь назад. А затем… поворачиваюсь и бегу.

Не оглядывайся. Не оглядывайся.

Мои руки дрожат, но боль в груди от разбитого сердца невыносима, она пульсирует внутри, сдавливая лёгкие, превращая каждый вдох в мучение. Я хватаюсь за грудь, пытаясь унять этот пронизывающий ужас, но он лишь нарастает, обжигающим ледяным холодом проникая в каждую клеточку тела. В панике я оборачиваюсь назад и вижу его – неподвижного, раскинувшего руки, словно сломанная марионетка, лежащего на грязной земле.

Габриэль.

Бог мой, что я наделала?

Слезы застилают мне глаза, а в горле застревает рваный, неровный вздох, когда я бросаюсь к нему, едва не падая на колени рядом с его окровавленным телом. В этот момент ничего не имеет значения – ни страх, ни здравый смысл, ни то, что произошло за последние несколько минут. Всё, что я чувствую, – это паника, горячая, ледяная, опаляющая, разрывающая меня на части.

– Габриэль! – я хватаю его за плечи, слегка встряхиваю, надеясь, что он откроет глаза, что посмотрит на меня, скажет что-нибудь резкое, язвительное, наполненное его обычным презрением, которое теперь кажется мне таким родным. Но он лишь слабо шепчет моё имя, его веки подрагивают, дыхание становится прерывистым, тяжёлым, как у человека, чьи силы на исходе. – Габриэль, держись, пожалуйста, не закрывай глаза! – всхлипываю я, чувствуя, как страх накатывает новой волной, парализуя, сковывая движения.

Рубашка на его груди уже пропиталась кровью, и я машинально прижимаю к ране ладонь, пытаясь остановить кровотечение, хотя понимаю, что это бесполезно. Кровь липнет к пальцам, её запах наполняет воздух, мешается с сыростью улицы, с лёгким запахом озона после прошедшего дождя, с чем-то ещё – сладковато-металлическим, от чего у меня перехватывает дыхание.

– Это не по-настоящему… Ты ушла… Ты бросила меня, – срывающимся голосом говорит он, едва шевеля губами.

Его рука, дрожащая, ослабевшая, поднимается и накрывает мою, ту, что я держу на его груди, и в этом жесте больше боли, чем в любых словах, потому что я понимаю – он считает, что это всего лишь галлюцинация, что я ему мерещусь.

– Я здесь, я не ушла, – отчаянно шепчу я, крепче сжимая его ладонь в своей. – Я с тобой, слышишь? Я здесь, Габриэль.

Сквозь слёзы я лихорадочно шарю по его карманам, надеясь найти телефон, но они пусты.

Проклятье. Где его телефон? Почему его нет?

Я пытаюсь приподнять его, чтобы добраться до задних карманов, но там тоже ничего нет. Отчаяние накатывает с такой силой, что мне хочется закричать.

– Кто-нибудь! – голос срывается, но мне плевать. – Помогите! Ради бога, помогите!

В этот момент я слышу резкий визг тормозов. Резко оборачиваюсь, сердце с силой ударяется о рёбра, когда я вижу, как на дорогу вылетает чёрный фургон, и на мгновение мне кажется, что всё это – чудовищное совпадение, но внутри уже зарождается тревожный, леденящий страх.

Двери с грохотом распахиваются, и я едва успеваю вдохнуть, прежде чем из машины выскакивают несколько мужчин в масках.

Волна ужаса накрывает меня с головой, лишая способности двигаться.

– Помогите! – в отчаянии вскрикиваю я, но уже понимаю, что помощи от них ждать не стоит. – Нам нужно в больницу, он истекает кровью, пожалуйста!

Но они даже не смотрят на Габриэля. Их цель – я.

Они хватают меня, грубо дёргают назад, и я едва не падаю, но успеваю вцепиться в его рубашку, цепляюсь за неё, как за последнюю надежду, царапаю ногтями ткань, кожу, кровь размазывается по моим ладоням, но я не отпускаю.

– Нет! Нет! Габриэль, не позволяй им забрать меня! – я почти не вижу его за пеленой слёз, но он начинает двигаться, слабо тянет руку ко мне, пытаясь дотянуться, но его пальцы лишь касаются воздуха.

И тогда они начинают его бить.

– Остановитесь! – кричу я, яростно дёргаясь, но меня лишь сильнее сжимают, прижимая к чьей-то твёрдой груди, руки сжимают так сильно, что боль пронизывает плечи.

Габриэль стонет, его тело снова падает на землю, и я захлёбываюсь слезами, когда вижу, как его ноги подёргиваются от ударов.

Что-то грубое и тёмное набрасывают мне на голову, дыхание перекрывает тяжёлая ткань, внутри всё переворачивается от липкого страха. Я пытаюсь сопротивляться, но кто-то сильный хватает меня за талию, рывком поднимает в воздух и тащит прочь.

Я чувствую, как меня швыряют внутрь, сталкивают с холодным металлическим полом, ладони касаются чего-то липкого, и мне становится дурно. Дверь захлопывается с грохотом, и тьма окутывает меня, погружая в бездну неизвестности.

Глава 8

Я найду тебя…Я слышу песню твоего едва бьющегося сердца. На земле – частички от развалившегося мира. Просто держись, Потерпи ещё немного… Я найду тебя здесь, внутри темноты. Я прорвусь. Не важно, где ты. Я найду тебя,

Ruelle «Find You»

Габриэль

Я смотрю в бездонную пропасть ночного неба, пока дождь льётся на меня, отбивая сбивчивый ритм моего сердца. Тьма вновь подбирается всё ближе, затягивая меня в себя. Она была единственным светом в моей жизни, но теперь всё снова окутано мраком.

Я моргаю, пытаясь сфокусироваться на расплывчатом силуэте, стоящем надо мной. Она так красива.

– Беатрис…

Её имя всегда приносило мне тепло. Я хватаюсь за это чувство, как за спасательный круг, надеясь, что оно заглушит пронизывающий холод ночи и поток дождя, хлещущий по коже.

Образ наклоняется, её пальцы тянутся к моему лицу.

– Тебя здесь нет, – шепчу я. – Ты не настоящая. Ты ушла… Ты бросила меня.

Зрение начинает меркнуть, как будто мир тускнеет вместе с моим дыханием.

– Габриэль, я здесь, с тобой, – звучит её голос. Тёплый. Родной. Но я знаю – это лишь эхо.

Её больше нет. Она не вернётся.

Боль в груди усиливается, тяжесть нарастает, будто кто-то положил камень прямо на сердце. И тут образ Беатрис вдруг вскрикивает, судорожно оглядывается по сторонам и кричит:

– Нет! Нет! Габриэль, не дай им забрать меня! Габриэль!

Наши пальцы едва соприкасаются, прежде чем на меня обрушиваются удары – кулаки, ноги, грубая сила. Я резко прихожу в себя. Рывком тянусь к её руке.

– Нет, остановитесь! – кричу я, захлёбываясь страхом.

– Габриэль! Нет! Не позволяй им забрать меня! Габриэль!

Удар в лицо. Всё расплывается. Пространство и звук уходят в белый шум.

– Ты не добил его!

– Да он почти труп, братан. Но если хочешь – я могу закончить.

– Нет, валим. Нас могут засечь. Мы взяли, что хотели. Стрелять в него – это было просто… ради удовольствия.

***

Яркий свет бьёт в глаза, когда я то проваливаюсь в небытие, то всплываю обратно на поверхность сознания. Сквозь плотный туман начинают пробиваться голоса.

– Доктор, он будет в порядке?

– Слишком рано говорить что-то наверняка. Операция прошла успешно, учитывая, как глубоко застряла пуля… но он потерял много крови.

Пауза. Кто-то шумно выдыхает. Затем другой голос:

– Беа нашли?

– Нет. Её никто не видел. Её нет в пентхаусе, ни в отеле Луки, ни у родителей. У Клары был её телефон на свадьбе, так что с ней не связаться. Никто не знает, куда она могла исчезнуть.

Голоса начинают перекрывать друг друга.

– Он взбесится, если очнётся и её рядом не будет.

– Где мой ребёнок? Где моя дочь?!

– Синьора Бьянки, все наши люди заняты её поисками…

– Какие вы к чёрту люди?! Что вы с ней сделали?!

– Надеюсь, Габриэль очнётся, чтобы я мог убить его собственными руками.

– Клара, это не поможет. Ни тебе, ни кому бы то ни было.

– Я сам разберусь с Габриэлем. Если и когда он очнётся. А пока… мне нужно, чтобы ваши люди проверили камеры у всех входов.

– Ты здесь не отдаёшь приказы, Тициано.

– Хватит! – резко прерывает всех твёрдый голос. – Вы вообще помните, что находитесь в чёртовой больнице? Всем – выйти. Домани, я сообщу, когда он придёт в себя.

– Не говорите ему, что Беа до сих пор не нашли. Сначала нужно проверить все записи с камер.

– Как скажешь… Надеюсь, с Беатрис всё в порядке. Она не заслуживала оказаться в самом эпицентре этой истории.

– Он не хотел, чтобы всё вышло именно так. Просто… у него не осталось времени, чтобы найти другой выход.

***

– Учитывая всё, что произошло, Габриэль, ты достаточно окреп, чтобы выписаться. Я оформлю рецепт…

– Не нужно, Пиа.

– Не пытайся быть героем, – строго говорит она.

– Я и не герой, ты это знаешь.

Она кладёт ладонь поверх моей и мягко сжимает.

– Я верю, что всё ещё можно исправить. Ты можешь.

Мне хочется усмехнуться, но я лишь тихо киваю.

Дверь палаты с грохотом распахивается, и внутрь влетает Розетта в сопровождении своих охранников.

– Пиа! Ну как там мой племянник?

– Жив, – холодно отвечает Пиа, даже не поднимая глаз. – Хотя какое тебе до этого дело?

– Осторожнее с тоном, Пиа.

– Я никогда не работала на тебя, Розетта. И терплю тебя здесь лишь по одной причине – Мариэлла. Она была моей лучшей подругой. А Габриэль… я любила его с самого рождения и всегда о нём заботилась.

– Но ты его не растила, верно? – с ледяным взглядом парирует Розетта. Её голос – прямой вызов.

– Хватит, – тихо, но твёрдо произношу я.

Поворачиваюсь к Пиа, беру её за руку.

– Спасибо, Пиа.

Подношу её ладонь к губам и целую.

– Спасибо, что была рядом.

Её суровые серые глаза на мгновение смягчаются, когда она смотрит на меня.

– Конечно, дорогой. Тебе придётся менять повязку каждый день. Я могу приходить по вечерам и помогать, если захочешь.

Я качаю головой.

– Я справлюсь. Но спасибо.

– Хорошо. Навещу тебя через неделю – проверю, как заживает рана.

Она чуть крепче сжимает мою руку и, не удостоив Розетту даже взглядом, выходит из палаты. Розетта тут же высокомерно поднимает подбородок, отворачивается и с нарочитой грацией направляется к креслу у окна.

– Уверена, Домани уже всё тебе рассказал. Имя Тициано последние несколько дней не сходит с первых полос. А эти видео с приёма… – она театрально закатывает глаза. – Разлетелись по всем платформам. Скандал на всю жизнь.

Она фыркает с насмешкой, будто это её развлекает.

– Именно так мы и хотели, чтобы всё сложилось? – я глубоко вдыхаю. – Нет. Это не то, чего я хотел. Ты потянула меня ко дну вместе с собой.

– Ох, не будь таким драматичным, Габриэль, – протягивает она, скрещивая ноги и откидываясь в кресле. – У нас есть люди, которые уже вычищают твоё имя отовсюду. В прессе – Барроне, не Ди Маджио.

Она усмехается, словно уже выиграла эту партию.

– Должна признать, было довольно трогательно наблюдать, как Домани и твои громилы защищали её от этого шовинистического хряка – вашего nonno – деда, – усмехается Розетта. – Насколько же он сумасшедший, если умудряется обвинять её в том, что случилось?

Аппарат у кровати начинает судорожно пищать, фиксируя скачок моего пульса, пока я слушаю, как она цинично издевается над чёртовой ситуацией, которую сама же и развязала.

Перед глазами всплывает образ Орсино – как он грубо схватил Беатрис, потряс её, а затем ударил так, что она рухнула на пол.

В этот момент дверь резко распахивается, и в палату врывается Домани. Увидев Розетту, он замирает.

– Какого чёрта ты здесь делаешь?

– Нельзя так разговаривать с семьёй, – укоризненно говорит она.

– Семья? – Домани фыркает, в голосе – отвращение. – В моих венах не течёт твоя кровь. И слава богу. Для тебя семья – это просто расходный материал. Я встречу тебя так, как ты того заслуживаешь.

Он переводит взгляд на меня, уже спокойнее:

– У меня есть записи с камер наблюдения с близлежащих зданий. Ты уверен, что хочешь смотреть их прямо здесь?

Он явно пытается выдавить Розетту из комнаты, но мне сейчас не до интриг. Мне нужно знать. Мне нужно знать, что случилось с Беатрис.

– Я не хочу терять ни секунды, Дом.

– Только не говори мне, что ты помогаешь Тициано искать её, – ядовито бросает Розетта, не в силах скрыть раздражение.

– Я ищу свою жену! – кричу я. – И если тебя это не устраивает – убирайся к чёрту. Но знай одно: если я выясню, что ты хоть как-то причастна к её исчезновению… будь ты хоть семьёй, хоть кем угодно – ты ответишь за это. Клянусь.

– После всего, что я сделала ради тебя… – её голос дрожит. – Я воспитывала тебя, держала на руках, когда ты плакал ночами, Габриэль… Я оставалась рядом, когда тебя мучили кошмары неделями. И вот как ты мне отплачиваешь?

Она отворачивается, сдерживая слёзы.

Словно накатом, меня захлёстывает вина. Я вспоминаю, как она сидела у моей кровати, гладила меня по волосам, пока я не засыпал. Как я находил её, уснувшую на полу в моей комнате, обняв подушку, чтобы не разбудить меня.

Я медленно поднимаюсь с больничной койки и подхожу к ней. Обнимаю её одной рукой – другой, всё ещё перебинтованной, не могу пошевелить.

– Тётя… Ты знаешь, как я ценю всё, что ты для меня сделала. Ты приняла меня, когда могла просто отвернуться. И я навсегда останусь тебе за это благодарен.

Она слегка отстраняется, всматриваясь в моё лицо, как будто хочет понять, остался ли в нём тот мальчик, которого она когда-то утешала по ночам.

– Но… Беатрис – моя жизнь. И я не остановлюсь, пока не найду её. Что бы это ни стоило. Я сожгу весь мир – с теми, кто её похитил, и с теми, кто причиняет ей боль. Всем придётся ответить.

Розетта молчит. Несколько секунд она просто смотрит на меня – пристально, изучающе. Затем кивает и вытирает слёзы с лица. И, впервые за всё это время, её взгляд – не обвиняющий, а понимающий.

– Я понимаю, Габриэль. – Её голос становится тише. – Но кто заставит тебя ответить за то, что именно ты первым причинил ей боль?

Я сжимаю челюсть, чувствуя, как напряжение пульсирует в висках.

– Я должен был справиться с этим лучше. И теперь проведу остаток своей жизни, пытаясь всё исправить.

– А если она больше не захочет иметь с тобой ничего общего?

Я отворачиваюсь, расстёгивая фиксирующую повязку. Домани молча подаёт мне рубашку. Я с трудом натягиваю её через плечо, морщась от боли при каждом движении.

– Габриэль, – не унимается она, – ты готов к тому, что больше не занимаешь места в её сердце?

– Я готов ко всему, – отвечаю сдержанно.

Но внутри – всё обрывается. Потому что правда в том, что я не готов. Это разрушит меня.

– Если бы это было так, Габриэль, – спокойно произносит она, – тебя бы сейчас здесь не было.

Я не отвечаю. Просто перевожу взгляд на Домани:

– Покажи записи.

Он встречается со мной взглядом, и на миг задерживается на Розетте. Челюсть подёргивается. Потом, ничего не говоря, он разблокирует айпад.

Его брови сдвигаются, он открывает несколько вкладок, переключается между экранами, что-то ищет.

Я отворачиваюсь, натягиваю спортивные штаны, стискиваю зубы, едва справляясь с болью, когда наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.

– Ну? – говорю, заметив, что он всё ещё ничего не показывает.

– По какой-то причине видео не загружается. Я проверял его с Микки перед тем, как прийти сюда, – говорит Домани, набирая номер.

– Йо, – отвечает Микки.

– Видео не открывается.

– А ты пробовал выключить и снова включить айпад.

Домани закатывает глаза.

– Готов поспорить, ты давно ждал момента, чтобы это сказать.

– Разумеется, – усмехается Микки. – Ладно, дай пару секунд, я попробую подключиться удалённо…

– Мне нужно на встречу. Сообщи мне, что выяснишь, Габриэль, – вмешивается Розетта. Она подходит ко мне, целует в щёку. – Домани, скажи Микки, пусть отправит мне запись.

– Конечно, – отвечает Домани, не отрывая взгляда от экрана.

Она целует его в щёку – жест, лишённый тепла – и уходит, сопровождаемая двумя охранниками.

– Ладно, я в системе, – слышится в динамике голос Микки. – Сейчас просто нажму и… Подожди.

Он замирает.

– Я сам разберусь, Микки, – резко перебивает его Домани. – Я просто не хочу, чтобы Розетта увидела это видео. Она не знает, что именно Беа выстрелила в Габриэля. Ты слышал, как она просила отправить ей запись? Отправь что угодно – фрагмент, запись с кухни, неважно. Но не это. Понял?

– Конечно, Дом… – Микки делает паузу. – Но, слушай, всё это выглядит странно. Семья разваливается на глазах. После свадьбы… Розетта пошла против Босса, а теперь мы – против неё… Никогда не думал, что всё зайдёт так далеко.

Он ненадолго замолкает, затем добавляет:

– Не пойми меня неправильно, Босс, но… стоит ли Беатрис всего этого? Я имею в виду… ты же видел видео. Она чуть не убила тебя, чувак. Не хочу показаться грубым, но… это вообще та женщина, ради которой ты готов сжечь всё?

– Но не убила. И да, она стоит всего этого, – отвечаю твёрдо, раздражённо. – И я лично разберусь с каждым, кто стоял за планом Розетты, Микки.

– Раз уж речь зашла, хотел бы воспользоваться моментом и напомнить: к тому секс-видео я не имел никакого отношения. Качество, во-первых, было ужасное, а во-вторых – если внимательно посмотреть на татуировки на груди Федерико, сразу видно, что это не ты. Хотя… на первый взгляд…

– Микки!

– Да, босс?

– Я знаю, что это был не ты. Выражение твоего лица, когда запись включилась, сказало больше, чем тысяча слов, – говорю я спокойно. – И спасибо, что так быстро достал видео.

– Без проблем. И раз уж ты собираешься его смотреть – сразу скажу: номера на машине фальшивые. Дуко выяснил, что полиция уже расследует серию ограблений, где использовались аналогичные авто. Если он прав, то мы имеем дело с ирландо-итальянской группой. А эта конкретная банда связана с несколькими нашими конкурентами. Включая Диего.

Я сжимаю челюсть.

– Включай видео.

Домани нажимает на кнопку, и экран оживает.

Я всегда любил, как она жестикулирует, когда говорит. Даже в этом – она была живой, настоящей.Беатрис бежит, а потом резко замедляется, заметив меня. В её руке – пистолет. Второй рукой она размахивает, явно что-то говоря.

Затем – выстрел. Меня отбрасывает назад, и будто синхронно с этим я снова ощущаю жгучую боль в груди. Она смотрит на меня несколько секунд, неподвижно. Потом поворачивается, словно чтобы уйти… но вдруг останавливается.