Эльфийский бык – 3

Да и самому было неспокойно.

И теперь это неспокойствие уже нельзя было объяснить волнением за сына, хотя…

Евгений нажал кнопку, блокируя дверь в кабинет. С той стороны над нею вспыхнет красный огонь артефакта, предупреждая, что не стоит беспокоить главу рода.

Пара защитных экранируют жилое крыло особняка. А здесь… сила смерти отозвалась, расползлась полупрозрачным покрывалом. А Евгений, стянув туфли и ослабив галстук, улёгся на ковре.

Прикрыл глаза.

И руки на груди сложил.

Если бы кто вошёл в кабинет, он, пожалуй, принял бы и самого Сумарокова за покойника. И нельзя сказать, что сильно ошибся бы. Нет, Сумароков определённо дышал. И сердце его, пусть медленно, но билось в груди. Однако сила, которой его то ли наградили, то ли прокляли, тоже оказывала влияние на тело.

Теперь эта сила поднималась.

Расползалась.

И закручиваясь тонкими спиралями уходила вверх, туда, где обретались мёртвые ветра. Их дыхание обожгло холодом, но Сумароков выдержал и его, и страх. Надо же, сколько раз случалось сюда подниматься, а страх никуда не делся.

Но и как много лет тому, Сумароков с ним справился.

А затем сотворённый им Чёрный Феникс расправил крылья. И там, внизу, в особняке, кто-то поёжился от холода. Со звоном оборвалась струна гитары где-то в домике для прислуги. И люди замолчали. Пусть они не способны были увидеть, но всё равно ведь чувствовали.

Пускай.

Феникс сделал круг и ещё один, а затем, взмахнув крылами, в перья которых вплёлся Мёртвый ветер, направился к северу.

Расстояние на грани возможного, да и увидит Сумароков не так и много…

Достаточно.

Сперва он ощутил поток силы, поднимающийся от земель. Такой вот, вполне сформированный, а главное с горьким привкусом оборванных до срока жизней. И уже одно это заставило Феникса закричать и взмахнуть крылами, уклоняясь от… тьмы?

Той самой?

Той, что когда-то едва не уничтожила сам род?

Той, что…

Сумароков ощутил, как натянулись до предела нити, удерживающие его сознание в Фениксе, и как сам Феникс рвётся, желая поглотить всю силу, такую близкую.

Сладкую.

Ничью.

И резким усилием воли развернул птицу.

Бегство? Пожалуй… он очнулся в своём кабинете, лежащий на полу и дышащий тяжко. А когда сел, то понял, что всё куда хуже. Из носа пошла кровь. Да и в груди сердце колотилось слишком уж живое, всполошенное… сил подняться не было.

А ещё тянуло туда.

Звало окунуться в тёмные потоки. Обрести настоящую силу, а не эти огрызки, которые оставили Сумароковым. И тьма нашёптывала, что вот оно, истинное величие…

– Хрен тебе, – Сумароков вытер нос рукавом и всё-таки поднялся. Отключил защиту. И рубашку, стянув, сунул в мусорное ведро. Благо, в кабинете были и другие.

От жены, конечно, не скроется.

Хотя… он и не собирался.

Просто вот… вид крови раздражал напоминанием его, Сумарокова, слабости.

– Галина? – ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кто вошёл. Главное, дышать стало легче, и тьма внутри угомонилась разом. Сила? Истинная… да какой в ней смысл, когда разделить её не с кем. – Галочка, мне нужно будет уехать.

– Вот… опять ты. Дай сюда, – она приложила к носу платок. – Далеко?

– Не так, чтобы очень, но…

– Опасно?

– Да.

– Но ты всё равно поедешь?

Он вздохнул. Как объяснить… надо. Он должен там быть. И подтвердить, что род Сумароковых всё ещё держится выбранной стороны.

– Только ты постарайся недолго… и Женя, девочка волнуется… что-то там с братом. Пропал, кажется… и эти, из имперской безопасности ничего не говорят.

– Разберусь, – пообещал Сумароков. – Со всем разберусь. Ты Инге позвони…

– Что-то с нею?

– С Волотовым.

– Ты поэтому…

Пусть Инга и не была родной по крови, но Сумароков всё равно считал её дочерью. Да и не только в падчерице дело. Дело во всех них. В Лёвке. В брате. В Галине… в Инге вот тоже. В той напуганной девочке, которая так и не поняла, чего же ей ждать. Во многих, связанных с родом Сумароковых. И он не позволит кому-то снова столкнуть этот род во тьму. Не теперь, когда они познали, что такое свет. И Сумароков мягко поцеловал жену.

Глава 7. Где случается первая битва со злом и рассказывается о пользе альтернативных причёсок

– Какая-то странная у вас шпага, сударь…

– Это лом.

Из беседы двух джентльменов.

– …заготовка идёт. В целом-то и неплохо идёт, – Петрович, забравшись на лестницу, обозревал окрестные поля. – Но могло бы и получше. Косилка третья из строя вышла, а Сабуров говорит, что и пятая на ладан дышит. Поправить поправят, но как бы до конца сезону дотянула. Ямы силосные опять же надо бы новые, чтоб еще пару-тройку…

Петрович махнул рукой, когда раздался низкий протяжный звук сирены, перебивая беседу о перспективах сельского хозяйства в отдельно взятом хозяйстве. И Черномор, вполне искренне заслушавшийся, вздрогнул.

– Чтоб вас всех, ироды… Какая падла притащила?! – надо было ящики проверять.

И сумки.

И всё-то…

– Дядько, – рядом нарисовался Васька Амелькин. – Там это… машины прут! Чужие. И Найдёнов говорит, что нагло так.

– Ну так пусть предупредительный даст! – рявкнул Черномор, силясь заглушить рёв сирены. – И заткните уже. А то коровы доится перестанут!

Не хватало…

Задание, чтоб его…

И тут же сердце кольнуло недобрым предчувствием. Найдёнов, конечно, парень сильный и с головой в целом дружит, ну, особенно когда трезвый. Но на посту один, да и отправлен был скорее в наказание, чем из действительной необходимости дорогу контролировать.

Там же ж ремонт.

И яма.

– Давай, собирай наших, – Черномор оглянулся. – Будет тут за порядком приглядывать. Транспорт бы.

Не на школьном же автобусе переться.

– Найдем, – Петрович соображал быстро. – Давай… так, ты… как тебя… ай, не важно. Девочек найди. Они на конопляное поле пошли. Пусть возвращаются и… да, сопровождение дай, а то ведь станется с этих падл…

Речь его прервал глухой звук взрыва.

– Найдёнов! – возопил Черноморенко к небесам.

Машина дымилась в отдалении, перегородивши собой дорогу. На дороге образовалась характерного вида воронка, да и сам автомобиль, судя по внешнему виду, уцелел исключительно благодаря защите. Правда, артефакторные щиты просели, но хотя бы трупов не видать.

За трупы всегда отчитываться муторно.

– Найдёнов! – Черноморенко только и вздохнул. – Я ж сказал, предупредительным…

– Так это… – Найдёнов обнимал трубу гранатомёта. – Думаете, не поняли?

Поняли.

И остальные машины, коих десяток набрался, убрались из зоны досягаемости. Ну, это они так думают.

– Ишь ты… Вепри, – Петрович сплюнул. – Живы ещё, паскуды…

Живы.

Пока во всяком случае. И Черноморенко вот тоже интересно, кто этакую падаль сюда притащил. А главное интересно, с чего это наёмнички так осмелели.

Вона, стоят…

Переговариваются.

– Пойдём, что ли, – Черноморенко отер лысину платочком и подумал, что вид у него не больно подходящий для переговоров. Шорты.

Рубашка с пальмами.

Жена сама выбирала и утверждала, что очень она Черноморенко идёт. Что прямо настраивает на мысли о грядущей пенсии и отдыхе дачном. Чем внушила к рубашке некоторую подспудную неприязнь. А потому, верно, и вытащил её Черноморенко для маскировки и работы в коровнике.

А тут вот.

Переговоры.

Ну кто ж знал?

– Пойдём, – согласился Петрович. – И Рапунцеля своего бери…

– Я Мишка!

– Разговорчики! – рявкнул Черноморенко. – Гранотомет Захарке отдай… на всякий случай. В общем так, твоя задача, Найдёнов, мордой торговать.

– Чего?

– Стоять за спиной и не маячить, но фактом присутствия осложнять потенциальному противнику возможные манёвры, – Петрович ткнул пальцем в сторону машин.

Пара джипов из военных, уж больно вид характерный. И не нашинские. Штаты? Похоже на то… а вот тот, дальний, типа командный.

И всякое паркетное фуфло, которое блестит красиво, но защита дерьмовая.

Так-то и с военных артефакторику снимать положено, когда в гражданские руки переходит, но что-то подсказывало, что взамен снятой Вепри другую поставили, собственного производства, иначе машинка бы их попадания Мишкиного не выдержала бы.

А Черноморенко заприметили.

Вона, тоже троица идут.

– Надо же, какие люди, – Черноморенко ощутил прилив сил и желания набить морду. Одну конкретную лощёную морду, принадлежавшую бывшему подданному Российской империи, а ныне гражданину Соединённых штатов. – И какими ветрами в наши-то широты занесло, Алексин?

– Черномор, – у Алексина щека дёрнулась.

Левая.

Но улыбнулся, демонстрируя белизну и ровность протеза.

– Боюсь спросить, а ты что в этой дыре делаешь?

– Так… к другу приехал, – Черноморенко приобнял Петровича. – И ребяток своих вон привёз. Дай, думаю, отпуск проведём на свежем воздухе. Чтоб сельская, эта, идиллия… коровки там, молочко. Детям молочко очень полезно.

У Алексина дёрнулась и правая щека.

И нос пощупал, небось, вспоминая, как тот в последний раз хрустнул. Эх, надо было добивать, но…

– А ты?

– А я вот заказ получил. Официальный, – поспешил заверить Алексин. – Бумаги все имеются. Пропустишь?

Черноморенко молча скрутил кукишь.

– Не знаю, что тебе пообещал твой наниматель, но мой заплатит больше… он весьма щедр. И умеет ценить по-настоящему сильных людей. Слышал, что у тебя неприятности. Думал, что врут, но теперь вижу, что нет… в отставку отправили? Или в бессрочный отпуск? Ты никогда не умел ладить с людьми, Черномор.

– Может, и так. Но оно-то не мои проблемы.

– Пока… пока не твои… но вот эти земли… по факту они принадлежат моему нанимателю. И он желает их контролировать.

– С хера ли?

– Контролировать?

– С хера ли твой наниматель решил, что эти земли ему принадлежат.

– Есть судебное постановление. И предписание. Мы просто собираемся наложить арест… проследить, чтобы должник не вывез имущество… – Алексин запнулся. – В конце концов, закон на нашей стороне! И сила!

Про силу он как-то неуверенно сказал.

– Знаешь его? – поинтересовался Петрович, до того молчавший.

– Да так, случалось пересекаться. Ещё та погань. Я ему нос сломал. И зубы выбил.

Алексин сделал шаг назад.

– Погоди, – Черномор ухватил его за грудки и подтянул к себе, мягко так, ласково похлопал по плечу. – Ты, конечно, урод и в морду тебе дать страсть до чего охота…

Он сбил пылинку.

– Но я человек разумный. Без повода никого не трогаю. Так что просто не давай мне повода. Собирай своих засранцев и вали… пока можешь.

– Это ты, Черноморенко, – Алексин аж покраснел. – Ты сам… собирай… собирай своих выблядков…

Это он зря.

Хорошие ребята. Бестолковые только, но это от неприкаянности и избытка дури.

– …ты не представляешь, с какой силой вы связались! Думаешь, это вот всё? Тут ведь не только мы… тут ведь…

– Значит, не только вы и поляжете, – Черноморенко сплюнул и отпустил жертву. – Ты ж меня знаешь, Алексин. Я сдохну, но с места не сойду.

– Больной.

– Как есть, больной. Так что ты там передай, чтоб подумали, надо оно вам, с таким больным связываться? Лучше уж скидывайте контракт…

Алексина перекосило.

Интересно с чего бы? Не с того ли, что скинуть этот контракт не так просто?

– И возвертайтесь в свои там… живите мирно и будет вам счастье.

– Ты… не понимаешь.

– Да куда мне… я ж тупой.

– Ты действительно не понимаешь, – он покачал головой и отступил. – У нас выбора нет… тебя ж самого по голове не погладят, если бойню устроишь. Да и правду говорю… у моего нанимателя есть защита. И кому замять это всё… и вообще… меняй сторону, Черномор. Вот что ты видел, помимо задницы? А тут… деньги хорошие. Хватит и тебе, и семье… да внукам останется! Документы. Жизнь… уважение.

– Знаешь, Алексин, – Черненко и отступил на шаг. – Шёл бы ты… к своим. А то ж руки прям чешутся опять тебе морду поправить.

– Ну… смотри… я предупреждал.

Алексин отступил.

И пара мордоворотов, сопровождавших его, тоже отступили. Ишь ты… «Вепри» ныне мордатые пошли. И силушкой от неё веет.

– Вот… скотина, – Петрович сплюнул. – Идём, что ли?

– Отступаем.

Поворачиваться к Алексину спиной Черномор не собирался. Не тот человек.

Три шага.

Белая спина. Пиджак пузырём вздувается. Видно, ехали не всерьёз, на прогулку… руки в карманы лезут.

– Внимание, – тихо произнёс Черномор.

Четыре.

Алексин сжимает кулак.

– Мишка, по готовности…

Пять.

Рука выбирается из кармана, явно тянет что-то… зажигалку? Курить решил, паскуда?

– Дядько… – Мишка вдруг шагнул вперёд. А в следующее мгновенье зажигалка полетела на землю. и земля содрогнулась, расползаясь широкой трещиной. Она стряхнула с себя людей, и Черномор кувыркнулся, ударившись плечом, а потом встал ровно для того, чтобы увидеть, как на них несётся чёрная волна силы.

Он ощутил дыхание её.

Смертный холод.

Вот… твари!

И поднявшись на колено, выставил щит, понимая, что сил его, ещё недавно таких немалых, не хватит, чтобы подавить эту вот волну.

Паскуда.

Как есть паскуда.

Запретный артефакт?!

А потом увидел, как Мишка встряхивает головой, и коса его дурацкая рассыпается. Как вспыхивают золотом волосы и летят навстречу тьме, пробивая её насквозь. И следом вспыхивает уже тьма, впитывается, а волосы, наполненные этой вот силой поднимаются, раскрываются то ли хвостом павлиньим, то ли хреновым нимбом. Главное, что поверху будто искры проскакивают.

– Дядько… – голос у Мишки тоже удивлённый. – А можно, я отвечу? А то чего они…

– Ответь, Мишенька, ответь… – Черномор дрожащею рукой пот со лба стёр. – А то и вправду, чего они…

Мишка выкинул руки и с раскрытых ладоней сорвались клубки черноты, которые устремились к скопищу машин. Причём как-то так скоренько устремились…

– Очередью, Миха! Очередью глуши… – подскочил Васька и спохватился тут же. – Это… предупредительной… очередью.

Что-то бахнуло.

И потом снова. Громыхнуло. Завоняло разлитым бензином, а потом и вовсе гарью. Впереди, подскочив, кувыркнулся в воздухе военный джип, чтобы рассыпаться от удара о землю. Дымил паркетник, выпуская клубы черной копоти.

– Хватит уже, – Черномор не без опаски приблизился к Мишке, волосы которого шевелились, точно змеи. – А то ещё выйдет чего… не того.

– А того – не выйдет, – поддержал Петрович. – Ишь… хорошо уходят. Но вернутся. А я тебе говорил, что надо вышки ставить.

– Ты мне говорил, что надо силосные ямы копать!

– И ямы. А над ними вышки. Пулемётные. Чтоб силос не воровали. А то ж люди пошли, ни стыда, ни совести.

– Маруся, – Иван чувствовал себя… да отвратительно чувствовал.

Нет, оно, если разобраться, то он не виноват.

Или виноват?

Никто ж не заставлял пить. А он пил. И не пойми что. И потом тоже… пусть даже тут репортёров нет и в газетах о его дури не напишут, но этот факт успокаивал слабо.

На газеты было плевать.

На тех, кто их читает, тоже.

А вот перед Масусей показаться было даже не боязно – стыдно. Будто вот он взял и выходкой своей перечеркнул всё прекрасное, что было. Хотя если подумать, то что было-то?

То-то и оно, что лишь дурь.

То яма.

То дом развалят.

То вовсе коноплёй поля засадят, разрешения не испросивши. А теперь вот и это ещё. И спрятаться бы. Выждать денёк-другой… бабушка вон и за пару часов успокаивалась, но с другой стороны, мало ли что за эти пару часов произойти может?

– Да не боись, – сказал Император уверенно. – И вообще, ей от тебя деваться некуда. Видишь.

И показал блог бабушки.

С поздравлениями.

– Так что цветы в зубы и пошёл извиняться.

Собственно говоря, Иван так и поступил. Цветы или нет, но лозоцвет, сжалившись, не иначе, сообразил ветку с ярко-лиловыми и бирюзовыми листочками, которая выглядела вполне себе оригинально. И ещё чемодан вернул, почти даже целый. Во всяком случае одежда в нём была мятая, но относительно чистая. А что дыры… мода такая.

Иван это себе и повторил.

И вооружившись нечеловеческой решительностью двинулся к конопляному полю. Если что, можно будет соврать, что на него смотреть и пришёл. Согласно возложенным на него обязанностям.

Уколосность там пощупать.

Жирность.

И в целом так…

Маруся стояла на краю поля, глядя на коров и коноплю. И одна…

– Привет, – она повернулась и честно попыталась сохранить спокойное выражение лица, но не вышло. Маруся фыркнула и… расхохоталась. – И-извини.

– Да ничего, – Иван провёл по волосам.

Да как волосам.

Пушок пробивается. И пробиваться будет долго, если это дело не ускорить. Но ускорять пока страшновато. Коноплёвый самогон в организме бродит и поди-ка, пойми, чего из него выбродится.

– Говорят, на упыря похож.

– Есть немного…

– Вот, – он вдруг понял, что понятия не имеет, как дарить цветы. Нет, случалось раньше. Но там букеты из цветочных лавок. Дизайнерские. А тут вот… вот…

Ситуация, главное, дурацкая.

– Извини, пожалуйста, – сказал Иван, хлопнув по коровьей морде, которая к побегу сунулась. – Сам не знаю, что на меня нашло. Ты говорила, что у вас сыр есть. От дури…

– Бывает.

– Продашь килограмм пять?

– Не уверена, что оно тебе надо. Хотя… попробовать можно.

– Ты… не сердишься?

– А должна?

– Понятия не имею. Но мне стыдно. По-настоящему… раньше как-то… не так было. Нет, ты не подумай, что я пью… то есть, пью.

Он окончательно запутался. А веточка лозоцвета обвила Марусино запястье этаким украшением.

– А его укоренить можно? – она погладила листочки.

– Понятия не имею. Не пробовал. Хотя, наверное… а зачем? Он ведь в дом вырастет.

– Ну… можно поставить и дом. Тут Анька предложила ретрит организовать.

– Хорошая мысль.

– Ага… приедут её подписчицы, типа пожить несколько дней. Подышать свежим воздухом. Погулять по конопле в обнимку с коровами… она как это… – Маруся щёлкнула. – Ваккотерапия. Анька сказала, что иппотерапия есть, то есть с лошадьми общение, а у нас с коровами. А корова на латыни…

– Может и получиться. Тогда да… дом будет к месту. Особенно, если такой же… общинный. Я… попробую?

– Попробуй, – согласилась Маруся и слегка покраснела. Иван тоже понял, что краснеет, причём совершенно беспричинно. Зато корова краснеть не стала, томно вздохнула и лизнула в щёку, никак приободрить пытаясь.

– Ты на самом деле прости… я в жизни больше пить не сяду с Сабуровыми. Да и вообще… пьяный маг – горе в семье.

Она снова рассмеялась.

И Иван улыбнулся.

– Волос жаль… – Маруся шагнула навстречу. – Когда ещё отрастут…

– Вообще-то можно чуть ускорить. Есть заклятья…

– Как у Найдёнова?

– Уже знаешь?

– Кто не знает. Девчонки даже побить его думали.

– За что?!

– Ну… они вон косы сызмальства растят. Холят, лелеют, травы всякие выискивают, чтоб потолще… а он раз и коса.

– Он не виноват. Это ж я… не надо его бить. Он так-то нормальный. Только…

– Не знал, что пить с Сабуровыми нельзя, – кивнула Маруся.

– Теперь, думаю, все поняли. Так где сажать будем?

Маруся огляделась.

– А давай… вот тут. Смотри, край поля… – она сняла росточек и воткнула в землю. – Накрыть чем-то надо? Полить…

– Погоди. Просто придержи.

Иван опустился рядом и накрыл Марусины ладони. Сила коснулась силы и, сплетшись странным образом вместе, причём так, будто только этого и не хватало, потекла в тонкий стебелёк, а потом от него к земле. И отклик пришёл сразу. А стебелёк дрогнул и потянулся.

Вот так.

– Сейчас он корни даст… только быстро не вырастет. И вообще не уверен, что что-то да вырастет… из меня эльф, как…

– Хороший из тебя эльф, – заверила Маруся.

И в глаза посмотрела.

И оказалось, что отвести взгляд крайне сложно. Невозможно почти… да и не хочется совершенно. А хочется просто сидеть, смотреть и глупо улыбаться.

Где-то далеко что-то громыхнуло.

А сзади подкрался Яшка и, положивши голову на плечо Ивану, испустил печальный вздох, окончательно нарушив очарование момента.

Глава 8. О перспективах трудоустройства и правильных знакомствах

Хорошо быть женщиной. Живёшь и знаешь, что твоё место на кухне. А каково нам, мужикам? Ищи себя в этом большом и жестоком мире.

Из клуба анонимных мужчин

Леший задумчиво смотрел на небо. Небо проглядывало в прорехи крон и было голубым да ярким. Чуть ниже покачивались ветки деревьев. И в целом Лешего наполняло странное, давно позабытое чувство спокойствия.

– А в деревне вчера гуляли, – произнёс Ворон, жуя травинку. – Хорошо гуляли…

– Завидуешь?

– Я? Завидую… да, я завидую! Они вон там… музыка, гармонь, хороводы и девицы. А у нас – комарьё с медведями.

Медведь со вчерашнего вечера бродил по опушке и тоже выглядел печальным. Даже подумалось, что жизнь ныне пошла такая, что и медведи в меланхолию впадают. А когда тот сел, уставившись куда-то вдаль, в сторону деревни, Леший испытал острое желание подойти, приобнять и сказать, что всё образуется.

Всенепременно.

– Ты женат, какие тебе девицы?

– Ну… гармонь с музыкой и женатым можно. И вообще, Леший, жизнь после свадьбы не заканчивается, что бы ты сам себе не придумал.

– Ага.

Надо было вставать, но лень…

Весняна опять ушла на свою ферму, хотя это Лешему категорически не нравилось. Малявка, если и приходила, то редко, потому как бабушка София оказалась слишком уж заботливой.

И наверное, можно сказать, что установился некое равновесие, но…

– Залесский, кстати, жениться надумал.

Ворон категорически не умел или не желал молчать.

– Который?

– Оба. Но спорим, младший раньше решится предложение сделать?

– В жопу иди…

– Не интересно с тобой, шеф… – Ворон не обиделся, но ещё одну травинку сорвал. Вот авитаминоз у него, что ли? Хотя… сухпаёк уже и у Лешего вызывал глухое раздражение, несмотря на свою исключительную питательность и сбалансированный состав.

Хотелось несбалансированной картошки с вредным жареным салом.

И ещё чего-нибудь.

Для души.

Додумать Леший не успел, поскольку пришёл сигнал вызова. Благо, сегодня связь работала более-менее стабильно.

– Ну и чего в верхах хотят? – поинтересовался Ворон, во время сеанса выразительно молчавший. Сейчас молчание, как и сеанс, завершилось, и Ворон заговорил, пихая в рот уже какие-то тонкие стебелёчки. – Чего? Это заячья капуста! Мы в детстве её знаешь как ели…

– Смотрю, не больно-то вырос.

– Кисленькая. На, сам попробуй.

– Да знаю я… помыл бы хоть, а то ж пронесёт ещё. Загадишь сосны, где сидеть будешь?

– Злой ты, Леший. А всё почему? Потому что у тебя жены нету. И воспитывать тебя некому… – Ворон поднялся и потянулся. – Так чего хотели?

– Хотели, чтоб я в Осляпкино это пошёл. И нашёл там одного человечка, которого Иннокентием кличут. Говорят, очень важный свидетель, а потому надо доставить в центр в целости и сохранности.

– Ага… и с бантиком на шее. Главное, бантик туго не пережимать.

– Пережимать вообще не надо. Там какие-то свои мутки… я так и не понял, но требуют доставить и поскорее, и целым или хотя бы живым.

Леший поднялся и потянулся.

Хоть какое-то дело, а то он и сам в этом лесу дуреть начинает. Мысли вон в голову всякие лезут. О женитьбе. И главное, так настырно лезут.

О том, что Даньку надо бы вывезти, если уж сама Весняна уезжать не хочет.

И её бы тоже.

Долги закрыть недолго, тут сбережений хватит. Потом уже можно и разбираться, по праву их сняли или нет. Вон, приятель Мазина утверждает, что можно даже без самой Весняны, на доверительном или доверенном представительстве… да и по фигу, если честно. Денег Леший ещё заработает, а их оставлять тут опасно.

И он же ж предлагал.

Сегодня вот.

А она только головой покачала. Мол, обязательства. Слово… было бы кому это слово давать. В общем, мысли в голове путались, раздражение крепло, душа требовала любви или хотя бы борща с картошкой. Тут ещё этот… Иннокентий.

– Пойдёшь?

– Объект добро дал. Там его Черномор страхует. А я вот и вправду прогуляюсь.

Леший потёр шею.

– Прикрыть?

– Скорее уж направление контролируй. По возможности не вмешивайся, но если вдруг… по трупам – третья форма отчётности.

Ворон вздохнул. Бумаги он не любил категорически. И теперь явно прикидывал, не проще ли потенциальные трупы безо всяких сопроводительных форм притопить в болотце, благо, оно небольшое, но достаточно глубокое.

– И чтоб порядки мне тут… – сказал Леший, изменяя форму. – Блюли.

– Ублюдём! – как-то слишком уж поспешно пообещал Ворон.

Потрёпанные джинсы.

Мешковатая куртка с капюшоном. И футболка среднего уровня заношенности. Внимание Леший, конечно, привлечёт, тут и думать нечего. Городишко этот плотно контролируют, как показывает предыдущий опыт. Но… документы у Лешего есть. Хорошие. Почти как настоящие, а может, и настоящие, кто их там, в снабжении, знает.