Эльфийский бык – 3

– Эй, Вихров! – заорал тип с револьвером и ткнул им же, но в другое место. – У нас тут эльфийский посол!

И заржал.

И те, на машине, тоже рассмеялись.

Ну да, вероятно, нынешний вид Калегорма была далёк от привычного в посольстве, однако следует понимать, что в джинсах и майке путешествовать много удобнее, даже если идёшь тропой. Калегорм подумал, что, верно, стоит извлечь парадное облачение, прихваченное для случая, если понадобится представлять интересы юноши.

Потом подумал, что юноши здесь нет.

– Ты… посол… не пошёл бы? – схохмил тип и опять пистолетом ткнул.

– Куда? – уточнил Калегорм.

– А вот… к нам… в гости, – и указал на машинку.

Джип.

Военного образца, пусть и переданный для гражданских нужд, но обводы и вот эти черные наросты, под которыми скрывались щитовые установки, не спрячешь. Разве что артефакты или разрядились, или были демонтированы. Во всяком случае, энергетическое поле виделось Калегорму весьма разреженным.

– Мужик, ты что, тупой? Двигай, кому говорят… посол ссаный.

И слова тип поддержал оплеухой, которую отвесил со всего размаху и так, что Калегорм от неожиданности – всё же послом он был последнюю сотню лет и как-то привык что ли к собственной физической неприкосновенности – эту оплеуху пропустил.

Более того, перчатка на человеке была артефакторной.

С усилителем.

И сила удара оказалась такова, что Калегорма опрокинуло.

В куст.

В тот куст, под которым мочился человек.

И гогот его товарищей окончательно разрушил путы разума.

– Шевелись, урод ушастый, пока я тебе тут…

Человек не успел понять, как умер.

Наверное, если бы так и не случившаяся медитация, Калегорм сумел бы смирить и гнев, и иные эмоции, теперь напрочь затмившие разум. Всё же работа послом накладывала свои ограничения.

Он бы попытался договориться.

– …ты это снял? Во ржака…

Донеслось от машины.

– Эй, ты чего творишь! – до них, кажется, начало доходить. И громко резко бухнул выстрел. Завоняло порохом и железом, но пулю Калегорм отвел рукой. Сила, почти остановившая движение в его теле, что и заставило осознать близость финала, вдруг покатилась волной.

– Вот…

И обозвали нехорошо.

Ладно, послов обзывали. Это случалось не единожды, особенно во времена прежние, когда правители часто изволили себе выражать свои мысли прямо, не особо заботясь о чужих чувствах.

Град пуль затарабанил по щиту.

Послов и казнили.

Вешали.

Рубили головы. Эдайма Печального, отправленного в году тысяча четыреста тридцать седьмом на острова Ирландии, вовсе четвертовали. А его прадеда еще прежде зашили в мешке со змеями, но это уже было в Пустынном Халифате.

Да и выжил он.

В отличие от правнука.

Не важно. Главное, что никогда ни в одной стране на посла не мочились! Этого оскорбления душа снести не могла. И лук предков сам лёг в руку.

– Чё он творит? – нервно поинтересовался кто-то, перезаряжая. – Конь, да вальни ты по нему от души! Тоже маг…

Человек привстал над машиной и над головой его закружила сила.

Маг, стало быть.

Уровень третий-четвертый, чего вполне хватит произвести впечатление на местных. И все эти искры-огоньки оттуда же, от желания впечатлить. У Калегорма такого желания не было. Поэтому стрела просто пробила защитный полог и лобную кость аккурат над переносицей.

– Мать…

Кто-то заорал.

Кто-то полез на заднее сиденье, явно пытаясь отыскать оружие помощнее. А вот водитель завёл мотор. Калегорм вытащил ещё стрелу.

Джип дёрнулся и задом выполз на дорогу, неуклюже развернулся. При этом люди, оставшиеся в нём, продолжали стрелять, явно надеясь пробить щиты количеством.

Калегорм наложил стрелу, раздумывая, как поступить.

С одной стороны не он был инициатором нападения. С другой инцидент определённо мог обострить отношения с Империей…

Что-то бухнуло.

И машина, подпрыгнув, кувыркнулась и слетела с дороги, избавив Калегорма от моральных терзаний. Впрочем, лук убирать он не стал. Переступил через покойника, лежавшего смиренно и в таком виде вызывавшего куда большую симпатию, чем в исходном, и подошёл к горящему автомобилю.

Пламя охватила его целиком и сразу.

И происхождение имело явно непростое.

Калегорм покачал головой и, влив толику силы, погасил огонь. Не хватало ещё лес поджечь. Он задрал голову, убедившись, что солнце окончательно поднялось. Посмотрел на дорогу, но других машин на ней не было.

Обернулся к трупу.

И вздохнув, вытащил сотовый. Геометку надо поставить, всё же тела стоит подобрать. Заодно пусть на артефакты проверят. Что бы там ни рвануло, оно было явно незаконным и нестабильным.

Впрочем, это не было проблемой Калегорма.

Он вышел на дорогу и сверился с телефоном. Да, место правильное и до Подкозельска оставалась пара коротких переходов.

Тропа сама легла под ноги. А с ней вернулось почти утраченное спокойствие.

Почти вернулось.

Нет, это додуматься надо было… посла и в лужу макнуть… редкостное неуважение. И ноту протеста Калегорм тоже выдвинет. Или… не стоит? Свидетелей позора не осталось. А нанесённое оскорбление он смыл кровью. Точнее жизнью… или смыл жизнью не очень правильно с точки зрения языка?

Тогда как правильно?

Под эти умиротворяющие размышления эльфийский посол продолжил путь.

Часом позже он оказался на другой дороге, мало отличавшейся от первой. Калегорм не планировал здесь останавливаться, но ощутил некоторую нестабильность тропы. И соступив с неё, позволил себе осмотреться.

Дорога.

Машины.

Люди.

Заграждения, правда, какие-то… условные. Знак ремонта, но никакой тяжелой техники рядом. Зато из крыши джипа, наполовину ушедшего в землю, торчат кривые корни.

– Доброго дня, – сказал Калегорм, поправив походный мешок. Лямки его за годы расшатались и теперь мешок норовил сползти с плеча. Это тоже несколько раздражала.

– Доброго, – к нему подходили медленно и с явною опаской, хотя лук со стрелами Калегорм предусмотрительно убрал.

Всё же международные пакты не предусматривали передвижения послов с артефактным оружием.

Хотя… по документам лук проходил как историческая ценность, принадлежащая роду. Что, в принципе, тоже было правдой.

– Доброго, – произнёс бритоголовый парень и замер шагах в десяти. Причём поза его выдавала некоторую испытываемую парнем напряжённость. – А вы в Подкозельск, верно?

– Верно, – Калегорм изобразил дружелюбную улыбку, отчего человек вздрогнул и попятился было, но остановился, наткнувшись на остальных.

– Тогда… вам туда. Прямо по дороге и никуда не сворачивая. Главное аккуратно, тут лужа большая. И берега топкие. Но если по краюшку, то пройти можно.

– Благодарю, – Калегорм отвесил поклон. – Учту.

Лужу он слегка подправил.

Да и почву размытую укрепил. Вежливым людям он всегда был готов помочь.

– Стоять! – Тимур успел ударить по руке напарника, который вытащил-таки пистолет и теперь старательно целился в долговязую фигуру.

Эльф спокойно шагал по дороге.

Как спокойно.

Три шага и фигура словно поплыла, растекаясь в воздухе.

– Ты чего? – Пашка пистолет убрал ровно в тот момент, когда очертания её вовсе размыло. – Совсем того… с чего ты вообще с ним цацкался.

– А тебе мало? – поинтересовался Тимур, успокаивая дрожь в руках. И сдержался, чтобы эти руки не поскрести.

Зудели.

Левая пошла волдырями, то ли от укусов, то ли от нервов. А на щеке проступили красные пятна. И вспомнились матушкины рассказы о его, Тимура, тяжком детстве и атопическом дерматите, с которым матушка сражалась, не жалея нервов и сил.

Вернулся, стало быть.

– В том и дело, что хоть одного придурка положил бы…

– Идиот, – высказал мнение Тимура Евпатий, который почти не пострадал, ибо и в предыдущий раз предпочёл отступить в стороночку.

– Да он же… он же ж даже без оружия!

– Это эльф, – Евпатий вытащил блистер и протянул Тимуру. – На. Противоаллергенное… тебе бы к врачу.

А лучше б в отпуск.

Вот тебе и непыльная работенка. Дорогу перекрыть. Машины заворачивать, которые на Подкозельск попрут.

– Спасибо.

– И что? – Пашка никак не мог уняться. – Тем более… эльфы – они же ж эти… как их… пацифисты… во! Я сам слышал! Да и не стал бы я насмерть… так, в ногу там… в руку б стрельнул, чтоб место свое знал…

– В башку себе стрельни, – посоветовал Евпатий и тоже поскрёбся. В стороне или нет, но и ему досталось. – Вернее будет. Эльфы… они хоть и пацифисты, но с фантазией.

Евпатий даже лоб промокнул.

– И чё?

– И ничё, Пашка… ничё… убери свою пукалку и радуйся, что жив-здоров и в естественной, так сказать, комплектации остался.

– Чё?

Тимуру подумалось, что Пашкина тупость начинает напрягать.

– Чё ничё не отвалилось у тебя из нужного. И не выросло из ненужного. А твоя игрушка его всё одно бы не достала.

– Да…

– Эльфы – пацифисты. А ещё их очень мало, – Евпатий ствол опустил. – Но вот ты не задумывался, как в этом нашем грёбаном мире, где всё через задницу, пацифисты не только живут по триста лет, но ещё и неплохо так, и никому в голову не приходит взять и завоевать их чудесный Пресветлый лес.

Пашка задумался.

Крепко.

Даже видно было, как под бритой кожей черепушки мысль ходит и на эту черепушку изнутри давит.

– Ну…

Евпатий же поманил Тимура в сторонку.

– Этот, конечно, идиот, но ты вроде ничего так, потому говорю, как есть. Валить надо.

– Куда? – с тоской спросил Тимур. – Домой нельзя.

Там ипотека.

И долг, который он ремонт квартиры взял у хозяина, ещё радуясь, что дают и без процентов. И вообще…

– Откуда, – поправил Евпатий. – Отсюда. Тополев звонил. Сказал, что мы уроды.

Сам он такой, но… кто это осмелится сказать и в глаза? То-то и оно.

– И что скоро подкрепление подъедет. Точнее те, кто пойдут на этот несчастный Подкозельск. Основная масса с другой стороны ударит. А мы, стало быть, тут будем. Вылавливать тех, кто сбежать захочет.

Твою же ж…

– А это, Тимурка, уже не мелкое хулиганство, как с дорогой, где нам если что бы и вменили, то не сказать, чтоб серьёзное. Это уже прямое нарушение уголовного. А пойдут Чёрные вепри, которые из Европы… полные отморозки. И Волки. И всех-то он выгреб. Это уже война.

Долг.

Ипотека.

Или жизнь… квартиру жаль, конечно. Да и в городе оставаться нельзя. Тополев не простит предательства. Но лучше живым и в другом, чем.

– Твою же ж… – уже вслух произнёс Тимур.

– Вот именно. Я чего… я за тобой приглядывал. Ты вроде не совсем отмороженный. Дружок у меня есть. Давно зовёт на Севера. Там работы хватает. Официальной, причём. И надбавки идут всякие. За вредность и прочее. Жильё вон выделяют, общаги, конечно, но есть и семейные, если вдруг кто потянет. Выходит неплохо так…

– А подвох?

– Условия. Работа вахтой. Вахты в тайге. Лес кругом. Зверье… и ни одной живой души.

Тимур огляделся и понял, что это его не пугает.

Лес.

Зверьё…

Нормальный лес, нормальное зверьё и ни одной живой души. Сказка, а не работа.

Глава 4. В которой происходит встреча со старыми знакомыми, а также обсуждаются важные планы государственного бытия

За каждым нервным тиком прячется своя увлекательная история.

Вывод, сделанный психиатром Н. после тридцати двух лет работы.

Князь Поржавский обвел собравшихся мрачным взглядом и произнес.

– Спешу сообщить…

– Пренеприятнейшее известие, – пробормотал глава императорской службы безопасности.

– Да не совсем чтобы пренеприятнейшее, – князь, право слово, и сам пребывал в некоторой растерянности. Впрочем, с учётом последних событий состояние это он полагал уже вполне привычным. А потому лишь тяжко вздохнул и поглядел на старого друга с укоризной.

– Нам предстоит организовать фестиваль.

– Какой? – уточнил Прохор.

– Какой-нибудь фестиваль.

– Ну… Организуем. Что уж тут. Вон, в столице… – Саволенко выдохнул с облегчением. Рано он это. Ой, рано. – Уже вовсю организуют… в поддержку властей. Этот… сельского хозяйства или чего у них там.

– Не в столице, – Поржавский решил задавить ростки нездорового оптимизма на корню. – В Конюхах. По инициативе снизу. И желательно в кратчайшие сроки.

– Фестиваль нужен в кратчайшие сроки или инициатива? – благоразумно уточнил Пахом.

– И то, и другое. Про инициативу снизу я уже распорядился. Будет. С фестивалем сложнее. И потому счёл возможным пригласить молодых, но очень… как это… креативных…

– О нет…

– Специалистов, с которыми некоторые из вас уже знакомы, – завершил фразу Поржавский.

И снова посмотрел.

Нынешнее собрание проходило в расширенном составе, а потому опасения приглашенные специалисты вызывали лишь у Саволенко. Да Пахом тихонечко произнёс:

– Мне до сих пор в кошмарах сняться яйца Чингисхана… суслячьи… особо эксклюзивной серии.

– Могу посоветовать хорошего психиатра, – встрепенулся министр образования. – И специалист отличный, и таблетки у него замечательные. Пьёшь и прям чувствуешь, как душа в гармонию приходит. И такое спокойствие…

Он лучезарно улыбнулся.

– …что даже перспектива новой реформы не трогает.

И вправду, видать, хороший специалист. Надо будет контактами разжиться.

– В общем… за последние пару часов группа рассмотрела возможные варианты и набросала примерный сценарий. А потому… прошу… русский… так сказать, креатив.

– Это вроде бунта? – уточнил министр сельского хозяйства.

– Хуже… – министр культуры заблаговременно прикрыл глаза ладонью. – Много хуже…

На сей раз мальчики были в одинаковых голубых пиджачках с очень узкими рукавами и белыми кружевными манжетами, из узких рукавов торчащими. А Василиса даже платье надела. Розовое. И тоже с кружевом. Правда, платье несколько дисгармонировало с лысой головой и конскою подковой, которую девица надела, то ли очень модным украшением, то ли сглаза опасалась.

Это она правильно.

Это разумно.

– Доброго дня, – сегодня Иннокентий выглядел ещё более бледным и не выспавшимся, чем в прошлый раз. Тонкая его шейка торчала по-над пышным кружевом воротника. Светлые волосы он разобрал на пробор, который зачем-то подрисовал фломастером.

Тоже от сглаза.

Не иначе.

– Рад… оказаться в столь высоком обществе.

И нервничал он куда больше. На министров поглядывал с откровенной опаской.

– Времени у нас мало, а потому перейду сразу к делу…

Все закивали, соглашаясь, что так оно лучше всего будет.

– Конюхи – это небольшой райцентр, который в прежние времена был широко известен так называемыми Конюховскими ярмарками. Проводились они на излёте лета, торговали там в основном местной продукцией, но в хронологию нам с вами попадать не обязательно. Как и в продукцию. Главное, сама идея!

И на экране возникла румяная могучего вида девица, во взгляде которой читалась мрачная готовность к подвигу. Лицо девицы было бело. На щеках горели два круглых пятна румянца.

– Возрождение! Восхождение к корням!

– А к корням восходят? – робко поинтересовался министр просвещения.

– Эти – восходят, – заверил его Прохор. – Они так возойдут, что всем мало не покажется.

– Василиса…

Василиса поднялась, вышла из-за стола и поклонилась до земли, явив при том не косу, но татушку на бритом затылке, что несколько испортило общее впечатление.

– Мы используем актуальную тенденцию с ростом интереса общества к историческим корням и всему, что связано с народом…

Камера от девицы отодвинулась, дав общий план, позволяя оценить и стати, и то, что в одной руке девица сжимает нечто длинное и желтое, а во второй – пачку соли.

– По старинной традиции хлебом и солью встретят Конюховцы гостей…

– А почему багет? – шёпотом поинтересовался министр сельского хозяйства.

– Понятия не имею. Может, это старинный русский багет, – предположил министр образования, сцепляя пальцы на груди. – В конце концов, мы так мало знаем о прошлом…

– …и вовлекут их…

– В состав преступной группы. Извините. Профдеформация, – повинился министр внутренних дел.

– В хоровод! В хоровод, как главный символ Конюховской ярмарки, что привольно раскинется на окрестных полях и лугах.

Она и руки развела.

А на слайде за спиной девицы появились те самые Конюховские луга, которые ещё не догадывались, что им предстоит. На лугах девицы, похожие друг на друга, что клоны, водили хоровод. В центре его в живописных позах застыли парни в красных то ли пиджаках, то ли всё-таки камзолах. Поржавский боролся с желанием протереть глаза и разглядеть получше.

– Народные товары! Ремесла. Изделия лучших мастеров… – продолжала Василиса. – Эксклюзивная бижутерия…

И подкову подняла.

Стало быть, сглаз тут не при чём.

Украшение.

Не то, чтобы удивляло… если б в золоте и с каменьями, то и собственная супруга Поржавского призадумалась бы. А вот внучки, те, пожалуй, как раз без золота предпочли бы.

Ну, хоть головы не бреют, уже хорошо.

– А главное – фестиваль народной песни! – завершила выступление Василиса.

– Мы… – подал голос Емельян. – Подумали и пришли к выводу, что название стоит дать тоже в народном стиле. Скажем… «Всероссийский фестиваль Ай-люли-люли».

– Согласитесь, – Иннокентий почуял некоторые сомнения, а может, совокупное удивление кабинета министров. – Это звучит очень по-народному. А сейчас во всём мире говорят о необходимости сближения власти к народу… косоворотки! Сарафаны…

– И люли, – сделал вывод Пахом. – Всероссийский фестиваль люлей. Это именно то, чего властям не хватало, да… с раздачей оных…

– Само собой! – Василиса подхватила идею. – Серебряный люлю! Золотой люль… люлю… люля…

– Кебаб?

– Не важно. Даже платиновый…

– За особые заслуги перед отечеством… платиновые люли из рук государевых, – как-то очень отстранённо произнёс министр образования, прижимая руку к груди. Но тон его был меланхоличен, стало быть и вправду хорошие таблетки выписали.

– Можно… как-то иначе… – засомневалась Василиса.

– Не надо, – махнул рукой Поржавский. – В конечном итоге это просто фестиваль. В Конюхах… чай, не столица мира…

– Но мы должны привлечь туристов… – подал голос Емельян.

– Не волнуйтесь, – Поржавскому даже было жаль ребят. Старались же. – Туристов вам подвезут… начнём с пары батальонов, а дальше видно будет.

– А… – открыл было рот Иннокентий, но Василиса дёрнула его за рукав и что-то на ухо шепнуло. Отчего выражение лица у Иннокентия сделалось преобиженным.

Ну да, он ведь искренне старался.

– Но рекламу дать надо, – поспешил успокоить паренька Поржавский. – И вообще, чтоб фестиваль – так фестиваль… там эти… палатки торговые. Шашлык для народа. Скоморохов опять же…

– Мы бы предложили сделать ставку на известных артистов, как продолжателей традиции народного пения, – Иннокентий ухватился за подсказку. – Просто само по себе народное пение мало кому интересно, но вот если переосмыслить современное искусство… правда, артистов не из первой когорты, там всё давно расписано, а если и можно бы подвинуть, то на новый столичный фестиваль уже забронировали. А перекупать дорого станет, но вот тот же Шайба…

– А это кто? – поинтересовался министр внутренних дел, не сводя взгляда с экрана. Там одна картинка сменялась другой. И на всех-то были румяные девицы, порой даже без багетов.

– Это… очень модный… рэпер. Он читает рэп…

– Логично.

– И весьма понятен молодёжи, как самой активной части населения. Если пригласить его и вот певицу Лёлю…

– В целом состав можно согласовать… – поспешила заверить Василиса.

– Тогда подтянутся и другие туристы… и ещё подтянуть торговлю. Устроить конкурсы там разные… вот, столб, например. Раньше на столб сапоги вешали. Или там сарафан. Разное-всякое. И желающий мог вскарабкаться. Только сейчас за сарафаном не полезут. Можно пообещать сертификаты. Телефон там. Планшет…

– Автомобиль, – встрепенулся придремавший было министр здравоохранения. – За автомобилем полезут…

– Еще переноска быков… и в целом, там фермы рядом. Много. Можно конкурс устроить. Красоты. Среди скота… ну, крупного рогатого.

– Ага, Мисс Конюхи… или Мисс корова…

– Ещё кулачные бои. Очень традиционная забава.

– Знаешь, – глаза министра внутренних дел подёрнулись дымкою воспоминаний. – А я бы съездил, пожалуй… в молодости мы на Заречинцев знатно ходили. Стенка на стенку… хорошее было время. Девки опять же. Девок организуйте!

– Не в этом смысле! – поспешил влезть глава министерства по связям с общественностью. – Речь идёт о девушках в народных нарядах, чтобы соответствовали тематике праздника. Там… сарафаны… косы.

Министр внутренних дел глянул на лысую Василису и согласился:

– Да-да… косы тоже. Можно, тоже конкурс устроить. На самую длинную и толстую косу! Типа, девица-краса…

– И чучело сжечь! – подал голос министр образования, и щека его всё-таки дёрнулась. – Как на Масленицу…

– Чьё? – уточнил министр внутренних дел.

Задумались все.

– А на Масленицу чьё жгут? – министр сельского хозяйства даже привстал.

– Масленицы? – предположил Емельян.

– Зимы! – Прохор поглядел на мальчишку с укоризной.

– Чучело тоже можно организовать, – Василиса что-то чёркала в своём блокнотике. – Если чучело зимы является материальным воплощением негатива, с зимой связанного, то по аналогии и наше чучело будет представлять какое-то явление или человека, которого люди недолюбливают… можно местного.

– Боюсь, губернатор не слишком обрадуется, если его чучело сожгут на празднике, – Саволенко откинулся в кресле. – Хотя да… народ бы оценил.

Обсуждение как-то вот и пошло.

Поржавский даже тайком пот со лба смахнул. Всё же… веял в зале незримый остальными призрак печального сусла. Так что «всероссийские люли» уже и злом-то не казались.

А и вправду.

Такое вот… чтоб с хороводами. И для души… правда, что-то подсказывало, что пара требуемых батальонов, которым надлежало незаметно превратиться в туристов, несколько сбивали общий романтизм настроя. И Поржавский, хлопнув в ладоши, прервал обсуждение всенародных конкурсов.

– Значит, так, – сказал он. – Приступайте… запрос на проведение фестиваля уже должен был появиться. С местными мы утрясём… в рамках поддержания культурного уровня регионов. Есть у нас такая программа?

– Будет, – бодро ответил министр культуры.

– Отлично… пусть выделяют место. Только чтоб быстро… а чтоб быстро, скажите, что сроки горят. Не уложатся – бюджет будет признан неизрасходованным.

А ни один чиновник в здравом уме и твёрдой памяти подобного не допустит.

– И чтоб к завтрему у нас люлело со всех экранов с призывами…

– К завтрему? – хлопнула нарощенными ресницами Василиса.

– Будет, – Елисей был настроен куда как решительней. – Сейчас сбацаем ролик, быстренько нарезку… на телевидение тоже, а по сети завирусим. Скажем, пустим слух, что сам государь в народ пошёл… ну, его ж давно не видели… вот… накинем интриги… типа, почему так срочно… что указание свыше народ развлекать… можно добавить пару теорий глобального заговора. Что-то типа, что замещая праздники иноземными тайное мировое правительство пытается лишить нас исторической памяти и отнять дедины…

Его пальчики застучали по клавиатуре, записывая идеи.

– Может, – Пахом наклонился к уху. – Его того… изолируем? Какой-то больно умный…

– Не стоит, – покачал головой Поржавский. – Кто в такую ерунду поверит-то…

– …и потому долг общества всячески способствовать возвращению к истокам.

Поржавский прикрыл глаза.

– Извините, – робкий голос вывел из полудрёмы. – Возможно… это не совсем… то, чего вы хотели.

Иннокентий выглядел смущённым.

– Но могу предложить услуги для создания легенды.

– Какой? – Поржавский не сразу сообразил, о чём речь. Бросил взгляд, убеждаясь, что совещание идёт весьма бодро, и блокнот Василисы пополняется идеями, которые министры высказывали с немалой радостью, и снова посмотрел на Иннокентия.

– Вы говорили про туристов… как понимаю, необходимо… сделать так, чтобы прибывшие туристы не выделялись среди обычного населения? Но как правило, если речь идёт о сработавшейся группе… специалистов, особенно узкого профиля… то их единство не скрыть. А туристы – это люди разобщённые… и несоответствие будет бросаться в глаза.

– И что предлагаешь?

А мальчишка дело говорит, пожалуй.

– Так… сменить легенду. Прибывать малыми группами, но объединёнными… скажем, объединения по интересам.

Вопрос, императорскую гвардию можно считать объединением по интересам?

– Скажем… есть вот… разные творческие. Близкой тематики… и заявить даже можно выступления. Один момент.

Он что-то тыкнул в телефончике.

– Хор мальчиков-семинаристов…