Некроманты Цеймарра

Не знаю, что вы подумаете обо мне, но из ума я ещё не выжил. И я помню последнюю войну с чёрными магами. Они возвращаются, господин Вириесд, они возвращаются.

Ваш верный слуга Карпес Прен».

Подняв глаза от письма, Орнадо наткнулся на внимательный и какой-то слегка сочувствующий взгляд Алана.

– Нет! – Он возмущённо вскинул руку с письмом. – Нет! Я категорически против туда отправляться прямо сейчас.

– Ты же сам всё понимаешь.

– Нет! Я не собираюсь лезть непонятно куда, непонятно зачем, непонятно кому в зубы.

– С последним как раз, боюсь, понятно.

– Да? – С наигранным удивлением капитан поднял брови и уже более зло продолжил: – А если понятно, то какого дрыхра ты предлагаешь идти туда вдвоём? А ведь ты именно это предлагаешь?

– Потому что должен разобраться, что там происходит, постаравшись породить как можно меньше слухов, можешь просто меня подкинуть до этих самых Выселков и забрать скажем через сутки, если я не отвечу на переговорник.

– Если ты не ответишь, то предлагаешь мне забирать твой труп? – вызверился Орнадо. – Я уже подустал от этого. Иди собирайся, через час жду у себя в кабинете…

Оставшаяся часть фразы потонула в треске схлапываемого портала. Алан какое-то время смотрел на оставшуюся на полу полустёртую по привычке схему, потом перевёл взгляд на наполненный за разговором кубок, раздражённо выплеснул вино прямо на пол и вышел, хлопнув дверью так, что за спиной послышался грохот.

Выселки – деревня домов на двадцать, действительно была обнесена изгородью из свежеотёсанных брёвен, заострённых на концах, но ворота были распахнуты, на улице беззаботно играли дети, важно ходили свиньи и гуси. Взрослых видно не было, сейчас на покосах все, сидеть некогда. Во дворах шебуршились старики, занимаясь нехитрыми каждодневными делами. На треск открывшегося портала первыми сбежались, кто был поближе, потом потянулись опоздавшие. Маги в таких селениях в диковинку, целое событие, а тут сразу двое. Оценив простую по крою, но явно дорогую одежду, оружие, уверенный взгляд и яркий цвет глаз, те, кто постарше, согнули спину в поклоне, младшие продолжали беззастенчиво разглядывать новоприбывших.

– Вот тебе твои Выселки. Что дальше? – не обращая внимания на собравшихся вокруг крестьян, все ещё злясь, обвёл вокруг рукой капитан.

– Дальше лес.

– Это правильно, я сейчас не прочь кого-нибудь убить. – Орнадо, прищурившись, посмотрел на друга, но тот такие взгляды научился игнорировать ещё в детстве.

– Дык нельзя в лес-то, – влезла в разговор с причитаниями какая-то старуха, испуганно переводя взгляд с одного господина на другого, больше переживая за судьбу деревни, если рядом с ней погибнут маги.

– Почему же? – Вириесд повернулся к ней, вежливо улыбаясь.

– Дык нечисть там, он на опушку да в поля не выходит. А в лес нельзя, да и завечереет скоро.

– А можно поподробнее про нечисть? Когда появилась, как выглядит?

Теперь в разговор стали понемногу встревать и другие.

– Страшная.

– Глаза горят, как огоньки. Красные.

– Жрёт всех, – припечатал какой-то дед, для наглядности пристукнув клюкой.

– Дык, почитай, дней двадцать назад первый раз объявилась, – продолжила первая вступившая в разговор бабка, – тогда стадо в лес забрело, а вышло, дай боги, если половина. Наши-то пошли искать ввечеру, прибежали, вопят, глаза бешеные. Еле отпоили тогда. Двоих задрали насмерть. С тех пор мы в лес ни ногой. Но ночью иногда глазюки их красные аж отсюда видать.

– Да, это как раз было после того как Марянка…, – начала ещё одна старуха с седой косой вековухи, но на неё резко зашикали, бросая косые взгляды на магов. Это не укрылось от Орнадо, по роду деятельности привыкшего наблюдать за людьми, но он промолчал, решив побеседовать с ней потом наедине.

– Ну что ж, вот мы и проверим, считайте, нас для этого и послали, – свернул разговор Алан.

– Уж послали, так послали. И главное – кто, – пробурчал так, чтобы расслышал только тот, кому это предназначалось, Орнадо.

Они вышли за ворота, на них продолжали с любопытством коситься, но за ограду не выбежал ни один мальчишка, в любой другой деревне не преминувший бы проследить за магами, чтобы потом рассказывать и пересказывать друзьям, приплетая всё больше подробностей, виденных и придуманных. Через полчаса проложенная по полю дорога упёрлась в первые молоденькие низкорослые деревца и, нырнув между ними, попетляла дальше, вполне наезженная, со свежей колеёй, на которой ещё не успела проклюнуться вездесущая зелень. Лес был как лес, обычный до банальности. Вдоль дороги росла трава, чуть дальше раскинули широкие листья уже начавшие здесь желтеть папоротники, золотом рассыпавшись между деревьями. Редкий подлесок среди раскинувшихся величественных дубов, ясеней и редких сосен не мешал бы даже проехать верхом, появись вдруг у путников такое желание. Кроны почти соприкасались наверху, заслоняя всё густой тенью. Пахло свежестью, прелыми листьями и тонкой кислинкой хвои. На ходу наклонившись, Орнадо собрал горсть растущей по краю костяники и, зажмурив глаза от удовольствия, разжевал ароматную лесную ягоду.

– Ладно, прощён. Хороший лес, мне нравится.

– Я рад, – как-то напряжённо ответили ему. – Ты ничего подозрительного не замечаешь?

– Да нет, вроде, – беспечно откликнулся капитан, – солнышко светит, тепло, птички поют, ягоды вот полно. Даже странно, похоже, деревенские действительно в лес не ходят, иначе обобрали бы всю. Вот коней не хватает, быстрее бы проехали, чем пешком тащиться. Ну да прогуляемся, а потом обратно уже порталом.

– То есть ты не очень веришь в то, что тебе написали?

– Ну почему, верю, я вообще склонен верить людям, обычно даже в самой откровенной лжи будет зерно истины, главное – его отыскать и применить. Но что-то этот лес мне сейчас не кажется убежищем ни нежити, ни какой-нибудь другой дряни.

– Да, посмотрим, что будет ночью. Хотя раньше для нежити день или ночь значения вроде не имели.

– Учитывая всё произошедшее, правила игры могли поменяться, – пожал плечами Вириесд, наклоняясь за ещё одной порцией ягод.

Они успели довольно далеко углубиться в лес прежде, чем длинные вечерние тени не растворились в фиолетовых сумерках. Судя по всему, до поляны, на которой расположился обоз осведомителя Вириесда, они не дошли, вокруг сплошной стеной высились деревья, не предлагая удобного места для ночлега. Решив, что спать вроде как они не собираются, а посидеть до утра можно и посреди дороги, друзья натащили хвороста и, запалив костерок, уселись на приволочённое с собой трухлявое брёвнышко, разложенное поперёк проезда, достав нехитрую снедь.

– Мы как разбойники прямо, дорогу перегородили, ждём, – грея руки у огня, рассмеялся Орнадо – к вечеру уже ощущалась вечерняя прохлада, – аж, молодость вспомнил.

– Что-то я не припомню, чтобы ты по дорогам промышлял, – усмехнулся в ответ Алан. Сейчас он чувствовал себя чуть ли не лучше, чем за все последние годы. Всё-таки его душе не хватало этого вяжущего ощущения свободы, когда позади остаются бумаги, кабинеты, обязанности и обязательства, когда ты предоставлен самому себе и волен искать приключения на свой вкус, а если рядом друг, который ещё и прикроет хм… спину, коли приключения окажутся чересчур острыми на вкус, так ещё лучше. И хотя он упорно убеждал себя, что приключениями наелся в своё время досыта, но сейчас, глядя на живой трепещущий огонёк костра, понимал, что ему хорошо и плевать на возможно притаившуюся за кустом нежить. Справятся… наверное.

– Я и не промышлял, я ловил тех, кто промышляет, в отличии от тебя. Ты-то, небось, когда шлялся по трактам, пока Ван’Дейл был жив, с ними пересекался.

– Пересекался, – не стал спорить Алан, – но не присоединялся, прошу заметить.

– И на том спасибо.

– Иди ты. – Он беззлобно отмахнулся от друга и вдруг нахмурился, проверяя лежащее под рукой оружие. – Слышишь?

– Справа? – Орнадо вытащил клинок из ножен, кладя на колени.

– И слева вроде тоже, но подальше.

Еле различимый хруст веток сопровождал чьи-то лёгкие шаги, ближе, ближе. Маги поднялись, повернувшись спиной к костру, пламя которого Алан поднял повыше, памятуя о нелюбви нежити к огню. Они вышли из тьмы одновременно, окружая свою законную добычу, это их территория, это их охотничьи угодья, любой, кто появится здесь после заката, обречён, так велит неусыпный голод, ненасыщаемый даже самой обильной трапезой, неутоляемый вкусом свежей горячей крови, влекомый только жаждой убийства, жаждой мести. Это были волки, вернее так – это когда-то были волки, давно издохшие от старости, ран или голода, теперь они стали раза в полтора выше в холке, свалявшаяся, выпавшая кусками шерсть покрывала тощие тела, сверкающие алыми огнями глаза следили за каждым движением будущего ужина. За спинами которого горел ненавистный костёр, пламя жгло, пламя убивало, лишая посмертия, в котором они сейчас существовали. А потом прыгнул первый волк, подавая сигнал всей стае. Взвилась вверх огненная пелена, сжигая нежить. Поймал на клинок и отбросил в сторону подкравшегося сбоку волка Орнадо, вновь убеждаясь, что пульсары и железо бессильны против этих тварей. Через минуту они стояли, окружённые огненной стеной, наблюдая как вокруг снуют, нервно подёргивая облезлыми хвостами волки. Пять, десять, пятнадцать, Алан потерял счёт, точечно отправляя в них один за другим плазменные шары, сжигая не подходившую слишком близко нежить. Тогда волки ушли в тень деревьев, растворяясь в ночной тьме, невидимые, но хруст, приглушённое рычание, раздававшееся то тут, то там свидетельствовали, что они просто ждут, когда же устанет сопротивляться эта неудобная еда.

– У тебя с резервом как? – напряжённо всматриваясь в темноту, спросил Орнадо.

– Половина, – опуская огонь пониже, чтобы сэкономить силы, ответил Алан, памятуя, что обозникам хватило и обычных костров.

– Это хорошо, у нас телег нет, жечь нечего.

– Но до утра может и не хватить.

– Вот за что я тебя люблю, так это за оптимизм.

– Знаешь, что мне не нравится?

– Не поверишь, вот именно сейчас знаю!

– Да подожди ты. Они думают.

– Что?

– Они способны оценивать ситуацию и подстраиваться под неё. Помнишь, тогда десять лет назад поднятая нежить просто тупо шла вперёд, её жгли, а она, не думая, давила своей массой, продолжая идти навстречу заведомой гибели, пока не кончался резерв у магов. А эти не подходят, даже от шаров ушли в лес, понимая, что в темноте их не видно. А ещё они не очень похожи на обычных волков, скорее, на тех особей, которые получаются у Арвела если он переборщит с силой.

– Ты хочешь сказать, что их поднял прирождённый некромант? Но самому старшему только девять, да и его хватает на мышей, кошек и прочую мелочь. А тут их штук пятьдесят, крупная стая была.

– И тем не менее. Кто-то поднял их, осознанно или нет. Смотри.

Он погасил стену перед ними, оставив, впрочем, огонь за спиной. Через несколько мгновений сразу с десяток оскаленных морд появился из чащи, с утробным рыком двинувшись в их сторону. Метнув пламя в их сторону и удовлетворенно прислушавшись, как рык сменяется воем, Алан вернул на место круг.

– Видишь, они действуют по обстоятельствам, с примитивной, но логикой.

– Что-то мне это нравится все меньше и меньше, – задумчиво поскрёб подбородок Орнадо, – но я бы предпочёл обдумать это за чашкой корфа в кабинете, а не посреди леса, окружённый неизвестными тварями. Предлагаю покинуть это неуютное место прямо сейчас, не дожидаясь рассвета.

– Я хочу понять, когда они уйдут. Действительно ли они боятся солнца или нет. Но если резерв начнёт заканчиваться, я тебя предупрежу.

– И на том спасибо, – фыркнул капитан, снова усаживаясь на бревно и вычерчивая под ногами схему будущего портала, его участие в происходящем пока ограничивалось ролью наблюдателя.

Ещё опустив огонь, оставив не больше полуметра в высоту, Алан внимательно осматривался вокруг, но было тихо, волки не рисковали подходить к живому пламени, посверкивая красными глазами из чащи. Часа через четыре, появились первые признаки приближающегося рассвета, сгустившаяся было тьма потихоньку уступала место пока ещё призрачному свету, узкой полоской осветившему небо на востоке. Алан с облегчением выдохнул, силы почти кончились, ещё чуть-чуть – и пришлось бы давать отмашку открывать спасительный портал. Когда в предрассветном небе заиграл первый луч показавшегося на горизонте солнца, стая, одновременно взвыв, углубилась в лес, с нарастающей, судя по звукам скоростью. На дороге прямо перед ними мелькнуло что-то белесое, обдав ледяным воздухом с привкусом смерти, растворилось в небытии и… и всё кончилось. Всё, включая наконец истощившийся резерв. Огонь погас, оставив после себя круг обожжённой земли. Быстро восходящее солнце заиграло на листьях, росе на траве, запели первые птицы, встречая новый день. Красный отблеск на обочине оказался просто гроздью созревшей костяники, на которую капитана что-то больше не тянуло.

– Ну что, теперь можем отправляться?

– Да, в Выселки.

– Зачем?!

– Я хочу поподробнее узнать, что предшествовало появлению этих волков. А сейчас я как раз в том настроении, чтобы задавать неудобные вопросы. Да и разойтись они, надеюсь, не успели.

– Ага, я бы тоже с этой, как там та старуха сказала, Марянкой, побеседовал.

Он стёр ногой схему, приготовленную ночью, и набросал новую, треск разрываемого пространства нарушил утреннюю лесную идиллию.

***

В камине, несмотря на ещё не ушедшее до конца лето, весело трещали дрова. Алан сидел в кресле, грея холодные пальцы об кружку с горячим корфом, обычно, он не был большим поклонником этого напитка, разве, что по утрам, но сейчас его знобило. Он смотрел в огонь, заново перебирая в памяти утренний разговор с жителями Выселков.

Рассвет, яркими красками разукрасивший небо, выходящие из домов мужики с косами, им некогда разговаривать, сено само себя не заготовит, скотина сама себя зимой не прокормит, мало ли что понадобилось господам магам, у них забот нет, как прокормить голодную ораву. Женщинам надо успеть задать корм скотине, подоить коров да коз, приготовить на всех еду, ещё и поспеть на покосы сметать в стога накошенную траву, им тоже недосуг вести лишние разговоры. Вот только глаза отводят да стараются отойти в сторону поскорее, подальше с излишне внимательных глаз. И сначала просто вопросы превращаются в допрос. Занятая комната в избе старосты наполняется вздохами, упрёками, слезами, угрюмыми отговорками, пока не заходит почти впихнутая односельчанами молодая женщина, лет тридцати, невысокая, дородная, с укрытой платком головой и какими-то на удивление пустыми и равнодушными глазами. Она молчит, стоя перед двумя уставшими магами, смотрит вроде и на них, а на самом деле куда-то вдаль, мимо. На наводящие вопросы тупо кивает, одинаково, словно не вслушиваясь в их смысл. Первым не выдерживает Орнадо, на раздавшуюся ругань женщина неожиданно оживает и выдаёт невпопад.

– Да она бы и так померла.

– Кто?

– Дитё, – недоуменно глядит на них названная Марянкой, словно не понимая, почему они удивляются.

– Какое дитё? – Раздражение выплёскивается через край. – Причём тут дитё?

– Вот и я говорю, что не оно это, – разводит полными руками женщина, – а они: виноватая да виноватая. И понесла невесть кого, и потом… того.

– Как выглядел твой ребёнок? – Тихий, а от того ещё более пугающий голос самого Алана. – И куда ты его дела?

– Страшной, ой страшной. Глазюки белые, неживые, и волосёнки, как у старухи, и не орёт ещё. Не, не жилец была, не жилец девка-то. – Всё тот же равнодушный тон, будто и не про дитя родное говорит, а так, про котёнка приблудного.

– Где ребёнок?

– Так я того, в лес отнесла. – Она сказала так, словно это было обычной практикой в этих краях, а может и было, кто знает.

– Пойдём, покажешь, куда именно. – Он встал, ухватив её за руку.

– Да ни за что! Ой, убивают! Бабоньки! – Марянка заголосила дурниной, покрываясь некрасивыми красными пятнами, как лишаем. Но никто из соседей не заступился, когда пришлые маги, подхватив голосящую бабу под руки, вышли из избы и снова направились в сторону леса. Она замолкла только минут через двадцать, устав орать, скукожилась и послушно зашагала чуть впереди, показывая дорогу.

Ушли они недалеко, углубившись в лес не более чем на лид, вполне приметная тропка ужом извивалась между деревьями. Чуть припорошённая упавшими непритоптанными листьями, она уверенно вела вперёд, пока не упёрлась в небольшую полянку с парой старых полусгнивших пней. Пробежавшись по ней, тропинка повела бы и дальше вглубь леса к ягодным да грибным местам, но Марянка остановилась.

– Тута, – хмуро бросила она и махнула в сторону одного из пней.

– Что ты сделала? – спросил внимательно изучающий место вокруг пня Орнадо, не поднимая головы.

– Да ничо, положила и всё. Она даже и не орала.

В траве, под мокрыми листьями,не просохшими ещё с последних дождей нашлись обрывки ткани, с бурыми пятнами старой крови, видимо, служившие пелёнкой, других свидетельств, что здесь произошло на самом деле, не нашлось. Марянка стояла в стороне, на показанную ей пелёнку просто кивнула, продолжая жевать какую-то травинку. Подошедший к самому пню Алан вдруг передёрнул плечами и обернувшись вокруг своей оси, оглядывая всю поляну, тронул Орнадо за плечо.

– Смотри на траву.

Встав рядом, капитан пригляделся и присвистнул. От пня кругом расходилась высохшая раньше времени трава, пожухлая, почерневшая, как после резкого сильного заморозка. Метров через пять начинали снова появляться ещё зелёные стебли, а с краю поляны и вовсе ничего не обращало на себя внимания.

– Здесь веет дыханием Хель, едва заметно, как от Арвела или Тэльвина, как если бы они стояли рядом со мной. Но тут никого нет.

– Ты уверен?

– Не прочь бы ошибаться, но да.

Они отошли чуть в сторону, на край этого вымороженного круга, здесь ощущение присутствия смерти почти терялось среди прохлады тенистого леса. За их спинами заполошно закричала Марянка, не задумываясь, усевшаяся на всё тот же злосчастный пень. То ли состраданием и эмпатией была обделена эта женщина, то ли мозгами, скорее всего, и тем, и другим сразу, но, устав, она не нашла другого места для отдыха. Она так и продолжала сидеть, вцепившись руками в трухлявую кору, а над ней металось что-то белое, словно клочок тумана, случайно затерявшийся среди низинки. Теперь от пня несло холодом так, что его почувствовал даже Вириесд, внезапно вспомнивший единственный раз, когда он воочию видел Хейлиль. Женщина продолжала кричать на одной заунывной ноте. Где-то глухо, словно из-под земли, из глубоких нор, спрятанных в корнях деревьев, донёсся тоскливый волчий вой. По поляне прошествовал светящийся зеленоватым сиянием скелетик, когда-то бывший безобидным лесным грызуном. Не удержавшись, Алан запустил в него крошечным огненным шариком, слегка восстановившегося за несколько часов резерва хватило как раз на мышь. Пламя вспыхнуло, поглощая хрупкие косточки, туман кинулся к нежити, на секунду уплотнился, начиная приобретать какие-то очертания, но потом вдруг рассеялся прозрачной пеленой по всей поляне, растворяясь в воздухе. Ощущение потустороннего холода пропало, вышедшая из оцепенения Марянка подскочила и, вращая абсолютно безумными глазами, кинулась куда-то вглубь леса. Дёрнувшегося было за ней Орнадо удержал за руку Алан, покачав головой.

– Пойдём отсюда.

Капитан молча кивнул в ответ, осматриваясь в поисках поверхности, на которой можно было бы начертить схему портала.

***

– Жарковато у тебя тут. Что случилось?

Тихо подошедшая Танна положила руки ему на плечи. Он вздрогнул, поняв, что не услышал, как открывалась дверь.

– Пока сам не понимаю достаточно, чтобы объяснить.

Алан откинулся в кресле, чувствуя, как тонкие руки массируют плечи, добавляя совсем капельку целительской магии, снимая напряжение и расслабляя мышцы. Наконец, он перехватил её ладонь и, поцеловав пальцы, развернул жену к себе, усаживая на колени.

– И всё-таки что-то тревожит тебя, всё больше и больше. – Внимательные зелёные глаза смотрели сочувственно, мелькавшие в глубине радужные искорки вспыхивали подобно отблескам на алмазных гранях.

– Это скорее плохие предчувствия, чем факты. – Он задумчиво накручивал локон её волос. – Ты же сама знаешь, в народе всё больше ходят слухи о некромантах, хотя откуда бы взяться недовольству, если ничего плохого они не делают просто в силу возраста. Арвел старший, а мы лишь через три недели отметим его десятилетие. То, с чем мы столкнулись сегодня в Выселках, – Алан запнулся, пытаясь подобрать слова, – это ближе всего к спонтанному выбросу магии, девочка, погибла ли она в лесу от клыков хищников или умерла от переохлаждения, много ли надо младенцу, но она выплеснула в мир пусть и не инициированную магию смерти, породив тех тварей. А что будет дальше? Мы их перебьём, и на этом всё закончится? Или в этом месте так и будет подниматься нежить, порождая бесконечные проблемы? А нет ли таких мест и в других лесах Цеймарра, было ли это первым детоубийством или о других мы просто пока не узнали? Как объяснить людям, для которых цепочка «чёрные маги – жертвы – нежить – зло» – это непререкаемая истина, что теперь изменились правила этого мира? Что сила Хель может быть контролируема и не использоваться во вред? Что эту нежить они невольно породили сами, умертвив новорождённого с даром? Что мы с тобой не потворствуем чёрным магам и не укрываем их?

Он замолчал, глядя в огонь, Танна, потихоньку отобрав запутанную насмерть прядь, тоже молчала. Все эти вопросы не требовали ответов, да их и не было. Слишком много неизвестных было в этом уравнении. Повисшую тишину нарушал только треск прогорающих поленьев, в сгустившихся сумерках угли алели, напоминая глаза нежити в ночном лесу.

– Уже поздно, пойдём, – Танна поднялась, потянув его за руку, – этот мир меняется, и нам придётся меняться вместе с ним.

– Иди, я скоро приду. – Корф остыл, Алан сделал глоток, поморщился и отставил кружку. Захлопнулась дверь, в камине вспыхнул последний язык пламени, который бывает неожиданным всплеском огня, на, казалось бы, уже прогоревших углях, на секунду резкий запах палёной шерсти и посмертный вой заполнили комнату, чтобы пропасть без следа, заставляя усомниться в собственных чувствах и адекватности. То ли знак, то ли сон наяву, то ли просто расшатанные нервы давали о себе знать. Алан выплеснул остатки напитка на зашипевшие почерневшие угли и быстро вышел из комнаты, закрывая дверь, словно она могла отгородить его от собственных мыслей.

***

Трактир был полон. Это у деревенских жителей сейчас кипит работа, урожай сам себя не соберёт, а для городских осень – время затишья. Ярмарки начнутся позже, когда потянутся со своим товаром крестьяне, обменивая вырученные деньги на предметы, изготовленные искусными руками городских ремесленников. Обозы купцов тоже не любят осеннюю распутицу, летом по сухому хорошо, зимой замёрзшие дороги тоже проходимы, да и товар сохранней будет по холодку-то, смотря, кто что везёт. А осенью да весной вязнуть в липкой грязи и выталкивать из неё телеги – удовольствие ниже среднего, так что представители торговых гильдий просаживали честно и не совсем честно заработанные деньги по кабакам и трактирам, заодно собирая сведения про конкурентов и пожелания потенциальных покупателей. Подавальщицы не успевали носиться между столами, подливая вина, поднося еды, доставая из-под полы бутылки с крепким драконьим самогоном, официально вроде и не подававшимся, но, тем не менее, оживлявшим собой беседу за каждым вторым столом. Те, кто не был занят своими делами, интересуясь только происходящим за собственным столом, разделились на две почти равные группы, одни прислушивались к негромко наигрывавшему у стойки менестрелю, уже седому почтенному мужчине, так и не смогшему найти другого занятия по душе и по-прежнему мотавшемуся по дорогам в сопровождении такой же почтенной на вид гитары. Его седые волосы и обветренное лицо контрастировали с задорным блеском глаз, выдающим, что он сумел сохранить самое важное – юность души. Тонкие пальцы с узловатыми суставами ловко скользили по струнам, а хорошо поставленный баритон привлекал внимание даже искушённых слушателей:

– Обжигает с непривычки

Воздух, осенью дыша,

И уже вся облетела,

Вся осыпалась листва.

Улетели птичьи стаи,

Им на юг давно пора,

И в полях засеребрилась

Подзамерзшая трава.

Я иду, куда – не знаю,

Просто вдаль иду пешком,

Словно я с природой вместе

Засыпаю этим днём.

Знаю, будет всё, как прежде,

И земля вновь расцветёт,

И в душе моей надежда

Первый робкий даст росток.

Но сейчас бы затаиться,

Замереть судьбе назло.

Прошлое не повторится,

Будет новым всё равно.

Я иду, расправив плечи,

Головы не опустив.

Я иду судьбе навстречу,

Недоигранный мотив.