Пламя и тьма: искра творения

У девушки не было времени спорить со старой женщиной, ясность ума которой с годами угасала. Ее ждали, нужно было торопиться.

Ночь была чудесной, в прохладном воздухе пахло хвоей. Лето заканчивалось, а это значило, что грядут холода и день ее свадьбы, когда она станет леди Фотсмен. От этих мыслей у Элисфии скрутило живот. Спустившись с крыльца, она повернула направо и направилась в самое сердце Элимии – к руинам замка, принадлежавшего некогда основателю этого города Аркему Созидателю. Чем ближе она подходила к месту встречи, тем шире становилась улица. Брусчатка все гуще была покрыта травой, дома встречались реже, дальше – лишь высокие деревья и кустарники. Ей было тяжело идти в гору, дыхание сбивалось, хотелось пить, но нельзя было останавливаться.

На пути стали встречаться большие и маленькие обломки замка из розового песчаника. Лежали они здесь давно, многие были покрыты мхом и поросли травой, из некоторых росли тонкие деревца, разрывая своими стволами плотный камень. Еще один поворот и перед ней встала мраморная статуя беременной женщины. Луна мягко освещала ее прекрасное лицо – оно было спокойным и умиротворенным. Руки женщины ласково обнимали большой живот, набухшие груди лежали на нем. Волосы были распущены и украшены цветами, птицами и насекомыми. На ее плечи был накинут плащ из тонкого кружева бежевого цвета. Статуя была не намного выше Элисфии, это был лик Богини-Матери – матери мира и всех богов.

Девушка практически вплотную подошла к изваянию и заглянула в мраморное лицо.

– Наверное, хорошо быть статуей? – обратилась она к Матери. – У тебя нет никаких забот и обязательств, ты – божество. Как бы я хотела поменяться с тобой местами и обратиться в бездыханный камень, лишь бы не делать того, что предстоит!

Ответом были лишь тишина и легкое дуновение ветра. Того, с кем девушка должна встретиться, еще не было, и это заставляло ее нервничать, ведь сама она сильно запоздала. «А что, если он не дождался и ушел? – пронеслось у нее в голове. – Нет, он бы дождался!» Сев в ногах Богини-Матери, она посмотрела на Элимию. Статуя, а значит, и замок, стояли в самой высокой точке, откуда открывался вид на весь город и лесные угодья. Некогда Элимия простиралась на десятки миль. Прямые улицы пересекались между собой перпендикулярами и уходили вдаль, все городские постройки и жилые дома были построены из розового песчаника. На домах побогаче были золотые фигуры, чаще всего изображающие различные силуэты Богини-Матери. Те, кто был победнее и не мог позволить себе украшения из золота, все же старались поставить резные деревянные или бронзовые фигуры, изображающие различных зверей, празднества или даже странные, не совсем понятные узоры.

Две тысячи лет назад Аркем Созидатель основал этот город, уверяя, что нашел Древнюю Пасифиду из легенд. Он созвал в город колдунов и авест, позволил обычным людям разделять с ними хлеб и соль, чтобы жить вместе в мире и гармонии. Триста лет длилось его правление, Элимия стала новой столицей Антарты. Краше и богаче рода Аркема свет еще не видывал. Сама Богиня-Мать продлевала ему жизнь, но в синюю луну пришли трайтеры. За одну ночь они практически уничтожили полуторамиллионный город. Чтобы спасти его, основателя Элимии замуровали в ногах статуи Богини-Матери два сильнейших вридха Лалия Бесстрашная и Борог Многоокий. Они запечатали короля заклинаниями и силой, использовали его тело, чтобы опустить барьер на то, что осталось от города. Внутри Элимии оказались заточенными чуть больше двухсот пятидесяти тысяч жителей. Постепенно горожане вырождались и нищали, и лишь немногие жители сохранили память о великих временах.

– Удручающий вид, не правда ли? – раздался знакомый голос за спиной. – Века, проведенные в изоляции, не пошли на пользу городу и его жителям. Еще пара десятков лет и лес захватит здесь все, а последние элимийцы превратятся в безграмотных дикарей.

– Я никогда не видела его другим. Мне все равно, что будет с городом через пару десятков лет. Ты опоздал, – не оборачиваясь, сказала Элисфия.

– Кто-то не в духе? – мужчина присел рядом, положив руки на согнутые колени. – Фотсмены житья не дают?

– Может и так. Что с того? – казалось, ее голос дрожит от подступивших слез. – Тебя не было полгода. Где ты был?

– Ты же знаешь, Грир и Рьяна категорически против того, чтобы я с тобой общался.

– Что с того, что они запрещают? – в ее голосе слышалась все большая обида. – Когда это тебя останавливало? И ты не ответил на вопрос: где ты был эти полгода? Ты мне был очень нужен.

Мужчина повернулся и Элисфии пришлось сделать то же самое. Грозный на вид, он смотрел на нее светлыми глазами, глубокая морщина проходила по широкому лбу. Под крючковатым носом отросла рыжая щетина, большую часть которой съела седина. Одет он был просто – в серую рубашку изо льна, шерстяные штаны и кожаные сапоги. В больших ладонях Борея Балитера был невзрачный сверток, который он перекладывал из руки в руку.

– Я не мог прийти раньше, – в его глазах было столько раскаяния и боли, что девушка тут же смягчилась. – Мне потребовалось немало времени, чтобы тайно передать Мари записку. Что было бы, если бы Фотсмены узнали о нашей встрече? Кстати, как тебе удалось уйти?

– Дождалась, пока все уснут, – грустно ответила Элисфия. Она не хотела рассказывать о разговоре со старшими Фотсменами, о том, что она услышала. – И просто ушла.

– Элис? – Борей поднял одну бровь – он всегда знал, когда девушка лжет, а когда нет. – Что с тобой случилось?

– Скажи, – она поправила платье, – в тот день, когда ты меня нашел, рядом никого не было? Живых или мертвых?

– Нет, ты была одна. А почему ты спрашиваешь? – Борей отвернулся и посмотрел на звездное небо.

– Возможно, моя семья еще жива… Я могла бы попытаться найти ее.

Повисло молчание, нарушаемое лишь шелестом листвы от дуновения ветра. Каждый задумался о своем: Элисфия – о своей судьбе и семье, о том, почему ее бросили совсем крохой в лесу, оставив на верную смерть, о том, живы ли они сейчас, вспоминают о ней или нет? Борей всегда сторонился этой темы. Возможно, это событие ввергло его в не меньший шок, чем саму девушку, кто знает.

– Потерпи еще один год, – Борей первым нарушил молчание. – Я знаю, что это очень много, но раньше никак не получится.

– Еще целый год прожить в этом аду? – разочарование вновь сжало сердце Элисфии. – Почему так долго? Неужели нельзя придумать что-нибудь?

– Посмотри вокруг, – кивнул Борей в сторону города. – Что ты видишь?

– Я вижу город, руины и лес, – фыркнула она. – К чему это?

– К тому, что ты не видишь всей картины, – спокойно ответил ей Борей. – Помнишь, я показывал тебе книги с рисунками прекрасного города? То место, где мы с тобой сейчас сидим, некогда было самым прекрасным замком, когда-либо созданным на земле. Белый мрамор, витражные окна, переливавшиеся всеми цветами радуги, широкие коридоры, сводчатые потолки, украшенные фресками и мозаикой, невероятные сады как на земле, так и в воздухе. Каждый камень, каждый дом в этом городе был пропитан таинством и колдовством. Гармония – так можно было назвать это место. Ходят легенды, что вот под этой статуей, – Борей указал на статую Богини-Матери, – покоится сам Аркем Созидатель и до сих пор охраняет город. Говорят, это место – особенное, ведь здесь также покоятся останки Матери и ее энергия питает тело короля, – мужчина замолчал и вопросительно посмотрел на девушку.

– И все это ушло в небытие – замки, витражи и колдовство, а вместе с этим – все величие Элимии. Все это ушло под землю, а то, что осталось, скоро поглотит лес.

– Ты не поняла, – устало помотал головой мужчина.

Элисфия лишь пожала плечами.

– Как думаешь, почему трайтерам всего за один вечер удалось уничтожить такой город, как Элимия? Ведь практически каждый житель был одаренным человеком, им был подвластен контроль над стихиями, энергиями и кто знает, над чем еще.

– И правда! – девушка нахмурила брови. – Как им это удалось?

– Терпение и выдержка, – Борей щелкнул по кончику ее носа.

– Не понимаю. А при чем здесь я? И что я должна понять?

– Для того, чтобы осуществить план по захвату города, трайтерам потребовалось практически триста лет. Они готовились, обучались, передавали свои знания и навыки новому поколению последователей. Так продолжалось до тех пор, пока они не почувствовали, что готовы. Также и для тебя: то, что ты замышляешь, сделать очень трудно и крайне опасно. Если мы поторопимся, то нас казнят на главной площади, прямо вон там, – мужчина указал пальцем на площадь под руинами замка. – И зачем это нам?

– Год! – Элисфия опустила голову. – Я так больше не могу!

– Можешь! Чему я тебя учил все эти годы?

– Воин должен уметь ждать, – пробормотала она.

– Элис! – строго посмотрел на нее Борей и поднялся на ноги. – Я тебе не чужой человек и всегда приду на помощь. Ты же это знаешь.

Элисфия действительно это знала. В первые годы жизни мужчина заменил ей отца, заботился и обучал всему, пока однажды старейшины и совет города не вмешались в ее судьбу, передав девочку на воспитание Фотсменам. Борею было запрещено общаться с ней, но это мужчину не интересовало. Они встречались, правда, тайно. Чем старше становилась девочка, тем сложнее было вырваться из рук приемной семьи.

– Я знаю, Борей, но тебя нет рядом, когда мне это нужно, – Элисфия поднялась на ноги и разгладила юбку платья. – Вот и теперь мне ждать еще целый год. Где будешь ты?

– Обещаю, я буду рядом, – он поднял пальцем ее подбородок. – Теперь все будет по-другому.

Девушка неуверенно улыбнулась.

– Я смотрю, ты все же принес мне то, о чем я просила, – Элисфия указала на сверток из красной ткани в руках мужчины.

– Да, принес. И хочу тебя спросить, зачем тебе это?

– У тебя свои планы, у меня – свои, – коротко ответила она.

– Не хочешь рассказать?

– А ты мне? В чем заключается твой план?

Они были квиты – никто из них не хотел признаваться в своих помыслах. Каждый решил, что тайны они оставят при себе.

– Это чертов корень, – передав красный сверток девушке, Борей скрестил руки на груди. – Сильное средство, выпьешь чуть больше положенного – и все, ты труп. Надеюсь, тебе это известно?

Элисфия развернула ткань – пять скрюченных серых корешков, покрытых влажной землей, лежали в ней. Тяжело вздохнув, она быстро завернула их и спрятала под корсет.

– Мне известны его свойства, – ее ответ прозвучал резче, чем она хотела.

– Элис? – Борей подозрительно поднял одну бровь.

– Я хочу уйти отсюда и сделаю это, – отчеканив каждое слово, она развернулась и быстро побрела в сторону дома, оставив мужчину в полном недоумении на руинах старого замка.

Элисфия проснулась, когда был уже полдень. Она никогда так долго не спала, поэтому чувствовала себя разбитой. «Почему меня не разбудили?» – пронеслось у нее в сознании. Девушка подошла к тазу, вода в котором уже остыла, и умылась. Причесав волосы и уложив их в тугую косу, Элисфия надела шелковое нежно-зеленое платье. Отворив хлипкую дверь своей каморки, она с удивлением обнаружила, что в доме было непривычно тихо. Заглянула во все комнаты – никого. Мари Мед, увидев ее в коридоре рядом с библиотекой главы семейства Грира Фотсмена, резко развернулась и убежала прочь, словно от прокаженной.

Дверь в библиотеку была приоткрыта и девушка вошла туда. Это была небольшая, но просторная комната, наполненная светом, воздухом и росписью на выбеленных стенах в виде цветов и лоз винограда. На двух противоположных стенах размещались полки, доверху заставленные книгами. Напротив окна, из которого открывался прекрасный вид на небольшой сад за домом, стоял массивный дубовый стол. На нем был беспорядок: книги стопками лежали на краю, пергаменты были свалены в кучу, перо выпало из чернильницы и наделало немало клякс.

Элисфия обошла стол и присмотрелась к пергаментам – все они рассказывали об истории Элимии. В одних говорилось, что город был основан тысячи лет назад, на других были зарисовки и схемы главных улиц и построек, в третьих содержалась история Аркема Созидателя. «Зачем ему это? Возможно, Грир Фотсмен хочет найти способ покинуть город?» – закравшаяся мысль ледяным мечом ранила сердце. Ведь уйти мечтала она, а если Фотсмен старший хочет увести свою семью, то и там, за завесой, ее ждет та же судьба, что уготована здесь. Нет! Такого не должно случиться!

Взволнованная, она выбежала на улицу. Солнце стояло высоко и хоть светило ярко, но в воздухе уже ощущалась осенняя прохлада. Пройдя мимо нескольких домов по улице, девушка продрогла, отчего ей пришлось вернуться в дом и взять кожаный с шерстяной подкладкой плащ жениха. Почему он не надел его в столь холодный день и где были все Фотсмены, Элисфия решила разобраться потом. Жители города были заняты своими хлопотами и им не было дела до девчушки. В конце улицы находилась конюшня. Как и все постройки в Элимии, она была из розового песчаника с массивными деревянными дверями, украшенными кованым железом. Ее встретил конюх Гюгон Ланш, мужчина тридцати лет, невысокий, но крупный, с массивной челюстью и маленькими глазками. Прозвище Кролик он получил за то, что уж больно любил приставать к девкам, особенно молоденьким, поэтому часто получал отказ и нагоняй от их отцов или братьев. Встреча с ним не сулила ничего хорошего. Элисфия это понимала и, не взглянув на него, скупо бросила:

– Доброго дня.

Девушка направилась к стойлу, где стоял ее любимый жеребец, но его там не оказалось. Пришлось обратиться к Ланшу.

– Где Кадл, Гюгон? – тоном, не требующим возражений, спросила Элисфия.

– Его забрали, – безразлично ответил конюх, продолжая вычищать навоз в одном из стойл.

– Кто забрал? Куда? – девушка подошла к нему непозволительно близко и резкий запах навоза, исходивший от него, защипал ей нос и глаза, заставив отстраниться.

– А тебе какое дело? Конь-то не твой. Да и куда ты намылилась? Мужика получше искать? Рамон, небось, никчемен в постели? – он выпрямился и облокотился на лопату, улыбаясь самой отвратительной и бессовестной улыбкой, на которую только был способен.

– Не твое дело, Гюгон. Какую лошадь я могу взять? – она вновь начала заламывать руки, осматриваясь по сторонам.

В ответе не было нужды – он был очевиден. Конюшня была рассчитана на две дюжины коней, еще несколько лет назад стойла были полностью заполнены, но лошади вдруг стали пропадать. Их пытались искать, но безуспешно и теперь в конюшне осталось всего пять животных. Двое из них – старая рыжая кобыла по кличке Удача, что в былые времена помогала вспахивать поля, и совсем молодой, необъезженный жеребец по кличке Дурак, так как слушаться и подчиняться людям он совершенно не хотел.

– Бери кого хочешь, – конюх издал противный смешок, похожий на скрип двери.

Пока девушка накидывала поводья на Удачу, конюх рассматривал ее, словно товар на ярмарке. Она чувствовала на себе его тяжелый взгляд.

– А ты знаешь, что прабабка этой могла летать по небу? – непонятно зачем Гюгон завел этот разговор. – Мой дед рассказывал, что эти твари могли летать на дальние расстояния, настолько огромными были их крылья. Только вот выродились, и эта полудохлая Удача годна лишь поле вспахивать – ни потомства, ни крыльев, – Гюгон сплюнул. – Даже на мясо ее не пустишь, уж больно жилистая.

– Тебя нужно на мясо пустить, – с этими словами Элисфия провела рукой по гриве Удачи.

Старая рыжая кобылка, слово понимая каждое слово, слегка боднула ее головой. Девушка хотела взять своего любимца Кадла, гнедого жеребца, но времени ждать, когда его вернут, не было.

– Да как ты смеешь?! – Гюгон от злости раскраснелся и выронил свою лопату, вымазанную в навозе. – Ты, поганый подкидыш лесных ведьм, гнусных последовательниц трайтеров! Это ты привлекла в наш город разруху и упадок! Это тебя нужно принести в жертву Богине-Матери, чтобы смиловалась над нами и даровала прощение!

Он еще долго сыпал проклятиями, но девушка уже ускакала далеко. Ей опостылело, что каждый в Элимии винит во всех горестях и бедствиях ее, будто есть вина девушки в том, что некогда процветающий город, наполненный жизнью и надеждами, превратился в руины, где люди обречены на вымирание. Миновав последнюю уцелевшую постройку, она поскакала по широкой тропинке, заросшей кустарником и деревьями. Иногда между ними просматривались руины бывших зданий и домов, сквозь траву можно было увидеть небольшие участки сохранившейся брусчатки. Когда-то в этом месте кипела жизнь, а теперь беспощадно наступал лес.

Когда Элисфия выехала из лесочка, уперлась в гигантскую арку больше тридцати футов высотой. Раньше это были ворота в город, десятки таких арок стояли вокруг Элимии и служили ориентирами и маяками для путников. В ночи эти арки светились мягким голубым светом. После войны с трайтерами уцелела всего одна. Местные ее прозвали Аркой скорби в знак траура по павшим воинам и невинным жителям. Элисфия знала это из старых книг по истории, в которых авторы кропотливо зарисовывали каждую деталь прекрасного города.

За этой аркой некогда был терновый путь, вымощенный белым камнем. По бокам располагались величественные белоснежные колонны, покрытые золотом и драгоценными камнями. Дикие розы овивали колонны, приветствуя путников дивным ароматом. Но теперь здесь были лишь земля, дикий лес и бесконтрольно растущий терн. Элимийцы практически не появлялись здесь, считая, что дорога проклята, ведь именно по ней в город пришли смерть и разруха. Что до Элисфии, ее это не волновало, напротив, она любила бродить по этой дороге, мечтая о том, что однажды сможет уехать по ней отсюда.

Рысцой Удача скакала по полям, хотя не так быстро, как мог Кадл. Куда ни глянь – всюду были развалины и камни: одни полностью утонули во мху и запутались во вьюнках, другие стояли крепко и среди них можно было угадать, что за постройка была здесь раньше. Повсюду росли сосны, пихты, ясень и многочисленные кустарники, а между ними – терн, который больно цеплялся за ноги и царапал их.

Элисфия оказалась у реки Тихой. Это был рубеж, отделяющий границы города от внешнего мира, куда невозможно было попасть. Через реку перекинулся чудом уцелевший мост. Но время не пощадило и его: некогда белоснежные камни, из которых он был сложен, отсырели и постепенно падали в реку, мох и плесень пожирали конструкцию, образовывая в ней дыры.

Удача сопротивлялась и не хотела переходить через мост. Все усилия Элисфии были тщетны: что бы она ни делала, кобыла отказывалась подчиняться. Оставалось совсем чуть-чуть, поэтому решив больше не сражаться с лошадью, девушка привязала ее к опоре моста рядом с водой и продолжила свой путь пешком. Легко перебравшись через дырявый мост, она оказалась на другом берегу. Растительность тут была гуще, чем в остальной части заброшенного города, ведь здесь начинался настоящий лес, которому были тысячи лет. Элисфия не сворачивала с дороги, кое-где все еще встречалась брусчатка, служившая ей ориентиром. Деревья росли плотнее и становилось прохладнее. Закутавшись в плащ, она продолжила идти. Тишину леса нарушали только пение птиц, шелест ветра в листве и хруст веток позади нее. Вначале она думала, что это олень или волк, а может, лиса или заяц. Останавливаясь, всматривалась в лесную чащу, но никого не видела. Сердце ускоряло свой ритм, неожиданно ей стало страшно – может, кто из местных хочет подшутить над ней или, чего хуже, Кролик увязался. Перебирая все эти мысли, девушка пустилась бежать – она чувствовала на себе чей-то взгляд и преследование. Споткнувшись о корень, Элисфия упала, сильно ушибла колено и расцарапала ладонь. Шаги приближались, она уже слышала их отчетливо. И тут девушка увидела, как из гущи леса вышел мужчина.

Глава 2

Долина была усеяна трупами. Тысячи изуродованных и расчлененных мертвых тел, облаченных в железо и кожу, стали ужином для воронов и мух. В воздухе пахло кровью, фекалиями и смертью. Узкая речка, что протекала вдоль долины, окрасилась в красный и страшно блестела на ярком солнце. Лужи крови уже не впитывались в землю. Дикие собаки в борьбе с птицами за добычу с жадностью и оскалом поглощали части тел павших воинов и лакали из красных луж.

Десять человек, облаченных в черные гладкие доспехи, ходили по мертвому полю, перерезая горло тем, кто еще подавал признаки жизни, и искали среди них командира. Один воин нашел его, грубо схватил человека, лежавшего на земле, и поволок за собой.

Холодные и жестокие черные глаза Ханара Эпперли внимательно следили за действиями своих солдат на поле боя. Увидев, что один из них тащит добычу, мужчина развернулся и пошел к своему шатру.

Его армия была немногочисленной – около полутора тысяч человек, но все они были единым организмом, четко и слаженно сражавшимся на поле боя. Солдаты отдыхали и веселились после победы над врагом: кто-то жарил мясо на костре, кто-то пел песни и пил вино, а кто-то предпочитал отоспаться в палатке и набраться сил. Никому не было известно о планах господина. Он мог приказать выступить уже этим вечером. Знахарки и полевые девы, облаченные в серо-белые платья, помогали раненым и забирали тела умерших.

Господин шел уверенно, в каждом его шаге была решимость и твердость. Он был высок и крепок, панцирь и одежды его не отличались от тех, что были на обычных солдатах: бронзовая броня, надетая под кольчугу, коричневые штаны, кожаные сапоги с нашитыми железными элементами, защищавшими их владельца. Непонятного цвета плащ, измазанный в грязи и крови, покорно волочился за ним. Брови его были сильно нахмурены, образовывая глубокую складку, кривой нос и тонкие губы делали лицо ужасающим, даже опасным. Солдаты и боялись, и уважали его одновременно. Все они боролись за правое дело – изменение этого мира и избавление его от колдовской нечисти.

Когда Эпперли почти дошел до шатра, его окликнули.

– Господин! – торопясь, к нему приближался мальчишка. – Повелитель! Мы нашли… Нашли!

В лагере воцарилась тишина. Все взоры были устремлены на юнца, который, спотыкаясь и падая, спешил доставить весть Ханару Эпперли. Мальчик был худым и щуплым, на вид ему можно было дать лет восемь, хотя ему уже было двенадцать. Оборванный, со взъерошенными волосами и торчащими ушами, он улыбался во весь рот. Едва малец поравнялся с ним, повелитель спросил его:

– Вы нашли его?

– Нет, мой господин, но мы наш…

– Тогда из-за чего столько радости?! Вам было приказано найти мальчишку авесту и привести его ко мне живым! По другому поводу отвлекать меня недопустимо! – Ханар уже было развернулся, чтобы уйти в свой шатер, как мальчик его вновь окрикнул.

– Мы не нашли авесту, господин, но мы нашли оборотня!

Тихий шепот пробежал среди солдат, кто-то издал смешок, некоторые насторожились и стали оглядываться по сторонам, а кому-то было все равно – они продолжали заниматься своими делами.

– Меня послали Укуфа Бхинрот и Од Куулайс сообщить вам эту весть. Сказали, чтобы колдун готовился. Они недалеко от лагеря. Меньше, чем через полдня будут у вас и преподнесут вам этот трофей.

Ханар Эпперли никак не отреагировал на это, лишь молча направился к своему шатру под ропот солдат. Отодвинув тяжелый полог, он оказался внутри и его сразу окутал аромат запеченного кабана в меду, подстреленного сыном поварихи еще утром. Дичь красовалась в самом центре стола из красного дерева, в пасти разместили красное яблоко, а рядом стояли блюда со сладкой репой, свежим хлебом и графин с вином. Подойдя к столу с едой, Ханар отломил небольшой кусок хлеба. Свободной рукой отстегнул плащ и тяжелая грязная ткань упала на землю, подняв пыль. Мужчина устало сел на стул с высокой спинкой и осмотрел свои походные покои.

Его шатер был не больше палатки обычного солдата, разве что находился в нем он один, а у солдат такой привилегии не было. Деревянные балки держали серо-зеленую ткань, которая колыхалась на ветру и тихо шуршала. По центру стоял стол для обсуждения тактики с командующими отрядами, на нем – карта Виалосламских степей и план военных действий. Рядом со входом в шатер стоял стол для еды, куда кухарки приносили приготовленные блюда. Ханар ел очень мало, но предпочитал разнообразие на своем столе. Старый деревянный стул был единственным местом, куда можно было присесть. Спал он на земле, предпочитая жесткость земли мягкой перине. Оторванный хлебный мякиш он катал между пальцами до образования плотного шарика и обдумывал план дальнейших действий. Ему нужен был авеста, но как до него добраться и где искать? Мысли его прервал один из командиров отряда.

– Вы позволите, господин? – учтиво спросил он перед тем, как войти в покои.

Ханар Эпперли коротко кивнул и мужчина оказался перед ним.

Он был намного ниже своего господина, лет шестидесяти, седой, но очень верткий человек с темными глазами, крупным носом и густой бородой. На нем была черная гладкая броня, кольчуга под ней и мягкие кожаные сапоги, как и на всех воинах. Длинный меч, свисавший с пояса, еще не был отмыт от крови врагов.