Пламя и тьма: искра творения

Раймонд зашевелился, перевернулся на спину. Частицы песка угодили ему в нос и он громко чихнул. Потерев глаза, малыш сел и уставился на своих родных. Мать ласково провела рукой по его волосам и улыбнулась.

– Доброе утро, мой храбрый мальчик, – сказала она своему младшему сыну.

Между тем первые лучи солнца показались из-за горизонта, постепенно освещая все вокруг. Женщина явно занервничала и начала тараторить, стараясь как можно больше рассказать сыну.

– Хейл, всегда помни об обещании, которое ты мне дал. Времени мало, слушай внимательно и запоминай. Имя нашего врага – Ханар Эпперли, он стремится к власти и не остановится ни перед чем. Его деяния ужасны и противоестественны, я не могу в полной мере рассказать тебе о них. Помогает ему безродный колдун Исиндомид. Поговаривают, что он променял собственную душу на бесконечную силу от самого Саргона. Если они вас настигнут, то всему конец.

– Мама, ты это о чем? – протянул Раймонд.

– Тебе все расскажет Хейл, а сейчас нам пора идти, – женщина взяла младшего сына на руки и еще раз с нежностью взглянула на своего первенца.

Солнечный свет упал на лицо женщины и Хейл на мгновение замер – он словно впервые увидел лицо матери: глубокие темно-синие глаза, прямой маленький нос с немного вздернутым кончиком, пухлые губы, которые в легкой улыбке образовывали ямочки на щеках. Вьющиеся каштановые волосы оттеняли белоснежную кожу, отчего та казалась практически прозрачной и хрупкой – одно неосторожное движение могло разбить всю эту красоту. Даже синяк с разбитой губой ничуть не портили ее облика. Хейл осознал: мама все это время бежала не от выдуманных проблем, а от реальных людей, которые желали им зла. Ему было немного стыдно за то, что он посмел обвинять ее во лжи и отсутствии рядом. Он никогда не говорил маме об этом, но, оставаясь наедине с собой, позволял себе грубые мысли.

– Сейчас, – коротко сказала женщина и взяла Хейла за руку.

Солнце медленно выкатило свой бок и залило светом пустыню. Воздух вновь стал танцевать и наполняться жаром. Женщина стояла лицом к камню, под которым спал Раймонд, ее взгляд стал сосредоточенным. Воздух перед камнем стал плотнее, появилась едва заметная пелена. С Раймондом на руках женщина шагнула в эту пелену, потянув за собой Хейла.

В одну секунду мир изменился: вместо палящей пустыни вокруг была неизвестная гористая местность. Здесь солнце уже опускалось за горизонт, приближались сумерки. Женщина медленно двигалась вперед, осматриваясь по сторонам. Хейл следовал за ней. Мыши выползали из своих нор, а проснувшиеся совы слетали с веток, чтобы полакомиться. Все это пугало еще больше.

Вскоре они вышли к быстрому ручью и остановились. Раймонд, все это время тихо сидевший на руках у матери, неуверенно прошелся вдоль него, с интересом разглядывая прозрачную воду. Хейл наполнил мех свежей водой, а мать разломила хлеб и сыр. Ужин прошел в полном молчании. Все напряженно вслушивались в звуки леса, словно ожидая чего-то. И это что-то произошло.

– Заставила же ты нас побегать за тобой, Тея, – раздался низкий мужской голос откуда-то из темноты.

В жилах мальчиков застыла кровь, а женщина, встав перед своими детьми, пыталась защитить их от невидимой угрозы.

– Хейл, – тихо обратилась к нему мать. – Помнишь, о чем мы с тобой говорили?

– Угу, – неуверенно протянул тот.

В темном лесу зазвучал женский смех, высокий и чистый. В обычный день им можно было бы заслушаться, но сейчас он звучал устрашающе. Смех то удалялся, то приближался, блуждал между деревьев – невозможно было понять, откуда именно он доносится. Его владелица то шептала, то кричала, смеясь:

– Тея, Тея, глупая овечка! Мы тебя нашли…

Незваные гости не торопились показывать свои лица, а женщина пятилась к ручью в надежде спасти своих детей. Два факела вспыхнули в нескольких футах от них. Тусклый свет упал на лица недоброжелателей, и Тея узнала их без труда.

За ними пришли трое – двое мужчин и одна женщина. Самого крупного и высокого мужчину с густыми до плеч русыми волосами и суровым взглядом звали Ханар Эпперли. Он сидел на корне высокой ели, вертя в руках маленький тычковый нож. Одет был легко: безрукавка из вареной кожи, бриджи и кожаные сапоги. Рядом с ним лежала секира. Факел неровно освещал его лицо, тени, пляшущие на нем, делали его грозным и опасным. Черные глаза зло поблескивали, тонкие губы были сжаты в опасной ухмылке, а нос был настолько кривым, что складка между густых бровей казалась его продолжением. Он молча буравил взглядом женщину с двумя детьми – было непонятно, отчего он медлит.

– Послушай меня, Ханар, давай разойдемся. Прошу тебя, отпусти нас. Мои мальчики напуганы, – взмолилась Тея.

Раздались ехидные смешки двух спутников Ханара. Рыжеволосый мужчина с бородой был ростом ниже своего господина, но крепко сложен. На нем был стальной панцирь, плотно облегающий тело, штаны, поверх всего была надета кольчуга, а на поясе с обеих сторон свисали длинные мечи. Женщина, пожалуй, выглядела наиболее устрашающе. Она была миниатюрной и очень худой. Черные, как смоль, волосы были собраны в косы, завязанные узлом на затылке. Лицо было настолько гладким и белым, что, когда она не улыбалась, казалось фарфоровым. Узкие глаза и тонкие губы придавали ее лицу кукольность. Одета она была как мужчина – в коричневую куртку, поверх которой была кольчуга, кожаные бриджи и высокие сапоги, а в свободной руке держала копье с острой пикой.

– Вы слышали? Друзья мои, наша Тея предлагает отпустить ее. Я не могу принять такое решение единолично. В твоих поисках принимал участие не я один. Что думаете? – с издевкой спросил Ханар и повернулся к своим спутникам.

– Я пять лет искала эту суку и вот она здесь, передо мной! Теперь я ее никуда не отпущу! – женщина залилась смехом, от которого становилось не по себе.

– А что ты скажешь, Од? – обратился Ханар к мужчине.

– Мы пришли сюда с одной целью и изменять ей я не намерен, – безразлично отозвался он.

– Вот видишь, милая, мы никак не можем отпустить тебя, – Ханар Эпперли попытался проявить наигранное сочувствие. – Но, если ты будешь послушной и сделаешь так, как мы велим, то, как знать, возможно, мы сохраним тебе жизнь. Отдай мальчишку и мы уйдем.

– Этого не будет, ты не получишь моих детей! – защищаться Тее было нечем, но она не собиралась уступать.

– Господин, – женщина хихикала, ее явно забавляло то, что сейчас происходило, – мальчишек двое.

– И правда, – Ханар криво улыбнулся, по его виду было непонятно, обрадовала его эта новость или раздосадовала. – Тея! Когда ты успела родить еще одного ублюдка?

– Единственный ублюдок здесь – это ты! – сплюнув на землю, Тея оскалилась.

Этот жест лишь развеселил троицу. Ханар схватился за переносицу и, тяжело втянув воздух, отдал приказ. Дальше все было настолько быстро, что мальчики не сразу осознали происходящее.

Ханар резким движением бросил нож в Тею, острие по рукоять вошло в плечо женщины. Рыжий мужчина по имени Од Куулайс в два больших прыжка оказался рядом с Хейлом, приставив меч к его горлу. Женщина, Укуфа Бхинрот, схватила Раймонда. Мальчик брыкался и не хотел просто так сдаваться, но он был лишь слабым пятилетним ребенком против взрослого человека, пускай даже и женщины.

– Пусти меня! Отпусти! – кричал Раймонд, вырываясь. – Мама!

Укуфа закатила глаза и ударила его по щеке, разбив губу. Мальчик упал, кровь стекала ему в рот и по подбородку. Он хотел заплакать, но слезы словно высохли в глазах.

– Не трогай мальчиков, прошу! – Тея стояла на коленях, придерживая рукой рану, из которой торчал нож и струей лилась кровь. – Убей меня, если тебе так угодно, но отпусти детей.

Ханар нагнулся к ней и больно сжал рукой подбородок. Лицо его ничего не выражало, только в глазах светился страшный огонь.

– Который из них? – тихо, но очень четко спросил он у Теи.

Женщина смотрела ему прямо в глаза, понимая, что он не собирается ей уступать или пощадить кого-то из них. Ей оставалось лишь одно – попытаться освободить своих детей и дать им малейшую возможность сбежать.

– Да пошел ты! – сквозь зубы выдавила Тея и попыталась головой ударить Ханара.

Ожидаемого эффекта не произошло, женщина лишь слегка прикоснулась к нему.

– А вот это ты зря! – Ханар схватил рукоять ножа и провернул его вокруг своей оси.

Тея закричала от боли, поток крови усилился, ее рука онемела. Этого Ханару показалось мало и он с силой ударил по ее лицу. Женщина упала.

– Мама! – закричали мальчики в один голос.

– Я повторяю вопрос, – Ханар говорил негромко, но его голос в ночном лесу звучал, словно раскаты грома. – Который из них?

– Господин, – обратился Од Куулайс, не сводя глаз с Хейла, – давайте заберем обоих, колдун сам разберется, кто из них нам нужен.

– Ну уж не-ет! – хихикая, протянула Укуфа Бхинрот. – Путь нам предстоит ох какой длинный, господин. Мальчик нам нужен живым, с одним справиться легче. Что, если они взбунтуются? Того и гляди придется прирезать какого-нибудь по дороге.

– А что, если нам нужны двое, господин? – не согласился с ней Од. – Может, кровь огня у двоих?

– Кто из вас двоих ублюдков авеста?! У кого из вас огненная кровь?! – гремел Ханар, обращаясь теперь уже к мальчикам.

В ответ он получил лишь тишину. Тогда мужчина подошел к Оду, вытянул из его ножен второй свободный меч и одним ударом вогнал его в живот Тее. Кровь потекла изо рта, она начала хрипеть. Мальчики застыли в ужасе. Из глаз Хейла брызнули слезы. Он понимал, что Ханар искал именно его, но слова застряли у него в горле.

– Укуфа! – приказал мужчина.

Женщина со смехом крутанула копье в своей руке и его острие оказалось напротив груди Раймонда.

– Спрашиваю в последний раз: кто? – Ханар сверлил Хейла обжигающим взглядом.

– Я! – хрипя, протянул он. – Я – авеста, в моих жилах течет огненная кровь!

Раймонд смотрел на все происходящее и пытался совладать с нахлынувшими на него чувствами. Он видел умирающую маму на земле, а брата, по всей видимости, ждала та же участь, а может, и еще страшнее. А что будет с ним? Его убьют или оставят в лесу на съедение диким зверям? У него не было времени разбираться, о чем они говорят, что такое огненная кровь, у него была только одна мысль – спастись самому и помочь брату. Его страх сменился злостью, в один момент он возненавидел убийц, пришедших за ними. Он ненавидел огромного Ханара, коротышку Ода и эту сумасшедшую Укуфу. Все, о чем малыш мечтал – перебить их так же, как они поступили с его матерью. Раймонд видел, что Ханар подошел к Хейлу и воткнул нечто черное в его живот. Едва заметное синее пламя пульсировало вокруг неизвестного оружия. Хейл скорчился от боли, брызнула кровь изо рта. Мальчик упал на колени – жизнь угасала в его глазах.

Раймонд почувствовал внутри невероятную ярость, которую раньше никогда не испытывал. Она обжигала его изнутри, разрывала его плоть и требовала немедленного выхода. Воздух вокруг него заплясал, тело его потряхивало, но это был не страх. Он схватил руками копье Укуфы – острая пика в один момент расплавилась и большой стальной каплей упала на землю. Женщина пыталась остановить его, пыталась удержать руками, но все, что слышал Раймонд, был ее истошный вопль. Ханар и Од повернулись к нему и хотели схватить мальчика, но они не могли подойти близко. Когда Хейл замертво упал на землю, злость Раймонда смешалась с горечью утраты и переросла в истинную ярость. Не в силах больше сдерживать ее, он отпустил разрывающее и прожигающее чувство за пределы своего тела. Последнее, что Раймонд запомнил перед тем, как потерять сознание – всепоглощающее пламя вокруг него, пламя, сжигающее его прошлую жизнь.

Глава 1

Двое в комнате предавались любви. Мужчина лежал на девушке, ритмично покачивая бедрами. Его тело блестело от пота, светлые волосы спутались и налипли на лицо, сильные руки ласкали девичье тело, наслаждаясь прекрасными формами и изгибами. Мужчина приближался к пику своего удовольствия. Каштановые волосы девушки были также спутаны и влажны, она извивалась под ним, чтобы помочь ему поскорее закончить. Девушка со скукой разглядывала обстановку комнаты и потолок, искусно выложенный мозаикой, рассказывающей историю восхождения солнца и луны, изображающей созвездия.

На тумбе у кровати стоял фонарь. Его стенки были спаяны из кусочков витражного стекла, горевшее внутри пламя рассеивало причудливые разноцветные узоры, наполняя комнату уютом. Рядом с дверью расположился дубовый стул, массивный и грубый, совершенно не смотревшийся в этой комнате. Кровать стояла напротив витражного окна, на котором жар-птица совершала утренний полет. Жар ее перьев ласково будил, даря ощущение спокойствия и умиротворения. Ночью же в свете луны птица, как волшебный страж, охраняла сон хозяина помещения. Под окном стоял резной сундук, в котором хранились личные вещи мужчины. Вся комната была пропитана уютом и теплом – хозяин трепетно собирал все в единый ансамбль, старался для девушки.

Наполнив лоно семенем, мужчина нежно поцеловал ее в алые пухлые губы, а затем в кончик маленького носика и рухнул без сил рядом, тяжело дыша. Прикрыв упругую грудь простыней, она повернулась на бок и внимательно посмотрела на него. Перед ней лежал ее будущий муж – златовласый мужчина с тонкими губами и прямым носом. Белая кожа оттеняла голубые глаза, подернутые влагой. Его взгляд всегда отличался мягкостью и проницательностью. Мужчина был среднего роста, широкоплеч, с сильным торсом, мускулистыми руками и крепким достоинством. Минувшей весной ему исполнилось девятнадцать лет и теперь он считался достаточно взрослым, чтобы обзавестись семьей.

– Ты потрясающая, – он перевернулся на спину. – И ты – только моя.

Ее улыбка была неуверенной. Она положила ладони себе под щеку. Сердце девушки взволнованно колотилось, но не из-за акта любви, а от осознания того, что ей предстояло сделать.

– Эли́сфия, с тобой все хорошо? – он провел рукой по ее волосам и заправил выбившуюся прядь за ухо. – Ты молчалива сегодня и загадочна. Переживаешь из-за предстоящей церемонии? Не волнуйся, ты будешь самой прекрасной невестой, которую видела Элимия, а затем – самой очаровательной и замечательной матерью.

Молодой мужчина расплылся в мечтательной улыбке и провел рукой по ее плоскому животу, представляя, как он округлится в скором времени.

– Ты прав, я волнуюсь, – резко вскочив с кровати, она осмотрелась по сторонам.

Обнаружив свое синее платье на полу, девушка наклонилась, открывая соблазнительные виды для своего жениха. Одевшись, она посмотрела на мужчину и, заметив, как вновь напрягается его достоинство, сказала:

– Нет, Рамон, на сегодня хватит любви, я слишком взволнована.

– И как прикажешь мне быть? – он отбросил простыню, нагло улыбаясь. – Ты слишком красива и соблазнительна.

Щеки девушки вспыхнули румянцем. Опустив взгляд, она поправила рукава своего платья в форме листьев. Мелкая вышивка белых цветов покрывала всю ткань, тонкая шнуровка на передней части платья подчеркивала упругую девичью грудь и тонкую талию. Это было одно из любимых платьев Рамона, которое сшила его родная сестра Диона в качестве подарка на пятнадцатые именины Элисфии. Зная вкус своего брата, сестрица постаралась подчеркнуть все самые аппетитные изгибы его избранницы.

– Если я не уйму свое волнение, ты рискуешь получить невесту, чье поведение будет совершенно неуместным. Ведь я могу дать волю эмоциям, а это, насколько я знаю, не совсем почтительно. Из-за переживаний глаза будут красными, а кожа посереет, тогда я не буду настолько красивой, – сев на край кровати, она стала шнуровать свои кожаные сандалии. – Мне нужно прогуляться немного.

– Я хочу, чтобы моя женщина осталась со мной, – скорчив капризное выражение лица, он потянулся за ее рукой.

Девушка перехватила жест и, быстро поцеловав его в лоб, тихо прошептала:

– Добрых снов.

Легким движением Элисфия оказалась у двери и скрылась за ней.

Комната Рамона располагалась в конце коридора на втором этаже. По пути к лестнице Элисфии следовало пройти мимо двух комнат, которые принадлежали другим членам семьи. Она надеялась, что все спят, но, к сожалению, услышала голоса, доносившиеся из гостиной на первом этаже. Остановившись у края лестницы, девушка прислушалась.

– …Если ничего не делать, мы обречены, – тихо сказал женский голос, принадлежавший хозяйке этого дома Рьяне Фотсмен.

– Сколько еще нужно времени? – устало спросил мужчина, глава семейства Грир Фотсмен. – Он не слезает с нее ни днем, ни ночью, значит, с ней что-то не так. Я не уверен, есть ли вообще смысл в этой свадьбе. Можно найти для него более подходящую невесту, которая родит ему наследника.

– Ты же знаешь, он любит ее. Это было его желанием взять в жены эту… К тому же в этом городе ничего невозможно утаить. Все давно обо всем знают и, если мы отменим церемонию, что о нас скажут?

– Перестань, – лениво протянул мужчина. – Она всего лишь игрушка для него. Мальчик наиграется и образумится. Насчет отмены свадьбы – не вижу в этом ничего постыдного. Девчонка без приданого и без рода. Если бы не мы, ее прирезали бы, как козу на площади, и забыли бы ее имя. Она нам еще спасибо сказать должна.

Элисфия не стала дальше подслушивать, она хотела лишь одного – выйти на свежий воздух. Спустившись по лестнице, девушка оказалась в небольшой гостиной. Стены комнаты были сложены из белого камня и увешаны картинами предков рода Фотсмен. В центре комнаты стоял большой резной стол на шесть персон, заставленный вазами с цветами и столовым серебром. Четыре больших окна были занавешены плотной тканью цвета морской волны, у противоположной стены располагался камин, занимающий практически всю ее ширину. В детстве Элисфия любила разглядывать диковинные узоры, вырезанные на нем, и сочинять различные истории.

Грир и Рьяна Фотсмены сидели на мягкой софе и пили травяной чай перед сном. Чтобы выйти из дома, девушке следовало пройти мимо них. Разумеется, незаметно это сделать было невозможно.

– Ты почему не в постели, дитя? – приторно улыбнувшись, спросила Рьяна, словно не было слов, сказанных ею минутой ранее.

– Мне хочется прогуляться, очень душно.

Элисфия старалась не смотреть ей в глаза, с Рьяной у них были очень странные отношения: женщина могла в один день вести себя с девушкой как заботливая мать, а в другой – хуже стражника в тюрьме. Ее настроение было очень изменчивым, только по отношению к своим детям она всегда была добра и приветлива.

Рьяна была красивой женщиной – круглолицая, златовласая, некогда мечта всех местных неженатых мужчин. Ее глаза

цвета неба всегда были подернуты влагой и обладали проницательным взглядом. На плечи Рьяны поверх ночной сорочки из белого хлопка был накинут бархатный халат зеленого цвета.

– А разве не слишком поздно разгуливать по улицам города одной? Что, если тебя кто-нибудь увидит? Что тогда о нас скажут? Что невестка, едва обручившись, гуляет не пойми где и с кем? – Рьяна улыбалась настолько широко и приторно, что, казалось, от натуги у нее сейчас лопнут щеки.

– Я ни с кем не собираюсь встречаться. Хочу подышать воздухом, только и всего, – пожав плечами, ответила Элисфия, понимая, что ей вряд ли удастся выйти до того, как старшие члены семьи отправятся спать.

– Можешь открыть окно. Полагаю, воздух из него будет достаточно свежим, чтобы справиться с духотой, – безразлично сказал Грир Фотсмен.

Элисфия побаивалась мужчину. Он был тих и молчалив, но в минуты, когда от него требовалась твердость и решительность, с ярым остервенением это проявлял. Несколько раз перепадало девушке за непослушание, однажды мужчина избил ее плетью до крови из-за пролитого молока на новый стол, только что покрытый лаком. Она на всю жизнь запомнила перекошенный от злобы рот и горящие презрением маленькие поросячьи глазки. С тех пор выражение его лица при виде Элисфии практически не менялось. Ему не нравилась та роль, которой наделили его старейшины, но он не мог противиться их воле.

– Прошу вашего дозволения провести время на заднем дворе, пока луна не начнет спускаться. После я вернусь в свою комнату, обещаю, – девушка вытянулась по струнке в ожидании вердикта.

– Отправляйся в свою комнату прямо сейчас, – тоном, не приемлющим никаких возражений, ответил Грир.

Девушке пришлось молча последовать приказу главы семейства. Пожелав доброй ночи, она отправилась к себе, хотя комнатой это помещение назвать было сложно. Ей выделили маленькую каморку между кухней и комнатой для прислуги, в которой раньше хранили разный хлам. От крошечного окошка в стене практически не было света или воздуха. Старая кровать в углу, маленький сундук для личных вещей и одна свеча на нем – вот и все убранство.

Элисфия легла на кровать и от досады ударила кулаком в стену. Ее душило это место, эта семья, и речь шла не только о размерах комнаты. Рамон обещал: как только они поженятся, он разрешит ей жить в его комнате, а до тех пор девушка должна находиться у себя. Элисфия не верила, ведь она не раз сталкивалась с обманом и несправедливостью в этой семье. Больше всего на свете она мечтала сбежать из этого дома, города, быть свободной, как птица в небе, но эти мечты таяли с каждым днем. Фотсмены принимали ее лишь до тех пор, пока она могла родить наследников Рамону. Как только они получат свое, кто знает, что ее ждет.

Прислушавшись к происходящему в гостиной, Элисфия поняла, что Фотсмены отправились спать. Подождав еще какое-то время, она тихо вышла из своей каморки и на цыпочках прошла мимо кухни, надеясь, что Мари Мед тоже спит. Но и здесь ее ждала неудача – Элисфия столкнулась с женщиной практически у самого выхода.

– Ох, Мари, прости, пожалуйста, я тебя не заметила, – прошептала Элисфия.

– Нет, – как всегда ответила женщина.

Мари Мед была нелюдимой, ей было чуть больше тридцати лет, но выглядела она намного старше: потухший взгляд, дряблая кожа, поседевшие волосы, собранные в пучок на затылке. Одевалась просто, выбирая платье из крапивы, поверх которого всегда был надет белоснежный передник, и предпочитала ходить босиком, невзирая на погоду.

Когда Мари было четырнадцать лет, ее изнасиловал Шуг Боас – в то время большая проблема для местного управления и спокойствия горожан. Он промышлял воровством, пьянством и разгульным образом жизни несмотря на то, что ему было уже двадцать три года. В тот день Мари задержалась у отца в кузнице и решила прогуляться около городских ворот, где изрядно выпивший Шуг и встретил ее. Девушка понесла от насильника. Город накрыла волна негодования и протестов, жители требовали наказания, но совет решил поженить их, дабы смыть позор с обоих. Шуг Боас противился этому браку, постоянно повторяя: «Это всего лишь баба! Что вы носитесь с ней, как с золотой козой? Я оказал ей честь, сделав ее женщиной и наградив ублюдком. Надеюсь, будет весь в папочку».

Незадолго до назначенной даты Шуг пропал. Искали везде, местные жители дошли до завесы, но его и след простыл. В срок у Мари Мед начались роды. Ребенок родился мертвым. Девушка не смогла пережить того, что выпало на ее долю, и замкнулась в себе. По сей день она говорила только «да» либо «нет» вне зависимости от того, кто и с каким вопросом к ней обращался. Рьяна и Грир Фотсмены взяли ее в свой дом, чтобы она помогала им по хозяйству и с маленькой Элисфией, так как Рьяна была полностью поглощена заботой о своих детях.

Элисфия доверяла Мари, во всяком случае она все равно никому ничего не могла рассказать, поэтому смело делилась с женщиной своими мыслями и планами сбежать из Элимии. Столкнувшись с ней в коридоре, не испугалась.

– Мари, мне нужно уйти. Я вернусь раньше, чем они проснутся, обещаю! Тебе не стоит переживать, – продолжала шептать Элисфия.

– Нет, – Мари взяла ее за руку и потянула обратно к ее каморке.

– Послушай, – девушка аккуратно высвободилась из тонких рук домработницы. – Все будет хорошо, мне нужно кое с кем встретиться и кое-что забрать.

– Нет, – женщина взяла Элисфию за плечи и заглянула ей в глаза с мольбой не делать того, что девушка задумала, но была не в силах остановить ее.

Отворив дверь, Элисфия наконец оказалась на улице. Тусклые фонари слабо освещали ее, языки пламени трепыхались на прохладном ночном ветру. Поежившись, девушка осмотрелась по сторонам, чтобы убедиться, что никого поблизости нет и ее никто не видит, но и здесь ее ждала неприятность.

– А, это ты! – раздался скрипучий старческий голос.

Быстро сообразив, что это старуха, Элисфия подняла голову и в окне второго этажа дома напротив увидела сморщенное лицо их соседки.

– Мерзкая потаскушка, из какого борделя тебя Борей к нам принес?

– Госпожа Амриель, – любезно улыбнулась Элисфия. – Давно Вас не видела, успела соскучиться.

– Все дерзишь? Говорила я верховному, надо было убить тебя еще во младенчестве, а теперь ты, отродье, беду накличешь на святую Элимию. Да и Фотсменов за собой утянешь в свою черную пучину. Бедный Рамон! Бедный Рамон! – причитала старуха.