Люцифер. Время Вечности

И Креуса Его поцеловала. Долго и подобострастно, снова увидев в нём Творца.

– А как же я? – оторопел Ганимед.

– Сегодня не твой день! – отрезала Креуса. Кусочек счастья.

И уволокла Творца в машину.

Медея подавленно молчала, не зная уже, что и думать. О том, что творится в этом невообразимо сложном мире, из которого Креуса снова её вытеснила. Оттеснив корпусом!

Пока та пыталась раздавить героя её снов шикарной кормой своей ладьи. Прямо на песке её иллюзий, как Ясона.

– Ницше хотя и понимал уже, что нужно стремиться к власти, но так и не понял, что, прежде всего, к власти над самим собой! – усмехнулся над ними Ганимед, как только они вышли из машины, и открыл вино. – А потому и презирал Шопенгауэра и Шеллинга, толком-то не понимая, о чём они ему толкуют!

– И повсюду лез к ним со своей толкушкой! – толкнула его в бок Креуса, протянув кубок.

– А после того, как я обнаружил его заявление о том, что у Диогена, который жил в бочке, философия собаки, – поддержал её Аполлон (за талию), – я проанализировал его творчество и понял, что у самого Ницше – философия собаки, сорвавшейся с цепи!

– Поэтому он и вдохновил Гитлера! – усмехнулась Медея, протянув кубок.

– Вообще-то, его всегда вдохновлял Вагнер, – возразил Ганимед, наливая ей вина. – На самом деле Гитлер был большой эстет и фанатичный поклонник его творчества, по нескольку часов выстаивая в очередях за билетами на его концерты.

– Для себя и для вовлекавшей его во всё это невестки Вагнера?

– Разумеется, по указанию её отца, идеи которого Гитлер и изложил в своём опусе, пока сидел в тюрьме. На бумаге, которую та ему активно и поставляла. Поняв от отца, что Адольф не выйдет на свободу, пока не окончит труд.

– Раньше срока?

– Для чего его туда, на самом-то деле, и поместили! – усмехнулся Аполлон. – Чтобы он закончил уже свою «политическую возню» и приступил к исполнению внушаемой ему её отцом «исторической миссии германского народа!» А Ницше дал Адольфу богатую пищу для размышлений о разлагающем влиянии торгашеского духа на общество.

– С ним-то Гитлер и начал столь активно бороться. Вначале – в пределах своей страны. А затем, замечая это разлагающее воздействие «свободного рынка» и на другие окружающие его страны – чуть ли не со всей Европой! Обещая им вернуть их самим себе.

– И европейцы, тут же поняв, о чём он столь размашисто говорит им, охотно ему сдавались. Как в своё время – Наполеону.

– Считая его «новым гением»! – усмехнулась Креуса.

– Избрав в качестве «мальчиков для битья» торговцев, по наводке Ницше. Чтобы на этом «законном основании» отбирать у торговцев все их деньги и честно нажитое непосильным трудом имущество, побуждая к этому официально признанному разбою всех, кто Гитлера тогда восторженно слушал в предвкушении насилия.

– Вся власть Наполеона и Гитлера, как и их, так называемая, «гениальность», держались исключительно на жажде грабежа! – подтвердил Ганимед.

– О котором все, столь жадно ему внимавшие, только и мечтали! – усмехнулась Медея.

– Даже усомниться в которой означало – перестать грабить. И признать себя виновными.

– Поэтому-то немцы и были Адольфу столь фанатично преданны! – поняла Креуса.

– И крича каждый день друг другу: «Хайль Гитлер!», тут же сваливали на Адольфа свою вину за ежедневно творимые ими преступления. «Во имя Третьего рейха!» А потому и считали Гитлера новым аватаром Господа. Организовав для этого службу «Аненербе», которая чуть ли не по всему миру собирала материалы, чтобы именно это и подтвердить. И как можно полнее себя же обелить и оправдать. Обезличивая себя во имя «светлой идеи» об истинных арийцах.

– Внушенной им извне! – усмехнулась Медея.

– И вы думаете, Гитлер был так влюблён в себя, что так и не понял, что им кукловодят?

– Конечно понял! Иначе не стал бы нападать на Англию в тридцать девятом, разгромив почти весь их торговый флот и фактически лишив Англию всех её колоний. После того как понял, что Англия после долгой победы над Испанией, Португалией, а затем и Голландией по всем морям и океанам наконец-то почувствовала себя морской сверхдержавой! Один из сверх-ярких представителей которой и сумел внушить эту идею Вагнеру, проложив под ней сугубо немецкий контекст Гёте, а через Вагнера и его другу Ницше. Которые, сами того не подозревая, выступили для Чемберлена лишь переводчиками, распространявшими эти его идеи на немецком языке.

– Поэтому-то Ницше и изложил их не в форме научного трактата, а в форме туманного мифа о Заратустре. Так как и сам толком-то не понимал, о чём это он там поёт. На свой лад подпевая Вагнеру.

– И после того как во всей Европе уже некого стало грабить, Гитлер стал агитировать все сплочённые в едином порыве жажды грабежа европейские народы пойти бороться с «жидокоммунизмом русских». И глубоко ошибся!

– И – в чём же?

– Да в том, что Сталин, мобилизованный остатками царской военной элиты против Троцкого, к тому времени уже успел выбить из народа и торгашеский дух с их Нэпом и самих троцкистов. А потому и стал для обывателей прообразом нового царя.

– Во имя которого чернь и не щадила живота своего?

– Уже не просто площадная чернь, а точно такие же граждане, как и он сам.

– Где любой рабочий уже мог быть избран в депутаты и войти прямиком в кулуары власти, чтобы тут же навести там порядок.

– Как постоянно и случалось, – подтвердила Медея.

– Гитлер проиграл на самом-то деле только лишь потому, что упустил тот момент, когда Сталин, внедряя в массы учение Ленина, сумел превратить Советский Союз в империю царей. Где власть принадлежала каждому, кто превращал свою жизнь в служение.

– Но уже – пред алтарём разума! Введя обязательное для каждого гражданина образование. А для тех, кто хочет пробиться во власть – нормативы по философии.

– Которую поэтому и зубрили тогда все кому не лень!

– Так вот почему, оказывается, «Капитал» заменил нам Библию! А статьи по экономике – стали теперь «молитвами».

– Которому поклоняются и до сих пор, – подтвердил Ганимед, – как Золотому Тельцу.

– Дав понять немцам, в сорок пятом году дав им по заднице, что одно наличие человекообразного организма ещё не делает нас истинными арийцами!

– Арийцами вовсе не рождаются!

– Как это?

– Каждому из нас надо еще постараться, чтобы стать хотя бы человеком, перестав быть животным.

– Социокультурным?

– Для того чтобы стать социо-культурным, – усмехнулся Аполлон, – вначале необходимо стать хотя бы просто культурным! Так как именно культура и описывает те парадоксы, которые возникают в жизни человека, когда он пытается бездумно соблюдать обычаи и исполнять обряды, подстраиваясь под общество.

– Ни то мы так и остались бы марионетками своих потребностей, страстей и навязываемых нам концепций.

– Но для чего тогда нам их навязывают, для того чтобы нами удобнее было управлять?

– Хотя бы для того, чтобы мы тупо не разбежались, как стадо без пастуха. И нас не перебили поодиночке. Поэтому-то и существуют в мире всякие непонятные тебе идеи.

– Сбивающие нас в стадо?

– А иногда и – в тугую связку! – усмехнулся Ганимед над Гитлером.

– Но как так вышло, что Америка, которая была во Второй мировой за Россию, стала играть теперь на стороне противника?

– Не нашего, заметь. Ведь Россия, по сути, боролась тогда не с самой Германией. Но с призраком «Сверхчеловека» Ницше, вышибая из немцев эту идеологическую дурь.

– После чего архидемоны через одержимых их идеями особо выдающихся англичан соблазнили Америку «дожать» Россию. Ведь согласно «римскому праву», если на земле нет хозяина, значит эта земля – ничья. И её может захватить себе тот, кто первый ступит на эту землю.

– А социализм с его идиомой всеобщего землепользования добился лишь того, что земля в России стала бесхозной.

– Без царя! – поняла Медея.

– И очень скоро творчество Троцкого вновь заблистает на нашем горизонте, как путеводная звезда к общественному счастью! – усмехнулся Ганимед.

– Осталось лишь вытеснить туземцев с их «ничейной» земли. Что Англия, согласно тому же Спенсеру, уже не раз вытворяла у себя в колониях. Разработав для этого совместно с Америкой «план Далласа».

– И в Америке наивно клюнули на эту «удочку»?

– А затем и, чтобы не быть голословными, в Америке уговорили себя перенести почти весь свой промышленный потенциал в Азию. Якобы, это выгодней.

– Чтобы, под шумок экономической выгоды, полностью развалить в Америке всю промышленность! – подтвердил Ганимед.

– Так что в Америке сейчас целые города, такие как Детройт и Чикаго, бывшие индустриальными монстрами, стоят и просто пустуют, дряхлея и ветшая.

– Типа, чтобы не привлекать к себе внимания?

– В том-то и «прелесть» рынка, что люди начинают руководствоваться не здравым смыслом, а смыслом тех, кто за это больше платит.

– Это то, что называют подменой смыслов! – усмехнулся Ганимед.

– Тогда как какая агония может быть на рынке? – усмехнулась Креуса. – Чем больше товаров туда тащишь, тем ярмарка лишь богаче.

– Тут и безо всякой науки всё понятно! – усмехнулась Медея.

– Для чего мои архидемоны через своих подручных её и создают, – усмехнулся Ганимед, – чтобы запудрить всем мозги!

– Но в Америке вынуждены терпеть эти безобразия, которые творят с ними слуги архидемонов, пока «их же» план Далласа окончательно не сработает.

– Так, а если «их» план Далласа всё же не сработает? – усомнилась Креуса.

– Да какая разница? Это просто разводка! Не ясно разве? – усмехнулся Ганимед. – Англия, к тому времени, уже окончательно «дожмет» Америку. У них-то ведь тоже есть свой столетний план.

– Ведь Англия подбила их на это именно для того, чтобы в Евразии Америке больше не на кого было опереться. Лишив её потенциального союзника. Постоянно обостряя «Холодной войной» взаимоотношения Америки и России.

– Или ты думала, что Англия вот так запросто спустит с рук Америке поражение во Второй мировой? – усмехнулся Ганимед над Медеей. – Не будь наивна! Россия, как и Германия, всегда была просто пешкой в их игре по захвату всей планеты! Поэтому даже неважно то, что к тому времени будет с Россией. Для них это не более, чем предлог покончить с Америкой. Те наивно клюнули на их «удочку» и с тех пор их опустошают, как хотят. Статьями по экономике!

– Типа, всё легально. Для вашей же, мол, выгоды.

– Мы вас грабим? А что сделала в ответ на это Англия?

– Закрыла свои угольные шахты.

– И это – всё? – удивилась Креуса. – И в Америке на это клюнули? Так их реально развели!

– Поэтому-то главный враг России не Америка, руками которых её, якобы, разваливают, – усмехнулся Ганимед. – И даже не Англия, как могло бы показаться! А именно – столь непонятные тебе идеи, с которыми можно покончить только у себя в голове – раз и навсегда!

– И не только нам, но и самим англичанам! Ведь именно с одержимым ими премьер-министром президент России вначале обо всём договорился в Лондоне, а уже затем был заключён официальный договор на Мальте с ничего не понимающем во всём этом идеологическом вареве Бушем.

– Кроме рыбалки и скаковых лошадей, – вздохнула Креуса.

– Тем более что в Англии есть королева, – улыбнулся Ганимед, решив уже окончательно её добить, – то есть, по «римскому праву», законный наследник их земель. А – в Америке?

– Ни-ко-го! – дошло до Креусы. – Кроме Статуи Свободы.

– То есть – идеологической составляющей! – подчеркнул Ганимед.

– Создающей у американцев иллюзию свободы?

– Америка как была для Англии их колонией, так ею, фактически, и осталась. По итогам войны «Севера и Юга».

– Может быть России ещё и удастся как-нибудь вывернуться и отвертеться. Тогда как нашим собратьям по несчастью – Америке, боюсь, что нет. Ведь против разводки никакое оружие не поможет.

– Кроме здравого смысла! – зло усмехнулась Креуса.

– Тем более что к тому времени «идеологическая мина» уже сработает, – подтвердил Ганимед.

– Но неужели же они об этом даже и не догадываются?

– Может и догадываются. Но не могут поверить в то, что их разводят.

– Учебниками по экономике – этой новой «верой» во всемогущество! – усмехнулся Ганимед.

– Тем более что одно осознание этого так сильно уязвляет их самолюбие, что они даже боятся посмотреть в эту сторону.

– И ты хочешь в своей «Книге Жизни» им это показать? – удивилась Креуса широте Его размаха.

– А что толку-то? – усмехнулся он над её наивностью. – Они всё равно в это не поверят. И начнут оправдываться. Я резко стану для них Плохим, а они для себя – Хорошими! Вот и всё.

– Пока этого не произойдет, – вздохнула Креуса. – Даже жаль как-то Америку.

– А ты думала, почему наши олигархи выясняют отношения именно в Лондоне, а не летают за этим в Штаты?

– Потому что там и до сих пор нет единого законодательства! – усмехнулся Ганимед. – Абсолютно всё раздроблено на штаты – резервации для колонистов, населяющих эту недоосвоенную ещё территорию.

– Чтобы, в случае чего, угрожать Америке отделением одного из её штатов?

– Где не только свои у каждого штата законы, но и нет до сих пор единой энергетической системы, охватывавшей всю страну, как в России, для поддержки электроэнергией одного штата другим в случае внезапных стихийных бедствий.

– Как такая страна, и в самом деле, может быть мировым гегемоном? – оторопела Креуса. – Это просто смешно!

– Нет, – осёк её Аполлон, – это очень больно!

– Даже – осознавать, – согласилась Креуса, нахмурившись.

– Особенно, сидя без электричества во время случайного стихийного бедствия, – подтвердил Ганимед.

– Но в России, в отличии от Америки, их просто-напросто не замечают. Вообще! Благодаря «советскому наследию».

– Думаю, – улыбнулась Медея, – если американцы только захотят, они смогут в любой момент перенять «советский опыт» и навести у себя порядок.

– Но кто же им это позволит-то? Не забывай, что в их рядах также «выращиваются» иностранные агенты, призывая их «сокращать расходы».

– Статьями по экономике! – подтвердил Ганимед.

– Теперь, надеюсь, понятно – почему? – усмехнулся Аполлон, окончательно её добив.

– Потому что американцы не могут себе позволить такую роскошь, как управлять своей страной? – оторопела Медея.

– Роскошь это не деньги. Это власть! Направлять ваши деньги туда, куда тебе нужно. Играя при помощи биржевый курсов общественными настроениями.

– Побуждая каждого осла бегать за морковками «внезапно» ставших выгодными трендов! – усмехнулся Ганимед.

– Так что пока на планете существуют биржи, все ваши деньги будут принадлежать не вам, а тем, кто вами манипулирует.

– В своих геополитических интересах?

– Все контракты должны быть многолетними и неизменными. Вне зависимости от курсов и прочих сиюминутных спекуляций. Только тогда цены на товары будут стабильными, а торговля – выгодной!

– Для конечного потребителя, – согласилась Креуса.

– Только потом, когда в конце своего столетнего плана архидемоны «дожмут» все страны на планете, их слуги вдруг вспомнят о том, что мир пошёл «не по тому пути». Чтобы начать осваивать захваченную у всех стран территорию. Руками самих же колонистов! Одна верхушка сменит другую. И опять во всём мире нас начнут заставлять гнуть спину чуть ли не круглые сутки на «Стройках века!»

– Так что наслаждайся моментом, пока у нас всё ещё есть время гонять лодыря. До тех пор, пока архидемоны снова не начнут внушать: «Человек – это звучит гордо!»14

Глава2Страсти Господни

Так что уже через пару дней Медея пригласила их снова, желая взять реванш, но уже для пикника на даче своей бабушки. И как только девушки разложили по вазам фрукты и уселись на веранде, а Ганимед разлил вино по кубкам, коварно усмехнулась:

– А ты чего не пьёшь, граф, религия не позволяет?

– Ваш горизонт мышления настолько узок и низок, что постоянно пригибает вас к земле, заставляя жить лишь одним днём! – усмехнулся над ней Аполлон. – Даже не задумываясь о своем дальнейшем существовании завтра и послезавтра!

– Не строить планов? – озадачилась Медея, изучавшая в клубе «перспективное планирование».

– Да не в планах дело, а в качестве вашей текущей и всё время изменяющейся от ваших поступков жизни. Планы вы, конечно же, строите, это ваши, так называемые, мечты! Но вы ни секунды не задумываетесь о том, почему же вам всё никак не удается их осуществить.

– И – почему же? – криво усмехнулась Медея, пытаясь примерить на себя эту «шкуру».

– Да потому! – усмехнулся Аполлон, тут же сдирая с неё эту шкуру. – Что в силу того, во что вы себя превращаете, вы становитесь просто-напросто непригодными, как некачественный уже материал, для того чтобы быть задействованными другими в сферу реализации ваших планов!

– Другими? – оторопела Медея. – Но при чем тут другие и мои собственные планы?

– Да при том, что ничего из того, о чём ты мечтаешь, ты не сможешь осуществить в одно лицо! То есть вне непосредственного участия в этом других, имеющих сходные с тобой устремления. Для того чтобы они могли быть хоть как-то задействованы тобой на том или ином этапе твоего плана. Вот другие невольно и служат средством «естественного отбора» тебя и твоей пригодности для обитания в «идеальных мирах» их чаяний и устремлений! То есть – пригодности тебя для твоих же собственных планов! И возможности их совместно с тобой хотя бы частично реализовать. На том этапе твоего плана, который для них сейчас наиболее актуален. Переведя ваши совместные планы из состояния мечты (отдельных индивидов о прекрасном, но лишь только возможном бытии) в состояние реальной общей Сказки!

– Сказки? – оторопела Медея. Всё ещё не веря в то, что Сказки (то есть то, в чем ты и сама себе не решаешься, порой, признаться) для него уже настолько актуальны.

– И это касается чего угодно, от самых грандиозных, до самых незначительных событий в твоей жизни! Ведь любая твоя деятельность, хочешь ты того или нет, носит общественный характер!

– Как писал Маркс: «Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества», – подтвердил Ганимед.

– «Ты правишь, но и тобой правят!» – согласилась Медея. С Парменидом.

– Поэтому всё будет у любого из нас идти «как по маслу», если мы будем пользоваться обратной связью, то есть учитывать мнения и действия других, корректируя своё поведение соответственно новым входящим данным. Идти кое-как. Либо вообще ничего не будет получаться, если мы будем думать только лишь о себе и слышать только то, что говорим сами. Не обращая внимания на те знаки внимания, которые другие нам постоянно посылают.

– Кроме затрещин! – задумчиво усмехнулась Медея, вспомнив мать.

– Для того чтобы ты наконец-то начала задумываться о себе и меняться! Для своей же пользы! Для пригодности обитания в своих же «идеальных мирах»! Поэтому люди и напоминают мне детей, которые истерично разбрасывают свои игрушки. Наивно полагая, что им никогда не придется их собирать.

– Детей? – нервно усмехнулась Медея, вспомнив свои прошлогодние приключения в детском лагере.

– Да, Медея! В этом виноват живущий в каждом из нас «Архетип младенца»15, выросший под крылом цивилизации в «Человека-играющего».16

– И во что же вы тут играете, Дон Кихоты? – усмехнулась Медея, посмотрев на Креусу.

– «На лыжах в баню»! – отреагировал Ганимед. Достал потрёпанную тетрадь и стал читать: – «Источником шума, смеха, веселья и слёзных воспоминаний является и будет являться очень короткое, но очень замыкание в чартах и глобусных картах Великой империи инков. Но солдаты знают толк в великих самоварках и саможарках! Да, что нам та полевая кухня? Все мы солдаты любви. А я и так целый (но раненный в голову) старший лейтенант. Я должен умереть за тебя, для тебя, во имя…

– Дурак вы, товарищ старший лейтенант. Жить надо весело, с улыбкой на плечах! В общем, надо, братцы, жить припеваючи.

– Сколько можно петь? Хватит, трубите отбой. Всем спать! Я проверю. Только ноги помойте, уроды. Кто сегодня должен трубить отбойник молотком? – гавкнул я с надеждой на ответ.

– Ефрейтор Том Йорк! – отрапортовал невзрачный шизофреник.

– Похвально! Ну, так значит вы сегодня горнист, ефрейтор Йорк?

– Так точно! – глядя мутно в потолок, взвизгнул главный радист.

– Не перепевай меня на полу-слове, – прошипел я ему в ухо, – слушай меня. Перестань скулить эту узбекскую похоронную. Я вызвал тебя по важному, я бы сказал, интимному делу, – объявил я грустному горнисту, – сразу же после отбоя – ко мне!

И шепотом добавил:

– Постарайся прийти незаметно.

Опять звучит странная для этого мира песня: «Карма-полиция». Какое тщеславие у этого ефрейтора. Но он красив! Не то, что некоторые капралы. Это хорошо, что он глуповат и заторможен. Таким здесь и место.

– Кто там?!

Стук в телефонный аппарат раздолбил мои размышления.

– Капрал Симба по вашему приказанию въехал!

– Куда ты въехал?

Ничего не понимая, я встал с дивана.

– Войдите! – крикнул Симба. И пнув дверь моих апартаментов, начал торжественно маршировать, гремя лыжами.

Он был словно замотан в большую белую простыню на босу ногу. Мгновение спустя я понял, это был зимний маскхалат. «Как это понять? На улице Летов и все отдыхают на сопках».

– Немедленно прекратить!!! – заорал я с ужасом в руках. – Что это за недоразвитый маразм?!

Я с укором посмотрел в эту мумию.

– Я к вам по поводу помыться бы. Сильно чешется спина и, эт самое, – договорил он уже шёпотом, – у меня, наверное, блохи.

– Так. Значит так, на первый-второй рассчитайсь! Кру-у-гом раза два! А сейчас ты, идиот, отправишься, э, в баню. И не забудь снять амуницию, встав под душ. А по приходу, составишь рапорт по поводу этой клоунады.

Этот бестолковый капрал частенько забивался картами насмерть. Но всегда удава лось реанимировать понюшкой. Долго ли ты будешь упражнять наше терпение обострением озадаченности заточки, ах, Симба! Да не оскудеет рука берущего за жабры».

И лишь когда Ганимед затих, дожидаясь аплодисментов, Аполлон усмехнулся:

– Так ты хочешь устроить литературнир?

– Победит сильнейший! – подтвердил Ганимед, подмигнув Креусе.

– «Детский сад», – объявил Аполлон и достал тетрадь.

– Ну, давай, впадём в детство!

– Главное, не впади в экстаз! – самодовольно усмехнулся Аполлон и стал читать: – «Заоконный ветер вылепил серебристо-сизую скульптуру пасмурной погоды и внезапно исчез, как старый фокусник в конце представления. Игровая коробка на первом этаже. Атрибутика стандартная: горсть чмырных игрушек в размёте.

– А-а-ай! – капризно завопила Гиера, скорчив фальшивую гримасу. – Астиоха Приамовна! Еврипил опять меня за косы дергает, Астиоха Приамовна!

– Так! – Астиоха Приамовна положила ручку, закрыла журнал занятий, встала из-за стола и со скоростью неотложки прибыла на место происшествия. – Еврипил, скажи, пожалуйста, до каких пор ты будешь хулиганить? – спросила она и, взяв его за нижнюю челюсть, развернула на себя.

Еврипил смотрел на нее пустыми детскими глазами безо всякого выражения.

– До каких пор я тебя спрашиваю, тупица?! – заорала Астиоха и рывком отвесила воспитаннику подзатыльник.

Чернявая голова Еврипила под ударом слегка пристукнула подбородком о грудь. Но он, уже привыкший к дурогонству воспитательницы, не выронил изо рта ни звука и лишь ещё сильнее набычился.

Гиера при этом стала возбужденно подпрыгивать и, истерично смеясь, исступленно щёлкать ладошками.

– Чего ты молчишь, идиот?! Отвечай! – заводилась Астиоха Приамовна и хотела было повторить «на бис» затрещину, но вдруг почему-то передумала. Взяла его на руки и сказав напутственно: – Иди, поиграй в песочке! – с раскачки метнула в открытое окно.

Но Еврипил не долетел до песочницы и напоролся тонкой шейкой на её острый бортик. Голова его, вдруг, с хрустом отскочила. И стукнувшись о ножку грибка, замерла недалеко от тела.

– А-а-ай! – заверещала Гиера и кинулась на воспитательницу с кулаками. – Ты убила его!

– Хватит! – крикнула та, одновременно мощно топнув ногой. – Хватит! Надоело всё! И ты со своей дурацкой игрой! – и выбросила журнал в урну.

– Но, мама!

И когда дверь захлопнулась, мягко всхлипывая, Гиера стала оплакивать убиенного Еврипила. Он был её единственной большой куклой, пригодной для игры в «Детский сад».

Все молчали, не зная, как им отреагировать.

– Так ты описал тут свою сестру и мать? – нарушил Ганимед «Минуту молчания». – Но зачем ты изменил их имена?

– Я всегда так делаю, чтобы на меня не смогли подать в суд.

– А я решила, что ты всё это выдумал, – удивилась Креуса.

– Я не умею выдумывать, у меня слишком бедное воображение. Поэтому мне приходится, как Уайльд, «вкладывать весь свой гений – в жизнь. И лишь…» описывать то, что у меня из этого выходит.