Книга которую должен прочитать каждый родитель

Игнорирование или отрицание чувств ребенка потенциально вредно для его будущего психического здоровья. Я знаю, что вы, как родители, можете даже не знать, что делаете это, или, возможно, вы делаете это потому, что думаете, что так будет лучше. Когда другие люди, особенно наши дети, несчастны, отрицание их сложных чувств иногда является нашим стандартным вариантом. Это может казаться правильным. Нам может казаться правильным пытаться принизить, посоветовать, отвлечь или даже отругать их. Мы не хотим, чтобы любимый человек был несчастлив, и открытость к его несчастью или гневу может показаться нам опасной и тревожной; может даже возникнуть ощущение, что мы в какой-то мере поощряем эти чувства. Но когда чувства запрещены, они не исчезают. Они просто уходят в подполье, где гноятся и приносят неприятности в дальнейшем. Подумайте вот о чем: когда вам нужно кричать громче всего? Именно тогда, когда вас не слышат. Чувства должны быть услышаны.

Я не хочу, чтобы вы сожалели о том, как вы реагировали на чувства ребенка в прошлом, но хочу подчеркнуть, насколько важно признавать, принимать всерьез и подтверждать чувства вашего ребенка. Чаще всего причиной депрессии взрослых является не то, что происходит с ними в настоящем, а то, что в детстве они не научились в отношениях с родителями, как их можно успокоить. Если вместо того, чтобы понять и утешить, человеку говорили не чувствовать, или он плакал, чтобы заснуть в одиночестве, или оставался один на один со своей яростью, его способность переносить неприятные или болезненные эмоции становится все менее и менее возможной по мере того, как количество эмоциональных ошибок увеличивается. Их способность переносить их уменьшается. Как будто есть только столько пространства, в которое можно вытеснить сложные эмоции, прежде чем это пространство станет слишком заполненным и им некуда будет деваться. Когда родители успокаивают нас и снова успокаивают, какие бы чувства мы ни испытывали, мы можем относиться к ним более оптимистично, что делает нас менее подверженными депрессии или тревоге на более поздних этапах жизни. Гарантированного способа избежать трудностей с психическим здоровьем не существует, но, безусловно, помогает внушить нам веру в то, что, какие бы эмоции мы ни испытывали, мы все равно приемлемы и, как бы плохо нам ни было, это пройдет.

Помните: все родители совершают ошибки, и их исправление важнее, чем сами ошибки. Поэтому, если вы считаете, что лучший способ улучшить самочувствие ребенка – это притвориться, что не замечаете, когда он злится или недоволен, не волнуйтесь. Вы можете изменить эту модель реагирования на чувства ребенка, чтобы он почувствовал, что его видят и слышат. Возможно, вы почувствуете себя странно или даже чуждо, когда начнете действовать по-новому, но это легко может стать вашим привычным способом реагирования. Сначала подумайте о том, как вы реагировали на чувства ребенка в прошлом. Есть три основных способа – и ваш способ часто может быть похож на то, как вы реагируете на свои собственные чувства. Вы можете варьировать эти три способа в зависимости от эмоций или ситуации.

Репрессии

Если вы подавитель, то ваша естественная склонность – отталкивать сильные чувства и говорить: "Тише", когда вы с ними сталкиваетесь, или "Не суетитесь, ничего страшного", или "Будьте смелее".

Если вы отвергаете чувства ребенка как неважные, он с меньшей вероятностью поделится с вами любыми последующими чувствами, независимо от того, считаете ли вы их неважными.

Чрезмерная реакция

На другом конце шкалы вы можете так сильно переживать за ребенка, что впадаете в истерику и плачете вместе с ним, как будто его боль – ваша, а не его. Такую ошибку легко совершить, например, в первые несколько дней, когда вы отвозите ребенка в ясли, пока вы оба не привыкли к этому.

Если вы берете на себя ответственность за чувства ребенка, он, скорее всего, не захочет делиться с вами своими переживаниями. Они могут подумать, что слишком многого для вас хотят, или что вы вторгаетесь в их жизнь, сливаясь с их чувствами.

Сдерживание означает, что вы можете признать и подтвердить все свои чувства. Если вы сможете сделать это для себя, то и для вашего ребенка это будет естественным. Вы можете отнестись к чувству серьезно, не реагируя на него слишком остро, и оставаться сдержанным и оптимистичным. Вы можете сказать: "О, дорогая, ты несчастна. Не хочешь ли ты пообниматься? Тогда иди ко мне. Вот так, я буду обнимать тебя, пока тебе не станет лучше".

Если ребенок знает, что вы его увидите и успокоите, но не осудите, он с большей вероятностью расскажет вам о том, что с ним происходит.

Это то, что нужно ребенку: чтобы родитель был вместилищем его эмоций. Это значит, что вы находитесь рядом с ними, знаете и принимаете то, что они чувствуют, но не переполняетесь их чувствами. Это одна из тех вещей, которые психотерапевты делают для своих клиентов.

Уметь быть контейнером – значит наблюдать гнев ребенка, понимать, почему он злится, и, возможно, выражать это словами, находить приемлемые способы выражения гнева, не наказывать и не подавлять гнев. То же самое верно и для других эмоций.

Мы все разные, когда речь заходит о том, какие эмоции нам приятнее переживать в силу нашего собственного опыта в детстве. Это зависит от того, какие ассоциации с каждой эмоцией возникали у других людей, а значит, и у нас самих, когда мы росли. Если вы выросли в семье, где привыкли контактировать друг с другом через конфликты, вы могли привыкнуть к повышенному голосу или даже крикам; более того, они могут даже вызывать у вас ассоциации с любовью. С другой стороны, если вы родом из семьи, которая сторонилась любой конфронтации, вы можете испытывать глубокий дискомфорт от гнева. Если в детстве вы чувствовали, что вами манипулируют, вы можете не доверять теплоте и любви или испытывать к ним неприязнь, поскольку ожидаете, что они будут сопровождаться укором.

Упражнение: Насколько спокойно вы относитесь к своим эмоциям?

Это упражнение – хороший способ начать изучать свои обычные реакции на эмоции, как у себя, так и у ребенка. По очереди подумайте о страхе, любви, гневе, волнении, чувстве вины, грусти и радости. С какими эмоциями вы чувствуете себя более комфортно? Какие вызывают у вас менее приятные ощущения? С какими эмоциями вам легче справляться самостоятельно? А как быть, когда они направлены на вас или когда вы наблюдаете их у других людей?

Нам нужны эмоции, даже неудобные. Подумайте о неудобных эмоциях, как о сигнальных лампочках на приборной панели. Ваша реакция на мигающую лампочку, предупреждающую о пустом бензине, должна заключаться не в том, чтобы вынуть лампочку, чтобы она не мигала, а в том, чтобы дать машине то, что ей нужно, чтобы она работала лучше. Так же и с чувствами. В основном мы должны стараться не отвлекаться от них и не заглушать их, а прислушиваться к ним и использовать их для того, чтобы понять, что нам нужно, чтобы мы могли осознать, чего хотим, и, если это уместно, добиться этого.

Важность подтверждения чувств

Наши чувства влияют на все, что мы делаем, и на каждое наше решение. То, как мы управляем своими чувствами, повлияет на то, как наш ребенок научится управлять своими. Чувства и инстинкты тесно связаны, и если мы отрицаем чувства ребенка, то рискуем притупить его инстинкты. А инстинкты ребенка делают его более безопасным. Например, в замечательной книге "Как говорить, чтобы дети слушали, и слушать, чтобы дети говорили" авторы рассказывают историю о ребенке, который ходит с друзьями в местный бассейн, но возвращается домой очень скоро после того, как ушел. "Почему ты вернулась так рано и одна?" – спрашивает мама. Дочь объясняет, что в бассейне был мальчик постарше, который хотел притвориться собачкой и полизать им ноги. Ее друзьям это показалось забавным, но ей было неприятно. Я считаю вполне вероятным, что ее друзей научили не реагировать на определенные вещи родители, сказав им: "Не будьте глупыми, не поднимайте шума", – вместо того чтобы поощрять их серьезно относиться к своим чувствам. Если это так, то это поставило под угрозу их безопасность. Слишком легко отмахнуться от страхов ребенка, например, попробовать новую еду, но если мы говорим ему, что не надо быть глупым, а не прислушиваемся к нему, есть опасность, что он будет думать, что чувствует себя глупо, в то время как это вовсе не глупость.

Боже, подумаете вы, мне и так тяжело выполнять все практические действия, чтобы обеспечить ребенку безопасность, питание и чистоту. А теперь, как будто этого недостаточно, мне нужно еще и чувствовать себя с ними? Но как бы я ни ненавидела "советы" и "лайфхаки", если и есть один большой "хак", то он заключается в следующем: не вступайте в спор о том, что чувствует ребенок. Ваш восьмилетний ребенок может сказать: "Я не хочу идти в школу". Ответ "Ты пойдешь, и точка" может легко сорваться с ваших уст, когда вы торопитесь и у вас есть свои заботы. А вот сказать: "Ты ведь сейчас действительно ненавидишь школу, не так ли?" – ребенку будет легче. Это открывает диалог, а не закрывает его.

И очень редко удается быстро отказать ребенку в его чувствах. Например, мы часто торопимся, поэтому хватаем малыша, чтобы попытаться надеть на него пальто, а ему это не нравится. Тогда мы просим их надеть пальто самостоятельно, но к тому времени они уже твердо решили не надевать его. Так что, видите ли, лучше было бы сначала потратить время на то, чтобы уважать их и признавать их чувства. Это значит не хватать их, а предупредить, что пора надеть пальто, затем наблюдать, слушать и отражать их чувства. Если они отказываются надевать пальто, вы можете сказать: "Ты ненавидишь, когда тебе слишком жарко, поэтому ты не хочешь надевать пальто. Ладно, мы наденем его, как только выйдем на улицу и ты почувствуешь холод". А если вы всегда торопитесь по утрам, вставайте раньше, чтобы у вас было время уважать медлительность ребенка и признавать его чувства. Тогда жизнь с меньшей вероятностью превратится в битву.

Одна мама, Кейт, рассказала мне, что когда ее ребенок, Пьер, был маленьким, несколько раз в день его что-то расстраивало, и он плакал.

Часто это было что-то, что для меня казалось совсем незначительным, например, дождь, или он немного упал, или я сказала ему, что купание с пингвинами в зоопарке запрещено. Я старалась относиться к этому с пониманием, потому что знала: то, что для меня кажется незначительным, для малыша легко может показаться катастрофой. Но к тому времени, когда ему исполнилось четыре, а это все еще продолжалось, я начала думать, что Пьер никогда не сможет выработать в себе стойкость. Я начала думать, что, возможно, я слишком мягкая. И что, возможно, мне стоит начать говорить ему, что он шумит по пустякам. Меня останавливало от этого воспоминание о том, как плохо я себя чувствовала, когда родители отчитывали меня за глупость или за то, что мне нужно повзрослеть.

Сейчас Пьеру шесть лет, и я поняла, что мы часто проводим дни без слез. То, что раньше вызвало бы у него потоки слез, теперь он решает сам. Он может сказать: "Не бери в голову, мамочка, мы все уладим". Или: "Обними меня, пока у меня болит колено. Через минуту все пройдет". Изменения происходили постепенно и незаметно. Я так рада, что продолжала принимать его чувства и успокаивать его.

Хотя в тот момент это, вероятно, казалось чрезвычайно трудоемким, Кейт выбрала наиболее целесообразный путь. Когда мы отчитываем детей за то, что они чувствуют себя плохо, мы даем им две причины для слез: то, из-за чего они изначально расстроились, и, кроме того, теперь они чувствуют себя плохо, потому что их родитель перечит, а им все равно грустно. Придерживайтесь философии успокоения слез, переживания, а не борьбы с ними. Если вы серьезно относитесь к чувствам ребенка и успокаиваете его, когда он в этом нуждается, он постепенно научится усваивать это успокаивающее средство и в конце концов сможет делать это сам.

Если в вашем детстве вас не одобряли за неудобные чувства, очень легко вернуться к той же модели поведения с собственным ребенком. Единственное, что может остановить вас от этой ошибки, – это воспоминания о том, как вас заставляли переживать за то, что вы грустите, как это делала Кейт. Грусть – это часть жизни. Но если вас все еще обижают за грусть, то, даже став взрослым, вы можете обнаружить, что извиняетесь за то, что плачете, когда случилось что-то ужасное.

Может быть трудно принять чувства своего ребенка, а не отчитывать его за их проявление, если, как Кейт, ваши чувства отрицались родителями. Это может быть похоже на прыжок в неизвестность, и это действительно так: вы разрываете звенья эмоциональной цепи ваших предков. Но помните, что вы закладываете фундамент для хорошего психического здоровья вашего ребенка. Кстати, промахи, связанные с заниженной или завышенной реакцией, особенно если они в основном исправляются, не испортят ребенка навсегда.

Спокойное отношение к собственным эмоциям, какими бы сильными они ни были, – залог того, что вы сможете сдерживать и успокаивать эмоции своего ребенка. Если вы отвергаете свои собственные чувства как неважные, вы не сможете быть адекватным вместилищем для эмоций ребенка. Если вы впадаете в истерику, вы не в состоянии сдержать даже свои собственные чувства, не говоря уже о чувствах ребенка.

Возможно, вам придется потренироваться справляться с собственными эмоциями, не подавляя их и не впадая в истерику, а признавая свои чувства и находя способы успокоить себя или принять помощь от окружающих, чтобы успокоиться. Один из способов сделать это – дать определение своему чувству, а не себе. То же самое вы можете сделать и для своего ребенка. Вместо того чтобы говорить: "Мне грустно" или "Тебе грустно", скажите: "Я чувствую грусть" или "Похоже, тебе грустно". Использование такого языка означает, что вы определяете чувство, а не отождествляете его с собой. Эта маленькая вещь может иметь большое значение.

Также важно иметь привычку говорить о чувствах, как своих, так и ребенка. Когда дети взрослеют, логическая часть мозга становится более доминирующей. Это не значит, что они становятся исключительно логичными – люди всегда будут эмоциональными, – но они могут научиться использовать картинки, рисунки и язык, чтобы говорить и понимать, что они чувствуют. Таким образом, их чувства начинают работать на них, а не они сами оказываются во власти чувств. Когда ваш ребенок выражает свои чувства, вы можете помочь ему упорядочить и осмыслить их, если оформите их в виде слов или картинок.

Легко сказать: "Ты выглядишь счастливым из-за этого", но признать сложные чувства или чувства, которых вы хотели бы, чтобы у ваших детей не было, может оказаться сложнее. Если ребенок плачет, потому что вы отказали ему в мороженом перед обедом, признание сложных чувств не означает, что вы дадите ему мороженое, или что вы бросите работу, чтобы ему больше никогда не пришлось ходить к няне, или что вы поддадитесь на то, чем он недоволен. Это значит, что вы серьезно относитесь к их чувствам, принимаете их во внимание при принятии решений и помогаете успокоить их, но не отрицанием или отвлечением, а признанием, пониманием, а не бегством и дистанцированием от них. Поначалу может показаться рискованным признавать чувства, которые вы предпочли бы, чтобы они не испытывали, – например, ненависть к брату или сестре или к бабушке, – но если ваш ребенок почувствует, что его видят и понимают, у него будет меньше поводов для протестов и слез.

В своей книге "Орхидея и одуванчик", опубликованной в январе 2019 года, доктор Том Бойс рассказывает о том, как он и его коллеги-исследователи собирали данные, чтобы выяснить, как стресс, связанный с началом учебы в школе, влияет на иммунную систему детей, когда в 1989 году в Калифорнии произошло землетрясение. Сначала исследователи были обеспокоены тем, что этот дополнительный стресс может поставить под угрозу их исследование, но они решили извлечь из этого выгоду, изучив влияние землетрясения на иммунную систему детей. Всем детям раздали по пачке мелков и бумаги и попросили "нарисовать землетрясение". Некоторые дети нарисовали счастливые, веселые картины катастрофы, в то время как другие показали на своих рисунках больше страдания и проиллюстрировали ужасные аспекты землетрясения. Как вы думаете, какая группа детей осталась более здоровой после землетрясения? Дети, нарисовавшие счастливые, оптимистичные картины землетрясения, перенесли значительно больше респираторных заболеваний, чем те, кто изображал страх, огонь, смертельные случаи и катастрофу. По мнению доктора Бойса, это означает, что человеческая черта, которая прослеживается на протяжении всей истории, – самовыражение через рассказывание историй, через создание произведений искусства – это способ взять на себя ответственность за вещи, которые нас пугают, потому что чем больше мы выражаем свое отношение к этим вещам, тем постепенно они становятся менее страшными. Мы выражаем свою печаль, хотя нам может быть больно это делать, потому что каждый раз, когда мы ее выражаем, печаль, в большей или меньшей степени, уменьшается.

В книге доктор Бойс рассказывает о том, что некоторые дети сверхчувствительны и окружающая среда оказывает на них сильное влияние. Таких детей он называет орхидеями. Другие дети от природы более выносливы, и он называет их одуванчиками. Неизвестно, кто ваш ребенок – одуванчик или орхидея, но одуванчикам полезно, чтобы к их чувствам прислушивались. Очень важно, чтобы родители были чувствительны к чувствам Орхидеи, и всем нам, будь то Одуванчик или Орхидея, полезно, чтобы наши чувства были замечены, подтверждены и поняты – даже если в тех же обстоятельствах мы бы отреагировали по-другому.

В данном примере речь идет о ребенке-орхидее по имени Лукас, чьи родители, как и в большинстве семей в наши дни, вынуждены работать. В наши дни не многие семьи могут похвастаться тем, что один из родителей сидит дома и всегда готов помочь своей семье, и это может быть нерадостно, если сидеть дома не соответствует вашему темпераменту. Ребенок предпочтет иметь более счастливых родителей, чем несчастных мучеников, и поэтому я вовсе не говорю, что один из родителей должен оставаться дома, я говорю о том, что нужно позволить своим детям иметь свои чувства по отношению к их миру, к любым домашним договоренностям и не отрицать их. Дело не только в том, что у ребенка будет больше возможностей для счастья, если разрешить все его чувства, а не только удобные, но и в том, что, если интерпретация доктора Бойса в его исследовании землетрясения 1989 года верна, благодаря возможности выражать свои чувства и тому, что эти чувства выслушивают и понимают, у ребенка будет более сильная иммунная система. Мы так отчаянно хотим, чтобы наши дети были счастливы, потому что мы так сильно их любим, что можем попасть в ловушку отрицания того, что чувствуют наши дети. Я надеюсь, что исследование доктора Бойса и следующая история напомнят нам, что это не самое мудрое решение.

Опасность отказа от чувств: исследование на конкретном примере

Аннис и Джон – теплые, добрые люди, преданные друг другу и своему маленькому сыну Лукасу, которому десять лет. Они оба владеют собственным небольшим бизнесом и очень много работали над созданием своей репутации и клиентской базы. Они купили квартиру и рады, что эти инвестиции станут частью их будущего, но постоянно чувствуют себя финансово неуверенно.

Лукас начал ходить в ясли, когда был совсем маленьким, но так и не смог там освоиться. Поэтому родители наняли несколько помощниц по хозяйству, чтобы присматривать за ним. В их финансовом положении у них не было другого выбора, кроме как присматривать за ребенком. Помощники по хозяйству отвозили Лукаса в школу, забирали его и присматривали за ним во время школьных каникул. В перерывах между ними помогали друзья и бабушка Лукаса. Аннис и Джон следили за тем, чтобы по выходным они проводили время всей семьей, и Лукас выглядел вполне счастливым. Каждый из них всегда помнил о Лукасе, думал о нем, любил и заботился о нем, и они с нетерпением ждали встречи с ним, хотя часто к тому времени, когда они приходили домой, он уже спал. Если Лукас просил почаще видеться с ними, они обещали взять его на выходные, чтобы побаловать. Лукас выглядел хорошо.

Да, Лукас казался нормальным, пока в возрасте десяти лет не попытался выпрыгнуть из окна с высоты шести этажей. Ему помешало это сделать только то, что Джон что-то забыл, вернулся в квартиру и успел затащить его обратно. Помощница по хозяйству мыла посуду на кухне. Я понимаю, что это тревожно слышать, и должен подчеркнуть, что это необычно, когда ребенок, находящийся в достаточно благополучных обстоятельствах, как Лукас, пытается покончить с собой.

Родители Лукаса взяли отгул на работе, чтобы побыть с ним, потому что знали, что дело срочное. Они даже не подозревали, что Лукас так страдает. "Я думаю, – сказал мне Джон, – мы видели только то, что хотели видеть". Джон также не был уверен в необходимости использования антидепрессантов, о которых говорил их лечащий врач. Он нутром чувствовал, что что-то должно быть не так, а заглушать чувства Лукаса лекарствами казалось ему неправильным. Он отвел Лукаса к частному психотерапевту. Иногда Лукас ходил к психотерапевту один, иногда с одним или двумя родителями. Лукас рассказывал психотерапевту о днях, которые он провел на каникулах, когда его перевозили из дома друзей к бабушке, а потом обратно домой к помощнице по хозяйству. Он чувствовал себя занудой, потому что слышал, как родители разговаривают по телефону, пытаясь организовать уход за ним, и это казалось им таким трудным. С одной стороны, он знал, что родители любят его, потому что они говорили ему об этом, но ему было трудно чувствовать себя любимым. Иногда, – говорит он, – я просто чувствую себя "передающим посылку".

Он также рассказал терапевту, как ему нравилась одна помощница по хозяйству, но потом она уезжала и ее заменяла другая. Потом ему стало плохо, потому что он начал забывать некоторых из них, хотя они ему очень нравились. И это заставило его почувствовать, что они, должно быть, тоже забыли его.

Он не мог вспомнить, когда начал грустить, он даже не знал, что ему грустно. Когда он пытался рассказать Аннис и Джону о своих чувствах, им было трудно слушать, и они пытались отвлечь его, подбодрить или просто возразить.

Как родители, мы больше всего на свете хотим, чтобы наши дети были счастливы. Поэтому, когда они не счастливы, мы хотим убедить их и себя, что они счастливы. В краткосрочной перспективе это может помочь нам почувствовать себя лучше, но при этом наши дети чувствуют себя неуслышанными, незамеченными и одинокими.

Джон: Раньше, если Лукас говорил или показывал, что ему плохо, я говорил что-нибудь вроде: "Не грусти – в субботу мы идем в зоопарк" или "Я куплю тебе новую игровую приставку". Проработав это с психотерапевтом, мы выяснили, что он воспринимал это как то, что я его отчитываю. Я хотела сказать: "Нет!", но терапевт мягко останавливал меня и просил подтвердить слова Лукаса.

Мне казалось, что если я признаю Лукасу, что, скажем, мое отсутствие рядом с ним, когда он возвращается из школы, огорчает его, то тем самым я еще больше огорчу его. Это было тяжело. Но поскольку у нас было такое сильное потрясение, нам действительно нужно было что-то менять, и мы сделали то, что сказал терапевт.

Когда Лукас говорил, что ему грустно, я разучилась спрашивать его, на что это похоже, или где он это чувствует, или знает ли он, почему. Когда мы принимали его чувства, он чувствовал, что его слышат, а не отталкивают, и это, к моему удивлению, действительно помогало ему чувствовать себя лучше.

Мы также узнали, что недостаточно просто сказать Лукасу, что мы его любим. Мы должны показать ему, что он – наш приоритет. А он таковым и является – именно поэтому мы так много работаем. Мы должны показывать ему, что любим его, находясь с ним рядом, а не просто говоря "Спокойной ночи" по скайпу или угощая его по выходным.

Я взяла кредит, чтобы провести месяц дома с Лукасом. Мы гуляли, смотрели мультфильмы, ходили к психотерапевту. Лукас говорил мало, но когда он говорил, я слушала. Терапевт научил меня слушать без необходимости исправлять, и в тот месяц я попыталась применить это на практике.

Лукас уже вернулся в школу. Мы следим за тем, чтобы хотя бы один из нас был дома к шести вечера, поэтому каждый вечер у него есть два часа на то, чтобы стать для кого-то из нас приоритетом номер один. Мы вместе готовим ужин, вместе играем или просто смотрим телевизор. Хотелось бы сказать, что в эти два часа я никогда не смотрю на свой телефон. Я стараюсь этого не делать.

Аннис переживает все это гораздо тяжелее. Ей так жаль, что она не поняла, как ужасно чувствовал себя Лукас, испугавшись, что они могли потерять его или что он мог сильно пораниться.

Родительское чувство вины не поможет ни нам, ни нашим детям; признание своих ошибок и внесение изменений – поможет. Как я постоянно подчеркиваю в этой книге, никто из нас не совершенен, и все мы совершаем ошибки. Но важны не сами ошибки, а то, как мы их исправляем. Разрывы, которые приводят к проблемам в наших отношениях с детьми и их психическом здоровье, являются проблемой только в том случае, если их не устранить. Я также хочу подчеркнуть, что, как выяснили психотерапевт и Лукас, проблема была не столько в том, что оба его родителя ходили на работу, сколько в том, что он чувствовал себя очень одиноким в своих чувствах по этому поводу. Как и в случае с детьми, пережившими землетрясение, – не землетрясение сделало некоторых детей больными, а дети, которые могли полностью выразить свои чувства по поводу катастрофы, чья иммунная система сохранила их в безопасности.