Хэллгейт. Семья

– Прекратить беспорядок!

Роуз шагнул ему навстречу. Остальные не вмешивались – пристально наблюдали. Кое-кто не скрывал насмешки: сейчас и этот шериф облажается, как предыдущий, совершит роковую ошибку, после чего его можно будет с лёгкостью сбросить со счетов.

– Посмотри, в кого ты превратился, – горько улыбнулся старик. – Бедолага Сэм, хорошо, что он этого не видит…

– Я поступаю так, как будет лучше для всех жителей Хэллгейта. Не для кого-то одного, Бен. Для всех.

– В самом деле?

Алекс оглядел напряжённых, замерших в ожидании людей, молча вернул пистолет в кобуру и поднял вверх открытые ладони.

– Мы поговорим, – сказал он, – и вы разъедетесь по домам.

Роуз наконец кивнул, и они отошли в сторону.

Хорошо, что и Бартон, и Бейли с Конноли были ещё в пути. Вмешайся они именно сейчас – и всё бы пошло прахом. Непростой характер Нат ещё на болотах мог привести к драке с Макнамарой, а здесь…

Здесь им не помогли бы даже небеса, на которые так уповал отец.

– Этот урод снова разгуливает по городу, – заявил Роуз. – Забери его в участок! Верни за решётку, и люди успокоятся.

Алекс покачал головой.

– Если бы я мог… Нужно пересмотреть дело, сам понимаешь, Бен.

– Чтобы новое оказалось составлено так же хреново, как предыдущее? Моя Берта умерла не для того, чтобы её убийца потом судился со всем штатом.

– Он не станет.

– Да ну? – недоверчиво сощурился Роуз. – Почаще заглядывай в газеты. Ему эту идею уже подкинули, и, уж будь уверен, он ей воспользуется.

– Мы разберёмся с этим, – Алекс изо всех сил старался, чтобы его голос звучал как можно более ровно, но тот, будто издеваясь, предательски сорвался. – Мы… новое дело не составишь за день. Даже за три.

– Тогда за это пока должны заплатить те, кто не сумел его посадить.

Роуз развёл руками: извини, мол, но иначе не получится. За спиной снова послышался полный злости ропот. Разъярённые люди, которые до того жадно ловили каждое их слово, были готовы броситься на Алекса, превратить в груду костей и тряпок, перемазанных кровью. Он кожей чувствовал гнев, исходящий от них, – и знал, что, если даст слабину, здесь и останется. Пополнит ряды призраков, танцующих на заброшенном поле с наступлением темноты.

Быть может, хотя бы тогда удастся спросить Шона Хьюза, кто так стремился избавиться от него, что не пожалел даже его детей.

Машина затормозила совсем близко, едва не зацепив капотом Роуза – однако тот и ухом не повёл: молча стоял, наблюдая, как из салона выбирается Бартон, а с заднего сиденья – Бейли и Конноли. Они казались спокойными, но Алекс слишком хорошо понимал, какой ценой даётся это спокойствие.

Бейли неспешно обвела взглядом собравшихся, цокнула языком: оценила обстановку и нашла её на удивление паршивой. На её губах, как и всегда, играла лёгкая полуулыбка, из-за которой посторонний человек в жизни не понял бы, о чём Бейли думает на самом деле.

– Прошу прощения, шериф, – она говорила подчёркнуто вежливо. – Мы завезли домой мисс Хансен и по пути прихватили Нат. Всё в порядке?

– Да, вполне.

Конноли тем временем шагнул к людям, которые по-прежнему толкались у дома Тёрнер. Этот здоровяк при должном старании мог и ледники растопить. Вот он сжал руку высокой, под стать ему самому, женщины, произнёс что-то, и та неуверенно приподняла уголки губ. Вот хлопнул по спине молодого паренька, чьё лицо было сплошь усыпано угрями. Помедлив, мальчишка отдал Конноли ружьё, которое наверняка стащил у отца.

– Повезло тебе с ребятами, Алекс, – в голосе Роуза прозвучало искреннее одобрение. – Может, вы и впрямь разберётесь с этим бардаком… Да только Тёрнер всё равно должна ответить.

– Перед тобой?

– Перед городом!

Он вдруг повернулся к крыльцу, нахмурился. На верхней ступеньке стоял Дэйв Сойер, небритый и растрёпанный, и синяки под его глазами казались почти чёрными. Заметив Алекса, Сойер коротко кивнул и перевёл взгляд, в ту же секунду утратив к нему интерес.

– Дэйви! – старик Роуз, прихрамывая, направился прямиком к нему. – Давненько не виделись! Мне тут надо кое о чём потолковать с твоей хозяйкой.

Как только он оказался достаточно близко, Сойер, не меняясь в лице, вынул из кармана миниатюрный револьвер.

– Дальше не ходи.

– Ты, значит, цепным псом заделался, паскуда? Дай мне поговорить с Рэйлин!

– Она не принимает гостей.

Он чуть отодвинулся вбок, и Алекс различил в коридоре кресло-качалку. Фигура в нём, несмотря на жару, была укутана во что-то плотное. Кресло стояло в тени так, что сидящий человек от макушки до пояса утопал в полумраке – как ни старайся, не различишь лица. А вот дробовик на коленях был отлично виден каждому, кто сейчас заглядывал в дом с таким же любопытством, как Алекс.

– Не пытайтесь войти, – предупредил Сойер. – Если я не начну стрелять, начнёт она.

Он неспешно сошёл со ступеней, двинулся вперёд, не особо опасаясь, что кто-то может его задеть. Люди молча отстранялись, избегая касания – будто вместе с Тёрнер они оба стали паршивыми овцами, виновными во всех бедах этого города. Ещё немного – и кто-нибудь наверняка заявит, что и на женщин с бейсбольной битой наперевес охотились они, а не Ленни Дикинсон.

– Рэй тебе ничего не скажет, – наконец произнёс он, останавливаясь перед Роузом. – Забирай остальных и проваливай.

– Почему только мне? Все хотят услышать правду, Дэйв. Хотят узнать, как она упустила сукина сына, убившего мою Берту.

Алекс не успел вмешаться: между ними вклинилась Бейли, раскинула руки, не давая подойти ещё ближе. Его же ноги сами несли к дверному проёму, к фигуре в кресле-качалке, молчаливой и неподвижной. Казалось, ещё пара шагов – и можно будет войти в дом, протянуть руку, коснуться накидки, в которую была укутана Тёрнер… Да, ей это вряд ли понравится, но они обсудят его своеволие – как, безусловно, и многое другое. Вопрос с Дикинсоном нельзя было решить по телефону, и личная встреча стала бы настоящим спасением.

Пальцы Сойера обхватили его запястье, с силой дёрнули. Алекс, балансируя на краю ступеньки, едва удержался и не рухнул на спину.

– Не стоит. Правда, не лезь к ней.

– Но их нужно успокоить, – Алекс кивнул на недовольно перешёптывающихся людей. – Они хотят услышать хоть что-то, сам видишь. Не лучше ли ей сказать пару слов?

– Нет. По крайней мере, не сейчас.

– Я не понимаю…

– И не поймёшь, – Сойер выглядел уставшим до такой степени, будто бы вообще не спал на этой неделе. – Она ничего не сможет с ними сделать. А вот ты – да.

– Что?..

Сойер вдруг улыбнулся – на долю секунды, но этого хватило, чтобы из-под высушенной полумёртвой оболочки просочился человек, который когда-то с виртуозной лёгкостью спасал жизни в местной клинике.

– Ты же тут шериф, Алекс. Утихомирь их.

Громко щёлкнул замок.

Алекс стоял перед закрытой дверью и чувствовал себя полным идиотом. Ему, безусловно, пару раз доводилось произносить речи – но ещё никогда слушателями не были разгневанные горожане, желающие разорвать на куски его предшественницу. Одно неверное слово – и произойти может что угодно.

Хотелось высадить дверь к чертям и выложить Сойеру всё, что он думает о таких идеях. Останавливало то, что рядом были люди, которые ждали хоть какой-то мелочи, способной поселить в их сердцах жалкое подобие мира.

Он нервно сглотнул, повернулся к собравшимся.

– Я обязательно поговорю с мисс Тёрнер, – сказал Алекс негромко, но твёрдо, – когда настанет более подходящий для этого момент. Мне понятны ваша боль и ярость: несмотря на то что несколько лет я провёл за пределами Хэллгейта, не прошло и дня, чтобы я не думал о тех, с кем ходил по одним и тем же улицам. Тех, чьи жизни оборвались по вине Ленни Дикинсона. Но в случившемся виноват именно он, а не Рэйлин Тёрнер – и вымещать на ней гнев бесполезно. Сейчас я могу только обещать, что полиция города сделает всё, лишь бы как можно скорее вернуть Дикинсона обратно в тюрьму.

– Клянёшься? – крикнул Роуз. – Твоё слово, шериф?

– Моё слово. Поверьте, каждый полицейский понимает, как вы напуганы. Нам тоже страшно. Все мы знаем, на что способен Дикинсон. Я вырос рядом с вами. Следил за тем, как его пытаются поймать, и с ужасом читал новости. Я посажу его снова. Дикинсон не останется на свободе – это я обещаю.

Возможно, подействовало напоминание, что Алекс не был чужаком, но люди понемногу принялись расходиться. Последним к своей машине похромал старик Роуз. Он смерил Алекса недоверчивым взглядом, но всё-таки промолчал, и это вселяло толику надежды.

Наконец у дома Тёрнер не осталось почти никого. Бейли и Конноли сели обратно в служебную тачку, Бартон неподалёку разговаривала с кем-то по телефону, и выражение её лица Алексу очень не понравилось. Казалось, она была… напугана? Ошарашена?

Трубка вылетела из её дрожащих пальцев, упала экраном вниз. Алекс поднял телефон – по стеклу расползалась сеть мелких трещин.

– Нат? Всё нормально?

– Там… Ну… – она хватала ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег, и никак не могла отдышаться. – Дикинсон снова убил.

Алекс не сумел выдавить ни звука.

– Тебя просят приехать, – добавила Бартон.

После всего, что только что произошло, её слова звучали как нелепая шутка. Вот сейчас она засмеётся и скажет: «Попался!» – и Алекс, конечно, взбесится, но ненадолго. Вот сейчас, сейчас…

Бартон молчала и обводила пальцем каждую трещинку на экране так, будто от этого зависели судьбы всех горожан без исключения.

В полной тишине Алекс сел в машину.

Он старался не думать о том, что скажут люди, которые сегодня всё-таки поверили ему, когда утром включат новости и увидят ещё один труп.

Глава III

Собираясь в Хэллгейт, Джин наивно полагала, что готова ко всему. Она взяла с собой достаточно денег, вещи почти на любую погоду, пару остро заточенных ножей, старый, но работающий без осечек револьвер.

Весь её нехитрый багаж оказался практически бесполезен в таком городе, как этот.

Сначала она осталась без ножей: один вытащили из-за пояса в том же «Аллигаторе» – и так ловко, что Джин не ощутила прикосновения и не замечала потери, пока не поднялась в свою комнату. Второй долго лежал в чемодане, но потом попросту исчез, будто его забрала в качестве платы всё та же резная дрянь, отогнавшая её кошмары.

Револьвер Джин трогать пока опасалась, хоть и видела, что уж здесь-то многие не гнушаются при случае взяться за оружие. Мать всегда говорила: доставать пушку можно, если ты в самом деле готова нажать на спусковой крючок. В остальном же нет смысла хорохориться и размахивать тем, что тебе не по зубам.

Вещи почти не пригодились. В Хэллгейте стояла невыносимая духота, и Джин ограничилась брюками и несколькими футболками – остальное так и покоилось под крышкой чемодана мёртвым грузом.

Деньги же…

Что ж, деньги неумолимо заканчивались.

«Сытый аллигатор» привлёк её в первую очередь тем, что комнаты здесь стоили сущие центы – а потом Джин обнаружила, что временами Иджи может и вовсе ничего не брать с тех, кто ей по душе. Однако даже так вот уже второй месяц довольно скромные сбережения таяли на глазах.

Это значило лишь, что скоро придётся искать новое место – и такая перспектива Джин не очень-то нравилась.

Она прильнула к дымящейся чашке кофе под пристальным взглядом Иджи, на чьей тонкой шее, как и всегда, едва уловимо позвякивали многочисленные амулеты и яркие разноцветные бусы. В одежде Иджи предпочитала чёрное, однако любовь к странной бижутерии превращала её в витрину сувенирной лавки, не иначе.

Это удивительным образом подходило ей, как удачно подобранное обличье – перевёртышу.

Иджи вдруг потянулась к Джин, накрыла её ладонь своей, украшенной добрым десятком колец.

– Ну что это за выражение лица, моя радость? Выглядишь так, будто уже завернулась в саван.

– Ничего подобного.

– О, правда? – Иджи насмешливо прищурилась, не отнимая руки. – Тогда что стряслось?

Джин замялась. Не очень-то вежливо, наверное, начинать такой разговор с фразы: «Знаешь, скоро у меня не будет денег, чтобы и дальше снимать комнату на втором этаже твоего бара».

– Оказывается, не особо много я и накопила, – наконец созналась она. – В общем, оплаты хватит ещё на пару недель.

– Ну, конкурентов у тебя пока точно нет, – фыркнула Иджи. – Видишь у двери очередь на заселение? Вот и я не вижу. Так что живи спокойно, раз есть возможность.

– Но это же…

– Не очень удобно? Забудь!

Иджи наконец отстранилась – но лишь для того, чтобы дотянуться до кофейника и налить в обе чашки добавки. Удивительно, что сегодня она решила позавтракать вместе с Джин: обычно её утро начиналось со стакана ледяной воды и короткой пробежки.

– Да и вообще, если вдруг все комнаты захотят занять, – произнесла она, – что насчёт дома Дельфины? Очевидно, он твой.

Джин, помедлив, кивнула.

Мысль о тётушкином доме должна была прийти ей в голову в первую очередь, однако этот вариант она отклоняла до последнего. Даже несколько часов, проведённых в стенах старого особняка за разбором вещей, отозвались такой головной болью, что Джин едва успела сойти с порога – после её долго выворачивало, перед глазами мелькали разноцветные пятна, а следующие пару дней во рту мерещился кислый привкус.

Чёртов дом будто не желал принадлежать ей.

Дельфина, без сомнений, была ведьмой. Прежде Джин ещё колебалась, вспоминая побрякушки, найденные в сундуках, но стоило провести в городе чуть больше времени – и уверенность окрепла. Наверное, потому мать и скрывала её существование до последнего: от человека, который даже о гороскопах отзывался со злостью, сложно ожидать иного.

С удивлением Джин осознала, что почти не вспоминает о матери: Хэллгейт будто медленно, но неотвратимо вытеснял память обо всём, что оставалось за его границами, заполняя сознание, помогая ему принять другую реальность – ту, где близ кладбища высился особняк вампирской общины, а на похороны твоей тётушки могли заявиться ведьмы из местного ковена.

Кроме того, ей бы тут не понравилось. Сколько Джин себя помнила, мать пыталась выковать из неё нормального человека – нормального, конечно, по одним лишь ей известным меркам.

Не делай резких движений, не говори слишком громко, не смейся на весь дом.

Не читай дурацкие страшные истории, не смотри детективные сериалы, не придумывай сказки, от которых мурашки по коже.

Не шляйся по заброшенным зданиям, не смей курить, не одевайся так, будто живёшь на кладбище.

Сейчас, когда Джин снова перебирала в памяти эти запреты – сказать по правде, нелепые настолько, насколько возможно, – она поняла, что превратилась ровно в того человека, которого мать всеми силами старалась вытравить из неё. Бледная и высокая, она привыкла кутаться в чёрное и обожала жанры кино, ненавистные матери. В родном городе не осталось ни единого заброшенного дома, в котором Джин не успела бы побывать.

А сигареты… В последнее время пачка всё чаще лежала без дела в маленькой комнате на тумбочке. Хороший знак, думала Джин.

– Я в тётином доме довольно паршиво себя чувствую, – ответила она под долгим испытующим взглядом Иджи.

– Головокружение, кровь носом, тошнота?

– Откуда ты знаешь?

Иджи звонко хохотнула и, заметив, что чашка Джин опустела, подлила ещё кофе. Любовь жителей Хэллгейта к этому напитку переходила порой все границы – целый кофейник с утра, пусть и на двоих? Хорошо, что сама Джин приходила в восторг и от крепчайшего эспрессо, и от капучино с парой капель мятного сиропа.

– Дельфина была той ещё злюкой. Наверное, где-то под полами есть пара-тройка защитных штук… Это чтобы прогнать незваных гостей, а не собственную племянницу, но действует на всех, особенно на других ведьм.

– Звучит так, будто ты тоже пыталась влезть в дом.

Иджи вскинула руки, точно сдаваясь, и растянула губы в чуть виноватой улыбке.

– Не пойми неправильно, золотце, никто не знал, что у Дельфины остались родственники, готовые сюда приехать. А её запасы… Сложно удержаться от желания увидеть их хоть одним глазком, сама понимаешь.

– И что, получилось? – спросила Джин без капли осуждения.

– Если бы! Тебе ещё повезло – меня скрючило прямо на пороге, еле отползла. Дельфина не очень-то жаловала мамбо.

Мысленно Джин поставила галочку: стало быть, местные ведьмы обращались к разным силам – и, насколько хватало её поверхностных знаний, Иджи предпочитала вуду. У тётушки в сундуках хранилось кое-что интересное, быть может, и что-нибудь, способное привлечь мамбо, но пользовалась ли она этим сама? Судя по всему, вряд ли – скорее просто держала при себе. Подарок, трофей, случайная находка – вариантов немало.

– В общем, дом придётся очистить, – добавила Иджи. – Я тебе тут не помощница, но знаю одну даму, которая согласится.

– Много попросит? – на всякий случай уточнила Джин, успевшая привыкнуть к местным обычаям. Речь в данном случае шла не о деньгах: в Хэллгейте каждый знал, чем другой может ему помочь, и умело этим пользовался.

– Не думаю. Она белая, так что…

Иджи не договорила – только закатила глаза, одним своим видом давая понять, какого мнения о белых ведьмах она придерживается.

В этот миг Джин ощутила лёгкое покалывание в ладонях: подобное происходило с ней всегда, когда любопытство брало верх над здравым смыслом и хотелось немедленно сорваться с места. Белая ведьма в таком городе – звучит как нелепая выдумка. Наверняка она не очень жалует незнакомцев, но попробовать поговорить всегда можно.

– Вот тебе адрес, – Иджи вытащила сложенную вчетверо бумажку из нагрудного кармана, будто знала, чем закончится их разговор. – Её зовут Афина.

– Как богиню?

– Именно. Как богиню.

Единственная улица Хэллгейта, которую Иджи охарактеризовала «для тех, кто побогаче да почище», оказалась вместе с тем самой короткой – всего пара десятков домов, выстроенных двумя ровными рядами друг напротив друга.

Джин проскользнула мимо кондитерской «Пышка» и потянула носом: пахло свежайшей выпечкой, корицей, крепким кофе – на обратном пути туда обязательно стоило заглянуть. Снаружи девушка в платье, стилизованном под баварское, и белоснежном переднике энергично стирала с витрины пыль, будто совсем не боялась испачкаться.

Джин почти поравнялась со следующим домом, когда её окликнули:

– Привет! Кофе хотите?

Как ни странно, с тряпкой в руках девушка из кондитерской умудрялась выглядеть так изысканно, точно в любой момент её пальцы могли сжать тонкий кинжал или хотя бы перьевую ручку.

– Было бы здорово, но я тороплюсь, – Джин постаралась, чтобы её голос звучал как можно более вежливо. Новую знакомую обижать не хотелось, а она слишком хорошо знала, что порой в спешке может высказаться так, что собеседник примет её слова за грубость. – Дом, который я ищу… он тут недалеко. Обязательно зайду, когда разберусь с делом.

– И что же за дело привело в Хэллгейт гостью?

Джин нахмурилась.

– Я здесь уже почти полтора месяца.

– А, это ерунда, – махнула тряпкой незнакомка. – Вот пройдёт полтора года, тогда посмотрим. Здесь все со временем становятся своими, но не так скоро. Я бы не рассчитывала.

Она нагнулась – и откуда-то из складок платья выпал кристалл аметиста на тонкой цепочке. Вещица, удивительно изящная, блеснула на солнце – и Джин потянулась было её подобрать, но замерла, остановленная коротким окриком.

– Не стоит, – пояснила девушка, удостоверившись, что Джин больше не пытается поднять кристалл. – Такие вещи лучше никому не трогать, кроме владельцев. Они могут быть чистыми, а могут… Ну, сама понимаешь. Это всё-таки Хэллгейт. Некоторые защищают своё как умеют.

Запоздало Джин поняла, что кристалл и правда могли заколдовать – если его владелица, конечно, была ведьмой. Девушка из «Пышки» таковой будто и не выглядела. С другой стороны, ведьмы едва ли одевались так, что любой понял бы, чем именно они зарабатывают на жизнь.

– Больше не буду. Я Джин, кстати.

– Леви. А ты ищешь Афину?

Джин рассмеялась, хоть и немного натянуто: происходящее и правда иногда казалось очередным сюрреалистическим сном бедолаги Алисы Лидделл. Каждый человек в этом городе – вампир, ведьма, полицейский – знал во сто крат больше, чем она сама, причём и о её делах тоже.

С одной стороны, это раздражало. С другой – разжигало любопытство пуще прежнего. Не хотелось отставать – особенно здесь, в городе, где бал правила если не вседозволенность, то нечто максимально приближенное к ней.

– Не бойся, я не безумная преследовательница, – Леви улыбнулась. – Просто за последние пару месяцев почти никто не заезжал в город, кроме тебя. Родственница Дельфины – о таком тут сразу узнают.

Имя тётушки, похоже, делало особенной и Джин – и с этим стоило смириться. Правда, она подозревала, что далеко не все в местном ковене отнесутся к ней дружелюбно. Человек, не разругавшийся с подавляющим большинством, не стал бы возводить в доме такую мощную защиту от воров. Часть ведьм наверняка ненавидели Дельфину и после её смерти.

– Пройди чуть дальше, тебе нужен крайний дом слева. А потом возвращайся – пусть это и магазин, пара столиков для тех, кто не любит ждать, у меня всегда свободна. Поболтаем ещё немного, – предложила Леви.

Направляясь к дому Афины Гудвин, Джин долго чувствовала спиной изучающий пристальный взгляд. Леви явно была не из чёрных ведьм – или умело притворялась белой, – однако не выпускала её из поля зрения.

Улица с её ровными одинаковыми зданиями, выкрашенными сплошь в светлые тона, выглядела так, точно неведомая сила грубо содрала её с полотна другого города и швырнула в самый центр Хэллгейта. Красивое место, но чужеродное почти до смешного. Джин тянуло соскоблить краску со стен – убедиться, что под ней находятся самые обыкновенные, потемневшие от времени доски. Тянуло зайти в любой из домов и извлечь из его недр пару-тройку скелетов, запертых в чужих шкафах.

Она хорошо знала: в таких районах за редким исключением живут люди, прогнившие до мозга костей.

Мимо на полной скорости пронёсся велосипед – лишь мелькнул яркий всполох лимонно-жёлтой рамы, – и Джин резко отшатнулась. Каблук, широкий и, по её мнению, однозначно надёжный, попал точно в выбоину на дороге. Асфальт ушёл из-под ног.

Джин охнула. Последнее, в чём она нуждалась сегодня, – подвернувшаяся щиколотка.

Вокруг было до странного тихо – даже Леви уже скрылась за дверью своей кондитерской. Сидя прямо на нагретой солнцем дороге, Джин ждала, когда схлынет боль, и подумывала, не позвать ли на помощь. Всегда оставалась возможность просто позвонить Иджи. Нехорошо отрывать её от работы, но раз уж так вышло…

Наконец краем глаза Джин заметила девочку. Невысокая, с болтающейся в руке скакалкой, она украдкой выглядывала через небольшую ограду вокруг дома напротив.

– Эй, я здесь!

Джин помахала рукой, но девочка осталась безучастной.

– Я ушибла ногу и не могу подняться. Позови кого-нибудь взрослого, пожалуйста! Мне нужна помощь!

Выражение маленького личика не изменилось ни на секунду: девочка по-прежнему наблюдала за ней так, точно рассматривала жука на дороге. Поначалу интересно, но потом можно и раздавить.

Из дома вышла женщина – видимо, мать. Джин хотела было открыть рот, но та оглядела её с подозрением, будто преступницу, и поспешно утянула дочку за дверь.

Ну и сволочь! Улица для благополучных семей, ну конечно.

Попытка встать вышла жалкой и принесла лишь новую вспышку боли. Джин стиснула зубы, подползла к ближайшему забору и уцепилась за доску. Чутьё подсказывало ей, что кто-то наверняка любовался её нелепыми движениями через окно, однако помочь при этом не спешил. Ничего удивительного: Джин уже поняла, что многие здесь предпочитали оставаться в стороне вне зависимости от ситуации. А уж на этой улице, похоже, других жителей Хэллгейта вообще людьми не считали.

– Ну давай, – прошипела она. – Давай!

Впившись ногтями в доску забора, Джин подтянулась и наконец выпрямилась. В глазах потемнело. Она упрямо тряхнула головой, шагнула вперёд, прихрамывая. Легче не становилось.

Неподалёку скрипнула дверь.

До Джин этот звук долетел точно с опозданием: она заставляла себя шагать дальше, превозмогая боль, и не заметила, что кто-то приближается, а увидев краем глаза тень на дороге, только напряглась.

Женщина, которая направлялась прямо к ней, могла быть только Афиной Гудвин – выглядела она и впрямь величественно, словно богиня. Джин быстро скользнула взглядом по пышной фигуре, прямой спине, длинным светлым волосам – и остановилась.

– Хватайся за плечо, – велела та, помогая опереться. – Сможешь дойти до двери?

– Постараюсь.

Перетащив Джин через порог, Афина помогла ей усесться на маленькую обувную скамеечку и захлопнула дверь. Волосы прилипли к взмокшему лбу, на платье расплывались пятна – но даже так она умудрялась казаться королевой в изгнании. И неудивительно: Иджи, посылая Джин сюда, обмолвилась, что когда-то Афине принадлежал титул Верховной.