Хэллгейт. Семья

Стэши обновила страницу и обнаружила, что буквально минутой раньше появилась ещё одна заметка, которая служила доказательством её правоты. Кто-то из сотрудников «Вестника», узнав об освобождении Дикинсона, рванул к нему, но тот вышел из дома с ружьём и дал понять, что не потерпит посторонних на своей территории.

Что ж, красноречиво. И всё же, всё же…

В том интервью Дикинсон был более чем разговорчив, когда речь шла о его жертвах, критериях отбора, способе убийства. А вот при малейшем упоминании Хьюзов моментально прекращал говорить – или отбалтывался общими фразами.

Он не хотел обсуждать поджог, будто вообще ничего о нём не знал.

Но тогда какого чёрта признал вину в зале суда? Стэши видела просочившиеся в сеть обрывки видеозаписей: Дикинсон тогда выглядел вялым, полусонным, то и дело морщился и прижимал руки к вискам. Всякому было заметно, как сильно у него болела голова. Не потому ли он согласился со всеми обвинениями, лишь бы оставили в покое? Он в любом случае получил бы пожизненное – такая боль явно не стоила того, чтобы её терпеть.

С ним нужно было поговорить любой ценой.

– Кстати, – Макс, собрав осколки чашки, бросил их в мусорное ведро, – а где Ахилл?

– Где-то в лесу, наверное. Слышала, как уходил на рассвете.

Они неспешно позавтракали, беседуя сразу обо всём и ни о чём – кроме, разумеется, Дикинсона. Скорее всего, Макс понял, что Стэши солгала ему, но уже не пытался с этим ничего сделать.

Скоро ему придётся вернуться в церковь, и вот тогда…

– Чёрт, – спохватилась она, – совсем забыла: вчера вызвала ребят починить витраж. Надеюсь, тебе понравится.

– Так вот почему ты настаивала на выходном…

– Ну да. Прости, если испортила твои планы на день.

– Ничуть, – Макс перехватил её ладонь, тянущуюся к тарелке, осторожно поцеловал костяшки. – Это отличный сюрприз.

Можно было бы плюнуть на всё и утянуть его в постель, но Стэши ни на секунду не переставала думать о Дикинсоне и Хьюзах. Это дело волновало её сильнее любого другого. Стоило, конечно, ещё несколько лет назад заняться расследованием в одиночку, но она попросту не справлялась. Информации накопилось немало, полезной информации – крохи. Ни одной улики, за которую можно было бы зацепиться.

Теперь, когда Дикинсон вышел, у неё появился шанс узнать хоть что-то новое – и Стэши не собиралась от него отказываться.

Полчаса спустя она неслась по полупустой дороге. Сердце стучало часто и громко, дыхание сбивалось, сколько бы Стэши ни старалась выровнять его и успокоиться. В животе будто свернулось клубком что-то ледяное и скользкое, и в миг, когда она наконец подъехала к нужному дому, стало только хуже.

Годами раньше Дикинсоны жили здесь большой дружной семьёй, но после того, как Ленни упрятали за решётку, остальные исчезли. Приехали грузовики, крепкие молчаливые парни погрузили вещи – и никого не осталось. Дикинсоны не захотели иметь ничего общего с серийным убийцей.

Может, кто-то из них даже догадывался, чем занимается Ленни, но не рискнул рассказать другим.

Стэши остановилась достаточно близко, чтобы успеть добежать до Засранца и сорваться с места – но всё равно на приличном расстоянии. Пусть этот ублюдок знает, что она пришла с миром и не собирается шуметь под его окном.

На пороге она застыла, не решаясь постучать – но всё же коснулась обшарпанной двери.

– Мистер Дикинсон, вы дома? «Городские хроники»…

Едва ли он, распахнув дверь, сразу начнёт стрелять по неугодной журналистке. Наверняка ночью ни разу не пустил пушку в ход – или, может, пальнул в воздух, чтобы ребята из «Вестника Луизианы» поняли, что он достаточно серьёзен.

– Мистер Дикинсон?

– Убирайтесь!

Голос звучал глухо, будто доносился откуда-то издалека, но Стэши различила скрип досок и поняла, что Ленни стоит довольно близко к двери. Интересно, вооружён ли? Успел ли остыть после того, как его осаждали другие?

Наконец дверь распахнулась.

Пребывание в тюрьме оставило на точёном лице Ленни Дикинсона ни с чем не сравнимый отпечаток. Клеймо, которое человеческий глаз не мог различить, как ни пытайся – но вот внутренним чутьём оно считывалось безошибочно. Стэши скользнула взглядом по короткому рубцу в вырезе рубашки – поверх той самой россыпи веснушек, о которой думала непозволительно долго, – по старым брюкам с вытянувшимися коленями. Ни намёка на прежний лоск.

– Меня зовут Стэши Макнамара. Я работаю в «Городских хрониках», но пришла не за материалом для издания. Мне очень нужно с вами поговорить.

– Когда-то, мисс Макнамара, – в тон ей, исключительно дружелюбно ответил Ленни, – я мог одним ударом расколоть арбуз. Скажите, почему я не должен провернуть ту же штуку с вашей головой?

– Вы не хотите обратно в тюрьму. По крайней мере, раньше срока.

Они смотрели друг на друга в упор, молча сжав губы – так долго, что у Стэши начали слезиться глаза. Ленни, кивнув, отошёл в сторону, позволяя ей пройти в прихожую.

– Стэши? – переспросил он. – Значит, всё, что выходит под инициалами «С.М.» – это ваше… Хорошо шутите. Особенно о том, про что не принято шутить.

– Я польщена. Не думала, что вы читали мои статьи.

– Подкупил одного славного парня, пока сидел. Он приносил мне свежие выпуски. Потом добился работы в библиотеке. Там есть компьютер с ограниченным доступом в интернет, хоть и старенький.

Вежливый до скрипа Ленни Дикинсон выглядел кем угодно, только не серийным убийцей – и поэтому стопроцентно им был. Стэши любила читать о маньяках прошлого, особенно если речь шла о реальных людях, и хорошо знала: ни один из них не напоминал чудовище, оставившее кровавый след в истории.

Многочисленные фотографии в рамках оплела паутина, за толстым слоем пыли едва можно было разглядеть людей, запечатлённых на снимках. Стэши осторожно поставила шлем на обувную полку, провела пальцем по высеченному из цельного куска дерева столику и поморщилась: пыль царила повсюду, при каждом движении взмывала в воздух, щекотала ноздри, чтобы затем коварно забиться в лёгкие.

Она, должно быть, слишком громко закашлялась. Ленни обернулся и, мгновенно оказавшись рядом, схватил её за плечо. Стэши даже не успела уловить движение.

– Ох, – только и сказала она. Ленни держал крепко, и трепыхаться явно не стоило.

Секунды тянулись невыносимо медленно. Наконец пальцы всё-таки разжались, и Стэши отпрянула.

– Извините, привычка, – пояснил он без намёка на сожаление. – В одиночках обычно тихо. Если рядом кто-то шумит, стоит готовиться к худшему.

– Ничего.

В гостиной когда-то, верно, вся семья собиралась за ужином, а после играла в скрэббл или устраивалась перед телевизором, наслаждаясь вечерним выпуском любимого шоу. Это место выглядело уютным даже сейчас, несмотря на продавленный диван, царапины на столе – Ленни скрёб его ножом? – и танцующие в свете солнечных лучей пылинки.

– Садитесь.

Сам Ленни рухнул в мягкое кресло с потёртой обивкой, кивнул в сторону дивана. Стэши послушно присела на самый краешек: всё здесь было настолько пыльным, что она рисковала остаться без любимых чёрных джинсов. Возможно, тут и стирка не спасёт.

Впрочем, чёрт с ней, с дерьмовой обстановкой. Стэши впилась взглядом в лицо человека, которого мечтал разорвать на куски весь город, и сердце пропустило удар. Она всё-таки здесь, в святая святых, куда не смог попасть ни один журналист до неё. Даже сотрудники «Вестника» сумели достучаться до Ленни только в тюрьме.

– Значит, пришли не для того, чтобы взять интервью? Интересно, – хмыкнул он. – Тогда о чём хотите поговорить?

– О том, почему вас связывают с гибелью губернатора и его семьи, если очевидно, что вы никого не сжигали.

Ленни сжал кулаки так, что костяшки побелели, сделал глубокий вдох. Под его тяжёлым взглядом Стэши было не по себе, но она упрямо не опускала головы. Знала: покажет слабину – и он морально уничтожит её.

– Доморощенная сыщица, да? – наконец ответил Ленни. – Хотите сами раскрыть это дельце? Зря стараетесь. Я за эти годы ни одного выпуска новостей в тюрьме не пропустил. Знаю, что новых улик так и не нашлось.

– Вот и помогите за что-то зацепиться.

– Какой мне от этого толк?

Стэши задумалась. Сейчас было особенно важно выбрать правильные слова. Пока Ленни не казался ей вспыльчивым, но кто знает, куда заведёт неосторожно брошенная фраза.

– Я…

– Да выкладывайте уже. Мы можем вечность мять хер через карман, но ведь приятнее просто подрочить.

– Я думаю, кто-то вас использовал, – негромко сказала она. – Прикрылся вами, как щитом, чтобы остаться на свободе. И мне бы хотелось найти этого человека. Ваше имя будет очищено хотя бы частично, а он… Он больше никому не навредит.

Светлые, почти прозрачные глаза прищурились. Ленни без усилий поднялся с кресла, навис над ней, схватившись за спинку совсем рядом с её головой. Нервно сглотнув, Стэши тем не менее осталась неподвижной.

– Знаете, – произнёс он вдруг. – Я-то, кретин сраный, рассчитывал, что сейчас вернусь в бейсбол. Но не стоит и пытаться. Местные скорее удавятся, чем свяжутся со мной. А если и согласятся – так меня забьют до смерти в раздевалке в первый же день.

– Вы правы.

– Наверняка и в соседних штатах та же херня. Зато парочка издательств уже предложила бабла за биографию. Неплохо, а? Даже писать самому не придётся – сказали, пришлют кого-нибудь.

Ленни наконец отстранился, сел на край стола прямо перед ней и, вынув из кармана рубашки помятую пачку сигарет, поджёг одну и с наслаждением затянулся. Дым он, ни капли не смущаясь, выпустил Стэши в лицо, и она закашлялась.

– Ну так что, мисс Макнамара?

– Кейтлин Хьюз соответствовала вашему типажу.

– Гнёте свою линию, – Ленни неожиданно рассмеялся. – Мне нравится. Да, согласен: Кейтлин была красивой бабой. Как раз таких и люблю. Но хрена с два я бы стал с ней заморачиваться. Жена губернатора! Слишком много шума.

Абсолютно точно. Ленни долго не могли поймать именно потому, что он выбирал женщин, которые, несмотря на свою красоту, давно не состояли в отношениях, – его ухаживания, должно быть, попадали в самое сердце. Кейтлин Хьюз во всём городе знали как счастливую жену и мать.

Хотя…

Может, Ленни не удержался. Влез в дом, думая, что Шон вновь уехал в Батон-Руж, наткнулся на него и детей. При таком раскладе оставалось лишь перебить всех и поджечь особняк, чтобы скрыть следы убийства – слишком узнаваемый у него почерк.

Может…

Нет.

Стэши раздражённо тряхнула головой. Картинка не складывалась, как ни меняй местами элементы мозаики. Люди наподобие Ленни всегда были слишком осторожны – такие не пытаются влезть в губернаторский дом, чтобы поставить ещё одну галочку в списке жертв, а терпеливо выжидают, когда добыча сама шагнёт в яму, полную заточенных кольев.

– Тем не менее на суде вы ничего не отрицали, – вскинула она брови. – Признали вину, и всё. И вы плохо выглядели.

– Голова раскалывалась. Я имя своё и то с трудом вспомнил. Судья всё трещал без перерыва… Просто хотелось, чтобы он наконец заткнулся, знаете. Думал, что блевану. И ещё свет этот… Постоянно слепил.

Угадала.

Время от времени она и сама мучилась из-за мигрени и хорошо знала, каково это – лежать в полной темноте, изнемогать от каждой накатывающей волны боли и ждать, когда же наконец станет немного легче.

– А до этого у вас часто бывали мигрени?

– Что? Так вот как это дерьмо называется… До суда – ни разу.

Странно. Подобное не могло возникнуть безо всякой на то причины. Если столь мощная головная боль обрушилась на Ленни впервые, ничего удивительного, что он со всем согласился, лишь бы она прекратилась.

– Вы принимали что-то перед судом? Какие-то новые таблетки?

– Я здоров как бык, мисс Макнамара.

Теперь Стэши совершенно ничего не понимала.

– В таком случае… – замялась она, – когда боль прекратилась?

– Когда вынесли приговор. Удар молотка – и всё. Понял, что можно не бояться продемонстрировать всем свой охренительный внутренний мир.

Оба ненадолго замолчали. Множество вопросов вертелось у Стэши на языке, но она знала, что задавать их нет никакого смысла – Ленни не сумеет ответить. Он же, вероятно, в мыслях вернулся в зал суда и теперь снова переживал всё, что тогда довелось испытать. Лицо его исказилось от едва подавляемого гнева.

– Вам пора, – помедлив, сказал Ленни. – Думаю, больше ничего нового вы от меня не узнаете.

– Ещё один вопрос.

– Валяйте.

– Как считаете, кому могли помешать Хьюзы?

– Кому угодно. Будто вам этот вариант не приходил в голову, серьёзно… Шон был хорошим честным мужиком, а в политике таких не любят.

Сигарета в пальцах Ленни давно прогорела до самого фильтра, и он потушил окурок прямо о столешницу. Весь пепел осыпался ему на брюки. Ленни раздражённо отряхнул их, но только испачкался ещё сильнее – на штанинах осталось две серых полосы.

Стэши, пользуясь тем, что он отвлёкся, рассматривала гостиную. Ничего, за что было бы зацепиться глазу. На полке, покрытые толстым слоем пыли, стояли награды Ленни – всё-таки бейсболистом он был превосходным. Но лучше бы не доставал биту за пределами поля. Тогда, может, и не вырос бы тем, кем вырос…

Интересно, как вообще человек из счастливой полной семьи становится серийным убийцей? Когда «Вестник Луизианы» спросил об этом, Ленни отшутился. О родителях не сказал ни слова – не считая того, что в их доме ни в чём не нуждался и начал играть в бейсбол с подачи отца.

– Налюбовались?

Она резко обернулась. Ленни рассматривал её, и в его глазах мелькнуло что-то нехорошее, почти животное.

– А вы?

– Осторожнее, Стэши, – посоветовал он, отбросив былую любезность. – Я уже слышу треск льда под ногами.

– Простите.

Хотелось, конечно, в очередной раз пошутить – единственный защитный механизм, который срабатывал в её жизни так часто и так удачно, – но чутьё подсказывало, что лучше заткнуться. Конечно, Ленни не убил бы её – кому захочется, едва оказавшись на свободе, снова вернуться в тюрьму?

Но мог, в конце концов, и покалечить. Счесть это своеобразным воспитательным моментом.

– Уходите, – Ленни махнул рукой куда-то в сторону коридора. – Где выход, вроде бы знаете.

– Спасибо, что согласились поговорить.

– Да пожалуйста.

Стэши прошла к двери, стараясь ступать медленно и спокойно. Дом Дикинсонов показался ей в этот миг невыносимо тесным, и чудилось, будто стены сжимаются всё сильнее, пытаясь её раздавить. Хотелось выбежать наружу и глотнуть свежего воздуха.

– Прощайте, – сказала она у порога.

Из глубины дома донёсся короткий хриплый смешок.

– Думаю, что всё-таки «ещё увидимся». Город маленький, где-нибудь да столкнёмся нос к носу…

Его слова Стэши предпочла оставить без ответа. Их разговор, если подумать, был довольно безобиден, но в эту минуту меньше всего на свете она хотела когда-нибудь снова увидеть Ленни Дикинсона.

* * *

Вернувшийся в родной город серийный убийца не был единственной проблемой Алекса, но играючи занял первое место в их перечне. Прошло всего несколько дней с того момента, как Дикинсона привезли в Хэллгейт, а горожане уже зачастили с жалобами. Попытки объяснить, что полиция не может сделать ровным счётом ничего, пока дело не пересмотрят, результата не дали – обозлённые жители, среди которых были и родственники убитых женщин, продолжали осаждать участок.

Кроме того, у дома Дикинсона пришлось выставить патруль после того, как пара крепких ребят повыбивали оконные стёкла и попытались забраться внутрь. Это едва не закончилось кровопролитием: к непрошеным гостям Дикинсон, как оказалось, был готов и встретил их с заряженной пушкой.

Совсем недавно Алекс был уверен, что вишенкой на торте за почти три месяца службы для него стала встреча со Стэши Макнамарой, которая могла пустить ему пулю в голову, если бы захотела. Однако до вышедшего из тюрьмы Дикинсона ей было чертовски далеко.

Как будто хлопот и без того не хватало, честное слово…

Полиция Хэллгейта переживала не лучшие времена. Предшественница Алекса, шериф Рэйлин Тёрнер, покинула пост почти сразу после гибели Хьюзов. Оплатила роскошные похороны, на которых при этом даже не показалась – и исчезла со всех радаров. Она и сейчас, семь лет спустя, не выходила из дома. Жила у противоположного края хлопкового поля вместе со старым другом – бывшим главным врачом местной клиники Дэйвом Сойером. Из её окон открывался великолепный вид на сгоревший особняк.

Обязанности шерифа после Тёрнер исполнял капитан Уолш, который, однако, так и не занял её место. Ему беспрекословно подчинялись, но по-прежнему звали капитаном – на этом настаивал он сам.

Городской совет, конечно, пытался с этим разобраться. Алекс слышал, что пару раз в Хэллгейт присылали кого-то не то из Батон-Руж, не то из Нового Орлеана – но местные их так и не признали. А эта дыра, как ни крути, была особенной. Все знали: если город тебя не принимает, можешь не надеяться, что удержишься на посту.

И вот почти три месяца назад капитан Уолш сообщил о выходе на пенсию – и, к удивлению многих коллег, заявил, что готов предложить Алексу украсить рубашку звездой шерифа. Пусть тот и молод, утверждал Уолш, зато послужной список неплохой. К тому же Алекс родился в Хэллгейте – а это имело большое значение.

Скорее всего, не обошлось без Тёрнер. Каждый в участке, сколько бы лет ни минуло, относился к ней с безграничным уважением. Капитан Уолш регулярно звонил ей – о чём они беседовали, никто не знал, но Алекс подозревал, что Тёрнер была хорошо осведомлена обо всём, что происходит в городе, и частенько помогала ему добрым советом.

Что до самого Алекса, он услышал негромкий смех Тёрнер в трубке прямо в день назначения.

Голос предшественницы не походил ни на один из знакомых ему. Хрипловатый, будто бы немного надтреснутый, он моментально запоминался и после ещё долго проигрывался в голове – точно трек, который звучит в небольшом магазинчике, пока ты наполняешь корзину полуфабрикатами и пивом.

Она поздравила его с новой должностью и вежливо, но вполне ясно дала понять, чтобы Алекс не злоупотреблял её помощью. Это разозлило. Вызвало желание удавиться, но не обращаться к ней, что бы ни случилось.

Правда, совсем скоро желание пришлось засунуть в задницу – так глубоко, как только возможно. В участке к Алексу относились настороженно, в городе принимали неохотно. Не чинили препятствий, как приезжим кандидатам в шерифы, но всё-таки напрягались, завидев его на улице. К тому же слухи расползались быстро, и теперь все знали, что первым делом Алекс изучил личные дела коллег, соотнёс некоторые факты и выставил из участка пару нечистых на руку копов.

Волновали его и преступления, которые так и не удалось раскрыть. Больше всего среди них было мелких краж, и с этим полиция Хэллгейта не могла поделать ровным счётом ничего: ты в маленьком южном городке, приятель, следи за своим добром как положено, а не то уедешь, недосчитавшись денег в кошельке.

Что хуже – так это исчезновения. Пропавших людей в Хэллгейте было более чем достаточно, и за минувшие годы не нашли даже их следов. Алекс намеревался заняться этим вплотную, но тут на болотах всплыл труп Коннора Джонса, потом на свободе оказался Дикинсон…

Была и другая проблема, которая явно мешала многим счесть его своим. Алекс, как ни крути, оставался сыном своего отца, а Нолан-старший обрёл в городе славу религиозного фанатика.

Стоило подумать об этом – и ладонь сама скользила к туго застёгнутому воротнику, под которым раньше скрывался серебряный крестик. Алекс снял его на следующий же день после смерти отца, но избавиться от привычки было не так-то легко.

В его мире правил закон, и места религии тут не было. Но горожане наверняка думали, что новый шериф – это одно, а новый набожный шериф – совсем другое, и попробуй докажи, что отцу, как он ни пытался, всё-таки не удалось обратить его в свою веру.

Алекс со вздохом оторвался от последнего отчёта. Пока день складывался неплохо, но загадывать было рано: к вечеру всё могло перемениться.

– Шеф? – в кабинет заглянул Конноли, рыжебородый улыбчивый здоровяк, с головы до ног усыпанный веснушками. Несмотря на слишком уж мягкое сердце, копом он был отличным. – Опять привезли Марту Хансен. Пока закроем, пусть придёт в себя.

Оставалось только кивнуть. Марта Хансен была местным феноменом: несколько лет назад, прогуливаясь по лесу, она получила семнадцать ножевых ранений, но каким-то чудом осталась жива. Напавший на неё мужчина был настолько не в себе, что, очнувшись, даже и не вспомнил о случившемся. Марта же провела в лесу несколько дней, и, когда вышла оттуда, вместо кровоточащих ран была покрыта заметно поджившими рубцами.

Возможно, на неё наткнулся кто-то из ковена и исцелил. Возможно, произошло иное сверхъестественное дерьмо – Алекс уже понял, что пытаться объяснить некоторые вещи, творящиеся в этом городе, бесполезно. Но с тех пор Марта время от времени впадала в некий транс, и полицейские, завидев её с растерянным лицом посреди улицы, просто забирали в участок. У них она возвращалась к реальности, пила горячий чай, а затем спокойно уходила.

Алекс проводил Конноли рассеянным взглядом. Всё-таки со штатом ему повезло – полицейские Хэллгейта за редким исключением были отличными ребятами. Чего стоила одна только Эвелин Бейли! Обманчиво спокойная, под формой она прятала литые мышцы, больше всего на свете любила посмеяться и завоевала доверие Алекса так быстро, что именно её он попросил бы прикрыть спину при необходимости. Конечно, сейчас его напарницей была Нат, но Алекс знал: в поле Бейли равных не найти.

Симпатию вызывал у него и Райли Грэм. Меланхоличный, будто бы всегда уставший, в рукаве он прятал пару тузов, а в груди – горящее сердце. Кроме того, Грэм обладал даром медиума. Откуда – никто не знал. То ли унаследовал от прабабки-ведьмы, то ли что… Так или иначе, способность видеть призраков для копа была чертовски полезна.

Алекс уже успел подумать, не вернуться ли к нераскрытым делам, когда в кармане завибрировал телефон.

– Нолан.

– Тёрнер, – раздался в трубке спокойный голос. – Не хотела бы отрывать тебя от важных дел, шериф, но советую приехать к моему дому прямо сейчас.

– Что-то случилось?

В этом была вся Рэйлин – скорее приказ, чем просьба о помощи.

– Ничего особенного. По-видимому, наши многоуважаемые горожане решили, что в освобождении Дикинсона виновата я. Ведь это при мне он отправился за решётку.

– Но нет никакой связи…

– Мне можешь не объяснять. Попробуй растолковать людям, которые вот-вот начнут штурмовать мой дом. Дэйв сможет потянуть время, но он не всесилен.

– Выезжаю, – бросил Алекс.

У него ещё хватило времени сказать Конноли, чтобы они с Бейли подъезжали к дому Тёрнер сразу же, как Марта Хансен придёт в себя – а потом он кинулся к выходу.

Рядом с участком Алекс увидел нескольких женщин с плакатами. Он всеми силами старался не вглядываться в алые буквы, но те бросались в глаза так явно, что не стоило и пытаться.

«Верните его в тюрьму!»

«Предатели доверия».

«Убийца среди нас!»

– Теперь-то суетишься, шериф? – крикнула одна из женщин. – Давай, беги, пока можешь! Надеюсь, этот монстр и тебя приложит по башке как следует!

До упора вжимая педаль газа в пол, Алекс чувствовал, как к горлу подступает тошнота.

Он затормозил у дома Тёрнер в момент, когда в окно полетел первый камень. Собравшиеся завопили, заулюлюкали. Алекс заметил несколько машин, в том числе и пару знакомых, и потянулся к телефону.

– Алекс? – удивилась Бартон. – Что сл…

– Пожалуйста, приезжай к Тёрнер. Сейчас же.

Сегодня у неё был выходной, но выбора не оставалось. Пусть горожан собралось не так уж и много – человек десять-двенадцать, – среди них Алекс различил и вооружённых. Заборов здесь сроду не было, но все жители стояли у тропинки, которая вела к крыльцу дома, будто пока не решались переступить незримую черту. Возглавлял их Бенджамин Роуз. Алекс хорошо помнил: Дикинсон убил его дочь Берту, после чего старик Роуз не то чтобы тронулся умом, но определённо стал непредсказуемым и опасным.

Пальцы коснулись кобуры. Если станет ещё хуже, пара выстрелов охладит пыл самых буйных. Но выстрелов, естественно, предупредительных. Любая пролитая капля крови может стать той самой искрой, из-за которой разгорится адское пламя.

– Выходи и объяснись! – крикнул Роуз.

– Это твоя вина!

– Хреновое вы дело состряпали, шериф!

– Он убил наших родных!

Роуз наклонился, пытаясь нашарить на дороге ещё один камень, и Алекс не выдержал – вскинул пистолет, выстрелил в воздух раз, другой. Он делал это и раньше, но сегодня каждый выстрел почему-то звучал так, точно его могли услышать даже мёртвые Хьюзы с другого конца поля.

Недовольный шёпот накатывал волнами, обволакивал липким душным коконом. Алекс поморщился, вгляделся в перекошенные от гнева лица.