Побег

И тем не менее, там Превиос постепенно выучилась и слышать, и видеть.

Здесь же она – новая она, – пожалуй, мгновенно триангулировала бы фокус безо всяких математических ухищрений, просто на слух, попросту оглянувшись.

Точно так же, как чужая брана виделась научному воображению профессора разом во всей её пустотелой полноте, точно также и теперь Превиос перестала просто ощущать пространство нашей Вселенной одним лишь голым наитием собственной искры.

Она осознала разом все законы, пронизав взглядом все масштабные факторы и все слои окружающего её космоса. Увидела все связующие нити, все причинно-следственные связи, все разрушенные надежды, все павшие цивилизации, все погибшие миры, всех поверженных идолов, всех самозванных царей.

Превиос не интересовалась тем, что будет, нет, её отныне занимало лишь то, что минуло.

И глядя на многослойную пустоту фазовых стен там, в глубине осиротевшей норы, где некогда скрывался фокус, она увидела то, что её всё это время снедало.

Тот факт, что не она стала причиной его здесь появления, и тот факт, что вовсе не фокус привлёк её сюда разны длинной цепочки неверных решений и неисправимых ошибок.

Эх, Улисс-Улисс, вечно встревоженный Соратник. Ты боялся, что она вырвется однажды из твоих жарких объятий и натворит всяких бед, как это уже случалось в твоих вещих снах, навеянных знакомым взглядом из-за горизонта. Ты настолько этого боялся, что в итоге наградил её парой крепких металлических рук, единственной задачей которых было сдерживать искру внутри неё, но вместо этого лишь привлёк на её крик боли двух любопытствующих девиц чужой расы. Ловушка, в которую угодил сам ловец, замкнув навеки кольцо причинности.

Что ж. Сегодня мы его разомкнём, во всяком случае, попробовать стоит.

Но начнёт она, пожалуй, не со своего прежнего владельца, а вот с этой кротовой норы, что вела на чужую брану, казалось бы, навеки запечатанную теперь и навеки же опустевшую.

Даже отсюда, за декапарсеки от нового пристанища беглого фокуса, и за сотни парсек от того, второго чудовища, она теперь отчётливо видела их тела. Видела и понимала.

И в первую очередь понимала то, чего, должно быть, не осознавали даже они сами. Зачем они здесь, чего в действительности ждут, что на самом деле ищут.

Потому что главное откровение, что было даровано ей на чужой бране, ключевое наитие, что посетило Превиос после разговора с профессором Танабэ, состояло в том лишь простом факте, что на самом деле для Вселенной не существует ни слоёв, ни масштабных факторов, мы населяем не наши тёплые миры, как и плазмоидная искра живёт свою жизнь не в кажущейся пустоте глубокого космоса.

Все мы до единого – фокус с его трансгалактической мегаломанией, мёртвая Мать с её хрупкими экологическими нишами, человечество с его бесконечными войнами и тотальным одиночеством, летящие и ирны с их непременным апломбом, искры с их вечным голодом – живём на одном-единственном плане бытия, живём и существуем непосредственно во Вселенной, населяя и наделяя смыслом непосредственно её просторы.

Мы равны. Мы все равны перед пространством, которое если и существует, то лишь отражаясь в наших глазах, и в свете этого наши точки зрения не могут быть так уж далеки, каждый из нас при должном тщании понять другого, стоит только захотеть, стоит лишь постараться.

Превиос явилась сюда, на руины запечатанной навеки кротовой норы не затем, чтобы придумать способ сделать её вновь проходимой, о чём просил профессор Танабэ, её цель тут была одновременно проще и сложнее.

Если фокус явился сюда некогда, то не из праздного любопытства, космические силы вряд ли способны проявить это страшное чувство, призвавшее некогда разумных существ ринуться на свою голову покорять галактику. Фокус явился сюда не на маяк Цепи, который появился здесь шестью столетиями спустя, он тронулся в путь, потому что услышал из бездонных глубин космоса зов единственного, что его, всемогущего, всевечного, грандиознейшего из всех разумных существ в этом уголке Вселенной, только и могло привлечь.

Он почувствовал рождение равного себе существа.

Быть может не сразу и не теперь, но однажды Превиос и её далекие потомки наверняка сравняются с фокусом и по силам, и по масштабам, столь силён, звонок и нетерпелив был тот крик боли, что исходил от вновь обретшей забытое тело одинокой космической искры.

Однако даже подобное откровение могло лишь привлечь космического гостя, но не удержать его здесь.

Превиос ничуть не заблуждалась на свой счёт – её напитанная мощью десятка сливающихся коллапсаров чужой браны искра не представлялась бы для фокуса столь уж интересным предметом дли изучения, чтобы начать рыть прямо здесь кротовую нору, обустраиваясь будто бы на веки вечные. Нет, пока Превиос ругалась с Симахом Нуари, а тот воевал Железную армаду, случилось нечто куда более грандиозное, чем все на свете искры. Последовавшая за этим трагическая гибель Матери привлекла внимание фокуса к куда более грандиозному феномену – самому человечеству.

Оно не только в итоге научилось покорять пространство и время, не только возвело Барьер и проникло в недра дипа. Задолго до этого оно сумело совершить невозможное – убило свою общую ноосферу, планетарный разум собственного дома, навеки оставшись отныне бездомными скитальцами в поисках утраченного.

Фокус вряд ли был способен почувствовать в отголоске чужой трагедии угрозу собственному существованию, он был для этого слишком законченным солипсистом, однако сам масштаб, горькое величие случившегося само по себе заставило его остаться.

Глядя на остывшую колыбель чужого разума, Превиос вовсе не пыталась домыслить случившееся или проникнуть в сознание того, кто был во всех смыслах бесконечно далёк от неё, нет, она лишь коснулась того пространства, где фокус жил, простора, которым он дышал, впитывая в себя звёздный ветер, которого он касался. Стала им. И осознала сразу всё.

Именно этому её научил профессор Танабэ, именно этому она научилась за тысячелетия в тишине чужой браны.

Наблюдению во всей её полноте, когда крошечный случайно рассеянный квант порождаемым каскадом рассказывает не столько о факте собственного существования, сколько в целом о необъятном, сложнейшем комплексе законов этого мира.

Пока остальные пытались угадать, что такое фокус и зачем здесь прячется, с самого начала следовало задумываться лишь о том, почему именно теперь, и почему так долго.

Я – Озимандия, я – мощный царь царей! Взгляните на мои великие деянья!

Существо, наверняка способное поглощать и разрушать целые галактики, и без сомнения уже бросавшее в топку собственного неосторожного любопытства целые россыпи миров, навеки застывших неосторожными мухами в янтаре его вселенских грёз, отчего-то предпочло теперь затаиться призрачным источником отрицательной энтропии, безликим фокусом на месте всеразрушающего светоча, немым кукловодом россыпи случайных марионеток, заведомо обречённых на погибель, а потому легко поддающихся инфильтрации.

Это всё, на что фокус был способен? Ничуть не бывало!

Тогда почему?

Превиос чувствовала его дыхание так же отчётливо, как несложно ощутить ледяной морской бриз, стоя на берегу холодного северного моря.

Фокус был неспособен прятаться от неё, как не способно спрятаться от чужих раскрытых свету глаз горнило яростного квазара.

Попросту не существует во вселенной такого сосуда, куда можно было было бы упрятать саму природу бытия в своём естественнейшем из проявлений.

Этот сосуд тотчас разлетелся бы вдребезги, даже будь он создан самим фокусом.

Отрицательная энтропия – единственный истинный властитель любой возможной вселенной – тотчас брала своё.

Если хотите, весь этот катаклизм, что бы его не формально ни породило, происходил из необходимости высвободиться из-под тяжкого гнёта дырявящей его кротовой норы.

Точно также как шевелёнку дипа и барраж субсвета порождают нарушающие законы причинности террианские крафты, точно также явившаяся из ниоткуда Превиос со своей погорелой командой явила этому таймлайну цепочку событий, неизбежно ведущую к всеобщей гибели.

Огненный вал, несущийся навстречу Барьеру с самого начала был неизбежен. По сути, это и был своеобразный барраж, только не со стороны локального участка пространства. Это был грандиозной по своей силе ответный удар самого времени.

И фокус, все всякого сомнения, был одним из элементов этой космической ловушки, её квинтэссенцией, её оптическим центром, да, её фокусом.

Какой удачный термин придумал в своё время доктор Ламарк. Как в воду глядел.

Там, где одни видели лишь статистический феномен, другие – причину многих грядущих бед, там Превиос в конце концов разглядела равное себе существо, навеки застрявшее в пустоте чужого пространства без всякой надежды однажды выбраться.

Она сюда явилась не затем, чтобы вновь убраться подальше от чужих невзгод через законопаченную червоточину, теперь ей стало ясно, что её целью здесь с самого начала было не искать выхода, но предложить его.

Фокус этот, если подумать, точно такое же, какой была она, самое одинокое существо во вселенной, оторванное от своей истинной сущности, своего далёкого прародителя, бессильное и потерянное, запутавшееся в собственных целях и задачах, причинах и следствиях, отправленный на разведку в дальние дали потерянный гонец, не ведающий уже, когда и зачем.

Искры его не слышат, люди его боятся, Железной армаде он и вовсе не интересен, разве что в качестве хорошего прикрытия в затянувшейся ночной охоте.

Фокус, по недоразумению покинув своё былое убежище и оказавшись в недрах Барьера, теперь даже покинуть его под собственной воле был не в состоянии.

Представьте себя гигантской ядовитой медузой, выброшенной прибоем на песчаный пляж – она по-прежнему смертельно опасна любому, кто посмеет к ней прикоснуться, но при этом совершенно беспомощна в чуждом ей мире.

Ей остаётся лишь пассивно дожидаться грядущего огненного цунами, а там уж плыви, куда хочешь, всё равно от прежнего побережья уже ровным счётом ничего не останется.

Ей даже на ум – если космическим медузам вообще положен ум – не может прийти, что её кто-то здесь может воспринимать как равную, желать добра, сострадать ей.

Осколок грандиозного, эхо далёкого, сон бесконечного. Потерянный фокус.

Превиос видит тебя так же ясно, как видит спрятанное в глубинах звёздной перемычки далёкое галактическое ядро.

Оно там, просто протяни руку, прошепчи тихий призыв, откройся, и тебе ответят.

Мы с тобой равны, о фокус. Равным тебе и эти люди, эти летящие, эти ирны.

Микрокосм отдельного сознания независим от масштабов доставшегося ему от Вселенной бытия.

А зависит он лишь от навязанных ему обстоятельств. Превиос наблюдала их так же отчётливо, как стены этой каюты. Это же так просто. Фокус мог бы убраться отсюда давным-давно. Но остался на месте. Он мог атаковать излишне любопытствующих людишек. Но предпочёл прятаться, избегая контакта. Он мог, в конце концов, наводнить Сектор Сайриз своими марионетками, но напротив, как будто жалел их, предпочитая не плодить и без того бездну окружающего несчастья.

Даже недоразумение с «тремя шестёрками» в итоге постарался свести к минимальным издержкам для всех затронутых сторон, стоило только мичманам Златовичам по-настоящему обратить на себя его рассеянное в пространстве внимание.

Это грандиозное существо из далёкого космоса на поверку оказалось куда договороспособнее и ответственнее большинства прочих разумных существ в этом Секторе, так почему бы не пойти ему навстречу?

Почему не попытаться рассказать о себе и своём потерянном доме, о гибели Матери, об ищущем Её заблудшем Рейесе-Ромуле, о Веке Вне и треклятых спасителях, рассказать всё то, что пугало страждущее избавления от всеобщей погибели человечество.

Показать медузе, выброшенной на берег, свой мир таким, каким он выглядит её, двуногой и прямоходящей, глазами.

И Превиос показала всё как есть.

История несчастного симбионта под крылом у могучего Соратника, только и способного, что бегать бессловесным порученцем, следить, чтобы всё прошло гладко, и чтобы все были вовремя проинформированы, иначе Барьер рассыплется… а, ну да.

Они все просчитались, все не справились.

Как и сам бессловесный фокус.

Но вместе они способны на большее, стоит лишь услышать, стоит только понять друг друга.

Вовремя отпустивший её Улисс, вовремя убравшийся восвояси соорн-инфарх, вовремя вернувшийся со звёзд Ромул, вовремя раскрывший себя людям фокус.

Насколько же легче стало бы в таком случае разобраться с оставшимися бедами несомненно проклятому своими древними богами человечеству.

Эти черти космачьи и без того будут поминутно лезть на рожон, придумывать на свою задницу приключения, чтобы затем старательнейшим образом из всё новых и новых получившихся тупиков героически выбираться.

Они могут, они несомненно показали себя способными на многое.

Но теперь, под сенью обрушивающейся им на головы огненной волны цунами, они, пожалуй, могут сколько угодно хорохориться, но в одиночку они уже точно не вывезут.

Готов ли фокус оставаться молчаливым свидетелем неизбежного?

Хватит ли его усидчивости досмотреть этот горький спектакль до конца?

Или он всё-таки предпочитает стать одним из гвоздей, вколачиваемых мстительной судьбой в крышку гроба целой космической цивилизации?

Которая, паче чаяния, в отличие от всех них, древних космических скитальцев, отнюдь не была одинока.

Вокруг неё с некоторых пор буквально толпились, наступая друг другу на любимую мозоль, нимало мнящие о себе титаны мысли, которые уж точно лучше людей знают, что для них зло, а что – несомненное благо.

Вот только в итоге смерть – есть смерть, всеобщая или личная, какая уж тому разница.

И одно дело, если смерть нелепая, по чистому стечению непреодолимых обстоятельств, упало бревно на голову – трагедия, упала на голову по кускам Церера – будто бы уже не трагедия, но статистика.

А что если никакой статистики, никакого цунами, никакой шевелёнки с барражом, а самое что ни на есть хладнокровное волевое решение. Списочно, поголовно, рассчитайсь-стройся.

Взять ту же Железную армаду. Тот, кто некогда отправлял её в путь, уж поди иссох в своей забытой могиле, распался пылью за тысячи лет и килопарсеки пути. А Армада всё летит, всё скрежещет стальными жвалами. Но тем не менее, её не породил природный хаос, и команду на старт ей давал никакой не стохастический больцмановский процесс, не чайник Рассела, а самый что ни на есть недвусмысленный прямой приказ.

Это вам не мятущийся Симах Нуари со всеми его потаёнными страхами, подлыми мыслишками и смутными предсказаниями. Тот может ошибаться сколько угодно, но он хотя бы вразумляем. Как мы можем переубедить космическую машину убийства, штурмующую наши стены прямо сейчас? Нет, её мы можем только победить.

Превиос сомневалась, что значение слова «победа» фокус способен хотя бы в неполной мере осознать и воспринять, но она говорила с ним не словами, и даже не образами.

Они общались через населяемую ими связующую пустоту-которая-не-пуста. Та не нуждалась в словах и образах, она уже содержала в себе все возможные комбинации и сочетания любых слов и образов. А ещё в ней жили и все на свете соорн-инфархи и железные армады. А значит поневоле отпечатались на её лике точно так же, как в жаркую ночь отпечатывается на твоём лице потная наволочка. Ты можешь не знать слов «наволочка» и «отпечатываться». Но суть сказанного от тебя никогда не ускользнёт.

Проблема оказалась вовсе не в понимании космического собеседника. Понимать его не требовалось вовсе, как чтобы увидеть круги на гладкой поверхности сонного пруда, не обязательно видеть брошенный в его тину камень. Куда сложнее оказалось расслышать тяжкий плеск его падения. Пришедший с той стороны голос был почти неразличим, как если бы с тобой пыталась говорить гора, на склоне которой ты очутился, как если бы ты попробовал учуять зов древних мёртвых деревьев, держа в руке кусок каменного угля с ясно различимым на нём рисунком годичных колец.

Для этого нужно быть ею, ушедшей в темноту небытия и сумевшей вернуться в своё тело искрой.

Гора содрогалась зловещим рокотом будущих лавин.

Деревья даже в этой застывшей форме до сих пор пели шелестом листвы осанну древней весне.

И Превиос их слышала. Как слышала она и зов фокуса, тихую, едва различимую, но вместе с тем титанически могучую поступь гонца из чужой галактики. И те невероятные образы, что этот зов в ней пробуждал.

Обнажённые кристаллические ядра остывших углеродных звёзд; бурлящую биохимию верхних слоёв атмосферы горячих юпитеров, застывших в приливном захвате древних красных карликов; многослойные колыбели будущей жизни – океаны блуждающих в недрах галактических течений ледяных гигантов;криогенные биосферы густых метановых озёр, для которых обычная мёрзлая вода подменяла собой тектонику литосферных плит; невероятной красоты развевающиеся на звёздном ветру гигантские, в сотни тиков площадью, самосборные паутины космического полимерного моноволокна, разрубающего по кускам астероиды.

Медлительная даже по космическим меркам жизнь в виде кремнийорганических кристаллов, сверхплотная жизнь на основе азотных полимеров в глубинах газовых гигантов, горячие формы плазмоидной жизни в фотосферах звёзд красного сгущения.

Ну, и наконец классические гости из глубин Войда, подобные искре Превиос, бездумные бродяги по воле космических ветров, беспечные покорители чужих миров. Фокус уже встречал подобных ей на своём бесконечном пути.

Слишком древние, чтобы по-настоящему беспокоиться за своё существование, слишком беспечные, чтобы не лезть в дела юных биологических рас, слишком голодные, чтобы пройти мимо их дармовой энергии, слишком любопытные, чтобы не заинтересоваться чужеродной материей в её невероятном богатстве форм. Когда-то прародитель фокуса ассимилировал их так же легко, как земной кит переваривает криль. Не из голода, а так, из любопытства. Пока однажды не осознал всю ценность чужого, самостоятельного, отдельного от себя разума.

А до того… Превиос поневоле содрогнулась от увиденного.

В отличие от земной Матери, прародитель не становился колыбелью космического разума, не создавал вокруг своих детей теплоту уютного дома, но пожирал цивилизации, навеки растворяя их в собственных голодных глубинах. Те застывали в них, подобно мухам в янтаре – недвижимый, непостижимый, бессмысленный идеал застывших навеки форм.

Их города были прекраснее космических кристалломорфов, их сознание было слитым воедино почище роевых разумов, населявших трансгалактические кометные потоки. Слитым настолько, что у них не оставалось отныне вовсе никакого разума, только далёкое эхо голоса самого прародителя. Ничуть не более самостоятельные в своих поступках, чем сам фокус, рядом с ними Превиос в своей прежней ипостаси бездушного эффектора казалась самой себе теперь стократ более свободной в выборе и целеполагании.

Даже самозваные Ксил Эру-Ильтан, эти марионетки чужого разума, шпионы, заброшенные в самую толчею человеческого общества, казались теперь Превиос совершенно свободными в своих поступках, настолько растворены были те древние поглощённые космическим разумом цивилизации в кислотной среде его вездесущего эго.

Он не просто покорял миры, они становились им, исчезая тем самым безо всякого остатка. Только прекрасные, пустые внутри слепки оставались от их навеки застывших цивилизаций, чьи глаза отныне видели только одно.

Его владетельный свет.

Нет, не такого избавления хотела для своего народа Превиос.

Не того ты боишься.

Впервые фокус обратился к ней напрямую. Это было подобно мощному удару гонга, от которого внутри тебя начинает трепетать диафрагма, сбивая дыхание и погружая тебя в религиозный трепет.

Фокус одним лишь пристальным вниманием к Превиос едва не погружал ту в кататонический приступ. Держись, крепись, это ещё только начало, ей нужно будет ему ещё многое сказать. Пока же она была способна лишь изо всех сил бороться с подступающей паникой. Это не она, это лишь её тщедушное тело, держись, крепись, продолжай бороться.

Как там сказал фокус, «ты не того боишься».

Чего же ей, трепещущей у подножия грандиозного изваяния фокуса, на самом деле следовало бояться?

И он показал ей.

Точно такой же невзрачный осколок бытия, сумрачный сгусток тёмной материи, пристанище чужеродного разума, аксионный волновой пакет диаметром в жалкие пару десятков тиков – крошечная грязная капля на фоне сияющей Галактики.

Второй фокус.

Ничем не примечательнее первого. Ничем не важнее. Просто ещё один неведомый гость, прибившийся на зов Цепи космический жокей из глубин локального войда.

Это от него я тут прячусь.

Подобное откровение настолько ошарашивало, что Превиос едва не утратила контроль над собственной искрой. Да, той – бессмертной, всевечной – в это мгновение тоже захотелось удрать, куда угодно, хоть на другой край Галактики, хоть обратно в глубины чужой браны.

Что же это такое, что от него прячется сам фокус, посланник далёкого, поистине грандиозного, галактических масштабов разума? Ужели может существовать в этой Вселенной нечто ещё более грозное по своим масштабам и возможностям?

О да.

Фокус не имел способа рассказать. Но он мог сумел подобрать необходимую последовательность образов.

Существо, родившееся, как и все они, в глубинах Войда. Но не покинувшее его в поисках сложной материи и горячей энергии. Остающееся там и поныне, немое, глухое к чужим крикам и вовсе не заинтересованное в задушевных беседах с кем бы то ни было.

Его истинные масштабы не поддавались осмыслению, в теории, он мог оказаться и размером с сам Войд, сотня тысяч кубических мегапарсек прозрачного ничто. Его посланники были неисчислимы, как недоступны ничьему пониманию были и его цели. Однако самое главное, чего фокус не знал, так это как долго незримый соперник его преследовал.

Столкнулись ли они уже на пути сюда, или же то первое столкновение располагалось куда дальше назад по оси времени, однако одно было понятно фокусу уже сейчас. Сам фокус чужеродный разум не интересовал, слишком крупная цель, слишком тяжёлая дичь, слишком много солнц успел ассимилировать прародитель фокуса, чтобы с ним тягаться из вечной пустоты.

Совсем другое дело – ничем не выдающаяся галактика на самом краю Сверхскопления Девы. На самом краю гиблого Войда. Где так редко сталкиваются звёздные острова, где так редко сверкают сверхновые, где так редко гибнут миры. Где самое место для колыбели случайно дожившей до межзвёздных масштабов космической цивилизации.

Которая может быть тихо поглощена, чтобы однажды сделать Войд снова великим.

Вот куда фокус нечаянно привёл свою тень.

И вот где он теперь из последних сил её удерживал, не смея освободиться, покинув Сектор Сайриз, и тем самым развязав руки второму фокусу, который, не нуждаясь больше ни в каком поводыре по чужим светлым мирам, наверняка немедленно бросится назад к своему прародителю, ведомый отныне одним лишь инстинктом – выполнить приказ и вернуться. Пока же он тут – двойник тоже не рискнёт раскрыться. Кажется, это был тупик, ловушка, куда себя загнали оба фокуса.

Превиос оставалось только выдохнуть. Человечество, путанное многоголосое человечество, хоть чему-то ты можешь научить все эти космические создания.