Абхазский серпантин

Это была маленькая, безобидная, но подлость. Я добилась своего – лишила человека безмятежного отдохновения после свадебных изысков. Но, надо отдать должное – два дня, проведённые у сестры, компенсировали его недовольство. Пока мы с сестрой мило общались, наши мужья не теряли времени даром. Где они бродили эти пару дней – и до сей поры остаётся загадкой – мы с сестрой не очень-то заметили их отсутствия, предоставив мужчинам право плыть по течению. Всё-таки, экспромт.

В жизни так случается, что одно событие, исходит из события предыдущего. Они текут плавно, почти в параллели, но, исходя один из другого, накручивая особенную спираль, образующую связку – цепочку причинно-следственной зависимости. Своего рода, серпантин.

Моё коварство не осталось безнаказанным.

Милый решил взять реванш. И он его взял. Получив приглашение от родственников, мы поехали на очередную свадьбу.

Ах, что это была за свадьба! Весёлая и зажигательная, но без жениха и невесты. Что поделаешь, так получилось.

В каждой стране, будь то Автономная Республика бывшего СССР, или страна СНГ, суть обычаев и традиций остаётся неизменной. Так было и есть на Украине. Так было и есть на Кавказе.

Два полюса столкнулись неожиданно. Не даром говорится – в чужой монастырь со своим уставом не ходят. С этим можно согласиться, если традиции и обычаи не противоречат общепринятым законам гостеприимства. И кто может знать, где и кем приняты эти самые негласные законы?

Тот закон, который нам был продемонстрирован, резко отличался от тех законов, к которым привыкли южане.

Никогда не думала, что два человека могут перевернуть привычное течение жизни далёкой деревни, расположенной на стыке трёх границ – молдавской, украинской и румынской. Мне, любителю путешествий, не довелось лицезреть далёкие просторы Дальнего Зарубежья, но с каким трепетом я смотрела на Дунай, за которым виднелись владения Дракулы!

Это относится к области лирики. Жизнь упорно демонстрировала свою прозаичность.

Признаться, мы с мужем не сразу сообразили, зачем нас приглашали на эту свадьбу. При встрече сразу было оговорено:

– Мы не вас, мы маму ждали.

Помощи не требовалось – рабочих рук было достаточно. В церковь на венчание не попали: места в машине не хватило. Ясное дело – на почётных гостей мы не тянули. Этих почётных оказалось предостаточно. На передний край выдвинулись высокие личности. Директор мясокомбината, заведующий местного универмага (или сельпо?), члены местной администрации сидели по правую руку жениха. Остальные теснились на задворках.

Это было вечером. Днём, слоняясь без дела, мы знакомились с местными достопримечательностями, даже не подозревая о том, что являлись объектом обсуждения среди обывателей деревни.

Возвращаясь из магазина, мы стали не просто свидетелями, а непосредственными участниками небольшого приключения. На первый взгляд, ничего особенного не было в том, что у забора паслись три козы. Козы, как козы. Красивые животные с жёлтыми глазами равнодушно поглядывали на нас. Быть рядом и не погладить очаровательную козочку было бы неразумным. Я сделала первый шаг, чтобы воплотить в жизнь своё намерение. Но этот простой жест едва не обошёлся дорого.

Я не могу сказать, что чувствовала, когда, наклонив большую голову почти к самой земле, выставив вперёд мощь закрученных рогов, прямо на меня нёсся баран. Надо было прислушаться к инстинкту самосохранения, и, говоря современным языком, делать ноги. Мои намерения были вполне миролюбивы, но о намерениях неожиданно рассвирепевшего животного можно было лишь догадываться.

Уже потом выяснилось, что коз пасёт баран, а стадом овец верховодит козёл. Непонятно, как такое возможно, но вникать в превратности разнообразия природы нет смысла. Достаточно факта. Возможно, этот факт присущ исключительно данной деревне.

Тем же вечером подвыпившая компания дружно поднимала тосты за здоровье молодых, и тут выяснилось, что добрая половина деревни, оказывается, имеет родственные связи. Но в этих связях приходилось разбираться мне, потому что милый, столкнувшись с дядькой в неприятии интересов, активно залил своё разочарование крепким напитком.

Ссора произошла на пустом месте. Не сошлись обычаи. Хотя, я упоминала что-то о чужом монастыре и про уставы, но сразу переключиться невозможно.

На Кавказе, если празднуют во дворе при открытой калитке, любой может заглянуть на огонёк и ничего в этом предосудительного не будет. Здесь же всё сложилось иначе. Мой муж находился с краю – ему и досталось. Случайный прохожий изъявил желание поднять стопочку водки за здоровье молодых. На просьбу мужа сесть за стол не отреагировал, и тот поднёс стопку у самых ворот. Этот факт не скрылся от зорких глаз хозяина и через пять минут дядька проводил воспитательную беседу. Мой муж не мог понять, почему надо отказывать в просьбе человеку? Ведь испокон веков существует понятие – стучащему – да откроется, просящему – да воздастся. А тут, получается – не открывается, и не воздаётся.

В итоге, заморский гость утопил в горючей жидкости непонимание. А я, сидя за столом рядом с худенькой молодой женщиной, пыталась выяснить, кто есть кто. Неожиданно выяснилось, что сидящая рядом женщина приходится моему мужу троюродной сестрой. По большому, Кавказскому счёту, это родство близкое. Поэтому мы договорились о встрече утром для более тесного знакомства. Однако, здесь мне пришлось удивиться, когда женщина произнесла:

– Там, за огородами, увидите круглый дом, он один такой. Не ошибётесь.

Понятия о геометрии у нас обычное – круглое должно быть круглым. Всё-таки, интересно узнать, как выглядит "круглый" дом. На следующее утро, испытывая озноб от вечерних излишеств и от апрельской прохлады, мы, стоя за задней калиткой, выходящей на огороды, пытались узреть нечто подобное на окружность. Наши познания в геометрии меркли по сравнению с понятиями местных жителей. Время шло, а в поле зрения круглого дома не обозначалось.

Не знаю, что на огородах делал пожилой мужчина, но в ответ на наш вопрос он долго смеялся. Как выяснилось – практически у всех жителей деревни дома напоминают постройки барачного типа – две-три комнаты подряд, а дальше следуют подсобные помещения – от кухни, до ванной комнаты.

Круглый дом, это обычный, квадратный дом, а не дом барачного типа.

Родственница встретила нас настороженно. Казалось, вчера она погорячилась с предложением, но мы, люди простые, непривередливые. Нас полы неметеные не волнуют, отсутствие достойной сервировки на столе не напрягает. Достаточно яичницы и стакана вина.

За незатейливым обедом незаметно прошло время и ближе к вечеру появился первый гонец – нас приглашали к свадебному столу. Идти "в люди" отчаянно не хотелось. В результате бесшабашной весёлости заезжих гостей гонец задержался. Потом пришёл следующий… и тоже задержался. У нас, пусть было и скромно, но весело.

Так часто бывает – не важно, что на столе, главное – атмосфера, царящая за столом. За нашим столом была так весело, что к вечеру в тесной комнатушке не хватало места – свадьба переместилась из-под накрытой брезентовой палатки в квадратный дом, единственный в деревне. Даже визит дядюшки, отчаявшегося дождаться и гонцов, и гостей не мог нарушить весёлье.

Мой супруг, человек достаточно щедрый и душой, и кошельком, отправился поздравлять новобрачных и преподнёс такой дорогой подарок в денежном эквиваленте, что был посажен между директором мясокомбината и Секретарём Облисполкома.

Ранним утром, уезжая первым и единственным рейсовым автобусом, пытались отбиться от подарка сестры – чёрного козлёнка с серебристыми серёжками на ушках. Мы плохо представляли, как перевозить это чудо природы в самолёте. И совершенно бессмысленно загружать самолёт мешками грецких орехов и семечек.

До сих пор, как наяву, слышу растроганный голос родственницы:

– Мы думали, вы паны…

Что касается дядюшки и тётушки, то провожать они нас так и не вышли. И, как подозреваю, дело было не в том, что часы показывали четыре утра.

Эта свадьба оказалась единственной, запомнившейся надолго. Масса впечатлений, ощущений, самобытность обычаев и сложность межличностных отношений оставили свой след. И, несмотря ни на что, след тёплый.

&&&&&&&&&&&

Сквозь сон донесся пронзительный, испуганный голос:

– Блин, проспали! Давай, давай, шевелись!

– Кофе варить? – Едва ворочая языком, проскрипела я, и с трудом приоткрыла слипшиеся веки.

Саня, пытаясь в спешке попасть в штанину камуфляжных штанов, забавно пританцовывал.

– И кофе, блин, вари. И на завтрак чего-нибудь сообрази. Да пошевеливайся! Разлеглась тут, как корова.

Вот про корову он сказал чуть тише, в надежде, что я не услышу. Знает, шельма, что я не поборник клеветы. Да, могу согласиться, веса я чуть-чуть имею. Если брать в килограммах, то звучит солидно. Если в пудах, – один к шестнадцати – всего ничего. Лично мне выгодно в пудах. Вот муженьку хуже – он пребывает в легчайшей весовой категории.

Вообще-то, мне он симпатичен: высокий, стройный, жилистый, и ест немного. Я помогаю по мере сил. Отдыхаю за двоих, ем за двоих, ему же остается самая малость – работать за троих. Вот он и работает, вернее, работал.

Он работает оператором на почте (хорошо, что не оператором машинного доения), а в душе – свободный художник. Он не просто ценит красоту, но имеет свой взгляд на вещи. Однако, возникает вопрос. Что же такого особенного он увидел во мне? Не красавица, фигура, можно сказать, несколько непропорциональна. Но если он приверженец абстракционизма, в этом моей вины нет.

Он все любит делать по вдохновению. Временами не прочь заняться резьбой по дереву.

В доме у нас достаточно его произведений – от вырезанных из дерева бронтозавров до инкрустированных картин. Хоть устраивай персональную выставку. Впрочем, одна выставка у нас уже есть. Даже две. Одна передвижная.

Эта "выставка" в высоту метр семьдесят пять, основа – обувь сорок второго размера с высоким подъемом и довольно симпатичная. Не пьющая, не курящая, работающая на батарейках без подзарядки, то есть, со встроенным аккумулятором. На ее "оформление" ушло чуть больше двадцати лет. В результате, оба организатора выставки довольны.

А вот со второй, реальной выставкой морских раковин, дело обстояло несколько иначе. Эта никуда не перемещается, кушать не просит, но денег потребляет не меряно и растет вширь.

– Где мои сапоги?

– Где снимал, там и стоят.

– А где я их снимал?

– Спроси что-нибудь полегче.

Нет, дело вовсе не в том, что накануне было много выпито. Дело в отсутствии света.

Только теперь, лишившись элементарных благ, которых раньше не замечал, осознаёшь, что значит цивилизация! Но нет света, следовательно, нет и воды. Сколько трудов стоит рано подняться, занять очередь за водой у родничка и без лифта втащить эти вёдра далеко не на второй этаж. И так несколько ходок в день.

К этой теме мы ещё вернёмся. А пока я радуюсь, что могу сварить настоящий кофе и предложить на завтрак пару яиц. Он не знает, откуда взялось это добро, но я не буду ему говорить.

А пока вставать не хочется. Не потому, что лень выпростать тело в холодную непротопленную комнату и проводить мужа на работу, а в том, что через несколько минут, он перекинет через плечо автомат и уйдёт на войну. И так хочется, чтобы остановилось время! Но оно неумолимо бежит вперёд, не обращая внимания на наши желания. И Колесо Судьбы, набирая обороты, распускает свой серпантин событий.

Мой милый друг, не уходи

Побудь со мной ещё немного

В моей истерзанной груди

Живою птицей бьёт тревога

А за окном бушует дождь

И непогода в бурном танце

Счастливый случай, сбереги

Недобровольного скитальца!

И если доведётся ему вернуться, я расскажу, что на днях продала одну дорогую раковину. И хорошо, что он этого не заметил. А если и заметил, то хорошо, что промолчал и не задавал никаких вопросов.

Это случилось давно. Так давно, что я стала сомневаться, а было ли это на самом деле? За двадцать лет столько произошло событий – светлых и трагических, что невольно задаешься мыслью – неужели все это происходило именно с тобой, а не с другим человеком? С одной стороны посмотришь, все было, словно вчера. С другой стороны, кажется, прошла целая вечность. Но те ощущения до сих пор остались со мной.

Женщина остро чувствует перемены. Так и я почувствовала перемену в настроении мужа. Он стал более замкнут, подчеркнуто вежлив в те минуты, когда замечал меня. Казалось, у него появилась тайна. Нет, не та тайна, которая прячется за ширмой напускной веселости и бесшабашности. А та, которая живет в душе и которую никуда не спрячешь. Семья для него существовала, но уже не занимала главенствующего положения. Мы больше не составляли единого целого, а как бы примостились рядом. Это чувствовалось остро.

Что, тут, таить, за мной числится грешок – я чрезмерно ревнива. Два сапога – пара. В этом вопросе дело обстояло несколько иначе – мы были не парой, а двумя сапогами на одну ногу. Конечно, это обстоятельство тщательно скрывалось и скрывается от посторонних глаз. А тут еще мой суженный стал пропадать. И не просто пропадать, а пропадать ближе к вечеру. Он не говорил:

– Я пошёл по делам.

Он говорил:

– Я пошел к Володе.

При этом брился у зеркала особенно тщательно и очень долго. Потом обряжался в парадно-выходную форму одежды, и удалялся. Не на час или два, а почти до утра. При этом, у него хватало наглости смотреть мне прямо в глаза и утверждать, что времени, мол, не заметил. Вообще-то, я не замечала за ним признаков садизма, но во всем его поведении сквозила издёвка. Это какую надо было иметь выдержку, чтобы и намека не проскочило на "невинные" шалости!

Издевался он довольно долго – почти год. В конце – концов, моя нежная нервная система не выдержала и я изъявила желание посмотреть в глаза этой самой "Володе".

На удивление, Саня сразу же согласился нас познакомить. Надо ли говорить, с каким трепетом я собиралась на эту встречу!

Нашему сыну в ту пору было чуть больше года, поэтому, ненадолго отлучаясь, я вверила наше сокровище бабушке.

– Посидите часок, мы не надолго.

То ли моя свекровь обладала способностью предвидеть будущее, то ли обладала достаточным жизненным опытом, но она тяжело вздыхая, отвечала с кроткой смиренностью:

– Накормлю, спать уложу, а дверь на цепочку закрывать не стану – зачем вставать?

– Ну что вы, мама, мы же скоренько!

– Как знать, – раздалось в ответ.

Вот именно, как знать? Как знать, что впервые переступив порог дома Володи, который действительно оказался Володей, а не Валентиной или Верой, я впервые посмотрю на часы в половине пятого утра.

Это было нечто!

Во всю прихожую на стеллажах, оформленных подстать ювелирных витрин с должной подсветкой, во всём великолепии лежали морские раковины. Это теперь в любом южном городе на каждом шагу продаются морские раковины, а в конце восьмидесятых, когда большая часть границ была не просто " на замке", а на замке большом и амбарном, раковины доставлялись в Россию контрабандным путём и даже на Птичьем рынке продавались из-под полы.

Этот вид коллекционирования называется оригинально и загадочно: конхиломания. Всем известно, что меломан сходит с ума по музыке и с первых аккордов любого произведения в состоянии назвать не только композитора, но и год создания, и группу или оркестр, исполняющий эту музыку. С кино – то же самое. Но конхиломания называется так потому, что в состав раковины входит составляющий элемент, именуемый конхилоном.

Я была так поражена этой экзотической красотой, что не могла восторженно не реагировать на произведения, созданные великим кудесником – природой. Я попросту потеряла дар речи. Вот когда я поняла состояние своего мужа. Но почему он не поделился своими впечатлениями сразу, а заставил меня томиться неведением, сомнением, и, в конце – концов, никому не нужной, бесполезной ревностью?

Ответ был прост и банален – цена данного увлечения.

– Господи, да причём здесь цена? – наивно вопрошала я.

– Как это при чём? Допустим, пришёл я домой и рассказал о том, что увидел. Ты скажешь – я тоже хочу посмотреть.

– Конечно, скажу. Почему бы не посмотреть?

– Да потому что я тебя знаю – ты заводная, не остановишься. А знаешь, что эта раковина – он показал пальцем на одну неприметную, с виду, ракушку, – стоит четыре моих зарплаты?

– Вот эта? – Мой голос не смог скрыть презрительного пренебрежения.

Маленькая раковина бордового цвета скромно лежала в стороне.

– А ты посмотри. Володя, покажите ей вот эту, если можно, поближе.

– Пожалуйста. – Мужчина невысокого роста с лукавой улыбкой в глазах, – аккуратно приподняв стекло, достал ракушку и лупу. Положив ракушку на лист белой бумаги, поднёс к свету.

– Смотри. Она называется Шапка Мономаха.

И я увидела то, что сложно было рассмотреть при недостаточно хорошем освещении и без лупы.

Перед глазами предстала Корона Императора, Шапка Мономаха. Название было вполне заслужено. Бордовый фон, на котором спиралевидно чередовались мельчайшие вкрапления белого и чёрного цветов в чёткой геометрической пропорции, придавал раковине вид не только изысканный, но и величественный. Я увидела чудо собственными глазами. Но говорить об этом бессмысленно – это надо видеть. И этим надо болеть.

Болезнь оказалась заразной, что болели мы ею ни много, ни мало, а целых семь лет. И если бы не печальные события, эта была бы болезнь более затяжной. Но, подозреваю, что наше заболевание находится в стадии ремиссии.

Это была самая увлекательная, самая лучшая болезнь. Во время неё жизнь не текла – она била ключом. И эта жадность в добывании очередной порции лекарственного средства оказалась самой благостной. Болезнь заставляла действовать активно, изощрённо, и, в конце – концов, избирательно.

В первый год этой этого наркотического опъянения, мы, два взрослых человека, казалось, впали в детство. Мы радовались каждому новому приобретению и с нетерпением ждали встречи с Володей, который, глядя на нас взглядом, которым обычно смотрят на тяжелобольных людей, объяснял все тонкости нового ремесла и ценность определенного экспоната. Я жадно впитывала всю информацию, кидаясь во все тяжкие, вплоть до подборки конхилонного мусора. Но неожиданно, кто-то внутри меня сказал коротко и резко:

– Стоп!

Я остановилась, как лошадь, мчащаяся галопом, останавливается перед глубоким оврагом.

Так дело не пойдёт. Мои извилины заработали в полную силу. Для того, чтобы коллекция приобрела вид солидный и достойный, а не напоминала мусорную свалку, необходимо две вещи – первое, надо её систематизировать. Второе – укомплектовать. Но как укомплектовать, если маленький город подразумевает тесный и узкий круг общения? Значит, надо этот самый круг расширить.

На ум пришёл близкий родственник, двоюродный брат, живущий во Владивостоке. Ах, Владивосток, Владивосток! Город призрачной мечты детства. Впрочем, если вспоминать все детские мечты, то любой город был вожделенной мечтой. Я мечтала побывать везде, при этом не собиралась ограничиваться рубежами нашей Родины. Но мечты ты так и остались мечтами, разве что, с небольшой поправкой: теперь я живу заграницей, именуемой Ближним Зарубежьем. Чёрт побери, надо было конкретизировать свои мечты и желания! Кто знал, что в этой жизни сбывается самое заветное?

Я написала брату о нашем увлечении. Брат не стал писать в ответ ни о погоде, ни о работе, ни о своих привязанностях. Он просто прислал посылку, битком набитую раковинами. Здесь были экспонаты довольно-таки редкие и ценные. Сколько стоит раковина, в которой чистого перламутра чуть больше килограмма?

Лично я не знала. Володя тоже затруднялся ответить на этот каверзный вопрос, но ответ дал случайный гость.

Молодой человек занимался поделками из перламутра и реализовал кольца, серёжки и браслеты в многочисленных киосках, благо в курортном городке таковых больше, чем достаточно.

Я видела, как загорелись глаза ювелира, когда он увидал Мраморную Турбину. И сказал свою цену. Мы с мужем одновременно попытались присесть на диван и в один голос сказали:

– Нет!

Нас не смутила цена, которая, несмотря на свою весомость, могла быть существенно занижена. Смутило то, что эта раковина окажется распиленной, и поделки из неё появятся на прилавках. Непонятно, почему природная красота, должна трансформироваться в красоту, созданную человеческими руками?

Постепенно, год за годом, мы обрастали связями с другими коллекционерами. И связи эти были довольно-таки интересными. За нашим столом собирались люди из Калининграда, Гомеля, Винницы. Люди разных возрастов и разных профессий – от простых рабочих до докторов наук. И только один человек упорно не желал знакомиться с нашими экспонатами. Володя за семь лет так ни разу и не удосужился взглянуть на дело рук своих.

Я ему отомстила. Отомстила за то, что на наших полках оставались пальто, сапоги, сумки. Словом, всё, что зарабатывалось, спускалось на причудливые раковины с защитным слоем, именуемым конхилоном. Свекровь хваталась за голову.

– Господи, такие деньжищи – и на что? Вы хоть думаете, что делаете? Два идиота на одну семью – это много. Это просто немыслимо! Одно утешение – не одни вы мозгами травмированные.

А что она могла сказать, если мне позвонила Люба из Астрахани и сообщила, что на кафедре биологии появился неплохой экземпляр дальневосточного краба, который, студенты всё равно раздербанят? А долго ли собраться? Только подпоясаться. И почему бы не слетать на один день за экземпляром дальневосточного краба? Для нас это было просто, но для моей свекрови – непонятно.

Надо признать – мой муж немногословен. Единственное, что может развязать ему язык – это поговорить о раковинах.

Книги и каталоги, выходящие по данной тематике, преимущественно издаются на английском языке, куда примешивается и латынь. В школе моя половина изучала французский язык, но я сомневаюсь, что он помнит что-либо, кроме – парле ля франсе? Так или иначе, но мой английский был ниже плинтуса, а латынь – чуть выше, да и то ограничивалась специфическими названиями медикаментов. Требовалось исправлять погрешности и я засела за словари. На свет божий прорисовывалась информация – где впервые раковина обнаружена, каких размеров достигает и как влияет освещение на её окраску. Я переводила, а мой муж блистал объёмными познаниями и красноречием. Мне оставалось скромно варить кофе, встречать гостей – именитых и не очень. Я была счастлива.

Причем, даже в быту коллекция оказывала существенную поддержку. Если Саня приходил домой и мельком бросал взгляд на раковины, можно было вести себя без напряжения и говорить все, что вздумается. Если он стоял перед ними несколько минут, следовало быть оснорожнее и в словах и в обыденных житейских требованиях. Когда он садился и недвижно просиживал перед ними, как перед экраном телевизора неизвестно сколько времени, лучше молчать, и перед тем, как что-то сказать желательно предварительно собрать вещи.

Это небольшое наблюдение сэкономило кучу нервов и помогло мзбежать массу ненужных стрессов. Так что , по моему мнению, затраты на столь дорогое удовольствие были оправданы.

С некоторых пор мы не гонялись за количеством. На первое место вышло качество. Нашего опыта в подобных делах было недостаточно. Поэтому, я сделала проще.

У Володи мы стали бывать реже – сказывался побочный эффект нашего увлечения. Раковины были дорогие и требовалось повышать своё благосостояние. Мы активно погрузились в работу.

Я смотрела на раковины, а слышала то, что он хотел бы иметь Владимир. На это и делался акцент при покупке очередного экземпляра. Ну и запросы у этого Володи, - думала я, выкладывая за раковину два или три наших совместных оклада.

Коллекция преобразилась. Теперь, по прошествии семи лет, она оказалась внушительной.

Так могло бы продолжаться бесконечно. Но один поставщик чудным образом оставил нас без своего внимания.

Мой брат из Владивостока решил проведать родственников. Он нанёс визит вежливости, долго и внимательно рассматривал коллекцию и уехал восвояси. Через месяц мы получили посылку, в которой находилась одна скромная раковина, а большую часть посылочного ящика занимали рыбные консервы.

Мы с мужем переглянулись. Что называется, братец попал, а вместе с ним попали и мы. Однако, он любезно пригласил нас в гости, чтобы мы могли на берегу Японского моря поискать то, что занимает наше воображение.

Володя всё-таки зашёл в гости. Пока я варила кофе, волнуясь в ожидании приговора, который вынесет мэтр нашему детищу, он внимательно осматривал экспонаты. В его глазах читалась обида.

– Какую змею пригрел, – бросил он в пространство и ушёл, так и не пригубив свой кофе.

Обижался он недолго – около года. Потом его обида растворилась в кровавых буднях и он забыл о ней.