Изгой

В этом-то и суть – слишком поглощена движением, и сосредоточена не в меру. Хоть бы руку какую-нибудь опустила бы, или сама на спинку откинулась бы, чтоб расслабиться. Мужик бы уж давно подремал бы уже. А её поза – одно сплошное напряжение:

– Даша. Тебе надо спинку седушки приподнять. Удобней будет.

– Нет, нет. Не надо. Мне и так… – отказывается Даша, не отрываясь от обстановки впереди, и тут же стреляет в меня глазами:

– Ой! Очнулся. – и шумно выдыхая мотает головой.

– Да я… не особо-то.

Даша бросает укоризненный взгляд:

– Ну, конечно! Что ты. Мы же… – шумно вздохнув и мотнув головой, восклицает. – С тобой чокнуться можно!

Да уж – самому от этого не сладко:

– Ну… Бросила б меня… на хрен где-нибудь…

– Что?!

– Ну, оставила б, там… где-нибудь…

Даша удивлённо ахает и хныкнув, с сердцем произносит:

– Какая ж ты… сволочь! – и слёзно всхлипнув, добавляет. – Прям, убила бы тебя щас… дурака.

– Даша, я…

– Отстань от меня! Ненавижу!.. Паразит.

И чего я такого сказал… Хотя нет, всё правильно, паразит и есть. Со стороны если глянуть, то да… Да, к тому же, меня ещё и откачивать пришлось, да дважды. А она не бросила. Да ещё везёт…

Чёрт! А она, ведь, к себе домой везёт. Вот, ведь… Другая бы остановилась где-нибудь, при въезде в город и гуляй Вася, как говорится. А то и вообще – так в гаражах и бросила бы. Шёл бы сейчас где-нибудь, неизвестно где:

– Ты настоящий друг, Даша. Прости. Ляпнул не подумавши.

Она смотрит немного левее. Повернула голову так, чтобы я не видел, как у неё подрагивает подбородок.

– Ну, прости Да-аш, я….

– Свалился на мою голову… – говорит Даша и в её голосе всё ещё слышатся слёзы. – Брось его… Я бы бросила! Скажи только, куда!

– Даш, ну…

– Да простила я тебя уже! Сто раз простила… Да и прощать-то не за что.

Дорога от нас никуда не ушла и она вновь сосредотачивается на ней. Какое-то время едем молча – я чувствую себя виноватым, а Даша переключившись на скорость, габариты и колдобины постепенно успокаивается.

Вскорости, одарив меня потеплевшим и всё ещё влажным взглядом она глубоко вздыхает:

– Ты лучше скажи, что случилось-то? С кем ты там, так наговорился, что краше в гроб кладут?

Память выстреливает недавним прошлым, да, к тому же, и на уровне ощущений. Я непроизвольно дёргаю головой, но молчу.

– Ну чего ты молчишь? С кем говорил-то?

Мне становится как-то муторно. Только-только вроде забылся и на тебе, на сердце опять тоска падает. Ничего и никуда, за здорово живёшь, не делось. И для неё всё непонятно и тревожно, и для меня тем более, всё темнее ночи и мутнее болотной жижи:

– Не пытай ты меня, Даша.

– Ой, да я и не пытаю! Но… Илья… Ой, я даже и не знаю..

Нет, надо уходить. Побуду один, попривыкну к себе, утрясу в себе всё то, что никак пока не утрясается, а там, по ходу, что-нибудь и придумаю. Не сдохну, не впервой. А ей, это всё ни к чему. А то ведь поступаю как… как последний мудак – на шею присел и молча еду. Всё, короче:

– Остановись, Даша, я вы…

– А-а, вот в чём дело. – с многозначительной интонацией, вдруг восклицает Даша. – Я поняла. – хмыкает, вновь искоса стрельнув в меня взглядом, и прямее ставит спину: – Чего ж ты сразу-то не сказал!

– Так…

Чего это с ней – не пойму, то носом шмыгала, а то преобразилась вся. Осанку подпрямила, грудь приподняла – острая и упругая, и щупать не надо. Подбородочком, чуть вверх выпятив, шею вытянула. И когда успела-то. И меня будто бы и не слышала, – бросает на меня взгляды и откровенно кокетничает:

– А то, о-ий, прям озаботился он. Надо же.

– Даш… ты-ы о чём?

– Ну как… Надо было сразу так и сказать…

– Так… я ж сказал.

– Ой, не вилял бы! А прям… Хочу тебя, Дашенька, полапать.

От такой неожиданной откровенности я застываю, с замешательством наблюдая произошедшую метаморфозу и с какой грацией, садясь поудобней, Даша умащивает свою попу на сиденье. А она не останавливается:

– Ну-у, и-и… Чего же мы молчим, а-а?

Только сглотнув я могу говорить:

– Даш, я не…

Даша ахает и удивлённо восклицает:

– Я тебе не нравлюсь?!

Я молча мотаю головой, где-то отдалённо понимая, что, что бы я ни ответил, всё будет не в цвет. И всё-таки…

– Даша…

– Ах ты… Посмотрите, какой! Значит я для тебя не подхожу, да?

– Не-ет, я…

Вновь, с удивлённой интонацией озвучив свой вдох, Даша не даёт мне договорить и тут же говорит сама:

– Да ты посмотри, какая нога подо мной! Ой. Сейчас. – она включает поворотник и начинает выискивать брешь в потоке машин. – Остановимся. Я шортики сниму и покажу тебе какая у меня нога.

– Даша, подожди…

Она тут же соглашается, оставив попытки перестроится в правый ряд:

– Ну ладно. Приедем, покажу тогда, чтоб ты видел. А на грудь сейчас можешь посмотреть. – и она начинает расстёгивать свою блузку. – С правой стороны посмотришь. – и стрельнув в меня глазами, добавляет. – Ну, а левая такая же.

– Даша-а! – я уже точно не понимаю, что сейчас происходит, и даже повышаю голос. – Не надо!

– Х-м. Опять не надо! Ну тогда хоть на попу посмотри. – и она грациозно ёрзает попой по сиденью. – Смотри, какая. М-гм? – и вот только тут до меня доходит…

А-а-га. И без спросу, одной рукой взявшись за спинку сиденья, а другой скользнув по Дашиному животу и опершись предплечьем на её колени, я лезу к рычагу регулировки. Она не успевает ничего сообразить, а я, заведя ладонь за её бедро, лицом упираюсь в её упругую грудь. Даша судорожно ахает и я слышу как у неё гулко бьётся сердце. Я же пытаюсь дотянуться до рычага, поймав себя на том, что я и не особо-то хочу торопиться. Даша сдавленно вскрикивает, а я прижимаюсь ещё плотнее и тут же чувствую, как слабея, проседает её тело:

– Даша, держи руль!

– А ты… – и через прерывистый вздох, добавляет, – отпусти.

Но я уже приподнимаю рычаг, а спинку сиденья, в момент соскочившую с фиксатора, принимает моя рука, и когда я её убираю, спинка приближается к спине и в конце, без удара, фиксируется…

Даша руль не бросила. Всё это время, пока спинка сиденья не встала на место, она, приподняв лицо, сдавленно вскрикивая и судорожно подёргивая животом, вела машину…

Ну вот, теперь спинка и поддержка, и разгрузка, а не что-то там другое. Я отстраняюсь от Дашиной груди и осторожно опираясь на её коленки, начинаю выпрямляться. Даша смотрит то на дорогу, то на меня и по её залоснившимися щекам и лбу, по рассеянному и влажному взгляду видно, что она возвращается из чувственной глубины.

Да и у меня, грудь не хуже кузнечного меха, еле сдерживаюсь, чтобы не показать, и совсем не от возни. Да и там… Вообще-то совсем не плохо вдруг почувствовать, что там, у тебя всё совсем не плохо…

Даша мягко усмехается и произносит:

– Настырный. – и чуть запрокидывает лицо. – О-ий. Надо же.

И смеётся, негромко, проникновенно, чисто женским, значимым смехом. Я впервые слышу её смех, впервые слышу её синие колокольчики. Вот, ведь, коварная и хитрая Дашка – как же ловко она меня переключила…

Преодолевая смущение, тоже подсмеиваюсь и усаживаюсь поудобней. И чувствую, что за спиной что-то есть – то ли выпало откуда-то, пока я к рычагу пробирался, то ли было уже тут, а я садился и не заметил – что-то твёрдое. В поясницу, правда, не упирается, а просто маячит, но, всё равно, надо достать. Завожу руку за спину и нащупываю…

К этому моменту Даша повернула куда-то вправо, в сторону от основного направления в город. Машин на дороге сразу стало меньше и Даша прибавила скорость…

Нащупать-то я нащупал, но только вот то, что я нащупал, не с внешней стороны, а изнутри, под рубашкой.

– Илья, ты ж голодный.

Уже расстегнув пуговицы и подтянув полу ближе к лицу, я отвечаю, с удивлением рассматривая… пришитый потаённый карман:

– Как пустая кастрюля… ржавая… литров на…

– Потерпи, скоро…

– Да-аш…

– Что там у тебя. – Даша и сама замечает мои манипуляции.

Я же, с усилием извлекаю из этого кармана прямоугольный предмет похожий на твёрдую обложку для документа. Кажется, для… паспорта. Подношу его к лобовому стеклу, под свет дорожных фонарей и тут же говорю Даше:

– Припаркуйся.

Даша и сама уже это делает, подав машину вправо и останавливая её на обочине. Я же, войдя в какой-то ступор, заворожённо смотрю на обложку…

Её забирает Даша, буквально выхватив её из моей руки. Тут же включает свет и раскрывает. Всматривается. Хмыкает и, поджав губу, кивает:

– Илья Александрович… Ильин. – опять кивнув, добавляет: – Фото твоё. И тебе… сейчас, подожди… – чуть сощуривается. – М-гм, тебе двадцать… пять. – поднимает на меня глаза и усмехнувшись, опять всматривается в раскрытый паспорт: – Как две капли… Рубашка другая, а так… ты. И такой суровый, пря-ам, что ты… – и вдруг застывает, не отрывая глаз от паспорта, удивлённо хмыкает и только после этого, вновь смотрит на меня: – Место… рождения… – и в некотором недоумении произносит название своего города..

И теперь усмехаюсь я – с горечью, мелко кивая и поджав нижнюю губу. Даша начинает быстро перелистывать листочки:

– Не женат… Детей нет… И-и… – поднимает на меня глаза и изумлённо произносит. – И ты нигде не прописан!

Ну хоть так. Не надо будет долги по коммуналке оплачивать. Хотя, совсем и не весело – час от часу… как говорится. М-да. Это уже не кончится никогда, наверное. А может быть, всё-таки, у меня с мозгами что-то не…

– Забыл про карман?!

Сбивая меня с мыслей, неожиданно мягко спрашивает Даша. Берёт полу рубашки и притягивает её к себе:

– Смотри. Сам, ведь, пришивал!.. Смотри какая строчка… Не строчка… канат какой-то. – усмехается. – Я бы никогда так не пришила.

– Зато крепко и плотно… в размер. – бурчу я, силком ощущая себя здесь и сейчас, в настоящем, а ни где-то там, на задворках сознания.

– М-гм! Всё-таки, забыл, выходит. – оживлённо констатирует Даша.

Её воодушевление вполне понятно. Да и мне самому, как бы там ни было, эта конкретика тоже, вроде бы, совсем не лишняя – хоть какая-то координация в пространстве и времени, и тем не менее… Я же этот карман не пришивал…

– Илья… а родители… – вдруг говорит Даша и, затаив дыхание, ждёт…

Окончание вопроса повисает в воздухе, так и не обозначив себя.

– Даша… Я… Я их не знаю.

Даша расслабляясь, приопускает плечи и делает быстрый выдох:

– Они… умерли… Да?

И мне нужно время, чтобы решиться сказать…

– Этого я тоже не знаю… Я про них ничего не знаю.

Даша, не глядя закрывает паспорт и протягивает его мне. В её глазах не только удивление, но и вопрос, и даже испуг. А на меня, пока я беру свой, новоявленный документ, вдруг опять наваливается тоска.

Даша приподнимает лицо и прикрывает веки. Выставив перед собой руки, ладошками вниз, прихлопывает ими по воображаемой поверхности:

– Ладно, всё. Ничего больше не хочу слышать.

Отворачивается и, взявшись за руль, усаживается поудобней. Заведя машину, уверенно и с нажимом говорит:

– У меня пропишешься! – и точечными взглядами перебирая обстановку вокруг, выводит машину на дорогу: – Временно. Ну а потом… В общем, там, видно будет потом. Посмотрим.

Да. Вдруг находит тебя чья-то рука и сжав твою, начинает вести тебя за собой, а то и перед. Даша прочла меня так, как прочла и чисто по-женски.

– Сначала тебе нужно отдохнуть… А потом уже и думать будем. М-гм?

И тут же, сбивая начавшиеся, было, мои размышления и возвращая меня в повседневность, тревожно восклицает:

– Илья. У тебя палец кровит!

Переключаюсь на внезапное событие с лёгким торможением, и поднимаю руку, чтобы рассмотреть, а Даша тянется к бардачку:

– У меня там…

– Да-аша. – удерживаю её за плечо, останавливая порыв. – Дорога!.. Царапина просто… Ерунда.

– Там пластырь у меня. Возьми! Сам заклеишь?

– Угу. – прикусив зубами рваные края небольшой ранки, я втягиваю в себя выступившую кровь.

Содрал кожу, когда протискивался, а может быть когда нащупывал рычаг. Ничего серьёзного, конечно, но после сердитых Дашиных взглядов, я, чтобы не нарываться, открываю крышку и достаю лейкопластырь.

К тому моменту мы проехали частный сектор и въехали в промзону. Дорога на порядок потеряла комфортность и скорость резко упала. Но, правда, и машин тут практически нет.

Вожусь с пальцем и краем зрения улавливаю Дашины красноречивые, озадаченные взгляды, а уже в конце этой сложнейшей операции она, всё-таки, не выдерживает:

– Ну кто ж так… О-ий! Что ж за безрукий-то! Самой и то, лучше сделать…

– Не-ет. – прихватив зубами краешек лейкопластыря, чтобы отлепить не туда приклеенный кончик, говорю я сквозь зубы. – Щас я… приноровлюсь. И так вон сколько едем. Машину-то как далеко ставишь.

Даша ещё пару раз укоряет меня одними глазами и осуждающе мыкнув, всё же переходит на другой сюжет:

– Нет. Это не мой гараж… Да и не гараж он вовсе. Охрана мне в аренду сдала. Всего-то второй день, как договорились. Я его под склад. Цена… совсем, можно сказать, копейки…

– Скла-ад. Эт чё ж…

– Да. Текстиль, трикотаж… Мужские, женские.

– И цемент.

– Ой! Нет. Цемент меня попросили привезти. С охраны попросил, один, там… Прям, вот вчера и попросил. Подъехала, мне загрузили… Х-м. Ворюги… А сегодня я эти мешки и подвезла.

– И как торговля?

– А-а-ий… – Даша машет рукой. – Да никак, пока. Только начала. Один раз, всего-то и выложила… Но получилось. Не очень, правда, но… Для первого раза, сойдёт. – Даша бросает на меня виноватый взгляд. – Я ж никогда этим не занималась. – и вдруг погрустнев, со вздохом и тихо добавляет: – Даже и не думала.

У неё на глазах наворачиваются слёзы и она немного отворачивает лицо, будто бы смотрит в зеркало заднего вида.

– Ты чего, Даша? – я трогаю её за руку.

Даша вяло освобождает руку и машет ладошкой:

– Ничего особенного. Так… Житейское всё.

Её голос дрожит и она сглатывает слёзы, чтобы не расплакаться. А мне, от её внезапной печали, будто резанули по сердцу:

– Даш, ну… Слушай, ты только скажи – чем помочь, я ж… враз!

Даша, всё ещё пряча от меня лицо, несколько раз кивает. Но очередной дорожный ухаб заставляет её сосредоточиться и она, покусывая нижнюю губу и быстро смахнув набежавшие слезинки со щеки, смотрит прямо, выкручивая руль и объезжая неровность. Успокаиваясь, она сморкается в платочек, коротко вздыхает, смотрит на меня ещё влажными глазами, и переводя взгляд опять на дорогу, грустно произносит:

– Помощничек. – невесело усмехается и мотнув головой, с грустинкой добавляет: – Сиди уж… Поможет он. – будто бы старшая сестра смиренно принимает непутёвость своего младшего братца.

Я же молча прислоняюсь к спинке сиденья:

– Ничё, Даш, прорвёмся. – и протянув руку я легонько утыкаю палец ей в плечо.

Даша, умилительно сморщив нос и хмыкнув, бросает на меня взгляд, сколь благодарный, столь и немного смущённый. Уж не знаю, насколько ушла она от своей печали, но… я рядом, а значит…

И в следующее мгновение мысль, по своей внезапности сравнимая, разве что, с обрушением какого-нибудь и взявшегося, вдруг, из неоткуда, бетонного перекрытия, и прямо перед мои носом, плотно обволакивает мой мозг, переводя мой организм в состояние отрешённости. Значимость происходящего вокруг здесь и сейчас, необычайность теряет первостепенность, а взгляд всецело поглощается созерцанием того, что передо мной, совершенно не ассоциируя это, с чем-либо конкретным. Я будто бы зависаю – над, и смотрю на самого себя со стороны…

…Да. Всё-таки я не смирился с тем, что со мной происходит. Я всё-таки надеялся. Надеялся, что может быть не так понял, не так глянул, не так оценил. И даже какая-то уверенность была, как бы я к этому ни относился, уверенность в том, что у меня всегда есть беспроигрышный вариант – прийти в родном городе в тихие палаты, да с порога так и заявить, мол, здравствовать вам господа и радоваться, я супер-человек, ну или ещё какой-нибудь там, изо всей этой киношной мутотени. И уж тогда-то вот, сразу всё и решилось бы. Белые халаты сразу бы определили степень моего величия и всё в момент встало бы на свои места.

Бывает так в жизни, что приходится делать что-то вслепую, на ощупь. Понимаешь, что состыковаться должно где-то вот… в этом положении, где-то вот сейчас, вот здесь. И пытаешься нащупать и совместить, и ещё раз, и ещё… Потом вдруг раз и… вот оно! Совпало.

Мой мозг за это короткое время, за время непроизвольного, совсем независящего от моих волевых усилий, осознания происходящего со мной, был как полная чаша. Полная чаша в ожидании последней капли. Находился в состоянии созревшего плода, ожидающего первого луча, утреннего солнца… И последнего для себя, в начале новой ипостаси своего существования.

Несмотря на то, что я вообще не знал ответы на возникшие вопросы и ничего не понимал, тем не менее меня осенило как молнией – я уже в поезде и с билетом… в один конец.

Мои зубы. Мои новые зубы стали той последней каплей – ровные, очень крепкие и очень острые. Я ощутил их языком, как всякий нормальный человек. Но только вот теперь моё подсознание дало мне возможность, осознанно это принять…

Добры молодцы

Даша ничего не заметила.

Я же прихожу в себя, не давая никаких оценок. И чтобы быстрее привести себя в равновесие, осознанно ощутить себя, пусть даже пока и не в полной мере, я задаю Даше обыкновенный вопрос:

– Да-аш, а чё мы здесь-то поехали? По городу дальше?

И тут же замечаю, что нас кто-то догоняет – салон освещается светом фар. И нас именно догоняют, судя по приближению световых пятен и их частому метанию вверх, когда машину подбрасывает на неровностях дороги. Да и Даша ведёт машину быстро, по крайней мере быстрее, чем немного ранее. Напряглась вся, губы сжаты.

– Больше скорость меньше ям?

Даша на миг поворачивает ко мне испуганное лицо.

– Даш, да ты чего?! Чего испугалась-то?

Не отрывая взгляда от дороги, она молча мотает головой.

– Даша, у них, походу, паркетник. Мы от них не уйдём. Расшибёмся в драбадан, но не уйдём.

Даша бросает на меня отчаянный взгляд. Та-ак, что-то совсем не так:

– Даш, да чё такое-то?! Пропусти ты их… к едрени фене! Может они не за нами прутся. Может у них… кролики разбежались. Догоняют.

Даша, несмотря на своё состояние, непроизвольно кхыкает, но тут же вновь сжав губы, мотает головой. Примерно через сотню метров она, всё-таки, сбрасывает скорость и подав вправо, тормозит машину у высокого забора из железобетонных плит…

Мне всё это не нравится. Но надо посмотреть в развитии – что там дальше-то, надо ж понять, из-за чего весь этот сыр-бор:

– Чего испугалась-то, Даша? Не видно же, что за машина.

Она напряжена – ладонями прям вцепилась в руль. Молчит и затаив дыхание следит за подъезжающей машиной в зеркало. Да и мне интересно.

Во, так и есть – паркетник. Замедляет скорость, проезжая мимо нас и останавливается, но не как мы, а заехав передом между деревьев и редким кустарником на противоположной стороне дороги, впереди, метрах в тридцати.

Приподняв лицо, Даша резко выдыхает и говорит:

– Из машины не выходи. – и её взгляд падает вниз.

– Да на тебе лица нет. Что происходит?

– Ну-у… Просто волнуюсь.

У паркетника глушится мотор, но никто пока не выходит:

– Фигня какая-то. Что, бывший твой?

Даша молча и не глядя на меня кивает, но как-то скованно.

– Ну-у… Давай я просто недалеко постою. А?

– Нет, нет, – и она мотает головой, – ни в коем случае. Тут ничего такого… Сама разберусь. – поворачивается ко мне. – Ты вот, что… Может сядешь пониже, чтоб… Ну… чтоб не так заметно…

– Чего-о?! Да прям щас, Даша! Давай-ка я, всё-таки, выйду с тобой.

– Пожалуйста не надо, Илья! Ну, пожалуйста… Я разберусь сама.

Просительные интонации подстёгивающе бьют по нервам и… я остаюсь на месте. На меня и вдруг, накатывает спокойствие, с этаким лёгким настроем на восторженное созерцание происходящего, вкупе с возникшим чувством жёсткой уверенности в самом себе, безо всякого представления развития событий в перспективе. Да, именно жёсткая уверенность и гораздо сильнее, чем тогда, в гаражах. И я молча наблюдаю, как Даша отчаянно пытается взять себя в руки, готовясь выйти из машины:

– Ну-у… лады.

– Сиди здесь и не выходи. Хорошо? – напоследок увещевает меня она, уже берясь за ручку двери.

– Как скажешь.

Из той машины тоже выходят. Выходит один, и с водительского места, здоровенький такой детина. Идут навстречу друг другу. Даша мелким шагом, с поднятой головой, держа руки внизу спереди и от волнения потирая ладони, будто бы их моет. И тот – вразвалочку и с ухмылочкой. И этот – её бывший?! Тяжёлый, хмурый взгляд из-под нависающих бровей, скуластое лицо. Да, с таким надо встречаться только под протокол! А лучше вообще не встречаться. Хотя, ладно – не моё дело, а дела семейные. Любовь зла, как говорится. И пока они идут навстречу друг другу, я бегло осматриваюсь…

Где-то всё ещё на окраине, хотя здесь и неплохо освещено. Справа всё тот же высокий забор из железобетона. Слева – посадка. Сквозь деревья маячит семафор – железная дорога. Ничего нового…

Начало разговора пропустил. А вот эта часть мне не нравиться – детина за руку пытается повести Дашу к их машине, а она пытается руку освободить. Ну, ёлки, что-то он какой-то хамоватый, хоть и бывший. Слышу диалог:

– Пока по-хорошему иди в тачку. Прямо здесь всё порешаем.

– Отпусти… Отпусти руку! Никуда я не пойду!

– Ты чё бычишься? Десять минут и всё решили!

Чего-то не похоже на любовную историю – просьбы какие-то дебильные!

– Я, так решать не… – детина, наверное слишком сильно сжал Даше локоть и она вскрикнула.

– Ты чё овца, не поняла?.. – Даша молча пытается освободить руку, а детина слегка отстраняется от неё. – Ну, не хочешь подобру…– по-прежнему держа её за локоть, он поворачивает голову в сторону своей машины.

Ну, всё понятно – какой, к херам, он… И в доли секунды я выскакиваю:

– Эй-ей! – быстрым шагом иду к ним. – Пусть ключи отдаст, сначала! А там, потом ваши дела.

Детина отпускает руку и тут же поворачиваются в мою сторону. Даша тоже поворачивается:

– Не врубаюсь. – это риторическая фраза детины.

– Он здесь ни при чём! Я его просто подвозила! – выкрикивает Даша, и тут же, просев плечами и ошеломлённо, невнятно произносит: – Какие… – и застывает, с приоткрытым ртом и мечущимися глазами.

Я же продолжаю идти и пока иду – каких-то с десяток шагов, он меня оценивает и я знаю, что он решит. Ну а что тут решать – сто семьдесят два и, по сравнению с ним, всего лишь сорок восьмой размер. И я его тоже успеваю прикинуть. Росту под сто восемьдесят пять и по годам лет, эдак, под… тридцать с небольшим, и мясца на нём вдоволь…

– Это кто? – детина пытается пробиться сквозь Дашин ступор. – Ты кто?! – а это он обращается уже ко мне.

А я уже возле. Бросаю на него короткий взгляд – без ответа, и смотрю только на Дашу. Она же дрожит мелкой дрожью и стискивает зубы, пытаясь её унять. Смотрит то на него, то на меня и я понимаю, что сейчас в её голове не просто сумбур, а для неё мир перевернулся. Я же, делая ещё один шаг для окончательного сближения, произношу две контрольные фразы:

– Я пошути-ил, Даша. – для неё.

А это для него:

– А ты… козлина и не догнал.

Даша, распахнув ресницы, бегает глазами по моему лицу, так ничего и не поняв. Ну а детина… Он тянет руку к моему горлу. Вообще-то я рассчитывал на прелюдию типа, мол, – что сказал, повтори, за козла ответишь, пальцы веером, ну и всё такое прочее. Но оказывается, что нет…

Отклонившись и чуть нырнув под его руку, я без размаха, правой, на полураспрямлённом локтевом, снизу вверх, бью его в челюсть. Роста хватило. Да и быстрота, резкость и точность удара никуда не делись:

– Атц. – это его нижняя челюсть встретилась с его верхней.

– А! – а это, от неожиданности, вскрикивает Даша…

Детина же строго вертикально приземляется на свои колени. За секунду до этого, он вытянулся вертикально вверх, будто бы подпрыгнул. Ну а сейчас… Голова безвольно упирается подбородком в грудь, через нижнюю губу обильно текут слюни, и его руки, раскрытыми ладонями вверх, уже безвольно лежат на земле. Секунда, две и он правым боком валится туда же.

Я поворачиваюсь к Даше и не могу сдержать лёгкую усмешку:

– Ну ты как?

Её всё ещё пробивает дрожь и она, в помощь себе, ещё и кулачки прижимает к подбородку, и с какой-то диковатостью в глазах, переводит свой взор с упавшего тела на меня и, не задерживаясь, обратно. И, вдруг замерев, и глядя за меня, вскрикивает:

– Илья! – да я уже и сам слышу, и поворачиваюсь.

Скорым шагом приближался ещё один и очевидно, что это тот, которого решил позвать этот, который уже лежит, для того, чтобы затащить Дашу в их машину… Да, где-то так. Такой же крепкий. С таким же протокольным лицом и с тяжёлым взглядом, и тоже под сто восемьдесят. Соображаю, что обязательно буду бит, и буду бит ногами, а начнёт он… с правой ноги. А по его уверенной воинственности понимаю, что его придётся калечить, и не меньше…