Изгой

Во второй половине дня, ближе к вечеру, из глубины какого-то гаражного пространства, в старой, потрёпанной одежде, которая, к тому же, не совсем соответствовала сезону, вышел… хрен с горы, что называется. При нём не значилось ничего – ни телефона, ни документов, ни денег. И кроме всего прочего, он не знал в каком конце города, в данный момент, он находится. Более того, этот хмырь горел желанием получить бесплатную услугу, не много и не мало, – по крайней мере, поначалу, так и подумают – по доставке своего тела, к себе домой…

И всю эту канитель я решил выложить этой незнакомой девушке, и прямо сейчас?! Ахринеть! Каким же продуманным я буду выглядеть, с таким багажом претензий.

Короче, понял я, что сказать-то мне и нечего. Да и просить-то мне тоже, вообще-то, не о чем. Я и пешком дойду до дома – бешеной собаке и семь вёрст не крюк, как говорится. А то просто, выйду на трассу и проголосую, а там… Ну, вдруг повезёт? Нет, конечно договариваться придётся, мол, довези, оплата по месту, я отвечаю, и всё такое прочее – сам, в недавнем прошлом, таксист и знаю, и тем не менее, такие-то действия как раз и будут, и простыми, и правильными…

Мои мысленные, аналитические экскурсы, наверное, отразились на моём лице, а мгновение, скорее всего, затянулось. Синеглазая незнакомка, убрав козырёк из ладони, опустила руку и приподняла лицо. Чуть сморщила прямой носик и, подперев нижней губой верхнюю, шире распахнула глаза. Усмешливо спросила:

– До города довезти, что ли?

Фраза, по-одесски, шаркнула по душе, непроизвольно вызвав в ней облегчение, и я перестал себя чувствовать тем, чем начал ощущать себя ещё пару минут тому назад – кирзовой заплаткой, на шёлковой ткани. Я поднял глаза:

– Вы уж извините, но… Хотелось бы. Но у меня денег нет… Сейчас, при себе нет, Но на месте я всё оплачу!

– Да ладно. – девушка ответила легко и махнула ладошкой.

Развернулась на крепких, плавной полноты и ровных ногах, прикрытых лёгкими шортами лишь на одну треть и, немного повернув голову, сказала;

– Тогда услуга за услугу. Поможете цемент перенести?

– Да не вопрос.

– Ну и здорово. И… давай на ты. А то всё выкаем… Как звать-то?

Решив, что несмотря на мой возраст, представляться полным именем не нужно, потому что в данном случае я ей не начальник, представился:

– Илья. – и добавил: – Просто… Илья.

Девушка коротко засмеялась:

– О, как. А меня Дашей зовут… И тоже просто. Вот эти. – и она кивнула внутрь открытого багажника. – Вдвоём-то мы быстро.

Вытащила из нагрудного кармашка, то ли рубашки с коротким рукавом, то ли блузки – что-то бесформенное и по-летнему лёгкое, рабочие, матерчатые перчатки и встряхнула…

Четыре мешка – два сверху, два снизу. На каждом надет ещё мешок из целлофана – такие ещё используются при уборке мусора, с завёрнутыми и прихваченными скотчем, свободными краями:

– А точно, цемент-то…

Даша несколько недоумённо вскинула на меня глаза и, снова посмотрев на мешки, неуверенно произнесла:

– Ну-у… да. – и тут же, махнув рукой, добавила. – Ой! Да всё равно. Меня попросили. Вот, как есть, загрузили… Тяжеленные, всё равно, хоть что там. Сказали, что цемент… Ну что? Давай?

Но у меня вдруг возникла мысль о другом решении и, тут же появилось и любопытство, а так ли это будет на самом деле:

– Погоди-ка, Даш. – и опережая её действия, я аккуратно её оттеснил.

Схватив верхний мешок за угол и дёрнув его вверх и на себя, я понял, что целлофан в руке не скользит – имел такое опасение, а самое главное, что я легко справляюсь с этим весом, хотя его и чувствую – килограмм пятьдесят, не меньше. В момент перехватил и пристроил его себе под мышку. Свободной рукой потянулся за вторым, схватил за край и приподнял. Не давая мешку упасть и одновременно с этим, просовывая руку снизу, я добрался до его середины. Поднял на ладони, соблюдая равновесие и… вот он уже и с другого боку. Даша удивлённо воскликнула:

– Ой! Да, ты…

Но в этот миг я развернулся и ей пришлось посторониться. А когда я пошёл к воротам она, не произнося ни слова, просто пошла следом. Внутри торопливо определила конкретное место:

– Ставь… Ой! Да быстрее же ты ставь… Ну… Да, куда-нибудь!

Бокс, практически, был пустым – всего четыре чёрных, больших пакета у дальней стенки. И я поставил мешки, что называется, на попа, почти рядом с воротами. В момент развернулся и скорым шагом пошёл за следующими… И эти мешки я определил рядом с первыми…

Уже возле машины, у открытого зева багажника, Даша, достав откуда-то из недр салона щётку, с озабоченным видом, уже по-свойски дёргая меня за руки и за плечи, разворачивая для лучшего обзора, осмотрела на мне одежду и, даже, кое-где стряхнула цементную пыль…

Я же, за этот короткий промежуток времени, просто стоял, как болванчик и безропотно подчинялся Дашиным понуканиям, отдавая все внутренние силы только одному процессу – я нагло на неё пялился. Пялился на её высокую грудь, на её высокие и широкие бёдра, на то, как она плавно двигалась. Даже оценил тонкость, изящество её щиколоток, вкупе со стопами, размера, эдак… тридцать девятого, при росте в сто шестьдесят пять… семь сантиметров, отстранённо прокрутив мысль, что мол, на земле она стоит устойчиво, даже если бы была и в босоножках на высоком каблуке – сейчас-то в тапочках…

И весь этот экскурс по её, ладно скроенной, фигуре проходил без эмоций, которые, вообще-то, должны были бы присутствовать. Во мне не появилось даже и намёка на, пусть и легчайшую, эйфорию вожделения, которая не может не возникать при взгляде на женское тело.

Всё это время я пытался не допустить к себе то, что могло не уложиться в моём сознании. Я душил в себе тягу к стремлению поднять глаза и посмотреть ещё раз на клочок старой газеты, который лежал сейчас на дне багажного отделения – я испугался возможных откровений. Но в то же самое время, рассудком, я понимал неотвратимость надвигающегося момента…

– Илья! Ты меня слышишь, в конце-то концов!

Я опомнился. Чувствуя себя в каком-то нецелостном состоянии, осознал, что смотрю на Дашино лицо, но с трудом сосредотачиваюсь не только на нём, но и на том, что она мне говорила. Она же держала меня за руки, а перед этим, наверное, пару раз меня потрясла.

– Что…

– Наконец-то! Не достучишься до тебя. Что случилось-то?! Бледный, как стена белёная. Что с тобой?! Плохо тебе?

Я медленно перевёл взгляд на этот злосчастный клочок газеты:

– Даша… А это… – и кивнул в его сторону.

Даша, до последнего момента не спуская с меня недоверчивого взгляда, повернула голову:

– Что?.. Газета, что ли? «Вечерний …ск». Бесплатная. В почтовые ящики такие бросают… И что? Я не понимаю.

Когда-то я, от нечего делать, выучил наизусть номера всех регионов. Рука будто бы сама дотянулась до открытой двери багажника и потянула его вниз… Потом газовые упоры толкнули её обратно, жёстко, со стуком зафиксировав её в верхней точке…

Как фальшивая нота, вылетевшая из под смычка скрипача, до оскомины бьёт по нервам, со скрежетом низвергая тебя с возвышенного и приземляя, так и увиденное выбило меня из нормального состояния – ещё не сон, но уже и не явь. Моё сознание, лоскутами скашивая восприятие действительности, пошло юзом. Мысли замельтешили, всполохами выхватывая недавние моменты, заметались, врезаясь друг в друга и… отхлынули, оставив в голове одну, мигающую, как неоновая реклама, повторяющуюся фразу – три тысячи вёрст, не доедешь, не дойдёшь… три тысячи вёрст, не доедешь, не дойдёшь… не дойдёшь, не доедешь… не доедешь, не…

Как сквозь вату я услышал Дашин встревоженный голос:

– Илья! – она опять трясла меня за руки. – Господи! Да что ж такое-то!

Потом я увидел расплывчатое пятно её лица, произнёсшее:

– Сядь, Илья!

Она с силой давила мне на плечи:

– Садись… Прямо тут садись… Да, сядь же ты уже! – и принудила меня опуститься рядом с машиной.

Подхватывая меня под мышки:

– Ну-ка… – помогла привалиться к бамперу.

Распрямилась и нависая надо мной, протянула руку внутрь багажника. Вытащив оттуда полотенце и быстро свернув его вчетверо, бросила рядом, на землю. Встала на него коленками. Завернув рукав моей рубашки, нащупала пульс. Бегая глазами по моему лицу и отсчитывая удары, замерла… Опустила мою руку на моё же колено:

– Пульс мельтешит немного… Вот тебе и мешки.

Сквозь прищур и жёстко, чуть раздвигая мне веки, всмотрелась в каждый мой глаз. Потом, вновь пробегая взглядом по моему лицу, отстранилась:

– Посиди. Я сейчас.

Вернулась быстро. Опять опустилась на колени и поднесла мне под нос что-то зажатое в кулаке…

Резкий запах врезал, как мне показалось, по самым мозгам. Я дёрнулся назад и ударился головой. Ударился не сильно, но этого – и запаха, и удара, вполне хватило, чтобы вывести меня из ступора, из состояния – как бы, то есть вижу и слышу, но отсутствую, и, наконец-то, хоть какую-то часть меня вернуть в происходящее, вернуть в – здесь и сейчас, чего и добивалась Даша последние несколько минут:

– Ф-фух! – всё ещё несколько отстранённо, но я, всё-таки, почувствовал полноту звуков и насыщенность красок.

– Нашатырь… И рот открывай.

Заторможено, но я повиновался, и Даша вложила мне в рот… шоколад.

– Ты ел, когда?.. Жуй, Илья! Прожуй и ещё дам.

Опять поднялась и ушла. Вернулась, с белой тряпкой и с пол-литровой, пластиковой бутылкой. Опять опустилась на колени и водой из бутылки смочила тряпку. Взяла меня за затылок и притянула к себе:

– Ну-ка… – положила тряпку мне на шею, подсунув край под тельняшку.

Шоколад я уже практически съел и Даша тут же, достав из кармашка и оборвав лишние края обёртки, надломила и поднесла новую плитку к моему рту:

– Ро-от… Давай, давай. Не упрямься.

Я и не упрямился. Хотя прохлада от мокрой тряпки и шоколад немного и взбодрили, но… Просто ничего не хотелось. Я и говорить-то не хотел…

А Даша, эту самую бутылку, теперь поднесла к моему рту:

– Давай-ка, пей.

И даже не пытаясь привлечь к этому процессу меня самого, придерживая мою голову, а бутылку за донышко, как маленького начала поить меня сама…

Чуть позже, стерев ладонью пролившуюся воду с моего подбородка и стряхивая с рубашки капельки воды, Даша строго спросила:

– Пил вчера?

Я молча и еле-еле помотал головой.

– А сказать? Скажи… Давай, давай – скажи.

Я, через – не могу, выдавил:

– Нет.

– А какие болячки у тебя есть?

Я опять мотнул головой и, вздохнув, отвёл глаза вбок и вниз.

– Эй-ей, смотри на меня. – Даша, поначалу, наклонилась, заглядывая мне в лицо, но потом просто взяла его руками и повернула к себе: – Илья, не отворачивайся. Смотри на меня.

И я встретился с её обеспокоенными глазами.

– Может таблетки какие есть. М-м? – я опять молча мотнул головой.

Даша попой опустилась на пятки, склонила голову к плечу и, нахмурив брови, посмотрела оценивающе и заинтересованно:

– Тяжёлой атлетикой занимаешься. Да?

– Это меня… не от мешков.

Я произнёс целое предложение и Даша, с лёгким изумлением, и, как мне показалось в тот момент, с некоторым облегчением, воскликнула:

– Да уж, можно подумать. Это тебя от радости… Как сейчас-то?

– Да… более-менее.

Она легко поднялась и отряхнула ноги. Взяла меня за шею и наклоняя немного вперёд, и сама наклоняясь надо мной, начала вытаскивать из-под рубашки, уже совсем просохшую тряпочку:

– Хорошо… Может быть снижение сахара. Такое бывает. Мешки схватил и вот тебе… Ел-то когда? – я просто скривился. – Ну понятно. – среагировала Даша. – Но всё равно, надо, чтобы врач посмотрел. Слышишь? – я согласно кивнул. – Ладно. Поехали домой. Ты где живёшь-то?

Вопрос напрашивался давно. Я тогда ещё подумал, что, мол, хорошо, что она задала его сейчас. Сейчас-то я, просто встану и уйду – не нужны этой девочке, и как видно, хорошей девочке, мои проблемы – это только мои дела. А если б в городе уже были, то и до ментовки уже дошло бы, или до больницы. А может и то, и другое, сразу. Так что… Но сначала я решил её попросить:

– Даша…

– Что? – она закручивала пробку на бутылке. – Пить будешь ещё?

– Нет… Даша, мне бы… – и, контролируя свои ощущения, опершись на машину, я поднялся: – Мне бы позвонить.

Даша чуть нахмурила брови и, посмотрев на меня испытующим взглядом, кивнула:

– Телефона нет.

Я наклонил голову и, глядя на неё исподлобья, как можно незаметнее мотнул головой – я готов был провалиться сквозь землю. Даша медленно опустила руки. В её глазах промелькнуло, что-то наподобие догадки и уставив на меня немигающий, настороженный взгляд, она, самую малость, помотала головой:

– И никаких документов у тебя…

Я вздохнул и молча уставился в землю. Даша тоже не продолжала. Краем зрения я видел, как она докрутила крышечку и перевернув бутылку вверх дном, проверила – не протекает ли. В нерешительности переступила с ноги на ногу и повернувшись, пошла к передним дверям. Нагнулась, заглядывая в салон, и нависая над сиденьем, достала сумочку. Открыла её. Что-то из неё взяла и распрямляясь, громко произнесла:

– Ты так и не сказал, где живёшь. – и, с телефоном в руке, подошла ко мне: – Ну… Чего молчишь?

А что я мог ответить. Это, ведь, только в книжках – правду, говорить легко и приятно, а на деле… Порассказать про окошко… вчера? Или про ворону?.. А потом и про три тысячи километров? А самое главное, как я сюда… Но я тут же и осадил свои мысли – коль собрался уходить, надо уходить:

– Даша. Ты… Ты извини меня, что так получилось. Я… У меня и в мыслях… Короче, Даша, пойду я. Извини…

Но повернуться и уйти у меня не получилось. Даша схватила меня за руку и дёрнув, развернула меня лицом к себе. Сведя брови, прищурилась и напирая на каждое слово, спросила:

– Это, куда?! – быстро засунула телефон в карман и взяла меня и за вторую руку. – Нет. Сначала скажи, куда пойдёшь.

Я, нисколько не предполагая, что такой вопрос вообще может состоятся, даже растерялся. А Даша настаивала:

– Ну…

– Да-э…

И, непроизвольно метнув взгляд по сторонам и с горечью подумав о том, что мне, вообще-то, всё равно куда сейчас двинуть ноги, я неуверенно кивнул в сторону… куда-то за гаражи:

– Туда…

Даша фыркнула, недоумённо распахнув веки, и мотнула головой:

– Здорово. А название у этого… туда… – и она кивнула в ту же сторону, в которую показывал и я, – есть? Улица, номер дома. М-м? Или ты забыл?

Ещё хлёстче. Бывает, оказывается, и хуже того, когда тебе необходимо ждать и догонять – это когда тебе необходимо отвечать, и при этом знаешь заранее, что тебе не поверят, а то и примут за больного:

– Нет я… Я помню. Только… Понимаешь, я… Я кое-что не знаю.

Даша, уже с озадаченным видом, медленно произнесла:

– Как это? Тут помню, а-а… тут не знаю.

Ещё муторней мне стало. Подумал ещё, что, мол, зря я эти объяснения затеял – не нужны они никому, а уж ей-то тем более. С досадой, и совсем не кстати, да ещё и вслух, вспомнил другана, который всегда на плече и слева:

– Ч-чёрт! – и уводя глаза от Дашиного цепкого и ищущего взгляда, отчаянно, с подступившим к горлу комком, ставя жирный крест на возникшей надежде, я решительно закончил разговор: – Всё. Я пойду.

Но Даша и не думала отпускать мои руки, а наоборот – крепче их сжала. Немного отстраняясь, приподняла голову. Посмотрела внимательно, с какой-то пронизывающей проницательностью:

– Оператор какой? А то у меня, там… денег мало совсем. М-м?

Возвращался я, с не начатого пути, как-то туговато, пока ещё отстранённо глядя в её, теперь уже заинтересованные глаза и с усилием побуждая себя к пониманию вопроса:

– Оператор…

– Сотовый оператор, Илья… Какой у тебя сотовый оператор?

– А-а… – возникшая, было, отчуждённость, тут же начала таять. – мтс.

– О. У меня тоже. На… Возьми телефон.

И только беря, согретый её ладошкой, телефон я окончательно осознал, что же произошло:

– Я не долго, Даша. Только я… отойду, ладно? Я не далеко, чест…

– Ой! Да хватит тебе уже. Даже надо. Тут… Вот на этом самом месте, совсем не ловит, проверено. Вон… – и Даша пальцем показала в направлении бокса, на противоположной стороне и впереди, в сторону выхода, – к тому боксу. Во-он, где стекло стоит. – повернула голову и кивнула. – Видишь?

– Да.

– Вот к нему. Там нормально. Ближе к нему становись. Там ловит…

Преодолевая эти несколько метров, я преодолевал в себе и суету в мыслях, чтобы, хоть и накоротке, прикинуть возможный сценарий разговора. Но уже на месте, когда полосочки уровня связи обозначили полный комплект, у меня всё вылетело из головы. Так что, занеся палец для набора телефонного номера, который я знал наизусть, и не только его, кстати, понимания, что я буду говорить или как буду отвечать, у меня не было. А кроме того, мои ладони покрыл липкий пот, а пальцы мелко и противно дрожали.

С горем пополам, как говорится, но нужный номер я, всё-таки, набрал и поднёс телефон к уху. После нескольких гудков, с той стороны нажали на зелёную кнопочку и секунды ожидания голоса, превратилась для меня в вечность. Наконец-то, в телефоне прозвучало:

– Алло. – это была внучка.

От волнения у меня пересохло во рту и перехватило дыхание – так и хотелось сдёрнуть с шеи галстук, которого не было. Несколько секунд я совсем не владел ситуацией. В телефоне опять прозвучало:

– Алло, я слушаю. Говорите.

Я тут же собрался и постарался придать голосу непринуждённость, даже некоторую весёлость:

– Привет, Алёнка. Как вы там? Бабуля-то дома?

Тут же получил ответ:

– Кто это?

– О-ой, Алёнка, не узнала! Богатым буду. – и продолжив уже по-свойски, деловым тоном: – Это я. Бабулю позови. – я приготовился, услышав ответ, задавать вопросы и дальше, да вот только быстрого ответа не последовало.

В наступившей паузе, поначалу, были слышны какие-то шорохи. Потом я услышал приглушённые шаги – это, как я понял, Алёна, не отключая телефона, перешла из комнаты в комнату. А потом раздался её голос, но не в микрофон:

– Де-ед! Тут… звонит кто-то… Поговоришь?

Чувствуя подступающую слабость, я услышал приглушённый ответ: «Ну… Только зашёл. Прям, секунда!» И тут же сочный, Алёнкин голос – теперь она говорила в микрофон, возвестил:

– Бабушка на работе. Сейчас дедушка подойдёт.

И я как будто бы, со всей своей дури, налетел на железобетонную балку:

– Какой такой… дед. – на затухающей инерции своей логики, ещё до конца не осмыслив услышанное, промолвил я и закрыл глаза.

– Какой… – невразумительно сказала Алёнка, но тут же с нажимом и добавила: – Мой, дедушка. А вы, кто?

– Я? – упавшим голосом переспросил я.

– Ну… да. – раздался неуверенный Алёнкин голосок.

С наплывающим чувством неотвратимой потери, я назвал своё полное имя, присовокупив к нему и дату рождения, и в конце попытался обозначить вопрос:

– Твой… дед. Да?

– Да. Это мой дедушка. – с некоей живинкой отозвалась Алёнка. – Вы его знаете? Он сейчас подойдёт. – и, уже не в микрофон, крикнула. – Де-ед!

В ответ раздалось, приглушённое расстоянием:

– Уже-е.

И через мгновение в трубке прозвучал сочный, и до боли знакомый, голос:

– Ну! Слушаю!

Дыхание где-то застряло и я застыл, не в силах вымолвить ни слова.

– Чё молчим-то?! Ну!.. Новая психичска фишка что ль?! Слышь, урод! Я ж вам сказал, долбаёбам, кому давали, вот тому и звоните! С-суки. – и связь прервалась.

Я опустил телефон. Мой мозг сверлила только одна мысль – то, о чём он говорил, мог знать только он, то есть… С тягостным ощущением скатывания по наклонной и разливающимся, гнетущим чувством тоски я тихо сказал:

– А я тогда… кто.

И мой разум суетливо заметался, горячечно, как пинг-понговый шарик, шарахаясь только между двух определений – то принимая всё это за какую-то чудовищную ошибку, а то тут же, обнадёживая себя спасительной догадкой, что это чей-то жестокий розыгрыш, и ускоряясь в выборе чего-то одного, никак не мог этот выбор осуществить…

На каком-то запредельно далёком уровне рассудка, на еле забрезжущей надежде найти тот рычаг и притормозить этот вконец взбздырившийся ритм я вновь включил телефон и прочёл дату на тёмном экране… Двадцать пятое, пятница. Июль… Три месяца… Мой ошарашенный, блуждающий взгляд, как продолжение моего моментально опустевшего разума, упёрся в, стоявшее напротив меня, стекло…

Если бы мне из двух ружей, с двух сторон – разом, всадили бы в башку два заряда картечи – это было бы ничто по сравнению с тем, что я услышал, а потом и увидел. Я почувствовал, как начал терять логическую связь не только с тем, что со мной происходило, но и с самой действительностью. С вяжущей всё тело отрешённостью, я почувствовал, что безвозвратно ухожу от самого себя и вернуться не смогу. Я будто бы заглянул в бездну…

Каким-то образом я подошёл к Даше… А-а, нет, она сама подошла. Хотя, нет – она подбежала и забрала у меня телефон… Да, так. Я тогда вязко, будто бы мысли вытягивались из смолы, ещё подумал, что вот сейчас и именно она, наконец-то мне всё объяснит. Помню её большие глаза на испуганном лице и как она говорила, что… Да, она тоже посмотрела и… сказала, что, мол, кто же ещё там может быть, кроме меня…

Помню, как она трясла меня за грудки, а потом вытирала мне щёки и ещё что-то говорила… А-а, да, она говорила… Да ну, слёзы лить – это бабское. Да и было бы из-за чего. Да я и не мог – внутри меня было пусто, и по этой пустоте, как по дну железной бочки, будто бы скребли железной щёткой, какие тут слёзы. И, почему-то, было холодно и судорогой сводило челюсти. А Даша опять вытирала мне щёки и просила, чтобы я не молчал. Да… Но я не мог говорить. Просто не мог. А она говорила про сердце. Говорила, что оно сейчас разорвётся… У меня? На тот момент я не помню, чтобы оно у меня, вообще было. А она снова водила своими ладошками по моим щекам…

А потом я шёл к машине. Помню ощущение ужасно длинного пути. Хотя нет… Меня вела Даша. Да. Она до боли сжимала мою руку и буквально тащила меня за собой. Я тогда ещё подумал, что если у меня не хватит сил, то у неё их хватит и она меня просто доволочёт…

Помню немытое стекло. Помню я подумал, что её телефон я наверняка заблокировал, внёс в чёрный список, и поэтому на него не перезвонили и… тут я запутался – а был ли я тем, кем я быть уже не мог…

Помню звук машинного качка и как я, было, подтолкнул себя, чтобы встать и помочь… Не встал…

Тогда я ещё подумал, что это не я, а бездна всмотрелась в меня, и чтобы освободиться от её взгляда, сбросить, обручем стягивающую душу, боль, мне надо просто умереть…

Глава вторая

Делай, что должен и…

Легализация

Вспомнить-то я вспомнил и даже стало чуть полегче.

Ответы на вопросы так и не нашёл – отправной точки нет и плясать не от чего. А с другой стороны – а надо ли? Надо ли, в параноидальном желании добраться до глубины этого сюрреализма, существующего, к тому же, вместе со мной уже как данность, доводить себя до истерики. Может быть просто взять и возрадоваться? А что? Молод, силён… А кто я теперь, как и где, так…

А вообще-то, лучше об этом и не думать. Ответов всё равно нет. Да и тех, кто наверное и смог бы мне объяснить, тоже ведь не наблюдаются – к первому встречному же не подойдёшь и не спросишь, типа, мол, а не подскажете ли, уважаемый, что со мной про…

А-а. Чушь, короче. Да к тому же вечно это продолжаться не может. Не-а, не может. Ну, а тогда и чего самому себе мозги выносить… Как, там, китайцы говорят – чтобы перейти мост, необходимо до него дойти? Вот и пойдём потихоньку. Тем более, что…

Еле ползём в пробке. Людей на остановках – валом. Х-м, и все в одну сторону уставились. Как куры, когда им пшено принесут… Автобусы и рогатые прям, как айсберги. Да поперёк! Ну, этим танкам по фигу. Зато маршрутки… Во, дают! Прям как болиды на пит-стопе, – лихо, так, к бордюру – оп-па!..

Я тоже рулил когда-то. М-да… А почему это – когда-то?! У тебя ж всё ещё впереди! Радуйся!

Да уж… Реклама, вон, в шарнирных заедает и провода провисли! Баннеры все выцвели! Куда смотрят-то?!. Знаки обшарпанные, дальше некуда!.. Да и у этих… только красный и горит. Всегда! Что, другого света нет, что ль?! Бабка! Куда ж ты-то прёшь под старость лет?!.

Даша притормаживает и останавливается. Провожая глазами, спешащую нарушительницу правил, осуждающе мотает головой. Стрельнув глазами по сторонам, трогает с места…

А вовремя затормозила и без рывков. Молодца. Вообще-то, она хоть и управляет по-женски, плавно и излишне аккуратно, ведёт вполне сносно. По полосам не прыгает. Перестраивается по необходимости и предсказуемо, без лихости. Стрельнёт глазами по зеркалам и поворотничек – раз. В догонялки ни с кем не играет. Держит скорость в потоке и на тех, кто слева и справа, особого внимания не обращает. Сама же как первоклассница на уроке, за школьной партой – спина прямая, над рулём не виснет, руки на руле лежат по обе стороны и угол между ними правильный. Всё, как учили, в общем.