Привет, красавица

– Знаешь, я понимаю, было бы странно не позвать родителей на свадьбу, но, по-моему, не стоит их приглашать. – Он посмотрел на Джулию и добавил: – Я говорю честно. Хоть все это необычно.

– Позвони им прямо сегодня, – предложила Джулия. – Мы вместе поговорим с ними. Я обаятельная, они меня полюбят.

Прикрыв глаза, Уильям молчал, словно мыслями был где-то далеко. Потом взглянул на Джулию, как на проблему, требующую решения.

– Ты же меня любишь, – сказала она.

– Да, – ответил он, и слово это как будто перевесило чашу весов. – Ладно, будь по-твоему.

Часом позже они втиснулись в старомодную телефонную будку в вестибюле общежития и, усевшись вдвоем на жесткий деревянный табурет, позвонили в Бостон. Ответила мать Уильяма, он поздоровался. Похоже, на том конце провода звонку удивились, хотя говорили вежливо. Потом трубку взяла Джулия; она слышала собственное громкое эхо, словно вещала через мегафон, а вот собеседница ее звучала как с другого края земли. Мило, что вы женитесь, сказала мать Уильяма, только, знаете, мне надо бежать, у меня там кое-что в духовке.

Весь разговор не занял и десяти минут.

Джулия повесила трубку, однако не сразу отдышалась от попыток пробиться к далекому абоненту и, лишь придя в себя, сказала:

– Ты был прав. Ей неинтересно.

– Извини. Я знаю, как ты расстроена. Тебе виделась свадьба со всеми родственниками.

Они сидели на узком табурете, прижавшись друг к другу. В будке было душно и жарко. Пережитое огорчение только усилило сочувствие Джулии к этому парню, который заслуживал таких же родителей, как у нее – всегда готовых поцеловать своего ребенка. Они с Уильямом условились, что до свадьбы у них не будет секса, хотя раз или два чуть не нарушили эту договоренность. Но вот далекая женщина в телефоне так легко отдала своего сына, будто они уже принесли супружеские клятвы. Теперь она, Джулия, будет заботиться о нем, любить его каждой клеточкой тела. И сделать это нужно прямо сейчас. Джулию кинуло в жар, она поправила юбку, перекрутившуюся вокруг талии из-за неудобного табурета, – она должна стать как можно ближе к нему, и тогда все будет в порядке.

– Ты ведь сейчас один в комнате? – спросила Джулия.

Уильям недоуменно кивнул – сосед его уехал на каникулы.

Джулия взяла его за руку, отвела к нему в комнату и заперла дверь.

Сильвия

Август 1981 – июнь 1982

Библиотека имени Лозано стояла на Т-образном перекрестке в центре Пльзеня. Сильвия любила каждый уголок этого просторного здания с окнами от пола до потолка, из которых открывался вид на город, солнечный или пасмурный. Ей нравилась приветливость персонала, вдумчиво отвечавшего на всякий вопрос читателя, даже мудреный или глупый. В библиотеке она работала с тринадцати лет, начав с книгохранилища, и к двадцати годам доросла до младшего библиотекаря.

Сильвия расставляла на полке экземпляры «Какого цвета ваш парашют?», когда в проходе меж стеллажами возник улыбающийся Эрни, ее одногодок с ямочкой на подбородке. Они вместе учились в школе, и порой Эрни заглядывал в библиотеку после своих утренних занятий в электротехникуме. Удостоверившись, что поблизости никого, Сильвия позволила себя обнять. Поцелуй длился около полутора минут, в течение которых пара исполнила два медленных пируэта, а рука Эрни съехала на ягодицы партнерши. Затем Сильвия похлопала его по плечу, и он сгинул.

Сильвия не лукавила, говоря сестре, что целуется с парнями для практики в ожидании большой любви. И потом, это было так здорово. Все школьные годы она выискивала среди одноклассников своего Гилберта Блайта, персонажа «Энн из Зеленых Крыш». Пока что он так и не появился, но ей нравилось волнение, охватывавшее ее в мужских объятьях. По природе застенчивая книгочейка, Сильвия вспыхивала под прямым взглядом того же Эрни. «От поцелуев я делаюсь лучше, – сказала она как-то раз Джулии перед сном. – Это, безусловно, приобретаемый навык». Сестра покачала головой: «О тебе уже идут разговоры. Если мама узнает…» Договаривать было не нужно, обе знали, что мать взбеленится. Попытайся Сильвия объяснить ей, мол, она просто готовится к любви всей своей жизни, ошарашенная мама навеки заточит ее в комнате. Роза никогда не произносила слово «любовь», но выражала это чувство неистовой заботой о дочерях, знавших, что она точно так же, не тратя слов, любит мужа. Потому-то мать, разочарованная своим супружеством, страстно желала, чтобы девочки ее, сильные и образованные, прочно стояли на ногах и были неуязвимы для чего-то столь каверзного и ненадежного, как любовь.

Джулия тоже отвергала это чувство, но вот влюбилась же в Уильяма Уотерса. Сильвии было забавно видеть, как сестра, которую она знала лучше, чем кто-либо другой, отдается нежной страсти. Теперь всегда улыбчивая Джулия больше не раздражалась из-за того, что отец прикладывается уже ко второму или третьему стакану, Цецилия вечно опаздывает к столу, а Эмелин, забыв о своем возрасте, играет с соседской малышней. Сестра стала веселее и мягче, хотя, в отличие от Сильвии, считала любовь не смыслом существования, но составляющей хорошо налаженной жизни.

Джулия верила в череду правильных шагов: образование – это ступень к удачному замужеству, которое обеспечит разумным числом детей, финансовым благополучием и собственным домом. Поведение Сильвии ее огорчало, ибо поцелуи с разными парнями и позволенье лапать себя за грудь, невзирая на то что в двух шагах восседает заведующая библиотекой Элейн (не признававшая иного обращения), выглядели нечистоплотной распущенностью. «Встречайся с кем-нибудь одним, как нормальная девушка», – увещевала Джулия, пытаясь направить сестру на путь благоразумия. «Меня это не интересует, – отвечала Сильвия. – Для свиданий надо расфуфыриться, а потом притворяться милой и мечтающей лишь о замужестве и детях. Но я об этом не думаю, мне противно из себя что-то изображать. – Она приподнималась на локте, стараясь разглядеть Джулию в полумраке. – Знаешь, сегодня, расставляя книги на полке, я придумала такой образ: пока что я просто дом, но после встречи с большой любовью стану целым миром. Любовь откроет мне столько всего, чего сама я не увижу». – «Глупости», – говорила Джулия, однако в темноте улыбалась, ибо, разнеженная собственной влюбленностью, желала счастья этой взбалмошной мечтательнице.

Не сказать что Сильвия была совершенно непрактична. Она собиралась защитить диплом по английской литературе, чтобы лучше понять тайну, прелесть и гармонию своих любимых романов и получить должную квалификацию для преподавания или работы в издательстве. Сэкономленные деньги она будет отдавать матери, чтобы облегчить ей жизнь. Правда, они не особо ладили, между ними то и дело вспыхивали мелкие свары. Сильвию бесило, что мать повсюду оставляет грязные тарелки и стаканы, и близняшки делали то же самое, но им это прощалось ввиду их малолетства. Роза, в свою очередь, жаловалась, что дочь не помогает ей в огороде. Так оно и было, поскольку Сильвия заявила, что ее хозяйственные обязанности ограничиваются домом, и на заднем дворе появлялась лишь затем, чтобы развесить выстиранное белье на многоярусных веревках. Застав ее за чтением, мать корчила гримасу и шумно вздыхала. Этого Сильвия не понимала – чего же кривиться, если сама хотела, чтобы все ее дочери получили образование? Вдвоем с Джулией мать сидела в мирном молчании, но стоило ей оказаться наедине с Сильвией, как воздух в кухне будто потрескивал от электрических разрядов.

Роза причесывала близняшек и пестовала их, как маленьких, что девочки охотно принимали. Они занимались прополкой огорода, помогали складывать высушенное белье. Похоже, двойняшки нуждались только в обществе друг друга и часто выглядели приятно удивленными проявлением любви со стороны родителей и старших сестер. Особенно Эмелин казалась опешившей, если кто-нибудь из семейства вторгался в ее разговор с Цецилией, – она будто забывала, что в доме есть еще какие-то люди. Девочки изобрели свой собственный язык, на котором общались до конца начальной школы, да и сейчас прибегали к его вокабулам, оставшись вдвоем.

Замерев с книгой в руке, Сильвия прикрыла глаза, вспоминая поцелуй Эрни. Недоумки те, кто считает ее доступной потаскухой. Никому – ни Эрни, ни Майлзу, ни бровастому парню в костюме-тройке – не дозволялось больше, чем поцелуй и тисканье. Кавалеры, похоже, были этим довольны, а временной лимит в полторы минуты гарантировал, что ничего серьезнее не произойдет, и Сильвию это вполне устраивало. Если принять, что существует лишь два пути – постоянный партнер либо неразборчивость в связях, то она отыскала третий путь. И мысль о том, что в будущем найдутся и другие пути, воодушевляла. Родственная душа, соответствующая всем высоким требованиям, станет ей не просто другом и мужем, но будет взирать на нее как бы сквозь прозрачное стекло, не желая ничего в ней менять. Сильвия видела ежедневные попытки матери переделать отца, а теперь еще наблюдала, как Джулия нежно заталкивает Уильяма в ипостась идеального мужа. Нет уж, ее любовь будет иной. Она воспримет любимого таким, какой он есть, станет познавать его непохожесть и с головой погрузится в беспримесно чистую любовь.

«Сердце мое открыто», – сказала себе Сильвия и задумалась, откуда эта фраза. Может, стихотворная строка, произнесенная отцом? Она разделяла его любовь к Уитмену. Когда отец декламировал стихи, Сильвия представляла себе бородатого поэта на площадке последнего вагона, и к глазам ее подступали слезы от слов о красоте мира.

Расставив книги на стеллаже, Сильвия откатила пустую тележку в зал, где увидела Джулию с Уильямом, сидевших за своим любимым столом. Частично скрытый несущей балкой стол создавал иллюзию уединенности, но пара ничего себе не позволяла, только иногда держалась за руки. Сейчас, склонившись над столом, оба не сводили глаз друг с друга. Глубокая сосредоточенность Джулии была понятна – она все поставила на Уильяма Уотерса, который станет ей мужем, несущей балкой ее будущего. Упорная, она мощным локомотивом устремлялась вперед. «Я понимаю, чем он тебе так нравится, – поддразнивала ее Цецилия. – Беспрекословным исполнением твоих приказов».

Разумеется, Сильвия не знала Уильяма столь хорошо, как сестру, однако угадывала в нем этакий испуг, хоть он и выглядел уверенным и спокойным. Интересно, почему парень хватается за Джулию, точно за спасательный плот? Не любительница сплетен, Сильвия все же хотела уяснить сюжетную канву истории, поняв образ долговязого мужчины, которого любимая сестра вводила в их семью.

Она подкатила тележку к столу пары, которая приветливо ей улыбнулась.

– Хорошо вам, занимаетесь! – Сильвия окинула голодным взглядом разложенные на столе книги. Ей пришлось оставить колледж, после того как отцу снова урезали жалованье. Теперь она без устали пахала в библиотеке, чтобы скопить деньги и восстановиться в списке студентов.

– Я не такой умный, как твоя сестра, – сказал Уильям. – Приходится зубрить, иначе завалю экзамены и не смогу играть в баскетбол.

– Скоро ты вернешься на учебу, – утешила сестру Джулия.

Сильвия пожала плечами, чувствуя, что краснеет. Ей не хотелось говорить о своих финансовых проблемах в присутствии будущего зятя.

– Как подготовка к свадьбе? – спросила она. – Будет приятно познакомиться с твоей семьей, Уильям.

На лице его промелькнуло странное выражение, и Сильвия обеспокоилась, не сказала ли чего-нибудь лишнего.

– Вообще-то его родители не приедут на свадьбу, – поспешно вмешалась Джулия. – Не хотят.

Сильвия тряхнула головой, пытаясь уразуметь услышанное. Бывает, люди не хотят делать зарядку, есть салат или вставать спозаранку. Но чтоб родители не хотели приехать на свадьбу собственного сына? Это что-то несусветное.

– Я не понимаю, – сказала она.

Уильям казался усталым, он как будто поблек в тон своим светло-голубым глазам.

– Наверное, вам с Джулией этого не понять, – проговорил он. – В вашей семье все друг друга любят. А вот мои родители ко мне равнодушны.

Похоже, собственная откровенность удивила его не меньше, чем Сильвию, которая присела на свободный стул. Джулия накрыла ладонью руку Уильяма и решительно произнесла:

– Наша свадьба будет прекрасной и без них.

– Конечно! – подхватила Сильвия. – Прости, что я об этом заговорила… я не знала…

– Нет, они неплохие люди, – сказал Уильям. – Просто вам повезло с родителями.

– Да, – кивнула Сильвия.

Через широкие окна в библиотеку заглянуло яркое солнце, и все трое, на мгновенье ослепнув от его сияния, прикрыли руками глаза, но вскоре солнце сдвинулось либо ушло за облако и нормальное освещение вернулось в зал.

Невидимая заведующая библиотекой Элейн громко поцокала языком, Сильвия встала.

– Ты кого-то прячешь за стеллажом? – спросила Джулия.

– Сейчас там никого. Лишь я и уйма книг.

Через месяц Сильвия вернулась в колледж благодаря старшей сестре. Как-то раз Джулия сидела в библиотеке и внимательно разглядывала завсегдатаев. Оказалось, что пожилой мужчина, который пришел в обеденное время и, читая газету, знакомил Сильвию с ее гороскопом, служит в расположенном по соседству банке. Разговорившись с ним, Джулия обрисовала сложившуюся ситуацию, и он выразил готовность помочь ее сестре. В тот же день этот человек устроил Сильвии небольшую студенческую ссуду. «Я не допущу, чтобы этакий свет держали под спудом», – сказал он, вручая ей чек.

От великодушия банкира и сестры Сильвия даже прослезилась, хотя плакала редко. Заведующая библиотекой Элейн прищелкнула языком, глядя на ее разрумянившиеся щеки и мокрые ресницы.

– Наверное, теперь надо согласовать твой рабочий график с занятиями в колледже, – сказала она.

– Да, пожалуйста, мэм.

Девочки испекли торт, Цецилия соорудила плакат «Наши поздравления!», который повесила в спальне старших сестер, чтобы не ранить чувства отца. Чарли никак не откликнулся на то, что по его вине Сильвии пришлось оставить учебу, и, скорее всего, он точно так же проигнорировал бы ее возвращение в колледж. На полу спальни усевшись по-турецки, сестры ели торт и говорили, перебивая друг друга.

– Этот торт и в твою честь, Джулия, – сказала Сильвия. – Если б не ты, ничего бы не вышло.

– Ты могла сама додуматься до такого решения проблемы. – Джулия отправила в рот кусок. – Все читатели тебя обожают. Знай они, что тебе нужна помощь, все устроилось бы гораздо раньше.

Из гостиной донеслись голоса, и сестры, прислушиваясь, смолкли. Огорченный выкрик матери, ответ отца, снова Розин голос, но уже спокойный. Супружеская склока, не разгоревшись, сменилась обычным разговором, и девушки облегченно вздохнули.

– Теперь погадаем, – объявила Джулия.

– О боже! – сказала Цецилия, а Эмелин отложила вилку, сгорая от нетерпения.

Двойняшкам недавно исполнилось семнадцать, Сильвии было двадцать лет, Джулии двадцать один. Казалось бы, они уже выросли из игры, которую начали еще в раннем детстве, однако были не в силах с ней распрощаться. Джулия изображала гадалку, предсказательницу будущего. В руках у нее был невидимый волшебный шар, который она катала, точно снежок, считывая его прорицания. В пору начальной школы, когда Джулия пребывала на стадии безудержной любви к животным, шар предрекал ей профессию ветеринара, а Сильвии – ее ассистента, который будет ставить уколы зверью, поскольку самой ей на это не хватит духу. В тот период Эмелин и Цецилия получали должности смотрителей зоопарка. С тех времен профессий и мужей в калейдоскопе будущего сменилось бессчетно.

– В поезде Сильвия познакомится с высоким темноглазым мужчиной по имени Бальтазар, и встреча эта ознаменует начало большой любви на всю жизнь. Еще до тридцати лет она сочинит великий американский роман, за который получит Пулитцеровскую премию.

У Сильвии рот был забит глазированной корочкой, поэтому она лишь признательно пихнула сестру босой ногой.

– Следующим летом я выйду за Уильяма, у нас родятся два прелестных малыша. Мы будем жить в красивом доме на одну семью – возможно, в районе Форест-Глен, и все вы будете приходить к нам на обед хотя бы по воскресеньям. Я стану идеальной женой преподавателя и возглавлю родительский комитет в школе моих детей.

– А если Уильям предпочтет баскетбол? – спросила Эмелин. – Разве он не этого хочет?

Джулия откинула с лица волнистую прядь.

– Спорт – не профессия, это занятие для школьников.

– Понятно, ты с этим разберешься, – сказала Цецилия, желая продолжения предсказаний.

– Да уж. Ты, Эмми, выйдешь за врача-шотландца и родишь ему три двойни. Вы будете жить на ферме возле болота.

В картинах будущего неизменно возникали болота, ибо все сестры в равной мере были очарованы описанием пейзажей в таинственном мареве, неотъемлемой детали почти всех английских романов, столь ими любимых.

Эмелин восторженно ахнула и повалилась навзничь. Материнство было ее заветной мечтой, к нему она готовилась всю свою жизнь. С детства Эмелин держала в сумке сухарики и пластырь, чтобы обиходить проголодавшихся или поранившихся сестер. Соседские малыши, согретые ее заботой, ковыляли за ней, точно утята за мамой-уткой. В итальянском квартале она была самой востребованной нянькой и потому имела впечатляющую скатку банкнот, хранимую под матрасом.

– Три мальчика и три девочки, – упредила ее вопрос Джулия, и Эмелин, довольная, кивнула.

– Моя очередь! – сказала Цецилия.

– Ты поступишь в школу искусств и станешь знаменитой художницей. Вы с Эмелин не можете долго быть в разлуке…

– А то помрем, – вставила Эмелин.

– Поэтому одно жилье у тебя будет в Париже, а другое в Шотландии рядом с сестриной фермой, что и понятно, поскольку ты любишь дождь.

– Верно, – согласилась Цецилия, – он для меня то же, что и ночное звездное небо для Ван Гога.

– Твои картины я развешу по всему дому, – пообещала Эмелин.

Сильвия едва не подавилась тортом, вдруг ставшим горчить, и чуть было не сказала что-нибудь колкое, типа «Ничего этого не будет». Однако сдержалась. Забава эта уже не доставляла ей удовольствия, и она видела, что Джулия тоже переигрывает с увлеченностью. Сильвия даже себе не признавалась, что мечтает написать роман. Но сестры выудили у нее этот секрет, и теперь, когда Джулия без всякого злого умысла предала его огласке, возникло неприятное ощущение утраты. Облеченная в слова мечта уподобилась своенравной стихии, отвергающей власть над собой.

В день свадьбы Роза растолкала дочерей еще затемно.

– Что случилось? – спросила Эмелин, глядя на заполошное лицо матери.

Заспанные девочки протирали глаза, боясь услышать что-нибудь ужасное: Уильям умер или сбежал, церковь сгорела дотла, Чарли в стельку пьян и не сможет отвести дочь к алтарю. Либо катастрофа с огородом: нежданный потоп или нашествие полчищ прожорливых муравьев.

– Дел не-впро-во-рот! – по слогам выговорила Роза, захлебнувшись возмущением, что приходится это объяснять. – Подъем!

Джулия уже встала и расчесывала волосы. Следом за матерью она прошла в кухню, вслух перечисляя, что необходимо сделать:

– Не забыть стул для Уильяма, отдельно от мест для стариков. Из-за больного колена ему долго не выстоять. Сильвия заберет цветы у мистера Луиса. Что с печеньем?

– Готово, ждет отправки в духовку.

Четверо соседей справа и слева предложили свои услуги, изъявив готовность испечь совместно пять сотен печений, требуемых для торжества. В десять часов Эмелин пробежит от дома к дому и крикнет: «Начали!» И ждущие своего часа противни с печеньем отправятся в духовки одновременно.

В полдень пройдет венчание в храме Святого Прокопия, затем в церковном дворе фуршет с вином и печеньем. Свадебное платье Джулии сшила итальянская портниха, жившая через две улицы. Три месяца Роза бесплатно ее обстирывала в обмен на пошив платья. В сделках баш на баш Розе не было равных. Левый угол ее огорода был отведен под особый сорт кабачков, по которому сильно тосковал местный мясник, родом из Греции. Ежегодно Роза отдавала ему весь урожай в обмен на куриные крылышки и мясную вырезку. Она обеспечила свадьбу всем необходимым, кроме вина. Чарли был закадычным другом четырех владельцев близлежащих винных магазинов, и Роза настояла, чтобы они даровали на свадьбу его старшей дочери по ящику вина как минимум, учитывая, какой доход ее муж принес этим заведениям.

– Сильвия, ты не выскочишь замуж, не бросишь меня, правда? – В гостиной Чарли, облаченный в старую белую майку, сгорбился в кресле. Кружку с кофе он держал обеими руками.

– Ни за что на свете я не покину тебя, папочка. – Сильвия поцеловала его в макушку.

– Эмми, Цеце, а вы?

– Ну хватит, папа! – донеслось из спальни. – Разумеется, мы выйдем замуж. Когда-нибудь.

Чарли откинулся в кресле. Выглядел он сегодня сильно постаревшим. Глянув в окно, за которым брезжил рассвет, Чарли покачал головой:

– Все вы упорхнете, оставив нас с матерью в одиночестве. История стара как мир.

После завтрака Сильвия наведалась в цветочную лавку, что была от них в шести кварталах. Стоявший за прилавком мистер Луис, низенький эквадорец, фыркнул, обиженный проверкой, и сказал, что букеты будут доставлены в церковь вовремя.

– В такой-то день лучше займитесь собой – причешитесь, подкрасьте губы. Уж как-нибудь придайте себе особенный вид, дитя мое.

Сильвия нахмурилась. Она что, плохо выглядит? Во время венчания ей, подружке невесты, надо стоять перед алтарем рядом с сестрой. Ради Джулии хотелось быть красивой, но для этого требовался волшебный день, когда волосы послушны. Уговорить их на приличный вид никак не удавалось. С утра Сильвия еще не смотрелась в зеркало, но, судя по замечанию мистера Луиса, день неудачный. Сильвия поблагодарила цветочника и вышла из лавки. Она считала, через сколько шагов ее уже не догонит запах роз. Получилось – через тринадцать.

Минуя библиотеку, Сильвия помахала девушкам в окне, готовым приступить к работе. Ужасно захотелось очутиться среди них и провести весь день в прохладе читального зала. Венчание, солнцепек, дежурные улыбки – все это жутко утомительно. Вопреки своим мечтам о большой любви, Сильвия не одобряла свадьбы, где все напоказ и чересчур публично. Подлинное чувство не требует слов, оно принадлежит двоим, ей и ему, и когда их, обряженных, выставляют перед толпой, это противоречит самой природе любви. Сильвия свято верила, что любовь нельзя увидеть, ибо она – состояние души. И потому глазеть на соединение двух любящих сердец сродни кощунству.

Сильвия была искренне рада за сестру и Уильяма, но ей претило изображать девчачье умиленье, как полагается на свадьбах. Все соседские старухи полезут с поцелуями и будут талдычить «ты следующая», из-за чего настроение вконец испортится, ибо ее истинная любовь все еще не появилась. И каковы шансы, что суженый придет в библиотеку, где она проводит почти все свое время? Что, если он вообще не объявится?

Сильвия чуть не споткнулась о Цецилию, сидевшую на бордюре.

– Ты чего тут? – удивилась она. Неужто в графике дел, составленном матерью, имелось время для того, чтобы сидеть на тротуаре и пялиться в пространство?

– Я жду Эмелин, она пошла в аптеку.

Сильвия села рядом с сестрой. Раз уж графиком предусмотрены посиделки, она воспользуется минутой покоя, прежде чем вновь окунуться в предсвадебную кутерьму.

– Нынче я – Бет, – сказала Цецилия.

Сильвия понимающе кивнула. Речь шла о долгоиграющей забаве сестер Падавано. Когда Джулия прочла роман «Маленькие женщины», она рассказала остальным о его главных персонажах, и меж ними возник спор, какую из четырех сестер Марч напоминает каждая из них. Джулия и Сильвия обоснованно видели себя в облике боевитой Джо и в конечном счете его поделили, ибо первую роднили с ней энергичность и пылкость, а вторую – независимость и тяга к литературе. Эмелин и Цецилия то и дело менялись образами Мег и Эми, но объявляли себя Бет, когда болели или хандрили. «Кто-то из нас умрет первой», – говорили они друг другу, и от этих слов ежилась вся их четверка.

– Что с тобой? Нездоровится?

– Есть один секрет. Только не говори Джулии. Я сама расскажу после ее медового месяца… может быть…

Сильвия молча ждала. Вокруг текла жизнь. Пихаясь, пробежала ватага горластых подростков; пережидая поток машин, мальчишка стучал мячом об асфальт; строй хасидов гуськом свернул за угол. Повсюду были люди, предки которых происходили из всех частей света. В это прекрасное июньское утро субботы каждый из них выглядел чуть счастливее и свободнее, чем обычно.

– Я беременна.

Сильвия поперхнулась. Мелькнула мысль: «А я вот еще ни с кем не переспала».

– Да нет… тебе всего семнадцать… ты ошиблась…

Цецилия пожала плечами. Они с Эмелин только что окончили школу, но выпуск Джулии из колледжа и ее свадьба затмили это событие. Сегодня утром Чарли выглядел стариком, а сейчас вот Цецилия казалась взрослой женщиной.

– Это мой одноклассник, который всегда мне нравился. Я напилась на вечеринке у Лори Дженовезе. Он не в курсе. Я еще не решила, как мне поступить.