Прыжок в неизвестность

Конечно, чертежную доску с рейсшиной каждый мог бы разместить у себя на койке, но, во-первых, она была одна на всех, а во-вторых, на столе действительно было лучше.

– Нос, – растерянно произнес Сеня, поднимаясь с кровати, – послезавтра у меня «Технология металлов», а я там ни в зуб ногой.

– В зуб, тем более ногой, я, конечно, тебе, Борода, не дам, – смеясь отвечал Ося, – но, честно говоря, эти аустениты, ферриты, цементиты и меня достали.

– А ты, Марк, что скажешь? – Сеня невольно искал себе какую-нибудь поддержку.

– Я, Борода, пойду вместе с Носом. Он своим нюхом всё учует, да и мне подсобит.

– Тебе-то хорошо, Нос рядом, да и твой нос не меньше его, так что вам, носам, легче – с грустью сказал Сеня, снова ложась на кровать, но на этот раз уже с конспектом.

Морозы стояли славные. Харч, хранившийся между рамами, полностью перемерз.

Похоже было, что деканат договорился с погодой. Вьюга, завывая, указывала студентам: «Нечего где попало болтаться, занимайтесь, иначе заморожу вас, дураков». Никто никуда и не ходил, разве что по три стремительных броска в день в столовую – до нее не более 250 метров, – да вынужденный выход на экзамен с умным видом морды лица.

Сеня, не изменяя веселой традиции3, завалил один из пяти экзаменов. Ося неожиданно для самого себя получил трояк по «Технологии металлов».

– Нос, мы опять без стипендии, – произнес Сеня, узнав об Осиной тройке.

– Борода, тоже мне опять, да ты ее в жизни не получал, – Марку стало обидно за Осю.

В это время дверь в их комнату кто-то приоткрыл и на ходу бросил.

– Марк, там внизу тебя к телефону зовут.

– Кто это может быть? – удивленно пробурчал Марк, но пошел.

Вернувшись минут через десять, Марк возбужденно провозгласил:

– У нас есть возможность подзаработать. Завтра на базу в Бежице прибывает вагон с углем. Разгрузим, получим по червонцу.

– Марк, так ведь холодно, – Сеня понимал, что не отвертеться, но попытку все-таки сделал.

– Борода, ты там так накувыркаешься, что голым захочешь носиться от вагона до склада, – эти слова Оси погасили дискуссию, не дав ей начаться.

На следующий день к семи утра троица была на базе. Крытый вагон-пульман емкостью 60 тонн стоял напротив склада с раскрытыми дверьми. Марк, как человек более опытный, безоговорочно ставший бригадиром, пошел за инструментом.

– А ломы нам зачем? – тихо спросил его Сеня, увидев их среди тачек и лопат.

– Там, говорят, уголь немного примерз, без них не обойтись, – какая-то неуверенность была в голосе Марка.

Когда друзья, взяв с собой ломы, взобрались в вагон, им стало худо. Будучи ранее влажным и сыпучим, уголь замерз, превратившись в монолит, который не ломами, а отбойными молотками разбивать надо было бы. Но, как говорится, за неимением гербовой пишем на простой4.

Всем стало не очень комфортно, но и отказываться никто не хотел. «Против лома нет приема», – весело настроил всех на работу Марк. Лом, лопаты, тачки – всё было в деле. Нагрузка на каждого была такова, что времени никто не замечал. Контроль велся за постепенно убывающей кучей угля в вагоне. Кладовщицы, видя такую добросовестность, периодически готовили ребятам горячий чай и даже разок пригласили их перекусить вместе с собой.

Когда за двадцать минут до полуночи Марк нагрузил Осе последнюю тачку, у ребят еле хватало сил поднять кружку с чаем, которую напоследок дали им кладовщицы. Только здесь, у них в каптерке, к ребятам, счастливым, что выстояли, вернулся юмор.

У каждого вместо лица видны были только сверкающие зубы да смеющиеся глаза. Все остальное было чернее голенища сапога – угольная пыль сделала свое грязное дело.

– Ну и рожа у тебя, Борода, – первым рассмеялся Марк.

– А что с твоими усами, Марк, они же у тебя в полморды, – Сеня был горд, что не подвел друзей.

– Теперь, как войдем в общагу, нас за чертей примут, – поддержал общий веселый тонус Ося.

На следующий день Ося и Марк уехали домой, а Сеня остался пересдавать заваленный экзамен.

Весна 1965

В результате многократных поездок по маршруту Киев – Брянск и обратно Осе примелькались города и сёла на этом пути. На этот раз, возвращаясь в Брянск, он заметил то, на что ранее не обращал внимания. Деревенские избы вблизи границы Украины и России были совершенно разными. Украинские хаты какие-то аккуратненькие. Они были либо побелены, либо ярко разукрашены. Крыши у них толстые, видно, хорошо утепленные. Ровный и красивый заборчик окружал каждый участок.

Российские избы были лишены аккуратности. Среди них было немало покосившихся и почерневших. Ося не видел ни одной окрашенной. Что русские избы, что украинские хаты – все они были построены давно или даже очень давно. Окраска хаток их обновляла, а отсутствие этакого у изб еще больше их старило.

«Странно, – подумал Ося, – расстояния-то между ними совсем ничего, так в чем же причина такого различия?»

Когда поезд прибыл на вокзал в Брянск, Ося не спеша направился к автобусной остановке. Там он неожиданно увидел Марка. Его поезд из Смоленска пришел чуть раньше. Обрадовались – вместе веселее ехать до Бежицы.

– Ребята, вы жрачку привезли? – тихий, тоскливый голос Сени услышали Ося и Марк, открыв дверь в свою комнату.

– Ну, Борода, ты вообще оборзел, – не выдержал Марк. – Загляни между рамами.

– Марк, ну что ты от него хочешь? – Ося решил отреагировать тоньше. – Видишь, человеку плохо, не иначе он мозгой тронулся от переусердствования с науками. Нам, Марк, пожалеть его надо, а не прессовать, – продолжал иронизировать Ося. – Жрачка тихо лежит за окном, а он так «намучился», лежа на койке, что не мог даже до нее дотянуться.

– Не, Нос, – перенял Марк иронию Оси, – он понимал, что одному, без друзей, жрать оконные запасы нельзя.

– Ладно вам, – уже более твердым голосом сказал Сеня, понимая глупость своего вопроса, – тоскливо здесь было без вас.

– Вот это правильно, Борода, – отреагировал Марк, ставя бутылку «Перцовки» на стол. – Вставай, теперь тоску изгонять вместе будем.

Домашние припасы, привезенные Осей и Марком, полностью переменили настроение Сени. Он схватил картошку, сковородку, остатки подсолнечного масла и радостно крича: «Сейчас я мигом», помчался на кухню ее жарить.

– Смотри, Оська, чего-чего, а глядишь, не иначе, как наш Борода еще и человеком станет, – смеясь, отреагировал Марк на внезапный прилив энергии у Сени.

В их комнате была одна ценность – магнитофон GINTARAS, владельцем которого был Марк. Он, в отличие от Оси и Сени, любил классическую музыку и, желая обуздать их дикость, часто включал его. «Если вы, – говорил он, – ничего в классике не понимаете, то хоть слушайте почаще. Может и до вас, дураков, что-то дойдет».

Вообще-то жизнь в общаге приучила каждого отключаться от любых внешних раздражителей. Если один хотел спать, другому нужен был яркий свет, чтобы чертить, а третьему хотелось слушать радио или просто трепаться – ничего страшного. Всех все устраивало, никто никому не мешал, каждый делал, что хотел, и это считалось нормальным.

Ося спокойно отключался от классической музыки, эдакого своего «раздражителя», совершенно ее не замечая, пока пару лет назад не произошло нечто. Видимо, скрытые возможности организма позволяли ему то отключаться, то, наоборот, включаться, если вокруг что-то меняется. Как классика кончилась, он не заметил, но неожиданно услышал песню, которая его поразила. Она была совершенно не похожа ни на одну из известных ему ранее. В песне было что-то особенное. Ее слова были обнаженными чувствами человека, находящегося в невероятно сложных условиях и чего-то добивающегося. Названия у песни не было, но, слова «всё перекаты да перекаты», он надолго запомнил. Если классика Осю не интересовала, то эту песню он с тех пор всегда ждал.

Еще одна ценность была в их комнате – это Аня. Нет, конечно, она здесь не жила, но очень часто к ним приходила. Аня была девушкой Марка. Когда-то Марк дал ей имя Святая. Теперь все так и звали ее, и Ося не был уверен, что каждый знает ее настоящее имя. Симпатичная, стройная, деликатная, доброжелательная Святая стала у них «своим парнем». Если между друзьями возникали какие-то споры, то Святая их так аккуратно погашала, что спорщики даже удивлялись, было ли о чем спорить.

Весеннее тепло так и манило на природу. Однажды, когда Аня была у них в комнате, она сказала как бы мимоходом.

– Чего вы никогда не ходите в походы?

– Какие походы? – встрепенулся Ося.

– Ты что, не слышал о них? – удивилась Аня.

– Нет, расскажи, – Ося был весь внимание.

– Желающие собираются в группу, берут с собой все необходимое и едут в верховья Десны.

– Куда, как? – не унимался Ося.

– Едут на пригородном поезде в направлении Жуковки, но не доезжают до нее. Выбирают то одну станцию, то другую, каждый раз их меняя, и идут по лесу до реки. Там недалеко, до Десны километра три-четыре, не больше.

Ося был поражен, как получилось, что такое интересное событие прошло мимо него. Узнав, что инициатором походов был турбинист Сашка Лоскутов, Ося тут же пошел в его комнату. Минут через тридцать вернулся, радостно улыбаясь.

– Договорился, собрал группу, выходим в субботу сразу же после занятий, возвращаемся в воскресенье вечером. Вот расписание пригородных поездов туда и обратно, – с ходу выпалил Ося своим удивленным друзьям.

– Нос, куда ты гонишь, разве у нас других дел нет на этот выходной? – Сеня пытался выиграть себе время для раздумья.

– Какие дела, Борода, койку давить целый день будешь? – Ося, зная Сенину нерешительность, налетел на него.

– Борода, а Нос прав, – подключился Марк, – едем, да, Святая?

– Ребята, я с вами, – улыбаясь, ответила Аня.

Подготовка к походу началась на следующий день. Общественное имущество – палатки, ведра, пара топоров, лопатки, выпивку и еду на сутки – Сашка Лоскутов распределил равномерно между членами группы. Друзьям досталась одна палатка, ведро, пакеты с кашами, хлеб и пара бутылок. Когда добавилось все остальное, необходимое каждому, то количество получилось внушительное. Среди личного были кружки, миски, ложки и одеяла, которые ребята сняли с кроватей.

Вечером в пятницу все это имущество было распределено по рюкзакам каждого. Сеня, подняв свой, опять заныл: «Ну и до хрена же мы набрали. Можно было бы поменьше». Ося с Марком переглянулись, поняв друг друга без слов.

– Надо Бороду проучить. Ничего решить не может, то едем, то не едем, то надо, то не надо, – сказал Марк, дождавшись, когда Сеня вышел.

– Верно, Марк, чтобы Бороде служба медом не казалась, будет в самый раз, если у него в рюкзаке появится еще пара кирпичей, – смеясь, сказал Ося.

– Отлично придумано. Ты его уведи куда-нибудь, а я сбегаю на стройку, что напротив, прихвачу кирпичиков, да и добавлю.

– Нет, так нельзя. Ведь он сдуру может еще раз перекладывать свой рюкзак сегодня вечером или завтра утром, – Ося исключал возможные риски.

– Разумно. Завтра, как только занятия закончатся и вы пойдете в столовку, я сбегаю в общагу и все сделаю, – согласился Марк.

В субботу солнце не подвело. Ясное небо, ни ветерка – прелесть, а не погода. Когда ожидаешь начала чего-то интересного, время тянется нудно. Субботние занятия друзья слушали вполуха. Дальше все пошло по плану. Столовая, кирпичи, сбор группы из одиннадцати человек у входа в общагу.

Вокзал недалеко, но минут двадцать-тридцать идти надо.

– Что-то рюкзак тяжелый, – несмело сказал Сеня, предвидя реакцию друзей на его жалобы.

– Борода, ну ты даешь, – Марк тут же его оборвал, – несешь пару ложек – и тебе тяжело? Видишь, Нос полное ведро несет и молчит.

На станции Жирятино вся группа вышла. История этого села началась несколько веков назад. В нем еще с давних времен гнали спирт. Гонят и сейчас; водка, без которой невозможна жизнь в общаге, идет оттуда. Чтобы придать солидный статус этому скромненькому селу, студенты прозвали его Рио-де-Жирятино. Получается, что у них рядом не какая-то глушь, затерянная в брянских лесах, а Рио-де. Как говорится, дешево и сердито.

Дорога до Десны шла по лесным тропкам. Сашка Лоскутов уверенно вел группу к цели. «Наверное, в таких лесах прятались брянские партизаны», – сказал Ян, стараясь не отстать от Сашки. За разговорами не заметили, как пришли. Место было отличное. Могучие сосны, крутой берег реки, солнечная полянка.

Все начали разгружаться, а Ося и Марк, отведя Аню в сторону, наблюдали за Сеней. Через пару минут раздался удивленно-обиженный крик Сени: «Гады, я чувствовал что-то не то». Все остановились, бросив дела, но, увидев, как Сеня вытаскивает кирпичи из своего рюкзака, покатывались от смеха.

Сначала установили палатки. Одну для парней, другую для девчат. Ося был восхищен ловкостью Сашки, особенно когда тот соорудил небольшой бруствер вокруг каждой из палаток. Теперь, если ночью будет дождь, вода не попадет внутрь.

Валежника кругом было полно, так что рубить почти ничего не понадобилось. Он был уже сухим, и костер под умелыми руками Сашки быстро разгорелся. На одно из одеял, любовно прозванное скатерть-самобранка, выложили все, предназначенное для ужина. Соленые огурцы, где-то кем-то добытые, зеленый лук, килька да добрые краюхи нарезанного хлеба. Ко всему этому богатству прибавилось еще полведра каши, приправленной тушенкой, – разве можно было студентам придумать лучшую закуску к водке!

Ночной костер – это что-то. Он какими-то невидимыми нитями притягивает к себе, одновременно успокаивая и возбуждая. Понемногу костерное братство начало сокращаться. То одна парочка уединилась где-то в темноте, то другая.

Среди песен, звучавших в ту ночь, была одна, несколько слов которой Ося запомнил надолго.

Они горькую пьют,

На декана плюют

И еще кое-чем занимаются.

Ося тоже хотел кое-чем заниматься, но все как-то не получалось.

Днем следующего дня собрались уходить. Вымыли посуду, собрали пустые бутылки, чтобы завтра их сдать. Потери в 12 копеек за каждую они не могли себе позволить. Разобрали палатки. Ося еще раз с уважением смотрел на работу Сашки. Тот выкопал небольшую ямку, уложил туда весь мусор и закопал. «Надо, – сказал он, – уходя, оставить полянку так, чтобы кто-то другой, придя сюда, радовался ей так же, как мы вчера днем».

В военном лагере

В этом году Ося должен был получить звание офицера, но для этого еще предстояло потрудиться. Сначала нужно было завершить летнюю сессию. Отличие ее от всех предыдущих состояло в том, что прибавились экзамены по военным специальностям. Ну это ладно, Осе не привыкать, одним экзаменом больше, одним меньше. Настораживало другое – неизвестность, с которой он мог столкнуться летом во время прохождения военной службы. Воинские части, их структура, внутренний порядок с детства не были для него тайной, если не считать одно «небольшое» отличие. Раньше он все это воспринимал снаружи, не будучи связанным никакими обязательствами. Теперь ему предстояло прожить там внутри, подчиняясь армейским порядкам, экзамены на знание которых были у него еще впереди.

Летние воинские лагеря, где должны были проходить службу студенты, находились в Курской области. 29 июня к шести утра к БИТМ были поданы три автобуса ЛАЗ. Военная кафедра в полном составе во главе с полковником Лавровым уже находилась там. Все они были в полевой форме одежды. Это сразу бросилось Осе в глаза, как только он с друзьями подошел к институту. «Начинаем службу». – подумал он про себя.

На железнодорожных путях вокзала Брянска, куда их доставили эти автобусы, отдельно стояли два плацкартных вагона. Разделив всех студентов на две «роты», майор Сафронов и майор Пташкин повели каждую к этим вагонам.

Антон, которого в группе Оси все считали наиболее интеллигентным, войдя в вагон, тут же произнес:

– Что за шутки, еду я вторые сутки, а приехал я назад…5

– Все нормально, – прервал его Сергей, – никуда не едем, окопаемся и будем оборону держать.

– А может, сначала соснем? – Сеня был в своем стиле.

– Сэм, тебе бы только дрыхнуть, – сказал Сашка Лоскутов под общий хохот.

– Чего смеетесь, дураки, – Петька Мокин медленно вытаскивал бутылку самогона из рюкзака, – я не против соснуть, но сначала прибытие обмыть надо.

– Петька, правильно говоришь! – воскликнул Саня Федотов по кличке Фуц, тут же протягивая ему свою кружку.

– Стойте, ребята, – Ося остановил жаждущий народ, – все верно, но пока еще не время. Немного подождать надо. Если сейчас начнем, то подгонят третий вагон, сделают из него губу и нас всех на отсидку отправят туда.

– Ося дело говорит, – подключился Белый, – после отсидки не видать нам офицерских звездочек, отправят как рядовых необученных на «восточный фронт»6.

– Хорошо, подождать так подождать, – Петька спрятал самогон в рюкзак.

В это время из соседнего вагона вышел майор Пташкин.

– Товарищи студенты, через полчаса подойдет наш поезд, эти два вагона подцепят к нему, и мы поедем. Пока можно расслабиться и перекусить, у кого что есть.

Сказав это, он опять ушел во второй вагон.

– Петька, разливай, – первым не выдержал Фуц. Его глаза лихорадочно блестели. – Ты слышал «приказ» майора.

– Фуц, тебе бы скорее стакан залудить, – опять вмешался Ося, – ну нельзя же с кривой мордой в строй становиться. Петька, дурак, не по делу этот керосин7 взял.

– Ладно тебе, Нос, разольем на всех, каждому по граммульке достанется, – нашел Петька выход из положения.

Хотя расстояние от Брянска до станции назначения относительно небольшое, но из-за двукратного подсоединения их вагонов то к одному поезду, то к другому поездка затянулась. На станции их ждали четыре крытых ЗИЛ-157, которые доставили их до воинской части к двум часам дня.

Студенты перешли под начало старшины Наливайко. Быстро сопроводив их на обед и организовав переобмундирование, старшина превратил разношерстную гражданскую толпу в рядовых танкового полка. Под его командой были получены палатки и соответствующий инвентарь для обустройства территории их проживания. Это была зона с выделенными местами для размещения палаток летнего лагеря. Их установкой и оборудованием зон быта был завершен этот день.

Фамилия старшины ребят забавляла.

– Что если подойти к старшине и сказать: «Наливайко, наливай-ка», – хитрое выражение лица Фуца рассмешило ребят.

– Ага, нальет! У тебя, Фуц, одно на уме, – со смехом ответил ему Белый. – Скажет: «Рядовой Фуц, сдать ремень и шагом марш на губу».

– На губу не хочу, а если с ним по-хорошему договориться? – Фуц не уходил от интересующей его темы.

– Да успокойся ты, вернемся в институт, утром придешь и скажешь неоднократно нами слышанное: «Матка сегодня мне рупь дала», купишь «малыша»8 и опохмелишься, – сказал Антон под всеобщий смех.

– Кончай треп, Наливайко идет, – Ося издалека увидел старшину.

За этот месяц Ося многому научился. Если в институте ему претили строевая и тактические занятия, то здесь он отнесся к ним более серьезно. Мало ли что может быть в жизни, думал он. Ведь если он попадет в армию, стыдно будет ему, офицеру, не уметь то, чему должен будет сам обучать солдат. Несмотря на это, Осю больше интересовали работа с техникой и вождение танка, но этого, как назло, было очень мало.

Один случай поднял его уровень самоуважения. В тот день ему пришлось проводить техническое обслуживание танка совместно с его механиком-водителем. У танка была проблема, с которой тот никак не мог разобраться. Переключение передач происходило с трудом и с задержкой по времени. Механик-водитель все силы прикладывал к кулисе. Раздавался сильный скрежет, движение танка замедлялось, и только потом передача переключалась.

«Главный фрикцион не разъединяет гитару от коробки, – пронеслось в мозгу Оси. – Надо проверить величину свободного хода его продольной тяги».

– Коля, – спросил Ося механика-водителя, – ты проверял свободный ход тяги?

– Нет, я, честно говоря, только краем уха слышал об этом. Ты думаешь, в нем проблема? – с надеждой спросил тот.

– Давай проверим.

Им пришлось повозиться, но это того стоило. Зазор был 14 миллиметров при норме 7—9 миллиметров. Ося решил установить среднюю величину из двух крайних. Теперь, когда он стал 8 миллиметров, надо было проверить, каков будет результат. Николай завел танк и сделал небольшой круг. Когда Ося увидел его лицо с улыбкой до ушей, выступающее из люка подъезжающего к нему танка, он добрым словом помянул подполковника Рубина, который прессовал его на своих занятиях.

Лагерные сборы подошли к концу, и студенты стали готовиться к обратной дороге. На этот раз все было по-другому. Если сюда ехали в неизвестность, не понимая, что и как там будет, то сейчас все было ясно. Поговорка сделай дело, гуляй смело была как будто специально для них придумана. Предела их смелости просто не существовало. Выделенные два плацкартных вагона пассажирского поезда превратились в «вагоны-рестораны». Сухой паек, полученный в части, где было неимоверное количество сливочного масла и хлеба, а также спиртное, купленное ими на полученные за этот месяц деньги, имели мощный взрывной потенциал. Эта потенциальная энергия уверенно с шумом и грохотом переходила в кинетическую в течение всего пути. В вагонах творилось полное безумие, остановить которое майору Пташкину было просто не под силу. Его жалобные восклицания: «Это распи…дяйство, товарищи студенты», – только повышали его градус.

Никто не знал, что делать с таким количеством масла. Ося, который, так же как и все, себя уже слабо контролировал, сдуру предложил на спор съесть полкило масла без хлеба. На что поспорили? Да ни на что, просто на интерес. Желающих посмотреть собралось много. Поедание началось. Сначала все шло быстро, но с постепенным замедлением, а последние граммы ушли под возбужденные крики болельщиков. Как дальше переварилась эта адская смесь водки и масла, осталось тайной.

Пашка

Паша был сыном подруги Осиной мамы. Он родился в Киеве и все время там жил. Паша был младше Оси на три года. Лет пять-шесть тому назад эта разница в возрасте имела существенное значение. Тогда у Оси с ним было мало общего. Чем старше они становились, тем меньше чувствовалась эта разница.

Паша, следуя примеру Оси и Жени, поступил в БИТМ и в конце августа приехал в Брянск вместе с Осей. Ося, будучи уже на пятом курсе, знал всё и вся что в институте, что в общаге. Поэтому он взял Пашу «на поруки», как он потом говорил шутя ему и его маме. Согласовав с Марком и Сеней, Ося устроил Пашу в своей комнате на ранее пустующее место, якобы принадлежащее Володе. Здесь же Паша получил кличку Зипер, которая «родилась» от его фамилии. Так в их комнате стали жить три пятикурсника и один «букварь».

Если Ося четырнадцать лет жил в диких лесах Дальнего Востока, где не было никаких спортивных секций, то киевлянин Пашка занимался спортом уже несколько лет.

Поскольку в институте спортивных секций было много, он не спешил с их выбором. Однажды Ося привел Пашку полюбоваться игрой Антона в настольный теннис. Это было что-то потрясающее. Находясь далеко от стола, Антон посылал такие лихие крученые мячи, что мало кто мог ему противостоять. Проучившись уже несколько лет с ним в одной группе, Ося только недавно узнал, что у Антона был первый спортивный разряд по настольному теннису. Антон был скромным парнем, редко кому показывал свои возможности. Может, это и было причиной того, что Ося раньше об этом не знал. Антон, будучи левшой, все эти виртуозные подачи проделывал левой рукой.

Этим однажды воспользовался Ося, подзадоривая Генку Анисимова, живущего в его же общаге, но этажом выше. Генка постоянно играл в настольный теннис и почти у всех выигрывал.

– Генка, мне говорят, что ты любишь играть на спор, а вот у нас есть парень, который тебя обставит, играя одной левой.

– Да ладно, левой. Фора мне не нужна, приводи – сыграем. Ставлю ноль пять9, что выиграю. Идет?

– Лады, ты выиграешь – твои ноль пять, проиграешь – мне ничего не надо, но если он будет играть левой, то залезешь под стол и три раза прокричишь петухом кукареку.

– Не проблема, зови, – Генка уже заранее радовался в предвкушении выигрыша.

Ося нашел Антона, рассказал ему все. Тот рассмеялся и согласился. Смотреть эту игру пришла половина группы Оси и друзья Генки. Поскольку Антон жил в Бежице, а не в общаге, то друзья Генки и он сам его не знали. Увидев парня худощавого, среднего роста, Генка заговорщицки подмигнул своим, мол, любуйтесь.

Все действительно любовались, но, естественно, не Генкой. Антон спокойно работал, стоя далеко от стола, и подавал так, что Генка метался от одного угла до другого, пытаясь поймать то, что поймать было невозможно.

Троекратное кукареку, громко прозвучавшее в спортзале, надолго отучило Гену хвастаться.

Видя интерес Пашки к спорту, Марк взял его в свою секцию. Так Пашка стал учиться боксировать.