Полин, или В городе Лжи

– Шашлыка с шампанским не будет, но чай и печеная картошка обязательно. Обещай мне, Полин, что больше не пойдешь одна к незнакомым людям пить шампанское. Во всяком случае, до моего возвращения. Надеюсь, что я вернусь раньше, чем тебе исполнится восемнадцать. Это очень опрометчиво было с твоей стороны. Впрочем, винить я должен себя в первую очередь. Но под моим присмотром можно. Со мной рядом с тобой ничего не случится плохого.

Мы смотрели на звезды в трубу и бинокль, сидя на ковре, ели картошку с углей, запивая ее чаем и это было ничуть не хуже, чем шашлык с шампанским. Негромко звучала музыка из портативного магнитофона, что делало эту ночь еще волшебней.

Я решилась нарушить это молчание под звездами:

– Ты мне недавно приснился. Такой странный сон: будто к нам на участок забрела рыжая лисица, я ее ловлю, а она убегает от меня. Наконец, я схватила ее за хвост, смотрю, а это твоя шапка!

Северин неожиданно помрачнел и отвел глаза:

– Полин, я завтра уеду надолго в другую страну. Не надо так серьезно думать обо мне, после моей неудачной шутки. Ты еще маленькая девочка, хоть и признаюсь, смотришься гораздо взрослее своих лет.

– А, с этой девушкой, Никой у тебя серьезно?

– Понимаешь, мы уже взрослые люди, давно знаем друг друга. Иногда ссоримся, миримся…

– Стоило ей появиться на пороге, как злой Волшебнице на балу, и ты сразу забыл обо мне. Я видела, как вы целовались.

– Подглядывать очень плохо, Полин. Ты рассуждаешь, как ребенок.

– Ты обещал мне! – внутри меня и правда проснулся ребенок. Я вспомнила, как мама, смеясь, рассказывала, что в детстве, когда я капризничала, то, не находя слов, топала ногой, чтобы выразить свой гнев. Мне сейчас почему-то захотелось затопать ногами в ответ Северину.

Его глаза перестали смеяться и стали серьезными. Он спросил:

– Что я обещал тебе, Полин?!

В моей душе закипело, хотелось все излить, высказать, но я смогла сказать только одно:

– Танец. Ты должен мне танец. Сам говорил.

– Да, говорил. Я отлично помню. Когда вернусь…

Я опустила голову. Мне захотелось убежать и оставить его одного, но Северин неожиданно сказал:

– Ладно, будь, по-твоему. Не станем дожидаться моего возвращения, раз обещал. Мы потанцуем немного и ты вернешься к себе. Хорошо?!

Я кивнула в ответ.

Мы танцевали песню за песней, мелодию за мелодией… Ярко светила Луна. Это было какое-то волшебство, какая-то полуявь, словно во сне…

Наконец, музыка закончилась. Северин подхватил меня на руки и понес к выходу с участка. Он распахнул входную дверь ограды, поставил меня на ноги:

– Расти, хорошо учись и помни, о чем я тебе говорил!

Я набралась смелости и встав на цыпочки, поцеловала его в щеку, а он снял с головы шапку и протянул ее мне со словами:

– Держи, это тебе. На память. Сон оказался в руку. А сейчас иди! – и он слегка подтолкнул меня от себя вперед.

– Я буду расти и дожидаться тебя! – вырвалось у меня. После этих слов я побежала, будто и впрямь за мной гналась погоня. А Северин стоял и смотрел мне в след.

Путь назад был гораздо легче и быстрее, а пожарная лестница уже не внушала мне прежнего страха. Подниматься наверх, когда над головой только звездное небо, гораздо проще, чем спускаться вниз, глядя с высоты. Я проворно взобралась на второй этаж и через окно оказалась в доме. Дубленку повесила на крючок вешалки в темном коридорчике, спрятав в нее шапку Северина. Затем, крадучись на цыпочках, открыла дверь и проскользнула в комнату, где в сумраке лунного света увидела Гриппу. Она сидела на кровати рядом со спящей Линкой и смотрела на меня. Мои ноги приросли к полу, а язык онемел. Случилось самое худшее, чего я больше всего боялась.

– Завтра поговорим, а сейчас ложись в кровать. Если Лина начнет тебя расспрашивать, где ты была ночью, скажи, что никуда не уходила, а ей все приснилось. – после этих слов тетка поднялась и вышла из нашей комнаты.

Я разделась и легла. Ту ночь провела без сна, чувствуя себя пойманной в капкан и обреченно ждущей неминуемого наказания. Я не знала, что завтра скажет Гриппа, возможно, она опять начнет запугивать отправкой в интернат, сняв ответственность за меня перед мамой. Но даже если этого не произойдет, я сама туда попрошусь. Теперь, после отъезда Северина, мне здесь делать нечего. В этом я была уверена. И, только после принятия такого неожиданного решения, я успокоилась и под утро заснула.

За завтраком Гриппа вела себя как обычно, ничем не выдавая свое отношение к моему проступку. Впрочем, ночной побег тринадцатилетней девочки из дома, это больше, чем проступок. Это уже что-то сверх того и почти запредельное происшествие. В старину за нечто подобное девушку отправляли в монастырь, грехи отмаливать.

Я уныло ковыряла ложкой в тарелке с кашей, аппетита не было совсем. Когда закончили пить чай и Линка была отпущена к себе играть в куклы, Гриппа сделала знак, чтобы я последовала за ней.

В комнате тетки я была от силы пару раз. В свой мир она неохотно пускала. Вообще, Гриппа была не из разговорчивых, ее интересы сводились к чтению книг и прослушиванию старых пластинок на радиоле, ровеснице моей матери.

Тетка устроилась в кресле, не предложив мне сесть. Она сидела, внимательно вглядываясь в меня, а я стояла перед ней, как проштрафившаяся ученица перед строгим учителем.

Наконец, она сказала:

– Рассказывай, что произошло.

– Ничего особенного не произо…

Тетка не дала мне договорить, оборвав на полуслове. В ее глазах пылал гнев.

– То есть, как ничего особенного! Ты без спросу ушла из дома, да еще ночью! Лина проснулась и испугалась, что тебя нет рядом. Хорошо, что мне удалось успокоить ее и внушить, что она спит и это сон! Ты обманула меня, а какой пример для сестры! Что я скажу твоей матери?!

– Я просто пошла погулять, посмотреть на звезды…

– А это откуда? – Гриппа достала из ящика шкафа шапку Северина и протянула ее мне. – На дороге нашла?

Я опустила голову, отпираться не имело смысла, тетка прекрасно знала кому принадлежит эта шапка. Такая, с лисьим хвостом, в нашем поселке была только у Северина.

– Я все сама решила. Он мне запретил приходить к нему. Но звезды видны только ночью, а мне захотелось посмотреть на них через дедушкину подзорную трубу. Ты бы все равно не отпустила, а сегодня утром он уехал надолго, может, навсегда. Вот, поэтому и не сказала тебе. А шапка – это подарок на память.

– Я не скажу об этом твоей матери. Не хочу ее расстраивать и тревожить, но, чтобы подобного больше никогда не произошло.

– Я решила уйти в интернат.

Это было сказано мною с самым серьезным видом, но судя по выражению лица Гриппы, она не была готова услышать от меня такие слова.

– Я все обдумала и решила. Интернат при МИДе для детей ответственных работников. Хорошие учителя, много кружков по интересам. Мама возила меня туда, показывала. Мне не нравится школа в Кирсановке, мне в ней скучно. Я сама решила в интернате учиться, да и тебе будет спокойнее с одной Линкой. Ее туда не возьмут по возрасту. Я могу идти?

На этом разговор был закончен и Гриппа молча указала мне на дверь».

Глава 9 Не зависеть от взрослых

В тот же день я сама позвонила в интернат и связалась с его директором, Сазоновой Лидией Павловной. Я старалась говорить, как можно серьезнее, но юный, неокрепший голос выдавал во мне подростка. Взрослая женщина никак не могла взять в толк с кем она разговаривает и со словами: «пусть позвонит кто-то из родителей или родственников», хотела уже положить трубку. Мне пришлось напомнить директрисе, что я с мамой приезжала к ним в прошлом августе и она у секретаря оставила подписанное заявление о зачислении меня, Рощину Полину в 7 класс, вверенного ей учебного заведения:

– Мама приехать сама не может, так как сейчас находится в Индии, а тетя живет в Подмосковье с моей младшей сестрой и оттуда очень долго и неудобно добираться.

В телефонной трубке возникло напряженное молчание, словно то, о чем я говорю, произошло лет десять назад, а не какие-то пять месяцев спустя. Если бы я была в курсе и знала, что попасть в этот элитный интернат для избранных, – дело совсем непростое, а почти, как выиграть крупный приз в лотерею. Это своего рода Царскосельский лицей или советский Кембридж, выпускной аттестат которого, – свидетельство знака качества. Моя мама в свое время закончила его и ее широкие лингвистические познания именно, благодаря этому учебному заведению.

– Хорошо. Приезжайте с документами из старой школы.

Это означало победу! Я дала себе слово, как можно раньше стать самостоятельной, чтобы не зависеть от взрослых. Если смогу обойтись без их помощи, я сама сделаю это. Однако, мой пыл немного приостыл, когда я поняла, что без Гриппы мне документы в школе не выдадут. Придется все же обратиться к тетке.

Помню, как выходя из кирсановской школы с полученными документами, я с облегчением радостно выдохнула, а Гриппу мое воодушевление обидно задело и она, с плохо скрытым недоумением, спросила:

– Не понимаю, чем я тебе не угодила? Неужели в казенном заведении будет лучше?

Я не стала говорить тетке о своих планах как можно быстрее повзрослеть и ответила:

– Не обижайтесь, тетя Гриппа. Просто в этой деревенской школе плохо преподают иностранный язык. Да, и, вообще, по другим предметам тоже. А из ребят только братья Кузяковы нормальные. Я даже не могу надеть в школу свою новую дубленку, ее обязательно из вредности чем-нибудь измажут.

Гриппа, поправила на шее шарф:

– Я позвоню Виктору Алексеевичу, чтобы он отвез тебя.

Я замотала головой в ответ:

– Нет. Не надо никого просить. Я сама. Я там была с мамой и помню, как добираться. Это рядом с метро. Я уже взрослая и не надо за меня волноваться.

– А как же вещи? Нет, тебе надо помочь! – продолжала настаивать тетка.

Все самое необходимое. Это же школа и там ребята почти весь день в форме ходят.

На следующее утро, сразу после завтрака, я с собранным рюкзаком, попрощалась с Гриппой и обняв приунывшую младшую сестренку, сказала:

– Мы будем видеться, я буду приезжать и звонить по телефону, а ты слушайся тетю Гриппу. Не скучай, скоро весна, а там и летние каникулы и я к вам приеду обязательно. Я поцеловала сестру с теткой и не позволив себя проводить до станции, вышла за дверь. Я услышала, как Гриппа, вздохнув, сказала мне в след: – Ну и характер! Впрочем, есть в кого!

У меня на груди под дубленкой был спрятан мой дневник. Оставить его в доме Гриппы я никак не могла из боязни, что он кому-то попадется на глаза. Я упаковала тетрадь в целлофан и перемотала скотчем. Твердо решив спрятать ее в надежном месте, ничего лучше не придумала, как засунуть в полую металлическую трубу, на которой крепились ворота ограды. Привстав на пень для рубки дров, я так и сделала; свернув дневник в трубочку затолкала его в отверстие трубы. Теперь можно уходить. Выйдя за ворота на улицу, бросила взгляд на дачу Северина. На дверях ограды его дома висел большой замок. Поправив на плечах лямки рюкзака, я уверенно зашагала по дороге к станции.

Глава 10 Долгое ожидание

О годах моего обучения в интернате можно писать долго, а можно обойтись всего несколькими сухими строками: все мои силы и стремления были направлены на учебу. И поставить на этом точку.

На самом деле все было не так однообразно и скучно: участвовала в Олимпиадах по иностранному языку, полюбила химию с биологией и решила после окончания школы поступать в медицинский. К моим выпускным семнадцати годам многое изменилось в стране и окружающем меня мире: за окнами пансиона бурлила и кипела жизнь, а я, обложившись книгами, питалась плодами наук и ждала… Ждала совершеннолетия, ждала осуществления своих планов и надежд, ждала возвращения из Индии матери, а больше всего ждала Северина. Пожалуй, это было моим самым главным ожиданием, учеба помогала мне справиться с тоннами времени до его приезда. На летние каникулы приезжала к Гриппе и Линке в Кирсановку. Летом там нет воспоминаний, связанных с ним. Это зимние воспоминания, для них нужен снег, скрипящий под ногами, ранняя темень с черным небом и яркими звездами, но годы шли, а замок на воротах дома Северина Трофимова свидетельствовал: хозяина здесь нет.

Мама вернулась к моему окончанию интерната. До этого была всего один раз в отпуске, через три года после отъезда в Индию. С ней уже был новорожденный братик Витя, муж – сотрудник посольства России в Дели. С порога мама показалась мне незнакомкой: с короткой модной стрижкой, загоревшая, ярко одетая, пахнущая духами с каким-то восточным сладковато-пряным ароматом. В Москве было начало серой, хлюпающей весны, с ледяной коркой на лужах по утрам. Казалось, она захватила с собой часть жаркой Индии, от нее шло тепло и свет многочисленных на ней украшений: с бирюзой, гранатами, опалами и другими камнями. В их большой новой квартире неназойливым фоном постоянно звучат записи индийских мелодий, они слегка дурманят, как и палочки благовоний, дымящие тонкими, голубовато-белыми струйками, распространяя вокруг ароматы. Мама даже ходить стала по-другому, сказалось ее увлечение индийскими танцами: гибко, скользящей походкой, слегка покачивая стройными бедрами в шелковых, шуршащих одеждах, позвякивая серебряными браслетами на тонких запястьях. Такую маму я не знала. Любовь и новая семья преобразили ее. Я была этому только рада. Мою раннюю самостоятельность она приняла почти с восторгом. К тому же, в результате размена нашей огромной коммуналки в центре Москвы, мне досталась хорошая однокомнатная квартира с приличной кухней, которую соединили с комнатой и получилась студия площадью больше сорока метров.

– Неплохо, для будущей студентки! – сказала мама, окинув взглядом мои апартаменты. Сама с семьей уехала в новую квартиру на Крылатских холмах, которую после сдачи в аренду полностью отремонтировали. Эта аренда, вернее, доходы с нее, и помогли нам с Гриппой и Линкой продержаться до маминого возвращения. С моим уходом в интернат, Гриппа, по совету подруги матери, получала в счет арендной платы валюту и накопила приличную сумму к приезду из-за рубежа семейства Зориных, – такая фамилия теперь у мамы и брата Вити. А мы с сестрой, как были Рощины, так и остались Рощиными. Девятилетняя Линка, в обиде шмыгнув носом, сказала:

– Пусть они со своим Витечкой будут Зорины, а мы с тобой останемся Рощиными, как наш папа.

Лето моего поступления в медицинский после окончания интерната, в суете экзаменов, прошло как-то незаметно. Я решила поступать на вечерний и работать медсестрой в больнице. Заработок, конечно, никакой, но хоть опыта наберусь. Потом узнала, что после школы на медсестру надо учиться в медучилище, а вечернее отделение закрыли. Оставалось только поступать на дневное. Мама с семьей уехали в круиз по Средиземному морю, а я сдавала экзамены. От Линки узнала, что Виктор Алексеевич переехал к Гриппе. Все тактично приняли эту новость, однако она уже ни для кого не была секретом. Из разговора мамы по телефону с Гриппой, я услышала:

– Тетушка, я так рада за вас обоих! Вы такие замечательные! И, что делать тебе одной в таком большом доме?! А вдвоем веселее! У Виктора Алексеевича автомобиль и тебе будет проще выбираться к нам в гости в Москву.

В конце лета, когда до начала учебы в институте оставалось немногим меньше месяца, я по просьбе Гриппы приехала к ним в Кирсановку. Заболел Виктор Алексеевич и нужно было срочно привести из Москвы лекарства.

Тетушкин приятель, накрытый теплым пледом с грелкой в ногах, лежал на кушетке с книгой. Завидев меня, смутился:

– Сколько из-за меня хлопот! Пришлось тебя побеспокоить! Ноги поотморозил на Севере, вот и получаю традиционное осеннее обострение.

– Я навязала много носков из овечьей шерсти, будешь в них постоянно ходить, плюс унты твои оленьи и все пройдет. – с уверенностью сказала Гриппа.

– И ты с собой возьмешь, вам тоже всем связала. Только носите, а то в ящик положите и забудете. – обратилась она ко мне.

– Спасибо, тетя Агриппина, не забудем. – ответила я, вовремя вспомнив, как мама просила не называть ее Гриппой в присутствии Виктора Алексеевича. Тетке не нравилось это неблагозвучное сокращение от ее имени. В хорошем расположении духа она называла Виктора Алексеевича Грегори Пеком, с ее слов, он был похож в молодости на этого американского актера, знакомого по фильмам «Снега Килиманджаро» и «Римские каникулы». А сейчас, вытянув свое длинное, сухощавое тело под пледом на кушетке, он напоминал престарелого льва. Почему льва? Наверное, из-за густой шевелюры черных с проседью волос, что и в самом деле указывало на сходство с Пеком. Я не могла не заметить, что и Гриппа с переездом к ней Виктора Алексеевича похорошела и оживилась: стала носить дома исключительно платья, что раньше висели в шкафу. А наряды у нее были замечательные, когда-то пошитые у лучших мастеров Дома моделей на Кузнецком мосту, да и украшения свои тетка достала из шкатулки и часто надевала на себя. Мы вместе попили чай с бутербродами и вареньем из клубники, и я собралась уезжать. Гриппа вызвалась проводить меня до станции, а заодно зайти по дороге в магазин.

Пока она собиралась, я вышла из дома на улицу и увидела, что на воротах дачи Северина нет замка. Это было впервые с тех пор, как он уехал. Сердце заволновалось:

– Он вернулся?! А вдруг воры? Надо пойти узнать…

Пока я стояла в нерешительности, не зная, как мне поступить, ко мне подошла Гриппа. Это подтолкнуло меня к смелости сходить и узнать, кто на даче Северина.

Тетка сделала недовольное лицо:

– Какое отношение это имеет к нам, к тебе? Столько лет никого не было. Может и дачу кому-то продали.

– Я схожу, узнаю, тетя. Я на минуточку. – и, не дождавшись от тетки ответа, поспешила к даче Северина. Я смело открыла входную дверь ограды и пошла по дорожке к дому, в котором была пять лет назад, а казалось, что вчера. Позвонила в звонок. Дверь открыла незнакомая девушка.

– Здравствуйте, я хотела узнать, Северин уже приехал?

– А кто вы? – поинтересовалась девушка, с удивлением глядя на меня.

– Я из дома напротив, соседка Полин. Так он приехал?

– Завтра планируем перевезти сюда прямо из больницы. Я из патронатной службы. Приехала прибраться и подготовить дом, к приезду пациента.

– Какого пациента? Вы о ком?

– О Северине Трофимове.

– Что с ним?

– Операция прошла нормально. Можно сказать, что все хорошо, но из армии комиссовали.

– Какая армия? Он же в Америке!

– Он в Чечне год почти, как прослужил. К нам в военный госпиталь вертолетом был доставлен.

Видимо на моем лице отпечатался весь ужас, что сжал меня изнутри и девушка поторопилась меня успокоить:

– Да, не волнуйтесь так. Зашили, руки-ноги собрали, все цело. Пролежал в госпитале, конечно, прилично, но жить будет. Врачи сделали все и даже больше. Завтра привезем, убедитесь сами. Я передам ему, что вы заходили. Как вас, Полина?!

Но я уже не слушала ее, а побежала к выходу с участка.

Гриппа стояла на прежнем месте и ждала меня.

– Его завтра привезут! Из больницы после операции. Я не поеду в Москву, Гриппа. Разреши мне остаться.

Гриппа сначала нахмурилась, но затем ее лицо приняло более приветливое выражение:

– Ну, конечно! Оставайся. Твоя комната, по-прежнему, свободна. Мы с Виктором Алексеевичем на первом этаже и практически не заходим на второй этаж. Да, вот, это тебе от нас с Виктором Алексеевичем. С поступлением в институт. – Она достала из кармана пальто и протянула мне конверт. Как я догадалась, в нем были деньги.

– Спасибо, тетя Гриппа! Мне неудобно… Не надо. – я попыталась сунуть конверт тетке обратно в карман, но она решительно пресекла мои действия.

– У нас с Виктором Алексеевичем теперь две пенсии, а тратить особенно не на что. Тебе пригодится. Ты молодец, поступила на бюджетное отделение сама без репетиторов! Так, что бери безо всяких разговоров, тем более этот конверт с деньгами мне сам Виктор и дал. Велел тебе отдать.

Глава 11 В ожидании

В ту ночь я почти не спала. Как только проснулась, первым делом метнулась к окну. В доме напротив темно, да и рано еще, на часах нет и восьми утра, а за окном ветер гнет деревья. Серо, хмуро, накрапывает дождь. Когда он усиливается, то упрямо стучит в стекла и по крыше дома. Здесь, наверху это особенно слышно, но я люблю эти звуки, мне уютно читать под них какой-нибудь увлекательный роман, а книг в доме Гриппы целые горы. Все шкафы заполнены томами, некоторые еще дореволюционного выпуска.

Однако, надо идти умываться, чистить зубы, приводить себя в порядок. На втором этаже есть туалет, раковина с водопроводным краном и водонагревателем. Есть и гигиенический душ с поддоном, как необходимость в доме где женщины. Гриппа позаботилась и об этом. Покопавшись на полочке, нашла свою зубную щетку, которой я пользовалась, когда приезжала к Гриппе. Я хорошенько намылила ее, ополоснула под краном, затем выдавила на нее из тюбика зубную пасту, тоже с тех времен сохранившуюся и даже не утратившую свой мятный вкус и аромат. Умылась и вытерла лицо свежим пушистым полотенцем. Спасибо Гриппе, она поднялась по крутой лестнице и повесила его на крючок рядом с умывальником. Здесь же висел шелковый халат, – подарок матери из Индии. Раньше я бы не придала этому значения, но после нескольких лет жизни в пансионе, стала более чувствительна к проявлениям заботы.

Посмотрела на себя в зеркало. Сегодня, после пяти лет разлуки мне предстоит вновь встретиться с Северином. Узнает ли он меня? Узнаю ли я его? Впрочем, в себе я не сомневаюсь.

Услышав, что я уже проснулась и вышла из умывальной, Гриппа позвала меня к завтраку. Я спустилась к ним и поздоровавшись с Виктором Алексеевичем, села за стол. Мне хотелось, как можно быстрее поесть и, чтобы не пропустить приезд Северина, вновь оказаться у своего наблюдательного пункта. Окна кухни-столовой выходят на другую сторону, прямо в сад, где кроме деревьев и кустарников ничего не видно. Мне показалось, что утренний кофе тянулся бесконечно долго, но было неудобно перед Виктором Алексеевичем, он живо интересовался моими планами и предстоящей учебой в институте. Кофе был фантастически вкусен, – подарок из Индии, заботливо привезенный мамой, зная о любви тети к этому напитку. Она и чай привезла в листьях, хранящих аромат с индийских плантаций.

Наконец, воспользовавшись паузой в разговорах, я поблагодарила Гриппу за завтрак, на этот раз были сырники со сметаной, вместо традиционных каш. Выскользнув из-за стола, с быстротой и проворностью кошки я взлетела по ступенькам на второй этаж и в одно мгновение оказалась у окна. Около дома Северина стояла машина с красным крестом и суетились люди в белых халатах. Затем я увидела, как к машине подкатили инвалидное кресло и санитары усадили на него парня. Без сомнения, это Северин. Один из санитаров повез его к дому, а другой следовал за ними с костылями в руках. Эта картина, больно ударив, сразила меня. Я поняла, что сейчас мне не надо стремглав бежать туда. Пусть немного пройдет времени, может сегодня вечером, а может завтра. Ему сейчас не до меня. Чуть позже.

Машина с красным крестом и санитарами уехала. Серый день заставил пораньше включить в комнате свет, но я не зашторила окна и больше не прячусь за занавесками, как когда-то в своем подростковом возрасте. Я почти студентка, уже взрослая, в декабре мне будет восемнадцать и мне нечего бояться. Я опять подошла к «пункту наблюдения» и увидела в доме напротив: Северин стоит у окна, лицом ко мне. Свет в его комнате приглушенный, как от бра или торшера, что делает его заметным в полумраке комнаты. Мы смотрели, каждый из своего окна, не отрываясь друг от друга. Вдруг, в комнате Северина появилась женская фигура в белом халате и он отошел от окна. Я заметила, что он опирается на костыли. Фигура в белом халате предусмотрительно задернула шторы, лишив нас возможности видеть друг друга, но я поняла, он узнал меня. Теперь надо решиться пойти к нему. Тут мне пришла в голову правильная мысль: «Испечь что-нибудь и угостить Северина. Эклеры, например. Они мне всегда удаются. Это быстро и вкусно. Завтра с утра… Хотя нет, испеку сегодня, они за ночь подсохнут, а наполнить кремом можно и завтра. Белковым кремом, тоже быстро и вкусно. Угощу и Гриппу с Виктором Алексеевичем». И я спустилась вниз, чтобы взять зонт и сходить в магазин за мукой, яйцами, сливочным маслом и сахарным песком, – все это необходимо для эклеров и начинки.

Выйдя за ворота и проходя мимо дома Северина, грусть внезапно сменилась радостью: «Пусть на костылях, но живой!» и я прибавила ходу, чтобы успеть до закрытия местного магазинчика, а еще и испечь нужно к завтрашнему дню! Но радость уже не покидала меня: «Главное живой!».

Глава 12 Встреча

Эклеры не подвели, они получились правильной формы, полые внутри, с хрустящей золотистой корочкой, осталось только заполнить белковым кремом и мне будет совсем не стыдно предложить их Северину. С такими мыслями я засыпала под убаюкивающий стук дождя по крыше.