Полин, или В городе Лжи

Он помог мне снять дубленку. Мое платье произвело впечатление не только на него, но и на присутствующих. Все были одеты по-походному: в джинсах, свитерах и водолазках, одна я была в вечернем платье из тафты, купленном мамой в колониальном индийском магазине, типа нашей «Березки». Не забыла я и, захваченные с собой, туфли надеть.

Надо было видеть лицо Северина:

– Полин, ты, как на бал собралась…

Я, немного смутившись, призналась:

– Тетя так велела. Мы, ведь, с ее Виктором Алексеевичем в ресторан «Берлин», бывший «Савой» собирались.

Северин, заглянул мне в глаза:

– И ты, ради моих шашлыков, принесла в жертву поход в «Савой»?

Я пожала плечами.

Северин был тронут этим признанием:

– Пойдем танцевать. Медленный танец и твое платье удивительно гармоничны с этой музыкой. Жаль, что я не во фраке и не Принц, который достоин такой Принцессы, как ты!

Я с трудом сдержалась, чтобы не сказать ему, что он и есть тот, – самый лучший Принц из моих сказочных снов.

В большой гостиной стены были увешаны картинами и фотографиями, по всей видимости, принадлежавшие знаменитому деду-полярнику. Все убранство дома хранило дух того времени: на полках стояли макеты кораблей, самолетов, повсюду много старых книг, посвященных Арктике.

В комнате было жарко от камина, Северин стянул с себя теплый свитер и водолазку под ним, оставшись в джинсах и футболке с короткими рукавами.

Из дневника Полин:

«Это случилось впервые в моей жизни: я танцевала со взрослым парнем под какой-то тягучий, медленный блюз. Мы были совсем близко, но не соприкасались друг с другом, если не считать его рук у меня на талии. Расстояние между нами всего в несколько сантиметров, чувствовалось тепло, исходившее от него. Я осмелела настолько, что даже немного рассмотрела его вблизи. Хорошо, что его глаза в это время смотрели куда-то поверх меня. Рядом с нами танцевали другие пары, краем глаза я видела, как некоторые, обнявшись, целовались. В воздухе носились незнакомые мне чувства. Почему-то захотелось уткнуться в плечо Северина. Ноги ослабли, наверное, выпитое шампанское, все еще бродило и играло своими пузырьками в моей полудетской крови.

Вдруг распахнулась дверь и в гостиной появилась красивая незнакомая девушка. Вероятно, она опоздала на шашлыки и приехала самой последней. Все танцующие пары остановились и уставились на нее. Северин на минуту замер, затем снял свои руки с моей талии и сказал:

– Извини.

Он оставил меня посреди гостиной и направился к опоздавшей гостье, сквозь музыку до меня донеслось:

– Ника, ты все же приехала!

Девушка молчала, внимательно всматриваясь в меня. Наверное, я, в своем бальном платье и впрямь была здесь не к месту.

Пары продолжили танцевать, а Северин с девушкой уединились в соседней комнате. Совершенно не зная, что мне делать дальше, я начала рассматривать картины на стенах. Какое-то смутное чувство подсказывало, что он не вернется ко мне, чтобы продолжить танец. Как в подтверждение моей догадке, ко мне подошел один из парней и сказал:

– Думаю, тебе пора домой. Дальше будет совсем неинтересно. Да и темно уже. Тебя проводить?

– Нет, не надо. Я напротив живу. Не надо.

Накинув дубленку, я почти бегом ушла с дачи Северина, где перед домом стоял остывший мангал, пахло углями и дымом после недавнего шашлычного пиршества, а на снегу лежал расстеленный ковер, припорошенный пролетевшей над поселком метелью.

Отперев дверь ограды, обрадовалась: окна дома были темны, значит Линка с Гриппой еще не вернулись. Электронные часы в прихожей высвечивали 18:07, а на улице ночь непросветная, как и бывает в начале января.

Поднявшись к себе на второй этаж и даже не сняв дубленку, я не заметила, как оказалась у своего «наблюдательного пункта». В доме напротив горели три окна: два в гостиной, где еще продолжались танцы и одно в соседней комнате с приглушенным светом от торшера. Там я увидела двоих: они, обнявшись целовались. Сомнений не было, в белой футболке, – Северин, а с ним его опоздавшая гостья, ради которой он бросил меня посреди нашего танца. Моего первого в жизни танца! Чувство обиды, злости и даже ненависти к этим двоим всколыхнулись во мне и отозвались в душе острой болью. Будь моя воля, я бы поколотила их от души! Уж, лучше бы я поехала с теткой и ее Виктором Алексеевичем в «Берлин». Зря не поехала!»

Не успела я подумать об этом, как к нашему дому подкатило такси. Из него вышли трое: Гриппа, мужчина, вероятно, Виктор Алексеевич и Линка с какой-то коробкой в руках. От включенных фар такси, я стала заметна в своем окне и поспешила включить свет, чтобы тетка видела, что я вернулась из гостей. В тоже время в доме напротив кто-то предусмотрительно зашторил окна. Там веселье продолжается и без меня! Скорее, без меня им стало гораздо свободнее и легче, а меня просто выпроводили, когда оказалась лишней! Захотелось зареветь от отчаяния. Такси, напоследок ослепив фарами, развернулось и уехало в темноту, а в доме заслышались голоса Гриппы и Линки. Стиснув зубы, я пошла к ним на первый этаж, стараясь ничем не выдать своих бурлящих внутри чувств, мысленно повторяя прочитанное в какой-то книге: «Я спокойна, я очень спокойна…».

Глава 6 Роскошный торт

Из дневника Полин:

«В тот вечер ужинать не стали. Мне после шашлыков у Северина есть совсем не хотелось, Линка с Гриппой отобедали в «Берлине», поэтому мы обошлись вечерним чаепитием с огромным тортом, купленным в кулинарии того же ресторана. Боже, что это был за торт! Настоящее произведение кулинарного искусства с шоколадными башенками, мостиками и садами из роз. Рука с ножом не поднималась, чтобы разрушить эту красоту, но пришлось пойти на этот кощунственный шаг. Агриппина, дала Линке повосхищаться над тортом, затем сказала:

– Да, признаюсь, он шикарен! И, все же, придется его съесть, иначе он испортится и мы не узнаем каков он на вкус. А этого допустить никак нельзя. Сам Виктор Алексеевич выбрал его для нас. – и она специальным ножом для тортов, в виде лопаточки с чернением по фигурному краю, начала отрезать куски и раскладывать по тарелочкам. Линке достался первый кусок, как самой младшей сладкоежке. Ей попались розочки и часть шоколадного мостика на многослойном корже из разных сортов теста: бисквитного, песочного и безе-прослойки с ягодами и орехами. Вкус торта не уступал его внешнему виду. У меня было ужасное настроение, однако, эта волшебная сладость немного улучшила его.»

Линка, доев лакомство, отодвинула от себя тарелочку и с простотой пятилетнего ребенка спросила:

– Гриппа, Виктор Алексеевич твой жених?

Тетка немного растерялась от такого вопроса:

– Он мой кавалер. Мы иногда встречаемся, ходим в театр, на выставки, на Рождество в «Берлин».

– Значит, жених. – с серьезным видом, сделала заключение Линка. – Женихи всегда куда-то приглашают своих девушек. И еще они целуются…

Гриппа не знала, сердится ей или смеяться над Линкиными рассуждениями.

Она, подавив в себе усмешку, спросила:

– Откуда, Лина, у тебя такие познания?!

Я по телевизору фильмы смотрю, сериалы. – чистосердечно призналась пятилетняя девочка.

– Да… ты там насмотришься. – отозвалась Гриппа. – Придется и впрямь задуматься об интернате. Одна на шашлыки во взрослую компанию улизнула, поставив меня перед фактом, вторая с пяти лет на «Санта-Барбаре жизни учится. Распустила я вас! Нет у меня опыта с детьми, ведь говорила Наташе.

После чая Гриппа отправила нас чистить зубы и укладываться спать, разрешив мне перед сном немного почитать книгу. Отбой у нас ровно в 21:00 и безо всяких разговоров. Такой режим установила нам Гриппа. Убедившись, что мы в кроватях, она отправляется смотреть по телевизору программу «Время.»

Из дневника Полин:

«Всю ночь мне снился странный сон: будто к нам на участок пришла рыжая лисица. Я бегала за ней, ловила ее, а она ускользала из рук. Однако, мне все же удалось схватить ее за пышный рыжий хвост, но какого было мое удивление, когда вместо лисицы у меня в руках оказалась шапка Северина. Я даже проснулась от этого.»

Утро следующего дня было хмурым, а, следовательно, в доме напротив зажгли свет, но я подавила в себе желание смотреть в их окна. Стало почему-то стыдно и страшно. А, вдруг, я увижу что-то такое от чего вновь разозлюсь и мое настроение окончательно испортится. И, потом, я уже взрослая, а подглядывать за чужими людьми в окнах – некрасиво и, как сказала Гриппа, -дурное воспитание.

До завтрака еще было время. Сняв с полки томик Конан Дойла, я продолжила чтение его удивительных историй, пропитанных духом старой Англии.

На завтрак нас ждала каша, какао и бутерброды с маслом и сыром. Гриппа не любила готовить, но из чувства долга перед нами, осваивала рецептуру старинной поваренной книги, каждый раз в голос возмущаясь и говоря сама себе:

– Каперсы! И где прикажете их взять?!

Так было по каждому из отсутствующих ингредиентов, указанных в рецептах старинной книги и тетка перешла на бульоны и каши с макаронами. Сама она ела мало и была равнодушна к еде. Гриппа выдавала мне на неделю небольшую сумму для школьного буфета, однако и туда докатилась волна инфляции, обесценивая мои скромные средства. Тетка вздыхала и вспоминала Виктора Алексеевича, потратившего почти все свои сбережения на удовольствия: рестораны, поездки и подарки. Иногда она ругала его за мотовство, а он отвечал:

– Хоть успею сам порадоваться и других порадовать. Зря, что ли ноги себе морозил? А, деньги – бумажки.

Виктор Алексеевич не один год провел на зимовках и в экспедициях на Севере. Так, что материальные средства, скопленные за жизнь, ему не просто достались. Гриппа почти смирилась, что деньги, доставшиеся ей в наследство от покойного мужа, успели быстро раствориться от едкой кислоты инфляции, в осадке оставив сожаление об упущенной возможности потратить их для души и удовольствий. Впрочем, в жизни она особенно не бедствовала, Стародуб заботился и любил ее, окружив комфортом, для многих редким по тому времени. Но после смерти мужа настали другие времена и Агриппина Тимофеевна начала потихоньку распродавать содержимое своей шкатулки. Покупателей найти было непросто, а за бесценок расставаться с вещами, хранившими память о прошлом, смысла не было, лишь горечь утраты оставалась.

Мать регулярно высылала деньги, но реальность показала, что напрасно она меняла валюту на рубли, это было неразумно и крайне невыгодно для всех. Даже несведущая в экономике Гриппа сказала ей по телефону:

– Наташа, не высылай больше. Это все равно, что сжечь. Мы что-нибудь придумаем и с голоду не помрем. Покупай срочно квартиру, как ты и хотела. Сейчас все покупают недвижимость. Ко мне тоже приходили с уговорами дачу продать.

На что мать сказала: – Когда приеду в отпуск, тогда поговорим. Может мне и продашь, а сама как жила, так и будешь жить. Одна ты у меня осталась, тетушка.

В отпуск мать приедет не скоро, а только через три года. Так сложились обстоятельства на ее работе. За это время она успела выйти замуж и родить Витю, нашего с Линкой братика. А тетку мама послушалась и купила трехкомнатную квартиру через маклера агентства, он же помог сдать ее в аренду, вот на эти деньги мы и жили все эти годы вполне себе безбедно.

Глава 7 Намело, или Свобода стоит большего!

Из дневника Полин:

«Гриппа пошла к соседке и заперла на замок дверь ограды, забрав ключ с собой. Она редко оставляет нас в доме одних и всегда так делает, когда не может взять с собой. Наверное, боится, что мы куда-нибудь уйдем и ей придется нас разыскивать, а может, ей просто было так спокойнее.

Сегодня выпал свежий снег, он так хорошо пахнет! Я стояла у окна и смотрела, как Линка со стола скатывает комки из снега. Ставя их один на другой, лепит снеговиков с палочками вместо рук. Из них образовалась целая большая семья, как и положено: папа, мама, их дети, а также бабушки и дедушки, тети и дяди. Линка дает всем имена и каждому придумывает историю его жизни. Слепив очередного «члена семьи», она бережно относит его под елку перед домом, на которой еще висят игрушки и поблескивают остатки серебристого дождя после ветров и метелей».

Только повзрослев, я поняла смысл этой Линкиной игры: снеговики заменяли ей настоящую семью и родителей, которых нам тогда так не хватало. О смерти отца в молодом возрасте больно вспоминать до сих пор. Как порой бывает жестока жизнь к детям!

Из дневника Полин:

«Я отошла от окна и продолжила чтение Конан Дойла, вдруг распахнулась дверь комнаты и в нее пыхтя, после подъема по крутой лестнице, ввалилась раскрасневшаяся Линка, как была в шубе и валенках с галошами, что Гриппа отыскала у себя в сарае. Наверняка еще от маминого детства остались. Но валенки были мягкими и теплыми. Гриппа заставила младшую ходить в них по участку, она боялась, что сестренка застудит ноги и потом ее придется лечить.

Разрумянившаяся после улицы Линка, сунула мне в руки пакет. В нем лежали мои туфли, которые я в спешке забыла у Северина в тот вечер, а еще большая шоколадка и записка. В ней было всего несколько строк:

«Полин, прости и не сердись. Я скоро уеду и мы долго не увидимся, поэтому не хочу быть виноватым перед тобой. Просто сейчас не могу тебе многого рассказать. Северин.»

Сердце бешено забилось, кровь прилила к лицу.

– Откуда это? – спросила я у сестры.

– Это тот парень, сосед в рыжей шапке передал.

– Как передал, Гриппа заперла нас?!

– Он подозвал меня к забору и просил отдать тебе. А пакет перебросил сверху. Еще он сказал, что подождет тебя.

– Чего же ты мне сразу не сказала? – рассердилась я на Линку, а сама, накинув на плечи дубленку и сунув ноги в сапожки уже бежала вниз по лестнице. Даже шапку забыла надеть.

Выскочив из дома, я что есть силы побежала по дорожке, боясь, что Северин не дождется меня и уйдет. Оказавшись у запертой двери, позвала:

– Север, ты здесь?

Он отозвался:

– Здесь.

Я прильнула лицом к дощатой ограде и сквозь щель увидела его.

– Подожди, я сейчас. В заборе есть дыра, мы с сестрой летом через нее пролезали. Только это в стороне. Иди направо и жди меня.

После прошедшей накануне метели намело целые горы снега и мне пришлось чуть ли ни по пояс в нем прокладывать себе путь к заветной дыре в заборе, но оно того стоит. Свобода стоит и большего!

Я, словно трактор, своим телом бороздила высокие сугробы, не обращая внимания на то, что набрала по полной в сапоги снега, не чувствовала замерзших рук, которыми помогала себе разгребать дорогу. Без шапки волосы рассыпались по плечам и спутались, от дыхания прядки у лица покрылись инеем… Когда я, наконец, добралась до отверстия в заборе, занесенного снегом, то с трудом пролезла в него в своей дубленке, рискуя порвать ее за какой-нибудь гвоздь, но я даже не подумала об этом.

Северин был уже рядом и подал мне руку, помогая выбраться из заборной щели. Его рука была спасительно теплой, в отличии от моих ледышек. После снежного плена, с растрепанными волосами, вид у меня был, мягко говоря, странным.

– Да ты вся в снегу и совсем замерзла, бедная девочка!

Он снял с себя вязанный шарф и обмотал им мою голову и шею. Шарф хранил тепло Северина, оно оживило меня. Он поднес к своим губам мои руки и дыханием стал отогревать их.

Все мои обиды мгновенно растаяли, как иней с прядок. Пожалуй, ничего в будущем не случится равного по силе эмоций, запомнившихся на всю жизнь, как тогда, в тот морозный январский день на даче в Кирсановке, когда мне едва исполнилось тринадцать. Хотелось так стоять рядом вечно и смотреть, как он дышит на мои руки, держа их около своих губ».

Продолжение дневника Полин:

«Наконец, я пришла в себя и испугавшись, что тетка может нас увидеть, возвращаясь от соседки, почти прошептала:

– Как ты мог! Как ты мог, даже не дотанцевав со мной, уйти?! Я злилась на тебя…

– Признаю, я виноват. Вот, пришел попросить у тебя прощения перед отъездом. Приеду, ты немного подрастешь и мы дотанцуем. Обещаю.

– Ты уезжаешь… Куда? Надолго?

– Еще ничего не могу сказать. Может и надолго.

Я опустила голову и от горя была готова разрыдаться. Северин заметил, взял меня за подбородок и заглядывая мне в глаза, сказал:

– Только обещай не плакать. Вообще, постарайся выкинуть меня из головы. Я не стою твоих слез.

– Ты еще обещал показать мне звезды у тебя в саду на ковре! – Не нашла я ничего другого, чем возразить ему в ответ.

Северин вздохнул:

– Это надо смотреть в дедушкину подзорную трубу или морской бинокль, когда совсем стемнеет. Да, долгов я наделал перед тобой… не рассчитаться. А завтра утром я уеду. Тебя же не отпустят ко мне так поздно?

– Я приду к тебе сама, когда закончится программа «Время» и тетя пойдет спать.

Северин покачал головой:

– Нет, так нельзя. Вдруг тебя хватятся? Твоя тетя устроит скандал и подумает о нас черт знает, что. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь! Нет, Полин, это исключено!

Вдалеке показалась фигура Гриппы. Надо было срочно исчезнуть, чтобы она нас не заметила и я, ничего не ответив Северину, торопливо полезла назад, в дыру забора. По проторенной мною тропе было гораздо легче выбраться из снежного завала, и я успела вернуться домой, опередив тетку».

Глава 8 Побег, или Танцы под звездами

Из Дневника Полин:

«Весь остаток дня я обдумывала свой хитрый план: как мне незамеченной уйти из дома, чтобы меня не хватились, иначе поставлю на уши весь поселок с милицией во главе. Да еще уходя, как не разбудить сестру с теткой. Сестренка спит крепко, а Гриппина комната находится на первом этаже, рядом со входом, и надо, отперев дверь, тихо выскользнуть из дома, что вряд ли получится: замки старые, гремучие, дверь, лестница и половицы тоже старые, скрипучие. Днем на это не обращаешь внимания, а в ночной тишине любой шорох слышен. Беззвучно покинуть дом не удастся. Даже страшно представить, если Гриппа проснется и увидит меня среди ночи в дубленке с ключами в руках. На этот случай у меня совсем не будет никакого оправдания и интерната мне тогда точно не избежать!

Мысль, что делать не давала покоя. Завтра утром Север уедет и я его долго не увижу, а может, вообще, никогда! А, он обещал показать мне звезды через дедушкину подзорную трубу!

Под натиском отчаяния моя память активизировалась, перед глазами возник словно кадр из кино и я вспомнила, что ко второму этажу Гриппиного дома приставлена пожарная лестница. По ней можно спуститься из окошка коридорчика, что напротив нашей с Линкой спальни. Надо просто открыть окно, вылезти из него, поставить ноги на перекладину лесенки и закрыв оконные рамы, спуститься вниз. Как все просто! Дальше через дырку в заборе выбраться с участка. Хорошо, снегопада сегодня не было и тропу, проложенную мною днем, не замело, а полная луна освещает все вокруг так, что и без фонаря отлично видно.

Появилась надежда на успех, а с ней настроение заметно улучшилось. Я почувствовала себя заговорщицей, тайно готовящей свой побег при помощи лестницы, как в стародавние времена. Эх, если б внизу меня ожидал Северин и мы бежали с ним вдвоем… все равно куда.

Незаметно для всех я проверила открывается ли окно, к которому с улицы приставлена лестница. Пришлось повозиться со шпингалетом, присохшим к раме после покраски. Он никак не поддавался, но приложив усилия, мне удалось его открыть. Это означает, что путь свободен и ничто не заставит меня отказаться от задуманного плана. Теперь только дождаться, когда все в доме заснут.

После ужина я поднялась к себе, а Линка с Гриппой смотрели очередной бразильский сериал, прошедший у тетки цензуру».

В 90-е это была своего рода массовая психотерапия населения; за окнами мороз и снег, а на экранах телевизоров вечное лето с океанскими пляжами и молодыми красавцами с красотками, отплясывающими ламбаду на берегу и в перерывах между танцами, пьющие свежевыжатые соки из экзотических фруктов через соломинку с зонтиком. Полное погружение в счастье, пусть и чужое, – гарантировано.

Из дневника Полин:

«Все шло, как обычно, по установленному графику нашей жизни у Гриппы. Мы уже успели привыкнуть: я знала, что, когда закончится вечерний показ сериала, тетя пошлет нас чистить зубы и готовится ко сну, а сама будет смотреть программу «Время». Когда она закончится, Гриппа поднимется к нам на второй этаж, чтобы убедиться, что мы в кроватях и уже уснули. Затем она спустится к себе и проверив заперта ли входная дверь, повесит связку ключей на крюк, прикрепленный к стене. И так день за днем. Но не на этот раз. Когда тетка пришла посмотреть спим ли мы, я отвернулась к стенке и вполне сошла за спящую, а Линка всегда засыпает, едва коснувшись головой подушки. Такая у нее особенность.

Гриппа, убедившись, что мы спим, ушла к себе. Я тихонько встала с кровати и слегка отодвинув штору, посмотрела на дом напротив, в его окнах не было света. Закралось подозрение:

– А, что, если Северин решил уехать, не дожидаясь завтрашнего утра? Со мной он попрощался, до станции ходу минут 10, сел на электричку и был таков. А, я тут собираюсь лезть через окно по пожарке, через дыру в заборе… и все зря. Приду, а ворота заперты и мне придется лезть обратно по лестнице в окно. А, если тетка проснется?! Это меня страшит больше всего».

Помню, что я уж, хотела передумать и дать отбой плану своего ночного побега. Будь мне хоть немного меньше лет, наверное, так бы и поступила, но мне пошел четырнадцатый год и в душе я чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы не отступить от своего принятого решения и, как написано в книгах: «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть». Цитата спорная, но цепляющая. Я выбрала: «сделать», пусть даже и пожалею после.

Не знаю, сколько прошло времени после ухода Гриппы из нашей комнаты, может час, может больше, но медлить уже было нельзя. Я потихоньку оделась и прежде чем приступить к осуществлению задуманного, еще раз взглянула на окна дома напротив, они по-прежнему были темны. Это не остановило меня; решила, значит надо идти. Линка спокойно спала в своей кровати и я, крадучись, вышла из комнаты. Ну, а дальше по плану: шпингалет, на этот раз он легко и беззвучно мне поддался, затем распахнула рамы, в дом потянуло морозным воздухом январской ночи. Я села на подоконник и посмотрела вниз, стало не по себе из-за боязни высоты, присущей мне всю жизнь. Бросила из окна пакет с шарфом Северина, чтобы не струсить и заставить себя перебраться на лестницу. Потом сообразила, что спускаться надо лицом к пожарке, это намного упрощает мою задачу и страх ушел. Уже стоя на перекладине лестницы, я закрыла окно, при этом поцарапав руки и обломав ногти о старые рамы, но оставить его открытым невозможно; если мне удастся уйти, не разбудив домашних, то холод это сделает за меня… Что произошло легко будет догадаться, что по моим следам на снегу. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы не понять этого.

Едва мои ноги коснулись поверхности земли, пусть и покрытой сугробами, я поняла, что главная часть плана побега выполнена. Теперь вперед, к заборному лазу по проторенной тропе. С этим проблем не возникнет. Я перевела дух и поблагодарила Луну, ярко светившую в ту ночь.

Из дневника Полин:

«Очень скоро я выбралась через отверстие в заборе. Осмотрелась, кругом ни души. Улица спящего поселка была абсолютно пуста и проезжая часть тоже: ни машин, ни людей. Я быстро перебежала дорогу и оказавшись у забора дачи Северина, толкнула входную дверь. К счастью, она была не заперта и я по дорожке направилась к дому. Вдруг, сзади кто-то дотронулся до меня, мое сердце упало к ногам, прежде чем я услышала голос Северина:

– Полин, ты все же пришла. Не верю, что тебя отпустила твоя тетя. Скажи, как тебе удалось удрать? Надеюсь, за тобой нет погони…

Я обернулась. Его глаза смеялись. Он был в своей лисьей шапке и куртке, из-за темноты я не разглядела какого цвета.

– Я принесла тебе твой шарф, – совершенно не к месту сказала я, будто это и было целью моего позднего визита. – И потом… ты обещал показать мне звезды в подзорную дедушкину трубу. – для большей убедительности добавила я.

Северин, глядя на меня, молча улыбался. Ему было любопытно, каким образом я ушла из дома, но он не стал дальше об этом расспрашивать, а только в своей шутливой манере, от которой у меня окончательно затуманилось в голове, произнес:

– Мадемуазель, моя обсерватория ждет вас. Сегодня такое чистое небо и яркие звезды! Прошу вас взять меня под руку, я проведу вас знакомыми тропами, чтобы вам снова не попасть в снежный плен.

Я послушалась его и вдвоем мы пошли по тропинке, туда, где среди елей и сосен на снегу был расстелен большой ковер, на нем лежал овчинный тулуп с кудрявым мехом внутри и несколько диванных подушек, обтянутых черной кожей. Рядом на подставке в виде треноги стояла подзорная труба, доставшаяся от деда. Немного поодаль потрескивал и вспыхивал искрами догоравший костерок, пахло дымом и печеной картошкой.