Друг из шкафчика

Ещё несколько месяцев назад Кира не могла бы и представить, что будет жить в этом маленьком городке. Она привыкла к шуму мегаполиса, к темпам жизни, к современным улицам и домам. Однако прогрессирующая болезнь бабушки изменила привычное течение времени.

Переезд был сложным решением, но Кира не видела другого пути. Лидия Николаевна страдала от болезни Альцгеймера, и её состояние ухудшалось с каждым месяцем. Поначалу она путала людей, забывала события, но с каждым новым днём становилось всё труднее игнорировать очевидное. Девушка переживала, что в этом городе бабушка может остаться одна, а что, если её состояние ухудшится до такой степени, что ей будет опасно находиться в одиночестве? Кира не видела другого выбора, кроме как уговорить отца вернуться туда, где всё напоминает о прежних временах, когда ещё была жива его горячо любимая супруга.

В первые недели отец ходил по квартире Лидии Николаевны с тусклым взглядом, стараясь отрицать своё присутствие в ней. Стены хранили память о его Александре – её запахи, смех, повседневные дела, присутствие. Письменный стол, за которым она однажды делилась мечтами о переезде в столицу, её чашка, стоявшая в кухонном шкафу, фотографии на полках – всё это не давало мужчине покоя.

И тем не менее, он не стал противиться просьбе дочери о переезде. В первую очередь потому, что понимал – бабушке Киры необходим уход и присмотр. К тому же работа вахтовым методом позволяла часто бывать вдали от этого места.

Кира никогда не обижалась на отца за то, что тот уезжал, оставляя её наедине со странностями больного человека. Она взрослела быстрее, чем хотелось бы, но это было естественно. Понимание, что мир не вращается вокруг её желаний, пришло слишком рано, и, если отец чувствовал себя легче, находясь вдали от этого места, то так тому и быть. К тому же Кира действительно справлялась. Ей хватало сил заботиться о себе и о бабушке, пусть временами и приходилось нелегко. В этом доме она стала той, кто поддерживал порядок, следил за лекарствами и напоминал Лидии Николаевне, какой сегодня день.

В отличие от отца и бабушки, Кира не скучала по маме. Та ушла, когда девочке ещё трех лет не исполнилось, и в её памяти не сохранилось ни голоса, ни запаха, ни тёплых объятий. Существование Александры Мироновой для Киры было скорее абстракцией, чем чем-то реальным. Разве что фотографии напоминали о матери: на них молодая женщина с мягкими чертами лица и светлыми волосами смотрела в объектив с едва уловимой улыбкой, держа на руках младенца в розовом одеяльце. А ещё люди – знакомые, учителя, случайные собеседники, которые неизменно говорили: «Ты так похожа на свою маму». И каждый раз эта фраза отзывалась внутри лёгким раздражением.

Наверное, именно поэтому однажды Кира покрасила волосы в синий цвет. Решение оказалось спонтанным, но неожиданно прижилось. Она хотела отличаться, быть другой, уйти от этих постоянных сравнений. Но, как ни странно, вскоре этот цвет стал частью её самой. Синие пряди словно говорили окружающим: да, она похожа на маму, но она – не Александра Миронова. Она – это она.

Кира опустилась на стул у круглого кухонного стола, проведя пальцами по его тёплой деревянной поверхности. В углу стоял старый шкафчик с посудой, а рядом – небольшой телевизор, который бабушка включала только по вечерам. На стене висели вышитые полотенца, а на подоконнике ютились горшки с комнатными растениями.

Запах жареных драников наполнял кухню, смешиваясь с ароматом заваренного чая. Лидия Николаевна пододвинула к внучке тарелку с золотистыми оладьями, а следом – густую сметану.

– Ешь, птичка моя, а то совсем замёрзла, – присаживаясь напротив, с улыбкой женщина разглядывала внучку. – Как день прошёл?

Взяв вилку, Кира разломила один из драников и задумалась. Не рассказывать же бабушке про мрачного одноклассника, про напряжённый разговор с подругами и странный взгляд, которым незнакомый парень окидывал её. К тому же Лидия Николаевна вряд ли вспомнит Валерию и Амелию.

– Всё нормально, – ответила Кира. – Сегодня играли в баскетбол, чуть не выиграли у ребят.

– Ах, вот оно что! – бабушка одобрительно кивнула. – Спорт – это хорошо. Я же помню, как ты радовалась, когда папа купил первый мяч! Бегала тогда по двору, словно у тебя крылья выросли.

Кира слабо улыбнулась, отпивая чай. Она не помнила такого момента. Может, это и правда было, но слишком давно.

Бабушка продолжила, с некой ностальгией в голосе:

– А с кем играть ходила, птичка? С Машенькой?

Рука Киры с зажатой в пальцах вилкой чуть дрогнула. Машенька… Девочка, которая жила в этом же доме. Они часто играли вместе, когда Кира приезжала к бабушке на каникулы. Но с тех пор прошло столько лет. Девочка и её семья давно уехали из города, а Кира уже и позабыла о старой знакомой.

Она подняла глаза на бабушку, всё стало ясно. Лидия Николаевна говорила так, будто внучка ещё та маленькая девочка, что бегает по двору с мячом, дружит с Машенькой и учится складывать цифры в тетради, а не молодая девушка, которой скоро исполнится семнадцать лет.

От этого у Киры сжалось сердце. Она сглотнула, убрала волосы за ухо и постаралась улыбнуться:

– Нет, бабуль, мы с Машенькой давно не виделись. У меня сейчас другие друзья.

– Да? – нахмурилась Лидия Николаевна, не в силах этого осознать. – Но вы же всегда были вместе…

Кира не нашла, что ответить. Она просто продолжила есть, грея замёрзшие пальцы о тёплый бок чашки. В голове крутилась одна мысль: сколько ещё раз бабушка забудет, сколько ещё раз застрянет в прошлом?

Наевшись вдоволь, Кира с улыбкой посмотрела на Лидию Николаевну, которая всё ещё сидела напротив, медленно отпивая чай. В глазах женщины плескалась усталость, и Кира, заметив это, нежно коснулась когда-то грациозной руки:

– Бабуль, давай ты пойдёшь отдохнёшь? Вечер уже, тебе нужно набраться сил.

– Ох, птичка, ты, как всегда, заботишься обо мне, – в уголках глаз Лидии Николаевны образовались гусиные лапки. – Ладно, пожалуй, ты права.

Женщина медленно поднялась, осторожно двигаясь в сторону комнаты. Кира проводила бабушку взглядом, дождавшись, пока та закроет за собой дверь, затем вздохнула и принялась за посуду. Вода приятно струилась между пальцев, а лёгкий запах лимонного моющего средства наполнял кухню. Мытьё посуды действовало как успокаивающее.

Когда с кухонными хлопотами было покончено, Кира отправилась в свою комнату. Она открыла дверь и включила настольную лампу, заливая пространство жёлтым светом.

Комната выглядела, как граница между эпохами: смесь старого бабушкиного ремонта и собственных попыток Киры добавить немного индивидуальности. На стенах всё ещё висели обои в мелкий цветочек, которые давно потеряли свою актуальность. Потолок украшала старая хрустальная люстра, поблёскивающая в тусклом свете. Пол застелен выцветшим ковром, на котором ещё проглядывался когда-то яркий узор.

Но среди этого налёта времени жили её вещи, создавая контраст с прошлым. Кира завесила одну стену постерами любимых исполнителей – среди них как зарубежные рок-группы, так и пара отечественных музыкантов. У письменного стола стояла полка с книгами – в основном детективами и научной фантастикой, а рядом лежала стопка тетрадей и учебников.

Кровать у окна застелена синим пледом, а на подоконнике небольшая коллекция фигурок, которые Кира собирала с детства. Одна из них – маленький фарфоровый котёнок – досталась от матери, и, хотя Кира не испытывала к ней особых чувств, фигурка была чем-то вроде талисмана.

Девушка села за письменный стол, включила ноутбук и открыла тетрадь. Уроки пришлось делать без особого энтузиазма, но спустя час математика и литература остались позади. Кира потянулась, разминая шею, и задумчиво уставилась в экран.

Мысль, которая не давала покоя весь вечер, снова всплыла в голове. Семён. Парень, которого она толком не знала, но который, казалось, испытывал к ней какую-то необъяснимую неприязнь. Он вёл себя странно, а это появление в школе окутано некой тайной. В голове стали всплывать слова близняшек о его друге…

Кира открыла браузер и, недолго раздумывая, ввела в строку: «Смерть школьника…». Затем нажала «Поиск» и замерла в ожидании.

3. Шкафчик №47

Кира, Амелия и Валерия стояли перед закрытой дверью кабинета биологии. Учительница ещё не пришла, а коридор школы, наполненный ленивым гулом утренних разговоров, напоминал живое существо, растянувшееся между рядами дверей. Поблизости скапливались одноклассники. Свет от ламп плыл по стенам, словно призрачные следы пальцев, оставленные кем-то невидимым.

Близняшки что-то обсуждали, их слова сплетались в лёгкий водоворот звуков, но Кира давно уже потеряла суть. Её мысли зациклились на одном – Егор Лебедев. Она прочитала о нём вчера вечером, и теперь заголовки новостей бесконечно кружили в голове, как стая воронов, не давая покоя.

Прошлой весной парень, который мог стать её одноклассником, уснул и больше не проснулся. Как написала одна из местных газет на своём сайте: «Осталась только пустая комната, аккуратно заправленная кровать и телефон, который никогда больше не зазвонит».

Кира пролистала всё, что смогла найти, но вдаваться в подробности будто никто не хотел. Несколько скупых заметок, однотипные фразы, ничего, за что можно было бы зацепиться. Сайтов, где упомянули о смерти Егора больше, чем в одном предложении, можно пересчитать по пальцам.

Она мысленно осеклась:

«А чего ты ожидала? Узнать, что ему яд подсыпали или что он оказался первой жертвой серийного убийцы?»

Он просто умер во сне. Спокойно, тихо, без драмы. Так, если бы кто-то незримый провёл ластиком по чертежу жизни, оставив лишь мазки в виде воспоминаний близких. Это никому не интересно. Вот и не написали толком.

Кире хотелось поговорить об этом с подругами, ей казалось, что стоит лишь произнести имя Егора вслух, и клубок таинственного прошлого начнёт разматываться. Но она помнила, как вчера Амелия сжала губы и отвела взгляд, когда разговор случайно зашёл об этом парне. На мгновение в её глазах мелькнуло что-то – тоска? Грусть? Или страх?

Снова расстраивать подругу не хотелось, но внутри что-то настойчиво толкало Киру к этой теме. И это не простое любопытство – скорее, ощущение, что она стоит перед дверью, за которой скрывается что-то важное. Она сама не понимала, чего именно хочет докопаться: правды? Подробностей? Или просто ощущения, что жизнь этого человека не растворилась во сне без следа?

Кусая губы, девушка разглядывала узоры на полу. В голове крутились вопросы: каким был Егор? Почему о нём так мало говорят? И почему, чёрт возьми, её это интересует?

Мысли прервал голос Льва:

– Сэм!

Почти инстинктивно Кира проследила за взглядом Смирнова, который стоял неподалёку в компании других парней. Он, сияя своей неизменной улыбкой, махал рукой тёмной фигуре в конце коридора.

Семён двигался в их сторону с таким видом, будто делал это исключительно из-за неизбежности. Лицо выглядело бесстрастным, застывшим в выражении усталого равнодушия, словно всё происходящее вокруг не имело к нему никакого отношения. Чёрные волосы прикрывали лоб, брови чуть сведены, взгляд тяжёлый, но не злой.

Когда он подошёл, Лев приветственно протянул руку, и тот неохотно пожал её. Кира не могла не отметить, как резко контрастировали эти двое: Лев – тёплый, солнечный, с лёгкостью во всём облике, а рядом с ним Семён казался ещё более мрачным, как тёмная материя, крадущая свет.

Он остановился рядом с одноклассниками, но держался в стороне. Не участвовал в разговоре, даже не смотрел на них – просто стоял, как случайный прохожий, застывший в потоке людей.

На секунду парень скользнул взглядом по Кире. Не задержался, не выразил ничего определённого, но показался ей менее враждебным, чем вчера. Может, из-за того, что теперь она сочувствовала ему, а может, новый одноклассник в самом деле сегодня в лучшем расположении духа.

Прозвенел звонок, но двери кабинета биологии так и не открылись. Разговоры в коридоре стали громче – кто-то смеялся, кто-то недовольно вздыхал, а кто-то, как Кира, продолжал мысленно перебирать несказанные слова.

Она снова взглянула на Сэма и почти набралась решимости. Почти обернулась к Валерии. Почти спросила про Егора.

Но в этот момент из-за угла появилась учительница:

– Ох, простите-простите, задержалась, – весело воскликнула Марина Анатольевна, торопливо доставая ключи.

Она всегда производила впечатление человека, который искренне любит и свою работу, и учеников. Невысокая, с короткими каштановыми волосами и добрыми глазами, она постоянно была в движении – жестикулировала, говорила, улыбалась. Сейчас, открывая дверь, учительница не замолкала ни на секунду:

– Ужас, сколько бумаг приходится заполнять с утра! Я клянусь, если бы бюрократия могла, она бы давно нас всех перевела в Красную книгу!

– Марина Анатольевна, а вы точно не потерялись? – с шуточным сомнением протянул Лев. – Мы уже думали вас спасательным отрядом искать.

– Ой, Смирнов, даже не начинай! – хлопнула она ученика по плечу. – Если потеряюсь, обещаю написать вам письмо с координатами.

С горем пополам Марине Анатольевне удалось утихомирить шутливую атмосферу, и класс наконец расселся по местам. Кабинет биологии был одним из самых приятных в школе: чистый, светлый, с большими окнами, из которых открывался вид на школьный двор. Вдоль стен тянулись стеллажи с банками, заполненными образцами флоры, коллекциями засушенных насекомых и анатомическими моделями. На подоконниках стояли горшки с зелёными растениями, которые явно регулярно поливались.

Учительница, не теряя энтузиазма, энергично начала урок:

– Итак, ребята, сегодня мы поговорим о механизмах защиты организма! Почему наш иммунитет иногда ведёт себя как параноик? Какие барьеры он выставляет против бактерий и вирусов? И главное – почему никто не застрахован от того, чтобы однажды проснуться с температурой и полным отсутствием желания вставать с кровати?

Её голос звучал звонко, заразительно увлекающе, и многие действительно слушали. Амелия и Валерия вцепились в конспекты, старательно записывая каждое слово – обе планировали сдавать биологию в следующем году, так что к урокам по предмету относились серьёзно. Кира же только лениво держала ручку над тетрадью, не особо стремясь что-то записывать. Её мысли были далеко от иммунитета и защитных барьеров.

Она украдкой посматривала в сторону Сэма.

На удивление, тот тоже что-то записывал – усердно и быстро, словно боялся упустить важную мысль. Перед ним лежала толстая тетрадь, почти наполовину исписанная. Кира невольно нахмурилась. Не похоже, что одноклассник делал записи по теме урока.

Так прошла биология, а затем и алгебра. Цифры, уравнения – всё это проплывало мимо Киры, оставляя лишь слабый след в сознании. Амелия и Валерия, напротив, сосредоточенно работали, переписывая решение каждого примера. А Сэм… он снова строчил. Ни разу не взглянул на доску, не пролистал учебник, а просто заполнял страницу за страницей в той же тетради, что и на биологии.

Когда наконец прозвенел звонок, возвестивший о большой перемене, ученики рванули в столовую. Поток ребят быстро заполнил коридоры, и вскоре Кира уже сидела за столом, лениво ковыряя вилкой в тарелке с гречкой и куриной котлетой.

– Что с тобой? – спросила Амелия, прищурившись. – Ты какая-то странная сегодня.

Кира на секунду замешкалась. Она хотела сказать: «Да нет, всё нормально», но знала, что Амелия так просто не отстанет.

– Не выспалась, – наконец ответила она, не поднимая глаз.

– Ну, у тебя и вид соответствующий, – заметила Валерия.

– Спасибо.

Амелия же не сводила с подруги внимательного взгляда, явно не удовлетворившись ответом.

– Ты так всю математику в потолок смотрела, мысленно куда-то переносясь. Куда, если не секрет?

– Никуда, – покрутила в руке вилку Кира. – Просто задумалась.

– О Сэме? – предположила Валерия, и на её лице появилась хитрая улыбка.

– С чего бы это? – Кира даже не попыталась скрыть возмущение.

– Ну, ты на него смотрела, – пожала плечами подруга.

– Нет, – слишком быстро отрезала Кира и поспешно откусила кусок котлеты, словно это могло поставить точку в разговоре.

– Ладно-ладно, – рассмеялась Амелия, – но что-то тебя всё-таки гложет.

Кира чуть не сказала правду. Чуть не спросила про Егора. Но тут же перед глазами всплыло выражение лица подруги, когда о парне заговорили вчера. Нет, задать вертящийся на языке вопрос Кира так и не смогла.

– Просто у меня ощущение, что что-то важное ускользает, – пробормотала она, не находя лучшего объяснения.

Амелия приподняла брови и усмехнулась:

– О-о, понятно. Опять начиталась своих детективов и теперь воображаешь, что находишься в центре загадочной истории?

– Ну… вроде того, – с облегчением подхватила предложенную версию Кира.

Хитро прищурившись, Амелия явно не собиралась упускать шанс поддеть подругу:

– Слушай, может, тебе в сыщики податься? Или в журналисты? Будешь ходить по коридорам, записывать подозрительные события, брать интервью у… Сэма, – она театрально поднесла руку ко рту, изображая микрофон. – «Семён, расскажите: вы родились вампиром или кто-то обратил?»

Валерия прыснула, а Кира только закатила глаза.

– Очень смешно, – посмотрела она через стакан, допивая компот.

– Я старалась, – самодовольно заявила Амелия.

Кира быстро прикончила обед, не желая продолжать потеху над собой. Отложив вилку, она поднялась:

– Я к шкафчику, надо кое-что взять.

Это не совсем соответствовало действительности. Ей ничего не требовалось из того, что находилось в шкафчике. Просто хотелось побыть одной, пройтись по коридору и немного подумать.

Она надела наушники, выбрала песню и нажала «воспроизвести». В тот же миг в ушах зазвучали первые гитарные аккорды Boulevard of Broken Dreams[1]от Green Day.

I walk a lonely road, the only one that I have ever known…[2]

Кира двинулась по коридору, погружаясь в ритм.

Пространство вокруг заливало бледным дневным светом, просачивающимся сквозь высокие окна. Коридоры почти пустовали – все либо сидели в столовой, либо болтались во дворе. Воздух был неподвижен, школа как бы замерла в ожидании чего-то.

I walk this empty street on the Boulevard of Broken Dreams…[3]

Она смотрела вперёд, но не видела – мысли блуждали в поисках того, что нельзя понять, чего-то, что требовало внимания.

Дойдя до шкафчика, девушка бездумно отперла и распахнула дверцу. Затем несколько раз провела взглядом по своим вещам, машинально перебирая книги, сменную обувь, запасные ручки. Всё казалось на своих местах. Но, задержавшись на верхней полке, она нахмурилась.

Среди тонкого слоя пыли лежал блокнот. Не её.

Верхняя полка всегда казалась неудобной – слишком высокой, чтобы пользоваться ей регулярно. Кира была уверена, что никогда туда ничего не клала. Может, блокнот остался от предыдущего владельца шкафчика? Но ведь она убрала все чужие вещи и отнесла дежурной. Или что-то всё-таки ускользнуло?

Потянувшись к находке, Кира почувствовала, как внутри зарождается странное волнение. Блокнот с чёрной кожаной обложкой, потрёпанный по краям, с выцветшими золотистыми буквами на форзаце: «Dean»[4]. Казалось, его часто носили с собой, листали, перечитывали. Но если он принадлежал предыдущему владельцу, почему она раньше его не замечала?

Кира смотрела на блокнот, и что-то в нём манило, как призрачный огонёк во тьме. Он выглядел так, словно хранил в себе не просто записи, а целую жизнь, запертую между страницами. Ей нестерпимо хотелось раскрыть его, пробежаться глазами по строчкам, вчитаться в чужие мысли.

Но внутренний голос настойчиво протестовал:

«Это не твоё».

Девушка закусила губу, крепче сжала находку в руках. Разве владелец одобрил бы, что кто-то копается в его мыслях? Скорее всего, нет.

Почти неосознанно Кира уже тянулась к краю обложки, собираясь взглянуть хоть на одну страничку… но внезапно рука дрогнула, а пальцы замерли.

Нет.

Сжав челюсти, она резко захлопнула шкафчик и направилась к коморке в конце коридора, не теряя ни секунды.

Дежурная – пожилая женщина с короткими седыми волосами – сидела за столом, перебирая какие-то бумаги. В комнате пахло чем-то затхлым и слегка – пылью, как если бы в ней хранились забытые истории, которые уже никому не нужны.

Когда Кира вошла, женщина даже не подняла головы.

– Я нашла это в своём шкафчике, – сказала девушка, протягивая блокнот.

Дежурная взглянула на находку рассеянно, словно это была всего лишь одна из множества потерянных перчаток или ручек, что попадали сюда ежедневно. Взяв блокнот с ленивым движением, она небрежно бросила его в коробку с другими забытыми вещами.

– Да, владелец обязательно найдётся, – пробормотала женщина, но в голосе совсем не слышалось уверенности.

Кира обречённо вздохнула и развернулась, собираясь уйти.

Но тут она заметила Сэма.

Парень стоял неподалёку, в тени, прислонившись к стене, как часть её. Силуэт одноклассника казался вырезанным из темноты, а такие же тёмные глаза походили на бездну, в которой не было ни отражений, ни эмоций, лишь молчаливое осуждение.

Он не просто смотрел – он следил.

Кира невольно скривилась, чувствуя себя пойманной на чём-то, чего даже не совершала. Но она не позволила себе замешкаться – отвернулась и поспешила к лестнице, стараясь не думать о том, что, возможно, странный одноклассник всё ещё наблюдает за каждым её движением.

Следующие два урока Кира целенаправленно избегала даже мельком взглянуть в сторону Сэма. Если он мог оказаться в поле зрения, девушка находила способ этого не допустить – опускала глаза в тетрадь, поворачивалась к окну, делала вид, что внимательно слушает учителя.

Она пыталась выбросить из головы нелепое ощущение преследования, ведь для него не было никаких реальных оснований. Вместе с этим старалась избавиться от мыслей о мёртвом Егоре, переключиться на уроки и болтовню с подругами. Они обсуждали всё подряд – планы на выходные, новую кофейню недалеко от школы, слухи об одиннадцатиклассниках.

Но, как бы Кира ни старалась, лёгкость не приходила. В голове всё равно всплывали отрывки новостей, взгляд Сэма, блокнот с чёрной обложкой. И чем больше она пыталась не думать, тем сильнее эти мысли прорывались сквозь шум повседневности.

К началу последнего урока Кира чувствовала себя хуже, чем выжатый лимон, забытый на дне холодильника и покрытый засохшей коркой. Словно использованный чайный пакетик, который кто-то выжал до последней капли и бросил на край чашки. Как батарейка в старом пульте – ещё теплится заряд, но сил уже не осталось.

А последним уроком, как назло, поставили физику. Не то чтобы Кира не любила или не понимала этот предмет, но всё её нутро отрицало преподавателя, который вёл его.

Станислав Юрьевич. Мрачный мужчина с тонкими губами, которые ни разу на её памяти не растягивались в улыбке. Его голос всегда звучал однообразно, ровно и бесцветно, как статичное радио, и кажется, что даже самые яркие явления физики в его изложении превращались в скучнейшую лекцию о вязкости масла.

Но самое неприятное в нём даже не это, а то, как он смотрит. Преподаватель сканирует каждого ученика, пробираясь до костей своим холодным, прицельным взглядом. Он точно знает, кто что ответит, кто не готов, кто сделает ошибку, и только ждёт момента, чтобы подловить. Станислав Юрьевич не кричит, не унижает, не насмехается – просто может сказать что-то короткое, сухое, но так, что у ученика пропадает всякое желание открывать рот на его уроках.

Кабинет физики был открыт, поэтому большая часть учеников оккупировала пространство ещё на перемене. Кира незамедлительно плюхнулась на парту, чувствуя, как тело расплывается по поверхности, как безжизненная субстанция, проникающая в каждую незначительную царапинку. Казалось, они со столешницей способны образовать идеального симбиота.

Но когда в класс вошёл преподаватель, все звуки моментально исчезли. Тишина стала настолько глухой, что она почти ощущалась физически. Кира не видела учителя, но мгновенно поняла, что он в кабинете. Его появление сравнимо с приближением грозового фронта: всё вокруг становится вдруг спокойным, а воздух – напряжённым.

Рывком Кира прекратила связь с партой, чувствуя, как тело подчиняется невидимому требованию. Все ученики, даже те, кто обычно не обращал внимания на учителей, затаили дыхание. Да куда там, даже сам воздух затаил дыхание. Лишь слабый звук шариковой ручки, катящейся по парте, нарушал идеальную тишину, но он вскоре затих.

Кира украдкой посмотрела на учителя.

На вид Станислав Юрьевич был не старше её отца, может, даже чуть младше. Высокий, с тёмными волосами, всклокоченными, как если бы тот только что ставил эксперимент, который обернулся неудачей. Одет он в тёмную рубашку и пиджак, который выглядел немного неуместно, словно перед тем самым неудачным опытом учитель предусмотрительно снял его и повесил в шкаф. Пиджак остался безупречно чистым и выглаженным, в отличие от остального образа.