Дети Нави. Банная невеста

Защищать я могла только научную работу. И то в институте. Пару раз защитила старушку от нападок соседей. И один раз себя от претензий начальства. Собственно, на этом моя практика заканчивалась.

– А ничего, что я тут совсем недавно, – пробормотала я, понимая, что защитник из меня так себе.

Но крики были все громче. Иногда к ним присоединялся голос, который явно принадлежал пожилой женщине: “Тужься, дитятко, тужься!”.

Поленца смотрели на меня, а я на них. Ладно, сделаю, что смогу. Но результата не обещаю.

Я вскочила и направилась в сторону бани. Только я увидела свечку на окне и услышала плач младенца, как свечка мигом погасла, словно кто-то смахнул пламя рукой. Ой…

– Батюшки светы! – послышался голос старухи. – Обдериха, хозяюшка! Выручай…

Я сама не поняла, что происходит, но в бане как-то потемнело. Теперь я различала лишь силуэты. Благо печь горела, порождая тусклый, но уютный свет. Бедная, измученная родами женщина лежала на полоке, а бабуська росточку с двенадцатилетнюю девочку стояла и прижимала к себе ребенка.

Мимолетный взгляд на окно заставил меня оторопеть. В окно смотрела жуткая огромная рожа со светящимися глазами.

Я даже толком сориентироваться не могла, как вдруг дверь в баню распахнулась. Бабка завизжала, а я так и не решалась вылезти из темноты.

– Дитятко отдай! Сгинь, нечистая сила! – кричала бабулька, а меня что-то дернуло.

Плач младенца резанул меня, как нож, а я преодолела страх и выбралась из темноты.

Моим глазами предстала картина, от которой в обморок падают даже видавшие виды мужики. Огромная черная лохматая скотина с рогами пыталась выхватить ребенка из рук бабульки. Совсем крошечный младенец, видимо, чуял беду, поэтому плакал и захлебывался, пока мать лежала без сознания.

“Жива ли она?”, – пронеслось у меня в голове.

– Обдериха! Помоги! – кричала бабуська, пытаясь что-то прочитать, но либо из-за страха, либо от волнения она сбивалась.

Я бросилась к огромной черной махине и приложила к ней свои руки.

– Давай! – рычала, я как вдруг почуяла запах паленой шерсти. И уже потом услышала визг.

Обрадовавшись результату, я уже хотела выдохнуть, как вдруг бабку дернула мелкая тень. Вертлявая, темная, неуловимая, казалось, она ловко скачет по бане.

– Помо… – начала бабулька, а я стащила с нее это что-то и как следует отутюжила.

Тень с визгом вырвалась из бани, едва не унеся с собой дверь.

– Ой, матушка, что ж твориться-то, – причитала бабулька, а я бросилась в дверь, как вдруг увидала такое, от чего тут же захотелось зайти обратно. Все вокруг кишмя кишило всякой нечистью очень нелицеприятного вида. Они спорили, кому достанется младенчик. И некоторые озвучивали планы на будущее, похожее на меню в ресторане.

– Пошли вон! – заорала я, сжимая кулаки.

Ага! Так они и пошли – потопали! Прямо разбежались. Несколько особо рьяных попытались прошмыгнуть мимо меня, но я перегородила им путь.

– Прочь! – взвизгнула я, чувствуя, как раскалились мои ладони.

– Неужто обдериха новая появилась? – послышался скрипучий голос. Две сороки обернулись жуткого вида бабками в лохмотьях.

Это кто еще такие? Хотя, разбираться будем после!

– Да баня пустая была! – рычал жуткий голос.

– Наш младенец! – скрипели бабки, как вдруг за моей спиной послышался крик.

Я обернулась, видя, как на бабке сидят еще две сороки, пытаясь достать младенца.

– Так, куры – гриль! – заорала я, размахивая раскаленными руками.

Бабка завертелась, упала, но дите упало ей на грудь и не пострадало. Я боялась хватать ребенка горячими руками, поэтому решила сосредоточиться на обороне.

– Так вот откуда вы лезете! – воскликнула я, видя, как сквозь окно просачивается черная тень.

Бабка оклемалась, схватила ребенка, а потом положила его рядом с пришедшей в себя матерью. Я же чувствовала, как меня дерут когтями, рвут клювами и пытаются уронить на деревянные доски пола.

– Ииии! – пищала роженица, слабыми руками прикрывая ребенка, как вдруг бабка стремглав выбежала из бани. Так, а вот это новости!

Глава 21

Я смотрела на бледную не то от пережитого, не то от ужаса мать, которая прижимала к себе дитя. Сейчас она выглядела, как привидение. Ну и жесть! Попробуй, роди ребенка нормально!

То ли нечисть устремилась за бабкой, то и решила дать нам передышку. Или собрались в кучку, чтобы построить планы, поглядывая на баню, но я чувствовала, что не выстою.

Бледная мать смотрела на меня с мольбой. А сморщенный покрасневший от плача ребенок оглашал плачем старую баню.

Я понимала, что выйти на улицу нельзя. Здесь окно разбито. Они быстро доберутся до дитя. Поэтому заняла оборону возле матери.

Судя по тому, как взмокла моя рубашка и болело все тело, рожала не она, а я! Несколько проворных мелких чертей пробрались в окно, но тут же забыли зачем пришли, когда я схватила за хвост самого последнего.

– Жжется! – визжал черт, но двое его юрких собратьев попытались добежать до матери.

Я не стала дожидаться у моря погоды, поэтому размахнулась чертом, словно сумочкой и смела его коллег по рогато – копытному цеху. Они ударились о стены избы.

– Жжется! – слышался визг.

Я была вооружена и очень опасна.

Молодая мамочка все еще пребывала в состоянии шока. Если сравнивать шок с лесом,то после увиденного она заблудилась в чаще.

– Пошли вон! – орала я, размахивая оружием.

“И тебя дружок, с днем космонавтики!”, – мысленно сочувствовала я бедняге. Он был небольшой, размером с толстого кота. Хвост у него был длинный и очень удобный. Если бы я оставляла отзывы к товару, то я написала бы что-то вроде: “Эргономичный, но шумный. Зато удобно сидит в руке! Однозначно рекомендую к покупке!”.

– Жжется! – уже не грани хрипоты орал чертик.

Не знаю, или его истошные крики, или моя смекалка, но соваться к нам опасались. Пока что.

– Аааа! – уже хрипло орал несчастный. – Аааа!

Но на помощь ему никто не спешил. Я размахивала им, как лассо. Пусть увидит американские горки. А то что? Живет в деревне. Из интересных новостей – корова сдохла, Дунька беременна. А тут целая культурная программа!

– Куда пошли! – грозно закричала я, отбивая чертом что-то крупное. Пока что меня спасало то, что окошко было маленькое, и оно целиком не пролезало.

– Ну давай, давай, – подманивала я, слыша истошное: “Жжется!”.

Отогнав зловредную тушу, я выглянула в окно, как вдруг у меня в глазах потемнело. Там их было столько, что я поняла. Не отобьюсь! И тут я увидела бабку, которая влетела в баню так же шустро, как вылетела.

– Позвала! – выдохнула она. – Идет! Я -то уже не могу. Старая стала… Зубов -то два осталось! Поэтому и силы колдовской с гулькин нос.

Я была немного занята. Изо всех сил, не жалея нервных клеток, я запихивала обратно в окно любителей детей.

– Жжется! – уже полностью отчаявшимся голосом всхлипнул черт. Он уже не чаял вырваться и потерял всякую надежду.

И тут я выглянула в разбитое окно и увидела… Лизара. Шел он медленно, вальяжно. Ветер трепал его длинные темные волосы и черную рубаху на груди, обнажая внушительный пресс. Черные брови нахмурились, а потом лицо приняло насмешливое выражение.

– Не переживай, сейчас он им как вмажет! – утешала я себя, вспоминая силу колдуна.

– О, Митюха, какая встреча! – усмехнулся Лизар, похлопав страшного упыря по плечу, которое торчало из рванины рубахи. – Смотрю, плохо лежится…

– Да, могилу подтопило, – сипло произнес упырь, одна нога которого представляла собой голую кость.

– Белчиха и Сарафаниха, а вы здесь какими судьбами? – усмехнулся колдун, проходя мимо двух сорок.

– Да вот, услышали, что младенчик родился, – заметили ведьмы. – Так отведать захотелось.

Вместо того, чтобы раскидывать нечистых, Лизар общался с ними, как со старыми друзьями. И это меня возмущало! Сердце требовало героических подвигов, а не пожимание руки какому-то старом сморчку.

– Как твое, еретничье? – спросил с улыбкой Лизар.

– Все вы там будете! Вон, видал, ноги стерлись! Теперича с петухом путают! – послышался скрежещущий, как нож по металлу голос. – Стопа развалилась, лапа осталась. Баба одна муку просыпала, дескать, кто к ней ходит. А я и не замечал, а потом глянул на следы – петух петухом!

Общение превратилось в светский раут.

– А ты чаво енто пришел? – спросила карга.

– Да тоже за ребенком, – заметил Лизар, кивнув на баньку. – Мне волосы с головы младенца нужны. Некрещеного. Буду кикиморку делать. Плотники просили. А то часто стали хозяева им деньги зажимать. Вот и попросили. Всей артелью скинулись.

– Понятненько, – согласилась нечисть, а у меня глаза на лоб полезли. Он что? С ними заодно?

Глава 22

– А ты куда, милок! – послышался голос старой карги. Она прищурилась, явно не желая уступать дорогу.

– Как куда? Мне только волосы! – усмехнулся Лизар, пока я сглатывала нехорошие слова. – А вас я знаю… После вас ничего не останется! Вы же его запекать будете… А мне оно не надо.

Он встал перед бабками, которые злобно засопели. Очередь из нечистой силы заволновалась такой наглости. А когда колдун сделал шаг вперед, так вообще разразилась бранью.

– После нас будешь! – заметили бесы, кучками собираясь под баней. – Мы первые были!

– Я занимал еще девять месяцев назад, – усмехнулся Лизар, глядя на недовольные рожи. Кто -то даже прихрюкнул от неудовольствия. – Когда она ко мне за заговором приходила да настойку просила, чтобы не так тошнило!

От возмущения у меня даже руки раскалились.

– Тетенька, – скребли меня когти. Бес смотрел на меня очень проникновенным взглядом. – Пустите меня… Я больше так не буду… Я вон, на пьяниц перейду…

– Помолчи! – фыркнула я, глядя на спор между Лизаром и каким-то огромным рогатым чудовищем.

– После меня будешь! – рычал он, а я смотрела на колдуна, которого ничуть не смущал грозный рык, похожий на раскаты грома.

– После тебя я только в аду гореть буду! – заметил Лизар, пока свирепая махина нависала над ним. – И то, если бабки меня не отмолят. Я сейчас им спины да суставы лечу. Так что еще неизвестно.

– Да я тебя! – зарычало чудовище, многозначительно не закончив фразу.

– Жене такое скажешь, – бросил колдун, пока ветер трепал его волосы. – То-то рада будет! Как же он был красив в лунном свете, серебрившем его кожу. – Мне просто волосы срезать! И все! Дальше – что хотите, то и делайте! Мое дело малое.

Он подошел к избе еще ближе, а я отпрянула от окна, чувствуя, как в груди изо всех сил бьется сердце. Мать и бабка забились в угол и что-то шептали. Мать была на грани обморока. Бабка почти в обмороке.

– Тетенька… – взвыл бес, которого я все еще держала за хвост. Пахло шашлыками. – Тетенька…

И из его желтых глаз покатились слезы.

– Цыц! – цыкнула я на него, а он зажмурился.

Дверь в баню отворилась, а я услышала поступь шагов.

– Ребенка мне быстро! – произнес Лизар. Он даже не говорил, а шипел.

Мать, находясь на грани обморока, прижала кроху к себе. Ночную тишину разрывал детский плач.

– Быстро, я сказал! – прошептал Лизар.

– Ага, волосы срежешь, да на растерзание кинешь! – произнесла я, становясь между ними.

– Ты должна была роженицу защитить. А если не умеешь, то дитя сюда давай! Или что? Спорить со мной будешь?

Я выдохнула, не желая двигаться с места.

– Я вынесу его в безопасное место, сверкнул глазами колдун. Но я ему не шибко верила. – Потом отдам…

– А где расписка? – спросила я, сощурив глаза.

– Моему слову верят, – произнес Лизар.

– Тебя чертом хоть раз били? – спросила я, показывая несчастного. – Или сегодня особенный день?

Не верила я ему. Ой, не верила! Как можно верить тому, кто своих детей проворонил!

Бабка, может, и была согласна. Но мать вцепилась в дитя мертвой хваткой. Мне казалось, что она не отдает отчета своим действиям.

– Долго он что-то! – прокряхтел голос под окном, заставив меня вздрогнуть. – Может, навалимся дружно? А?

Лизар посмотрел на окно, а потом на нас.

– Ну что? Доигрались, – усмехнулся он. – Так бы я уже дитя вынес!

Я сглотнула, понимая, что сегодня для многих особый день. Получить до чертиков чертиком почти равносильно получить щами по щам и леща лещом.

Глава 23

– За меня отошли! – произнес Лизар сквозь зубы.

Я даже не пошевелилась. Мать, бабка – повитуха с младенцем на руках забились в угол.

– Тебя это тоже касается, обдериха! – произнес колдун с таким высокомерием, что я с шумом недовольства втянула воздух.

– Даже не подумаю! – произнесла я, размахивая бесом.

– Дяденька, дяденька! – вцепился бес в рубаху Лизара. – Возьмите меня в услужение! Я прошу вас! Буду вам молоко у коров воровать! Дяденька, отберите меня у нее!

– Своих хватает. Куда девать не знаю, – усмехнулся колдун, скинув его руки.

– Да что за день сегодня такой! – всхлипнул черт, озвучив общественное мнение.

Первыми навалились черти, но их тут же отбросило так, что многие попали в реку. Резким движением руки Лизар отмел их, глядя на наступающих из-под шторки черных волос. Было в нем что-то грубое, жестокое, в то же время ядовито- коварное и до стыда притягательное… Не мудрено, что девки за таким в очередь строятся! Удивляюсь, как за него еще убиват не начали!

– Отошла! – крикнул он, оттолкнув меня себе за спину. Я в этот момент почувствовала себя очень слабенькой нечистью. Даже не серединка на половинку. Такая маленькая, никчемненькая…

Рев за окном раздался такой, что изба зашаталась. Кто-то лез по крыше, а я пыталась понять, где именно, вертя головой.

– Не мешайся! И под ногами не вертись! – снова гневно бросил Лизар, как только я отпрянула от его отведенной в сторону руки. Из нее вырвалась такая мощь, что банька захрустела по швам. Красивые губы что-то сосредоточенно шептали, а глаза были прикрыты.

До чего же он злющий!

Но я отвлеклась. Казалось, кто-то огромный пытается вырвать баньку с корнем, как дерево, поэтому нас шатало по бане. В какой-то момент я увидела, что Лизар вот-вот потеряет равновесие и упадет прямо на раскаленную печь. В последнюю секунду я успела встать между ним и печью.

И тут послышался крик петуха. Хриплый, совершенно немелодичный, раздражающий. Такой, какой стоял у меня на будильнике.

– Кукареку! – закричал петух, а баня с грохотом встала на место. Только сейчас Лизар, навалившись на меня смотрел на красные камни печи. Я не чувствовала ни жара, ни боли. Но вот запах паленого меня слегка смутил.

Колдун сделал шаг назад,отходя от меня. Я отлипла спиной от печи, глядя ему в глаза.

– Видимо, я должен тебе сказать: “благодарствую!”, – произнес он, сдув темную паутину волос назад. Даже сейчас он был восхитительно красив. Словно в нем дышала живая необузданная сила и ярость. Ярость ожесточала черты его лица, делала взгляд впечатывающим, почти осязаемым.

– Не стоит! – выдохнула я. – Не утруждай себя…

И тут я бросила взгляд на угол. Мать лежала в отключке, это было понятно. Бабка тоже лежала в отключке, положив голову на плечо роженицы. На коленях возле обессиленной женкой руки плакал сверток. Мне хотелось подойти и взять его, но Лизар опередил меня и схватил кроху на руки.

Но крик петуха всего-лишь ослабил нечисть. Как вдруг я услышала голос. Басовитый, густой, красивый. Он явно принадлежал мужику солидному. К тому же еще и “окающему”. Сочное “о” в исполнении его баса было просто музыкой для ушей.

– Сгинь о-о-отрок! – послышался голос и вздох. Я выглянула в окно, видя как к нам идет батюшка. Он был рослым, солидным, не лишенным живота. С длинной чуть посеребренной сединой бородой – лопатой. – А ты на исповедь можешь не хо-о-одить, Митришна. Знаю я про твои дела темные! Сказывали люди!

Он вошел в баню, как вдруг увидел нас с Лизаром.

– Ну что ж! Лучше по-о-оздно, чем как вы! Итак, я полагалаю, что вы венчаться удумали! Благословляю ваш брак, хотя и, видимо поздновато.

Батюшка посмотрел на дитя и вздохнул.

– Но ничего! Сейчас по святцам имя дадим, и живите себе дружно.

– Мы не венчаться! Это – новая обдериха! – усмехнулся колдун.

– Сила нечистая? Ай-я-яй! Как не стыдно-то! Людей, небось, губишь? – спросил батюшка. Он ничуть не удивился. У него даже глаз не дрогнул.

“Русалка, русалка, русалка, ночная бабочка, куда смотрел отец!”, – невпопад пронеслась в голове песня.

– Так не губи. Узнаю, что губишь, эпитимью наложу! – произнес батюшка. – Что ж, будем знакомы. Я – отец Никифор.

– Очень приятно, – вздохнула я. Меня сейчас колбасить должно или потом? Я что-то не поняла? Тут сам батюшка стоит, а я пока еще не бьюсь на полу и не выкрикиваю ругательства.

– Так, что тут у нас? – спросил отец Никифор. – Митришна, погоди!

В окно появилось уродливое лицо ведьмы. Отец Никифор взял да достал огромную старую книгу, которая в его руке смотрелась как блокнот.

– Сегодня у нас седьмое! Протальник по старому. А что у нас седьмого? Анфиса, Афанасий, Вавила, Варадат, Вячеслав, Лимней, Маврикий, Разумник, Тит, Фалассий, Фёдор, Филипп, Фотий. Какое имя берем?

Я посмотрела на мать, которая лежала в отключке. Что-то я явно не так представляла имена. Я искренне была уверена, что половину деревни зовут Иван, а другую половину Настя. А тут такое разнообразие.

– Мать там, – кивнул Лизар.

– Будет, значит, – протянул батюшка, задумчиво. – Фалассием.

Мне кажется мать будет не в восторге. Ну я бы на ее месте точно не была. Я была уверена, что имена дают родители. А тут никого не спросили.

Батюшка зачерпнул воды из таза и провел обряд крещения. А потом посмотрел на черта, который внезапно притих. Я отпустила его на пол, но у бедолаги не было сил даже встать.

– А этого я с собой возьму, – произнес батюшка, беря черта за хвост. – В колокола звонить будет. А то у меня покойник на покой отправился. Заменить некому. И людям потеха. Как третий раз колокол прозвонит, так будешь с колокольни падать.

– Нет! – дернулся черт, пытаясь убежать, но попробуй убеги тут, когда тебя мощная ручища к выходу тянет. – Не буду я в колокола звонить! Нет!

– Все, я крестил! Расходимся. Кто грехи отмаливать завтра приходите! – послышался его бас. Он так же спокойно вышел и направился прочь. Удивительный человек. Спокоен, как каменная глыба.

Я протянула руку к Фалассию, видя, как он снова сморщился.

– Куда руки тянешь! – резко произнес Лизар, баюкая ребенка. Он пощупал бабку рукой в области шеи и успокоился. Мать тоже, видимо, была жива, но впечатлений набралась на несколько лет вперед. Если здесь такие роды, то как женщины за вторым собираются? Я бы не рискнула! Но тут мой взгляд зацепился за то, с какой нежностью и грустью колдун смотрит на новорожденного. “Наверное, скучает по своим дочкам…”, – пронеслось у меня в голове. – “Может, он и не был плохим отцом?”. “Но мужем плохим явно был!”, – тут же мысленно отрезала я все лишние сантименты.

– Знаю я, что ты его под полок утащишь, – бросил Лизар, прижав кроху к груди.

– Я? Под полок? Зачем мне там ребенок? – удивилась я.

– Вот только врать не надо, – кривая усмешка скользнула по его губам. – Вам, нечисти только и подавай детей. Чем ты лучше их? А? Разве что к тебе напроситься можно, вот и все!

А вот это сравнение меня обидело!

– Не надо меня сравнивать с ними! – выкрикнула я. – Я не стала бы отбирать ребенка у матери, чтобы сожрать его! Или душу из него вынуть.

– Да неужели? – насмешливо произнес Лизар, глядя на меня сквозь полуприкрытые веки. – Насмешила.

– Я не стану воровать детей! – произнесла я. – Зачем оно мне?

– Знаешь, – внезапно выдохнул он, словно сменив гнев на милость. – Может, ты и права. Давай договоримся.

Он почему-то пристально смотрел на меня и пока что молчал. Я нахмурила бровь, как мы взглядом спрашивая, о чем он со мной договариваться решил.

– Ты не причиняешь зла людям, я не причиняю зла тебе, – усмехнулся Лизар. – Все просто…

– А давай, – с вызовом произнесла я. И нервная улыбка подернула мои губы.

– Как только я узнаю, что ты причинила зло кому-то, украла ребенка, содрала с кого-то кожу, я приду за тобой и убью, как твою предшественницу!

Я пересмотрела свои планы на месяц, понимая, что там нет пунктов “украсть ребенка” или “содрать кожу”.

– Никаких кож на каменках! – произнес Лизар.

– Я даже слабо понимаю, что такое каменка! – ответила я. Уж не знаю, радоваться или нет, что у нас выпала минутка поговорить.

– Даже так? – удивился колдун. – Печь в бане называется каменка. Это – полок. А то – предбанник! Странно, что ты этого не знаешь. И вообще, откуда ты взялась такая?

– Я… – не успела я придумать мало – мальски понятный ответ, как вдруг мать очнулась и, не найдя ребенка рядом, заголосила.

– Держи Фалассия, – усмехнулся Лизар. Мать обняла кроху и прижала к себе.

Я увидела на груди Лизара, когда он наклонился к матери, а рубаха отогнулась, отпечаток моей руки. Красный ожег немного смутил меня. Болит, наверное. Интересно, почему он его не залечил?

Нечисть рассосалась со следующим криком петуха. Вот что самое интересное. В бане я его слышала, но не чувствовала боли.

– Марку свою разглядываешь? – спросил Лизар, запахнув рубашку.

Тут к бане прибежали люди, а бабка, очнувшись, помогла молодой матери выйти.

– Вот за марку я тебя не прощу, – произнес Лизар и тут же покинул баню. Марка, марка! Что за слово такое?

– А что такое марка? – спросила я, видя, как из-под полока вылезают мои поленца.

– Как что? – удивились поленца. – Марка – это знак того, что ты жениха себе выбрала!

_____________________

Пояснения по фольклору

Имена раньше выбирались не просто так. И вовсе не родителями, а по Святцам. В этой церковной книге были записаны возможные имена мужчин и женщин, родившихся в этот день. Так что в деревнях жили люди с очень редкими, а порой даже забавными именами. Евтропий, Горгония, Евагрий и Агофодор. Почему же тогда на Руси считалось, что много Иванов? Просто имена некоторых святых часто попадались. Например, имя Иван или Иоанн упоминалось в святцах более 300 раз!

По поводу черта и колокольни. В Боровичском уезде Новгородской губернии, например, было принято креститься лишь при третьем ударе колокола: крестьяне считали, что до этого на колокольне находится черт. Черт упадет оттуда только тогда, когда колокол начинает звонить в третий раз. Но обычно эту миссию выполнял покойник. Поэтому ночью колокольню обходили стороной.

Глава 24

Новость пришибла меня, заставив присесть и несколько раз вдумчиво моргнуть.

– В смысле, жениха? – спросила я так осторожно, как могла.

– Тише, мама ведь всего не знает! – шикнуло одно полено на другое.

– Марку ставит банная невеста, когда жениха себе выбрала! У него след остается! Предыдущая обдериха не любила, когда кто-то ставил марку. Это означало, что невесту отдавать надо. А кто ей служить будет?

Я вспомнила след на груди, похожий на ожог. Так, роды я тут уже видела. Осталось на свадьбе не помереть!

– Ей опять детей воровать придется. А потом растить… – перечисляли поленца. – А пока они вырастут. Да и не все вырастут…

– Ой, ужас -то какой! – заметила я, поежившись. – А вас как зовут?

Поленца переглянулись.

– Никак, – осторожно произнесло левое.

– У нас имен нет, – выдохнуло второе.

– Как это имен нет? К вам же как-то обращались? – спросила я.

– Мы уже забыли. И имена, и кем мы были раньше, – выдохнуло левое. – Но вот когда подрастем, то мы тоже себе женихов выберем, марки поставим, а когда нас отсюда заберут, то, может, все и вспомним!

– Нам имя должны дать! По святцам! Рубаху принести и крестик!

Я смотрела на два деревянных чурбачка, чувствуя, что мне очень хочется их обнять. Во мне проснулась такая нежность, которая уже третий год намекала, что пора бы покричать в роддоме.

– А если я вам дам имена? – спросила я, улыбаясь. – Просто, чтобы удобней было? Просто, чтобы были. Какие имена вам нравятся?

Я решила дать им свободу выбора. Поленца задумались. Они даже шушукались, а я с улыбкой ждала их ответа. Внутри меня, правда, все слегка подергивалось при мысли, что сама предложила Лизару женится. Я всегда считала, что это – привилегия мужчины. И даже с сочувствием относилась к тем дамам, которые брали быка за рога, мужика за причиндалы, отбирали у него паспорт и под конвоем вели подавать заявление.

– Мы решили! Мне нравится … – начало левое поленце. А я приготовилась к Машенькам и Варечкам. – Мне нравится имя Асклипиодота!

– А мне Нунехия! – послышался голос второго поленца.

Я сглотнула. Я и первое повторить сразу не могла, а тут вторым решили меня добить.

– А можно покороче? – взмолилась я. – Ас… что там?