Дети Нави. Банная невеста

Кристина Юраш

Дети Нави. Банная невеста

Пролог

И с чего это я дорогая? Что на него нашло? Какая муха его укусила? С чего это он такой подозрительно ласковый?

Внутри меня всё бурлило, как кипящий котёл.

Напряжение сковало тело, словно ледяные оковы, и я не могла оторвать взгляд от его фигуры, чувствуя, как сердце стучит всё быстрее. Волны тревоги накрывали меня, словно цунами, а в голове метались мысли: что он задумал? Зачем явился сюда? Что за игру он затеял?

– Изволь в баньку напроситься, – произнёс красавец-колдун, встав у порога с лёгкой, почти издевательской усмешкой, которая, казалось, скрывала нечто зловещее. Его голос, мягкий, как бархат, обволакивал, но в нём таился холод, который пробирал до самых костей. – Пусти меня, банница, пусти в баньку… Да зла не причини.

Я сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, оставляя следы.

– Что он делает? – прошептала я, затаив дыхание, наблюдая за его высокой тёмной фигурой, которая в дверях казалась почти тенью, скользящей в полумраке.

– Как что? – отозвались поленья, удивлённо переглядываясь. Их голоса дрожали, словно они сами боялись того, что сейчас произойдёт. – Сам напрашивается! Беда-а-а! Хитрый, очень хитрый!

– Ну, это я уже поняла, что сам напрашивается, – зло ответила я, нахмурившись. В моих глазах вспыхнул огонь. – Он явно напрашивается на неприятности.

Я тут же вспомнила, как этот самый колдун бегал за Катенькой, пока его мать изводила его жену и детей. И ведь извела! Прямо такая злость взяла. Тоже мне ходок по Катенькам! И что, что красивый? Даёт право налево? Или быть почётным быком-осеменителем всей деревни?

Этот ветреный колдун со странно-неподвижным взглядом, гипнотическим и притягательным, словно у змеи, нагнулся и вошёл в маленькую дверцу бани.

– Так нет же! – пронеслось шёпотом поленца. Их голоса дрожали, но в них слышалась тревога. – Он напрашивается, чтоб ты ему ничего не могла сделать!

Внутри меня всё сжалось ещё сильнее. Волнение и гнев боролись у меня в груди, как два зверя, готовые разорвать друг друга. А вдруг не справлюсь? Что, если он сильнее? Что, если его магия сильнее моей?

– А вот и ты, обдериха! – произнёс колдун, взглянув на меня своими равнодушными, холодными глазами, которые словно пронзали насквозь. Любая женщина не смогла бы пройти мимо такого взгляда, не почувствовав легкое волнение и кокетство. Но я не была той, кто поддаётся на его чары.

– Вот кобель! – поморщилась я, скрестив руки на груди. Мой голос дрожал от гнева. – Посмотри на него! Такой взгляд – кобелиный. И зачем сюда пожаловал?

– За детьми, – коротко ответил он, повернув ко мне голову и взглянув на меня оценивающим взглядом, в котором таилась какая-то тайна. В его глазах я увидела что-то, что заставило меня вздрогнуть.

Что-то подсказывало, что он посильней меня будет.

– Видел, как ёжики чихают? – усмехнулась я, пытаясь скрыть свой страх за насмешкой. Но в глубине души я понимала, что это только начало.

Нет, всё-таки в нём что-то меня настораживает. Этот колдун слишком уверен в себе. Он не похож на тех, кто пришёл с миром. Его взгляд полон холодной решимости, а движения – грации хищника, готовящегося к прыжку.

– Вот тебе, а не дети! – скрутила я кукиш. – Или ты думаешь, что сможешь легко обмануть меня? Я что, не знаю, как ты к Катеньке бегал, пока твоя мать твою жену законную с детьми в бане заперла? На смерть отправила?

Мои слова прозвучали громко, и колдун вдруг изменился в лице. Его взгляд стал тяжёлым, как камень, а губы скривились в презрительной усмешке. Он словно почувствовал, что я знаю о нём куда больше, чем следовало бы.

– И ты что? После такого ты решил вдруг стать чудесным отцом? Ах, я вспомнил! У меня же тут дети есть! Ой, как здорово! Иди-ка ты к своей Катеньке! Катись к Катеньке! – в сердцах произнесла я, упирая руки в боки. – Да тебе мышь полевую доверить нельзя!

Колдун бросил на меня взгляд, полный удивления и злости. Его глаза сверкали, как два темных омута, в которых можно было утонуть. Он откинул длинные густые тёмные волосы за спину и усмехнулся.

– Значит, так, да? – спросил он, его голос был холодным, как лёд. – Я с миром пришёл! Поговорить хотел.

– Мир положи здесь. Бери сто кукуев за пазуху и катись отсюда! – произнесла я в гневе. – Ничего ты у меня не получишь! Тоже мне! Отец года! Не надо, не надо… Ой, а что? У меня дети есть? Ой, давайте я поиграю в заботливого папочку! Ты безответственный! Иди к своей Катеньке! Пусть она тебе рожает! О, а где мои детки? Куда я их положил? Ой, под лавкой нет? Нет! В печке нет? Нет! О! Погодите! Да я на них кукуй положил! Поэтому их не видно! Сейчас как кукуй сниму, так сразу яжебатем стану! А потом новую бабу найдёшь и снова дети не нужны? Ах, всё, я поиграл! Забирайте!

Каждое слово, сказанное мной, было наполнено горечью и злобой. Я ненавидела этого колдуна всем сердцем. У меня эти Катеньки и так поперёк горла стоят! У меня там своя Катенька всю жизнь мою, все мечты мои и надежды под откос пустила! И тут ещё одна Катенька – разлучница нарисовалась!

– Прокричалась? – спросил колдун, глядя на меня в упор. Его глаза зловеще сощурились, а губы сжались в тонкую линию. – Я ведь от своего не отступлю!

– Я тоже! – ответила я, глядя на него, как на злейшего врага. Мой голос дрожал от ярости, но я не собиралась идти на попятную.

Колдун что-то бросил на пол, похожее на горсть пыли, и начал что-то шептать. Его зловещий шёпот расползался по бане, словно ядовитый туман. Я почувствовала, как воздух вокруг стал тяжёлым и душным.

– Бежим, – дёрнули меня поленца в темный угол бани. Они были моими верными спутниками, и я доверяла им.

В этом тёмном углу, который казался таким маленьким, на самом деле места было, как в трёхкомнатной квартире. Ого! Вот тебе и быть нечистой силой.

Я огляделась по сторонам. Отсюда всё было видно, что творилось в бане. А творилось там настоящее безобразие! Колдун начал колдовать, и его волосы поднялись вверх, а вокруг его широко расставленных ног в красивых кожаных сапогах вертелся вихрь.

– Бесов своих зовёт, – испуганно прошептало мне на ухо одно из поленцев. Его голос дрожал от страха.

– Мама, мне страшно! – заплакало второе поленце, прижимаясь ко мне. Оно было маленьким и беззащитным, но в его глазах светилась надежда.

– Тише, не бойтесь, – выдохнула я, стараясь успокоить их. – Мама что-нибудь придумает! Я не позволю этому колдуну причинить вам вред.

И правда, я увидела, как отовсюду начали стекаться мелкие неприятные существа, похожие на чертей. Только вот у некоторых из них были не копытца, а петушиные ноги. У некоторых даже клювы были птичьи. Их было слишком много, и мне стало страшно.

– Зачем? – спросила я, стараясь не выдать своего страха.

– Он почуял, что ты молодая, неопытная, – выдохнуло поленце. – Что тебя одолеть полегче будет, чем старую обдериху…

– Погодите, он что? Убил прежнюю банную хозяйку? – прошептала я, вспоминая, как сама стала хозяйкой этой бани.

– Ага, – выдохнули поленца. Их голоса дрожали от ужаса. – И сейчас полок открывать будет! А коли полог бесы откроют, то совсем беда… Убьёт он тебя! И всех нас разорвут. Бесы-то они на то и бесы!

Я увидела, как бесы стали скрести когтями по грубо сколоченным доскам банного полока. Они вот-вот их оторвут…

– Остановись! Прошу тебя! – тут же дёрнулась я. В этот момент на губах красавца появилась триумфальная усмешка победителя. – Я отдам тебе ребенка, Лизар! Только прекрати…

– Да ну? – усмехнулся чародей, приподнимая брови. – Прямо-таки отдашь?

– Бывшая обдериха ему бы щенка или котенка в тряпки бы завернула и отдала бы, – послышался голосок поленца.

– Ага! Щас! Щенка ему! И котенка ему! А не жирно ли! Знаю я таких людей, как он! Им только батарею, обмотанную шубой, можно доверить в качестве домашнего любимца! – фыркнула я. – Или кирпич!

– А у нас курица есть… – послышался голосок.

Я склонилась к поленьям. «Быстро несите сюда подаренную курицу!» – прошептала я, снимая с себя рубаху.

Будем считать, что мы её удочерили.

Я вспомнила, как банник из бани, что на другом конце деревни, свататься приходил. Вот ведь разница между мужчинами. Один с виду неприметный, да добрый, а этот – вон какой красивый, да злющий! Один даже курицу чёрную в подарок принёс. А этот – кучу неприятностей!

– Вот, держи, мама! – послышались детские голоса. Мне в руки сунули чёрную квочку.

– Ты же можешь морок наложить! Чтобы думал, что это настоящий ребенок! – предложило одно полено. – Старая обдериха всегда так делала!

– И как морок наложить? – спросила я.

Ну, простите! Я пока неопытная нечисть! Я еще далеко не все умею!

– А ты представь, что хочешь увидеть… Она ещё рукой вот так вот водила! – наперебой запрыгали поленья, протягивая тонкие ручки-веточки над наскоро спелёнатой офигевшей от такой заботы курицей.

– Попробуем, – прошептала я, чувствуя в себе решимость.

– Ну и где обещанное? – спросил чародей, а бесы замерли на месте по движению его руки. Они застыли, словно кто-то поставил видео на стоп. – Я жду.

«Ребенок! Ребенок!» – мысленно пыталась я представить младенца. Я водила рукой над курицей, видя, как она, к моему удивлению, начинает меняться. Она сейчас выглядела как какой-то мутант. Нет, конечно, есть шанс, что колдуна обнимет дед Кондратий, когда ему такое счастье привалит! Но, боюсь, что он не из пугливых!

– Давай! Сосредоточься! Ты что? Младенцев не видела? Вспоминай. Маленькие, сморщенные… – причитала я, пытаясь представить себе младенчика.

То, что получилось, выглядело так себе. Можно было списать на плохую генетику, ужасную экологию и вредные привычки родителей. Ну, погнали!

– Быстрее, Обдериха… Мне надоело ждать, – усмехнулся красавец, а я вышла из темноты с «куребенком» в руках.

Ну, надеюсь, что повезет!

Глава 1

Деревенский воздух был насыщен ароматами навоза, влажной земли и хвои.

Я глубоко вдохнула, стараясь запомнить это чувство. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шорохом листвы и редким криком ночной птицы.

Я усмехнулась, вспомнив, как подруги рассказывали о своих поездках. Ну еще бы! Нормальные девушки ездят отдыхать и шопиться во Франкфурт-на-Майне, а я ради моего жениха Димы и из-за уважения к его родителям приехала подыхать и “жопиться” в какую-то Запиздошинку на Нюховке или Теребушку на Вобле, где из развлечений – медведь, вышедший из леса, или пьяная драка.

Дорога из шумного мегаполиса в глушь была долгой и утомительной. Я долго думала, в чем поехать на такую важную встречу. Хотелось выглядеть нарядно, чтобы показать, как важно для меня знакомство с будущими свекром и свекровью. В итоге нацепила белый свитер и новенькие джинсы.

Я подняла голову, чтобы полюбоваться звездным небом. В городе такого не увидишь из-за смога. Небо раскинулось надо мной, словно огромный купол, усыпанный сверкающими огоньками.

"Ого!", – восторженно шептало что-то внутри.

Внутри меня разливалось тепло от литра чая с травами. Этот чай был особенным – душистым, терпким, с легким привкусом меда.

Даже воздух здесь казался другим – свежим и чистым, без городской суеты и выхлопных газов.

Где-то неподалеку шумели старая слива и яблоня, покрытая ажурными зеленоватыми наростами. Я спустилась вниз по скрипучим деревянным ступенькам, чувствуя легкое беспокойство.

Отойдя на несколько шагов от дома, я ощутила, как очарование сменилось первобытным страхом. Все вокруг казалось чужим и враждебным. Темнота скрывала все вокруг, и казалось, что в ней притаился какой-то монстр.

Я бросила взгляд на старую поленницу и несколько покосившихся сараев. Половина фильмов ужасов начиналась именно так: девушка выходит из дома, а тут к ней чудовище крадется…

"Крадется!", – дрожащим эхом отозвались мурашки по моему телу. Волосы на затылке встали дыбом. Я сглотнула, чувствуя, как внутри все сжалось. Тело словно оцепенело, и я не могла пошевелиться.

В животе завязался неприятный узелок. Обернувшись, я вздрогнула – мне показалось, что по поленнице кто-то проскакал. Небольшой темный силуэт, пугающий и непонятный. Как будто пушистый человечек.

"Ой!", – запоздало что-то ойкнуло внутри меня. Ноги словно приросли к земле.

"Кошка!", – успокоила я себя. "Это всего лишь кошка!", – повторяли нервные клетки, пытаясь успокоить друг друга.

Я выдохнула и включила телефон, но сигнала не было. Я посмотрела на поленницу, а потом поежилась.

"Сама ты кошка!", – раздался скрипучий, недовольный голос. Я подпрыгнула и начала озираться, как ошалелая.

Кто это сказал?

Мне тут же захотелось вернуться в дом, в тепло и к людям. Дремучий бор шумел, словно пытался напугать меня. У соседей свет не горел, только тусклая лампочка освещала крыльцо, перед которым стояла старая ржавая машина. Не было привычной ленты фонарей, витрин, вывесок – только тишина и темный силуэт машины Димы, стоявшей возле деревянного забора.

"Все ок", – написала я подруге. "Кажется, я им понравилась. Меня угостили классным чаем с вареньем. Мы очень мило поговорили. Они много спрашивали про то, кто я и где работаю. Очень милые люди."

Я набирала сообщение, надеясь, что оно отправится. Несколько раз я нажимала на кнопку отправки, но связь не ловила.

"Ладно, потом расскажу", – улыбнулась я. Главное, что я смогла произвести хорошее впечатление на родителей Димы. И мне они очень понравились. Милые, простые и добрые люди.

От этой мысли мне стало теплее. Я начала осторожно подниматься по скрипучим ступеням, стараясь не издавать лишнего шума. Чувство, что за мной кто-то наблюдает из темноты, никуда не девалось.

Я подошла к двери, как вдруг услышала приглушенный голос из дома: "Не пара она тебе, Дима. Даже домовой ее не принял!"

Этот голос я узнала.

Это была мать Димы, Ольга Валерьевна. Ее голос звучал строго и недовольно.

Глава 2

Я остановилась, услышав негромкий разговор, который явно не предназначался для моих ушей. Спряталась за углом дома, стараясь не выдать своего присутствия. Но голоса, доносившиеся из комнаты, были слишком громкими, чтобы их можно было проигнорировать.

– Мать права, – раздался глуховатый низкий голос, принадлежавший отцу Димы. Он прокашлялся, и я услышала характерный кашель старого курильщика, словно кто-то поджигал спичку и тут же тушил её. – Худющая, тощая… Не баба, а былинка… А этот наш грюкал! Явно из дома выгонял. Он всегда так делает, когда ему кто-то не нравится!

– Вот-вот! Как она рожать собралась? – с упрёком спросила Ольга Валерьевна, голос которой звучал резко и раздражённо. – Бабы-то раньше в поле рожали да в бане. А тут что? О! Тоща, как палка. Там эти капельницы, кушетки… Всё вот это вот… Кесаревы всякие…

– Сын, я, конечно, не хочу лезть в твои отношения, но мы – люди простые. Деревенские. Мы всю жизнь в деревне прожили… Слушай мать. Она дело говорит.

– А на огороде что? Она же наклониться – голова закружится! Она и в жизни ничего не посадила. Ходила, у меня спрашивала: «А это че?» А это? – продолжала Ольга Валерьевна, словно учитель, отчитывающий нерадивого ученика.

Мне вдруг стало так неприятно! Словно окатило ледяной водой. Я стояла, сжав кулаки, и чувствовала, как внутри меня нарастает ком обиды. Эти люди, которые казались такими милыми и гостеприимными, на самом деле смотрели на меня свысока.

– Да она огурцы от кабачков отличить не может! Тоже мне! В лесу палки не нашёл! Ты посмотри по сторонам! Вон сколько девушек ходит вокруг! А это – принцесса! – Ольга Валерьевна прокашлялась и звякнула кружкой. – Вы с ней не одного поля ягоды. Ей другой нужен… Ты помнишь, как отцу помогал в детстве… Ты у нас парень рукастый… Обычный, крепкий, деревенский… Забор починить, ставни поправить. А она что? Приехала в светлых штанах и в свитерочке белом! Сразу видно, что белоручка! Такие печку только на картинке видели.

Внутри меня всё кипело. Я крепко зажмурилась, чувствуя, как меня трясёт. Нет, значит, они улыбались, чаем поили, рассказывали про жизнь в деревне. Такие милые, такие добрые. А тут…

– Мы же этот дом вам оставим! – добавил отец, пока мать звенела кружкой. – И что вы с ним делать будете? Ну, ты – понятно. А она? Будет по деревне в своих белых штанах ходить, так засмеют её ведь! Скажут… Нет, сын, ты на меня смотри. Не надо глаза отводить. Деревенские сразу скажут, где ты такую взял белорученьку! Лучше уж мы с матерью тебе это скажем, чем люди посторонние.

– Вот и кружку за собой не помыла! – добавила мать, а я вспомнила, что даже чай не допила! Ну вот это уже было обидней всего! – Придёшь домой, а она эти… суши ваши заказала и сидит. Нет, чтобы борща кастрюлю наварить! Или что? Всё за неё сделают, да?

А вот это неправда! Я хорошо готовлю! И суши заказываю только по праздникам! Но слова матери Димы вонзились в меня, как острые иглы.

– Диана хорошо готовит, – послышался голос Димы, который звучал неожиданно спокойно, словно он пытался защитить меня.

– Знаю я ваше хорошо! Приехал к нам, тарелку супа умял! – заметил отец. – Потому что зажарочка, всё как надо! И жирок плавает! Вот это суп! А не ваше это… из пакетика высыпала, ложкой повертела и нате! Жуйте! Суп такой должен быть, чтобы ложка стояла! Да на такую хохлянку ни один деревенский мужик не позарится.

Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Слова отца ранили меня до глубины души. Я не была той, кем они меня видели. Я не была белорученькой, не была фифой. Я была просто человеком, который большую часть времени проводит на работе и всячески пытается сэкономить время на готовку! А у них в деревне кроме огорода и работы никакой нет. Вот девки деревенские все как одна – домохозяйки.

– Тебе девка деревенская нужна, – продолжала мать Димы, словно она читала мои мысли. – Деревенские бабы – не фифы какие. Ты хоть раз маникюр видал у кого в деревне? А у этой ногти вон! С блестючками. Что такими ногтями сделаешь по хозяйству? Кошке глаз выколешь! Да и только. Вон, Маринкина дочь выросла! Кстати, Марина нас в гости зовёт. Ты же её дочку Катеньку помнишь? Ты в неё влюблён был! Вы с ней в одном классе учились…

– Катька? – внезапно оживился голос Димы. В нём ясно чувствовались нотки неподдельного интереса. – Катька Шаповалова? Она что? Развелась?

Глава 3

В этот момент мне всё стало ясно. Словно невидимая волна прошлась по моему сознанию, всколыхнув что-то давно забытое и давно похороненное в глубинах памяти. Я никогда не слышала о Катеньке. Дима никогда не упоминал её имени. Но что-то говорил про школьную зазнобу. Я тогда подумала, что это просто детская влюбленность. И даже посмеялась. А тут, оказывается, не до смеха было.

Я осторожно заглянула в окно.

Ольга Валерьевна, сидевшая за столом с чашкой чая, посмотрела на сына с довольной улыбкой. Её голос звучал мягко, но в нём чувствовалась скрытая насмешка.

– Ну да, – произнесла она, – институт бросила, а теперь к матери в деревню вернулась. Мать заболела, так Катька всё бросила и к ней. Вот и поговорите… Она – девка простая. Ей всякие эти Бали-Мальдивы не надо. И обои по сто раз менять не будет! У неё другие дела в доме есть, кроме как лежать и про обои думать.

Я сжала зубы, вспоминая, как с гордостью показывала Диминым родителям фотографии ремонта и обои, выбранные для нашей будущей ипотечной квартиры. Как мы вместе выбирали цвета, текстуры и узоры. Как мечтали о том, как будем жить в этом семейном гнёздышке, окружённые уютом и теплом.

– Мы же тебе добра желаем, – добавил отец, поглаживая свою густую бороду. – Деревенские бабы они простые. Без этих завихрений. Будет тебя баба обслуживать, а чем плохо? И стирать, и готовить, и убирать! И детей здоровых рожать. И машинка ей не нужна. Она тебе и в тазике простирнёт и прополощет… Без нытья всякого.

Я опустила голову, пряча лицо в руках. Слёзы начали наворачиваться на глаза, но я изо всех сил пыталась их сдержать. Дима молчал. Его молчание было хуже любых слов. Он не спорил, не возражал. Не защищал меня. И это было обидно вдвойне.

Я снова подошла к окну и осторожно заглянула между занавесок. Дима сидел за столом, покрытым клеёнкой, и смотрел в свою кружку с чаем. На его лице не было ни эмоций, ни мыслей. Он просто сидел, погружённый в свои мысли.

А мать вздохнула, начала выставлять на стол блины и прятать банку с земляничным вареньем. Я видела, как она аккуратно закрывает крышку и прячет банку.

Я отвернулась, прислонившись к старому, потрескавшемуся бревну избы. Воздух был свежим и прохладным, но он не приносил облегчения. Я чувствовала, как внутри меня всё кипит и бурлит, словно раскалённая лава.

– Отлично! – сжала я кулаки, чувствуя, как гнев начинает застилать глаза.

Я твёрдым шагом вошла в дом, стараясь не смотреть на Диму. Ольга Валерьевна, увидев меня, улыбнулась ещё шире.

– О, Дианочка пришла! – произнесла она, ставя на стол тарелку с блинами. – А я блинчики приготовила. Вот варенье новое достала. Такого ты ещё не пробовала. В том году закрывала… Земляники ведро принесли, а мне его куда девать, вот и решила варенье сделать!

Я посмотрела на Диму, сидящего за столом. Его взгляд был пустым и пристальным, словно он пытался что-то понять, но не мог. Этот взгляд убил меня окончательно.

– Ты куда? – тихо спросил Дима, глядя на меня.

– Домой, – отрезала я ледяным голосом. – Не пара я тебе, Димочка, ой, не пара!

Дима молчал. Его молчание было как приговор. Я схватила свою сумку и направилась к двери.

– Вот, что я и говорил, – вздохнул отец, вставая из-за стола.

Я открыла дверь и вышла на улицу. Боль, ярость и обида захлестнули меня с головой. Я смахнула слёзы и, не оглядываясь, пошла к остановке.

– Расписание пригородных поездов! – вбила я в поисковик, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал. Я была готова вызвать такси, сколько бы это ни стоило.

Я остановилась на пороге, как вдруг услышала тоненький, скрипучий голос.

– Пшла вон! Хозяевам не нравишься, мне и подавно!

Я обернулась и увидела маленького старичка, стоящую у забора. Её глаза были полны ненависти и презрения. Но самым страшным было то, что они светились в темноте.

Я бросилась прочь, а потом устала. Бок заколол. Я шла по тёмной деревенской улице, чувствуя, как сердце разрывается на части. Я знала, что никогда не вернусь сюда. Никогда больше не увижу Диму. Никогда не почувствую тепло его рук. Никогда не услышу его голос.

Но в то же время я знала, что это к лучшему. Я не могла жить в мире, где меня не понимают и не принимают. Я не могла быть частью семьи, где нет места для моих мечтаний и стремлений.

Я смотрела на закат, который окрасил небо в яркие цвета, и чувствовала, как в моем сердце зарождается новая жизнь. Жизнь, в которой я буду сама себе хозяйкой. Жизнь, в которой я смогу делать всё, что захочу.

И пусть это будет нелегко. Пусть это будет больно. Но я готова. Я готова начать всё сначала.

Глава 4

Дима даже не побежал за мной. Не сделал ни одного шага, чтобы вернуть. Его безразличие было как удар под дых, выбивший из меня воздух. Я шла куда глаза глядят, дрожа от холода и боли, и не могла поверить в происходящее. Лишь в конце улицы я не выдержала и обернулась. Тишина и закрытая дверь дома говорили красноречивее любых слов.

– Ип! – всхлипнула я, но тут же гордо подняла голову, пытаясь сдержать слезы. Внутри меня все тряслось, как осиновый лист на ветру. В эту же секунду я осознала, что счастье, которым наслаждалась, было всего лишь миражом. Не было его. Не было той любви, о которой я мечтала.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы осознать горькую правду. Я не нужна. Просто не нужна. Иначе бы Дима уже выбежал из дома, завел машину, и мы бы вернулись в город. Но его молчание говорило громче любых слов. Все разрушилось, как карточный домик, оставив меня на осколках мечты.

С шумом втянув воздух, я размазывала слезы по щекам, чувствуя, как они обжигают лицо. Все планы на свадьбу, на ипотеку, на счастливую жизнь с двумя дочками и лабрадором – все рухнуло в бездну.

– Ничего не будет! – заревела я, зажимая рот рукой, словно пытаясь удержать внутри бурю эмоций. – Ничего… Ни двух дочек, ни прогулок в парке, ни тех долгих вечеров, когда мы смеялись и строили планы. Все, ради чего я жила столько времени, все превратилось в ничто.

Внутри меня жгло что-то невыносимо болезненное. Это была не просто боль от разбитого сердца, это было ощущение пустоты, которое заполняло меня целиком. Хотелось схватиться за грудь и вырвать сердце, чтобы избавиться от этой невыносимой боли.

Что-то меня шарает из крайности в крайность.

Даже если Дима сейчас выбежит и скажет, что мы немедленно уедем, я… Я не знаю, как поступлю. Честно, не знаю. Я стояла на дороге, чувствуя, как дождь начинает хлестать по лицу, и понимала, что должна что-то сделать. Но что? Куда идти? К кому обратиться?