Ветер и Сталь

Всё это Хëгни видел сам. И ему показалось, что их решили отпустить. Неотступно за ними следовали, даже постреливали иногда, но не добивали. Дали погрузиться на корабль и не мешали отплытию.

На обратном пути море волновалось. Шёл холодный дождь. Скейд покрылся прозрачной ледяной коркой. Грести на высокой волне, неполным составом измотанных гребцов оказалось крайне тяжело.

Да ещё и Эргард сбился с пути. И они возвращались домой не три дня, а все шесть.

Лучше бы не возвращались…

Вся деревня высыпала на берег встречать их.

Встречали девятерых. Раненые умерли в пути, а молодой Стëрг не выдержал груза эмоций и сиганул прямо в пучину ещё на марше.

Разочарование, гнев, отчаяние.

Хëгни не мог поднять глаза, боясь увидеть, обращëнные на него осуждающие, взгляды. Он не видел встревоженные небесно-голубые глаза, искавшие его среди гребцов. И он не видел, как грузный седой воин громко отчитывает дочь, а потом грубо толкает её в сторону деревни. Не видел, как она, сгорбившись и пряча рыдания в ладонях, идёт к своему дому.

Глядя под ноги, Хëгни сам того не ожидая, упëрся в Ульфрара. Поднял на него взгляд. И увидел в его глазах пустоту. Просто ничего. Он смотрел сквозь юношу, для него Хëгни здесь не было. Пустое место. Старик не стал ничего говорить, не сделал ни единого жеста, даже не сплюнул презрительно. Просто смотрел сквозь молодого лидманна. Потом сделал шаг вперёд к Эргарду, не замечая Хёгни и сильно ударил его плечом.

– Здесь что-то было? – пробурчал удивлëнно и обратился к дренгиру, – сказывай, сеппар.

Но тот устало и обречëнно махнул рукой – после.

А по деревне уже расползлись подробности того боя. И семьи ниддингов, струсивших и побежавших лидманнов, начали открыто проклинать. Плевать в них при встрече, а в их дома полетели булыжники и комья грязи.

На следующий день прибыл хольд-годи. Его никто не встречал и он сразу вломился в дом к Эргарду.

– Сидишь, трус? – уставился на дренгира Обрир глазами, налитыми кровью.

Он сходу пнул Эргарда. Тот упал со скамьи с грохотом, до смерти перепугав домочадцев.

– Вставай, Ваар-Нїр тебя сожри!

Дренгир встал. Хольд-годи сильнейшим ударом в челюсть вновь отправил его на пол. Он упал и вновь встал, и вновь рухнул после очередного сокрушительного удара.

– Остановись, Обрир, – легла на плечо хольд-годи тяжëлая ладонь дренгира третьей деревни их этта Эйвинда, – пусть скажет.

Обрир, чëрный от ярости, казалось, что из его ноздрей сейчас повалит густой дым, тяжело дышал и было видно, что он сейчас сражается. Сам с собой.

– Говори, – прорычал он.

Эргард выплюнул осколки зубов, размазал уровь по лицу и махнул рукой, приглашая за стол.

Сразу засуетились жëны, выставляя кушания и огромные кружки пива.

Но Обрир отодвинул угощения, тяжело уставившись на друга.. И тот начал рассказывать. Всё, как было. Без утайки. Как готовились, как шли, как встретились с неизвестными воинами, как его закрывали собой и гибли его лучшие лидманны, как побежали позорные ниддинги, как отступали, чтобы сохранить хоть часть людей и как возвращались.

Обрир мрачно дослушал. Засопел. Поднялся, прошёлся по дому, как тигр в клетке, рыча и сверкая глазами. Со всей своей мощи ударил кулаком в столб. Да так, что аж кровля содрогнулась. Повернулся к Эргарду и яростно заорал, брыэжа слюной:

– Знаешь кого я встретил по пути сюда? – глаза его извергали молнии, – Знаешь?!

Дренгир мотнул головой.

– Я встретил хольд-годи храугаров Хальдора! И знаешь, что он сказал? Знаешь?!

Эргард опустил голову, догадываясь.

Обрир распрямился:

– Да, ты прав, – продолжил глава этта, – он сказал, что мы должны приползти к ним на коленях и целовать им ступни, чтобы они сжалились и взяли нас к себе лейгами. Что у нашего этта нет больше эрга и дренг нас покинул, и что мы должны им сами отдать наши зесли и наших женщин, так как мы больше никто.

Эргард, красный до ушей, мечтал лишь об одном – провалиться сквозь землю прямо здесь и сейчас. Не поднимая головы, тихо произнёс:

– У нас лишь один путь…

– Что?! – не расслышал и заорал Обрир.

– У нас лишь один путь, – громче повторил дренгир, подняв голову, – смыть позор кровью врагов!

– Или своей… – добавил Эйвинд.

Глава Четвëртая. Цена доверия

Глава Четвëртая. Цена доверия

По лесу шли тихо. Всё привычно, листья хрустят под ногами, тронутые первым морозцем. Следы ушастого, крик зимней птицы – вороны. Дом.

Тойве немного удивился, но Койла настоял, чтобы он шëл впереди вместе с людьми отца. «Ты, как самый надëжный, – сказал Койла, – иди с ними». А сам с Веймой и со своими верными охотниками двигался позади. Не совсем понятно для чего это, но пусть, успокаивал себя юноша. С Веймой ещё наглядятся друг на друга – вся, почитай, жизнь впереди.

На стоянках не пересекались. Лишь иногда прибегал посыльный спрашивал про маршрут и убегал обратно. Наказывал, в случае опасности немедленно извещать основной отряд.

Только почему основной отряд – всего десять человек, вместе с Ливием, Койлой и Веймой, а их, который разведывательный – семнадцать?

Наверное, так должно быть по военной науке, думал Тойве. Насмотрелся чудес в виланском отряде. Многого не понимал поначалу, но потом, когда разобрался, наоборот, удивлялся – как иначе? Ведь так всё продумано и работает чëтко, идеально. Вот, в империи, где учился Койла, видимо, тоже так, по уму. А он просто пока ещё не понимает.

До деревни добрались без приключений. А вот в деревне уже начались странности.

Первое, что насторожило – это то, что весь их отряд разделили по одному и не давали возможности увидеться с родными.

Тойве встретил того самого посыльного и обратился к нему:

– Ялкка, что происходит? Почему я не могу увидеть мать и отца?

Тот уклонился от прямого ответа, спрятав глаза под низко опущенной шапкой:

– Тебе следует набраться терпения, охотник, и дожидаться пошкпурта здесь. – он сделал жест в сторону маленького кудо Койлы.

Недоумение нарастало. Что за странные игры?

В кудо было холодно и сыро. Не топили давно. Видимо Койла перебрался в дом погибшего отца и здесь не появлялся.

Так и не спросил, каа погиб их отец. Ведь это важно. Для Веймы, для всего племени.

Тойве отыскал огниво и занялся разведением огня.

Так, хорошо. А где его отец? Мать? Где дед опять же? Почему они не вышли их встречать? Вдвойне странно, что отец Урхе не пришёл к своему отряду. И люди какие-то молчаливые. Лица прячут, отворачиваются… Что здесь случилось? И как Ялкка обогнал отряд?

Молодой охотник снял шапку, любуясь пляшущими языками пламени и тенями, которые они отбрасывали на стены. Почесал голову, задумался. Взъерошил волосы и поднялся. Не мешало бы съесть хоть что-то. Последние сутки шли без еды, толькотна воде.

А ведь Ялкка не спроста спрашивал про маршрут каждый раз. Он, скорее всего, Тойве хлопнул себя по лбу, после последнего своего визита к их отряду не вернулся к Койле, а убежал вперёд и опередил их. Первым прибыл в деревню и здесь организовал всё это безобразие. Интересно, а Койла в курсе его самоуправства?

Шкура, закрывающая вход, отодвинулась и девица положила перед входом лепëшку и поставила кувшин.

Уже хоть что-то. Тойве набросился на чëрствую лепëшку, как на самый изысканный деликатес. Запил водой и ощутил, как с непреодолимой силой его потянуло в сон. Не в силах противостоять, растянулся возле огня.

Вейма глядела себе под ноги. Просто делала шаг за шагом и смотрела куда ступить в следующий раз. Рядом шëл и что-то бубнил Койла. Он уже стал для неё чем-то вроде фона. Как пение птиц летом… хотя нет, как звон комаров – раздражает, но ничего не поделаешь.

А в начале путешествия он её знатно бесил, просто до отвращения. Постепенно девушка осознала неизбежность и смирилась, а затем и привыкла. А сейчас даже не слышит того, что он говорит. Просто шум, который не фиксируется сознанием.

Тойве так верит ему… А она сразу увидела его подлую натуру. Ещё до всех событий, в их первую встречу, когда он вернулся из империи с Ливием. Как был рад ему отец! И мама…

И чем всё закончилось?

Как там Тойве?

Радует, что он идёт с охотниками своего отца. Они его в обиду не дадут. Но глупо было бы что-то делать в лесу – это так очевидно. А вот по возвращении в деревню… Её словно кипятком ошпарило.

Она замерла. И посмотрела перед собой расширившимися глазами.

– Где Ялкка? – спросила она.

Койла что-то увлечëнно рассказывал про правильное мироустройство с отцом-императором во главе, замолчал. Недоумëнно посмотрел на сестру:

– Что?!

Вейма сделала встревоженный вид и заозиралась по сторонам:

– Куда Ялкка подевался? Он в порядке? Давно его нет.

Койла закашлялся в кулак:

– А, Ялкка? Да, в порядке. Он догонит нас.

Девушка посмотрела на него с недоверием:

– Может ему нужна помощь?

Койла раздражëнно махнул рукой:

– Не о том думаешь, сестрица. Что тебе до этого простолюдина? Он в порядке, выполняет моё поручение, скоро вернëтся. То есть не вернëтся, – Вейма испуганно вскрикнула и он поспешил пояснить, – он в порядке, уже в деревне, скоро мы его увидим.

– В деревне? Точно? Почему он не с нами?

Ливий подошёл близко и незаметно ткнул Койлу в бок:

– Из соображений безопасности, проверяет всё ли готово к вашему возвращению.

Вейма увидела тычок, но не подала вида, притворившись, что удовлетворена ответом. На самом деле тревога вцепилась в сердце и сжала со всей силы, мешая дышать.

В деревню заходили где-то около полудня. Небольшая группа встречающих и улыбающийся Ялкка во главе.

– Так вот, дорогая сестрица, – продолжал свою лекцию Койла, – тяжело быть пошкпуртом, да и, вообще, любым лидером, – он окинул взором связанного охотника из группы Урхе, тот явно был сильно избит и стоял между двух людей Койлы, Вейма побледнела, – что натворил этот человек?

Подскочил Ялкка, поклонился, что несвойственно лесному народу и ответил:

– Этот человек обвиняется в пособничестве государственным преступникам. Он во всём сознался.

Ливий скривился в усмешке. Ещё бы не сознался! Кто учли делать так, чтобы люди говорили то, что нужно, даже оговаривая себя?

Койла же сделал милостивое выражение лица и обратился к связанному:

– Осознаëшь ли ты степень своей вины?

Тот помялся, но кивнул.

– Раскаиваешься ли ты?

Связанный вновь с готовностью кивнул.

– Готов ли ты после наказания присягнуть мне, как своему пошкпурту, служить мнн верой и правдой?

– Готов! – с надеждой воскликнул охотник.

Койла сделал осеняющий жест:

– Что ж, не будем калечить судьбу человеку, тем более, он всё осознал. Сорок палок ему возле Священного Камня и пусть идёт к семье. Если сможет…

Связанный хватанул воздуха, едва не задохнувшись, и начал оседать. Его подхватили под руки и потащили исполнять наказание.

– Вот так, сестрица, – повернулся Койла к Вейме, – лидеру приходится принимать сложные решения. Но иногда и мы можем снизойти до милости. Надеюсь, ты понимаешь о чëм я? Что мы обсуждали всю дорогу домой?

У Веймы всё похолодело внутри. Но она максимально постаралась сохранить внешнюю невозмутимость.

– Тяжëлую долю вождя? – хлопая ресницами, спросила она.

Койла посмотрел на неё и покачал головой:

– Глупая ты женщина. Ты всё ещё не понимаешь, сестрица? Личная привязанность – роскошь, которую вождь не может себе позволить. Как и его сестра. Мы обсуждали, что зачастую нам приходится где-то жертвовать собой ради своего народа. Мне, например, принимать сложные или непопулярные решения. Тебе придëтся ради будущего нашего племени стать хорошей женой для Вакиры…

Вейма опешила:

– Что?!

Койла остановился и развернул её к себе:

– Нам нужно укреплять племя. А Вакира – самый уважаемый человек людей Щуки. Ваш союз ук…

– Но он старик! – девушка всплеснула руками и отступила на шаг назад, – и я… Я не люблю… Я люблю…

– Брось! – грубо прервал её брат, – эти «люблю-не люблю» в государственных отношениях не имеют никакого значения. Есть то, что нужно. Для племени. Всё остальное – суета и ребячество.

На её глазах выступили слëзы:

– Ты так не поступишь!

Койла вздохнул:

– Конечно, нет. Я хочу, чтобы ты сама пришла к такому решению. Моё дело – лишь немного тебе помочь.

– Нет! Этому не бывать! – топнула ногой в отчаянии девушка.

– Хорошо, – пожал плечами Койла и громко добавил, – ведите!

Вейма с ужасом увидела, как двое охотников привели связанного и тоже избитого Тойве. Она вскрикнула и бросилась было к нему. Но, выросшие из неоткуда, мужи удержали её. Теперь она могла лишь стоять и смотреть.

– В чëм обвиняется этот человек? – как ни в чëм не бывало, спросил молодой вождь.

Ялкка оскалился во все тридцать два зуба:

– О, это ближайший сподвижник государственных преступников. Он тоже во всём сознался.

Теперь ехидная ухмылка коснулась лица Койлы:

– Спроси его, – обратился он к Ялкке, – раскаивается ли он?

Тойве упрямо мотнул головой и ответил:

– Мнн не в чем раскаиваться. А ты, ты обманул меня…

Ялкка, недолго думая, нанёс ему сильнейший удар в живот. Молодой человек сложился пополам, но его выпрямили сопровождающие. Ознула Вейма. Две слезинки скатились из её глаз

Койла сделал повелительный жест и остановил Ялкку:

– Спроси его, в чëм я его обманул. Я отвечу при всём народе. Я готов к открытому диалогу со своими людьми.

– Ты обещал отменить древние обычаи, – морщась от боли, произнëс Тойве.

Койла сделал шаг вперëд, обошëл молодого охотника и за его спиной воздел руки в стороны, обратился к толпе, которая окружила место суда:

– Я их отменил. Ведь так, люди?

Его слова подтвердили возгласы. Он вернулся на своё место:

– Я выполнил обещание. В чëм я обманул его?

Тойве захлебнулся от возмущения:

– А Вейма? Вейма? Я и Вейма…

Койла улыбнулся:

– Вот он о чëм… Обычаи я отменил, а вот сестра вождя – это слишком ценный политический ресурс, чтобы отдавать его простому охотнику. Тем более родственнику предателей. Да-да, предателей. Его дед убил старого пошкпурта, а его отец ему помогал в этом. Деда потом убили и забрали злые духи, которвм он служил, а отец раскаялся, но не выдержал наказания в пятьдесят палок и отправился к предкам. Жаль, конечно, – он повернулся к тихо плачущей Вейме, – но я дам шанс исправиться этому человеку, да, сестра? – но она отвернулась, – хорошо, тогда, согласно традициям, этот человек должен провести трое суток подле духа своего отца, дабы пройти очищение и осознать ущербность своего пути предателя. Повелеваю зепереть его в калма-кудо его отца!

Он сделал повелительный жест, означающий призыв к началу выполнения приказа.

– Я устал, – сказал он спутникам, – сопроводите нас с сестрой домой и проследите, чтобы нам никто не мешал.

Охотники потащили рыдающую Вейму в кудо вождя. Бросили внутрь и остались стоять стражами возле входа.

Койла спокойно прошествовал вглубь жилища. Налил себе вина, отпил:

– Как я соскучился по хорошему вину в этом вашем диком лесу.

Он наполнил ещё один кубок и преподнëс его Вейме. Но она отмахнулась. Кубок упал, вино разлилось кроваво-красной лужей, быстро впитываясь в земляной пол.

Вождь покачал головой:

– Зря ты так, сестрица. Он там ещё до утра сойдëт с ума. Так что думай о благе племент. И побыстрее.

Холодный, скользкий, липкий ужас. Он окутывал, он поглощал, он готовился просто заглотить. Но не торопился. Он играл с жертвой, он наслаждался её мучениями.

Завывание ветра в щелях… А ветра ли? Пляшущие тени, холод. Мороз, пробирающий до кистей. Настоящий мороз или другой? Жуть до отропения.

Руки, связанные за столбом онемели и не ощущались.

Когда его привязали был ещё день. Охотники торопились. Им было неуютно самим находиться в домике смерти, да ещё и рядом с разлагающимся мëртвым телом.

«Не уходите!» – хотел было крикнуть им юноша, когда они спешно покидали негостеприимное место. И вот узкий лаз затворили крышкой, пристроив её в пазы. И остался лишь мрак, да редкие лучи, пробивающиеся через щели в неплотной деревянной постройке.

Запах. Мощный запах трав, старого сырого дерева и смерти.

Тойве хотелось взвыть, но он боялся даже дышать.

Каждый шорох, каждая тень, трение ветки о крышу – всё холодило кровь. А потом показалось, что мëртвое тело отца начало шевелиться… Или не показалось?!

Волчий вой. Совсем рядом!

Или даже здесь? Тëмное пятно тела сместилось! Оно же было дальше!

Тойве тихо заскулил, теряя рассудок. И увидел, как перед ним уплотняется сама тьма…

Взошла луна. Мëртвый свет озарил спящую деревню.

Вейма поднялась с колен, стëрла слëщы и пошла к брату.

Тот мирно спал. По имперской привычке, он переоделся в одежду для сна.

В кудо темно, хоть глаз выколи. Только редкие лучики ночного светила хоть немного оживляют скудный интерьер.

Девушка встала перед постелью Койлы. Позади бесшумно вырос Ливий. Этот никогда не спит.

– Я согласна, – громко произнесла девушка.

Молодой вождь спросонья не понял, что происходит. Он сел и потëр глаза:

– Что?! – спросил.

– Отпусти Тойве, – сказала Вейма, – я стану женой Вакиры ради племени.

Койла улыбнулся. Мысленно он аплодировал себе:

– Я не сомневался в тебе, сестрица.

– Отпусти Тойве. – повторила Вейма.

– Хорошо, – зевнул вождь, – утром же и отпущу. По ночам духов тревожить, сама понимаешь – так себе затея…

– Отпусти! – закричала девушка, – или я…

Койла остановил её, махнув Ливию. Имперец схватил её, зажав рот:

– Не делай глупостей, милая, иначе придëтся тебя связать.

Сама тьма уплотнилась и вспыхнула светом. Не ярким, просто обощначающим контуры.

– Ача-ача?! – опешил Тойве, – ты?

Свет продолжил трансформацию и стал похож на того призрака, в виде которого его спасла Вейма.

– Да, внук, это я, – ответил призрак, – видишь кому-то, чтобы стать Духом Луны, нужно умереть. А твоя Вейма – очень сильная девочка. Только не знает пока об этом.

– Прости меня, дед, – горестно произнёс молодой охотник, – я глупец.

Призрак покачал головой:

– Нет, внук, глупец – это я. И это я должен молить вас с отцом о прощении, что втянул в это всё. Я был слеп.

– А отец… – Тойве с опаской покосился на тëмное пятно.

– Он спит. Не бойся, внук, здесь ты в безопасности.

Тойве поверил. Волна спокойствия разошлась по телу.

– Я был слеп и неправ, – продолжил дед, – ваш союз с Веймой был щаготовлен самими предками. Ваши потомки станут шаманами такой силы, какую ещё не знал этот мир! Это моя вина, что не распознал и я прошу меня простить.

Тойве сглотнул.

– Ача-ача, я очень люблю тебя! Я не смог уберечь тебя, отца…

– Забудь. Сейчас твоя главная задача – жить! Ты должен выжить, спасти Вейму и продолжить род с ней. Ваша любовь положит начало чему-то великому. И, да, я тоже люблю тебя, внук.

Вновь волчий вой. Совсем близко. Какое-то бормотание, похожее на лепетание младенца снаружи.

Призрак улыбнулся:

– Запомни: ты должен жить! А мы тебе поможем.

Какой-то стережет по дереву.

– За тобой скоро придут. Следуй за силой и прощай, внук!

Призрак исчез, как не было его. Может и не было?

Вновь скрежет и с грохотом падает крышка лаза. А на фоне звëздного неба два горящих глаза-уголька… И что-то горячее на лице.

Тойве открыл глаза, ощущая жаркое дыхание и поскуливание.

– Огненный! – радостно воскликнул юноша, – как ты меня нашëл?

А пëс уже рвал его верëвки.

Пора выбираться.

Тойве поклонился телу отца, извинился, что потревожил его сон и выбрался на площадку перед лазом. Внизу, обезумев от сверхестественного ужаса сидел и боялся пошевелиться охранник – молодой охотник Аско. Бледный, как луна. А перед ним, довольно улыбаясь клыкастой пастью, сидела Тощий Хвост.

Умные звери смогли толкнуть лестницу, по которой взобрался Огненный и вытолкнул крышку. А волчица в это время нейтрализовала стража, который итак был на грани паники.

Аско потерял сознание, когда увидел, как из домика мëртвых вылез Тойве с чëрными, как тьма глазами и взглянул на него.

– Что ж, Койла, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, произнëс Тойве, – посмотрим, кто из нас предатель. Время до рассвета ещё есть.

Глава Пятая. Искорка и сталь

Глава Пятая. Искорка и сталь

Она давно поняла что с ней. Все эти изменения её тела… Она сначала не знала почему они происходят. И старшие ей не рассказывали. Когда она спрашивала они или отворачивались, или резко меняли тему разговора.

Её освободили от тяжëлых работ, в отличии от других девочек и рядом постоянно был кто-то из лекарей. Брунхиль либо Ласлава.

У Брунхиль уже округлился животик. А Тару и Заряну она не видела очень давно. Будето их нарочно разводят, чтобы не встречались.

Но это не важно. Важно, что она не могла спать. Как только засыпала, сразу появлялись они. Их мерзкие щербатые рьы растягивались в зловещих похотливых улыбках. А зловонное дыхание касалось лица и её выворачивало. Она порой не успевала добежать до выхода из землянки.

А потом она вновь засыпала и ощущала на себе их тяжесть, что не давала дышать. Просыпалась от ужаса и в холодном поту.

А недавно начала ощущать шевеление где-то внутри себя… Она понимала, что не должна этого чувствовать, особенно сейчас. Ещё слишком рано.

Да, она поняла ЧТО с ней. И такое она уже видела. Это происходило там, в другой жизни, с мамой, старшими сëстрами. Но там всё было по-другому, иначе. Это была любовь, воплощение света, новая жизнь…

Здесь же каждое движение в утробе порождало воспоминание омерзительных перекошенных рож. Звериных морд. И боль. Постоянная боль. Много боли. И страданий…

Нет!

Вы все мертвы! И вы будете мертвы! Не надейтесь, не со мной!

Её снова стошнило. Босые ноги чувствовали твëрдую корку льда, но больше не боялись холода. Они больше не боялись ничего…

Тусклая лучина давала мало света, как и, плохо протопленный, очаг тепла. Тем не менее, сержанты заходили сюда греться и передохнуть в перерывах между работами по ремонту кораблей. Здесь их и поймал Рамир.

Он наседал, а Леон вяло от него отбивался:

– Марцелл! Ну что ты молчишь? – взмолился седой сержант, – скажи ты ему!

Марцелл лишь наблюдал, грея руки у очага. В глазах он прятал хитрый огонëк, а ухмылку маскировал роскошными седыми усами.

– Да что ж ты за дуб-то такой неуступчивый! – не выдержал Риккардо, – разреши ты ему, да и всё.

Рамир с благодарностью взглянул на своего учителя. Слегка кивнул.

Леон вздохнул:

– Да рано им ещё. Как вы не поймëте?

– Почему рано? – возмутился Риккардо, – они обучены, я могу ручаться головой ща каждого из них и за всех вместе. Тем более, Рамир уже был в настоящем бою – успешно отразил в составе выделенного десятка нападение морских разбойников…

– Ох и влетит же за это Геленсо, – беззлобно пробурчал сержант, – поэтому он и не появляется в лагере… Ладно, – махнул ветеран рукой, – будь по-твоему. Но Вечные Полководцы мне в свидетели – я был против.

Рамир аж подпрыгнул от избытка радостных чувств и даже закричал. Но ощутив на себе взгляды трёх пар глаз, стушевался и ответил уже по-военному чëтко и сухо:

– Рад стараться! Не подведëм!

Леон грозно насупил брови:

– Свободен.

И когда подростка, как ветром сдуло, три глотки не удержались и разошлись в дружном хохоте.

Зря били щиты и мостили плац – вся грязь замëрзла и он стал пригоден для занятий вновь. Но восторг переполнял, поэтому Рамир снисходительно отнëсся к такому бессмысленному приказу наставника их юного отряда.

Ветерок мчался во весь опор и едва не сбил с ног Брунхиль. Женщина ввглядела потерянной. Тепло одетая, она шла маленькими шажочками, как будто боясь поскользнуться. Голову её покрывал пушистый платок редкой работы. Такие делали только в одной единственной деревне древичей из шерсти особой породы коз. Платки получались лëгкие и, при этом, невероятно тëплые. Тут явно расстарался Русолав, укомплектовав любимую жену по полной, чтобы не мëрзла холодной зимой.

Немного блуждающий взгляд голубых глаз. Очень похожих на глаза приëмной дочери Лаславы. Округлившийся, выпирающий животик – радость и гордость сотника. Здоровяк ждëт сына, но Ветерок абсолютно уверен, что и дочь сделает его самым счастливым отцом на свете.

Брунхиль прижимала к себе небольшой кувшинчик, заботливо замотанный в несколько слоëв шерстяной ткани. Чтобы содержимое оставалось горячим. Ну или хотя бы тëплым.

Лекарка испуганно вскрикнула, когда перед ней внезапно вырос, как из-под земли, Рамир.

Юноша извинился и постарался шмыгнуть мимо неё, когда она спросила: