Ветер и Сталь

– Искорка не попадалась? – она ласково погладила кувшинчик и пожаловалась, – с утра не могу её найти… Я приготовила ей питьë, а её нигде нет… Тревожусь.

– Найдëм. – пообещал Рамир и исчез.

Когда Ветерок ввалился в землянку, его тут же окружили юные воины.

– Готовь лошадей, Воислав! – радостно крикнул он, – конными пойдëм.

– Погоди, кан, – остановил его молодой воин, – давай сперва сказывай, как разбойников били.

Рамир прошёл в центр землянки и приступил к повествованию. Как расставили посты, как обнаружили длинный, узкий корабль, вошедший в устье реки; как готовились к бою, обсуждали, спорили, как решили в итоге оставить ворота открытыми и встречать врага в створе. Иначе, карабкаясь на стены, враг мог растянуть десяток, и сил бы не хватило. На местных охотников всерьёз не положишься – не для того их нанимали. К тому же, в стычках на стенах виланцы теряют своё главное преимущество – сплочённый строй. Ведущую роль играло бы индивидуальное мастерство. В фехтовании виланцы также сильны, но разбойников было больше и они вполне могли растянуть силы обороняющихся и задавить числом.

– Какие потери? – по-деловому осведомились юные воины.

– В нашем десятке потерь нет, – ответил Ветерок, – у местных двоих убили, когда они пошли с флангов атаковать. А разбойничьих тел насчитали аж восемнадцать.

– А остальные? Их сколько было? – раздался выкрик из толпы.

Рамиру стало жарко. Он снял шапку и расстегнул телогрейку:

– Их было три десятка. Но мы не стали добивать. Пусть идут, другим расскажут, что сюда ходить не стоит.

– А если вернуться?

– Так, а мы на что? – удивился Ветерок, – для того и беру своих конных, для усиления.

Откуда-то возник Корвин. Что он забыл в воинской землянке изначально – это осталось неведомым. Но степняк подошёл и хлопнул Рамира по плечу:

– Я с вами пойду.

Воислав рассмеялся:

– Ты-то нам на что? Ты ж науку воинскую не изучал? Толку от тебя?

Степняк обиделся, но постарался виду не подать. Хотя и опустил глаза:

– Да я-то в другую деревню…

Рамир понимающе кивнул:

– Боишься, что наших девушек местные сосватают?

Корвин покраснел. А вся землянка разращилась весëлым смехом. Парня поддерживающе хлопали по спине, жали руки.

– Не переживай, – подмигнул юный кан, – возмëм, сопроводим, куда скажешь.

А когда молодые конники ушли, в лагере появился посыльный с тревожной вестью: в устье реки вошли аж три разбоничьих корабля.

– Три корабля, по три десятка воинов. Пришла сотня, – заметил Марцелл.

Леон оторвался от изучения карты:

– Труби общий сбор. Пойдëм всей третьей чентурой. – он посмотрел на Русолава, – и твоей вспомогательной сотней, дружище.

Сотник довольно крякнул.

– У нас есть свободная тяжëлая экипировка, – продолжил сержант, – подбери своим людям латы и щиты. Нужно нанести этим разбойникам такой удар, чтобы они уяснили, что с нами лучше не связываться и здесь добычу они не найдут, а только бесславную смерть!

Глава Шестая. Слава и пепелища

Глава Шестая. Слава и пепелища

Он неистово рубился с чëрными медведями. Бил их яростно с хрустом перерубаемых костей, с брызгами и фонтанами горячей крови. Сам уже, как посланец смерти. С горящими глазами. И тут услышал крик. Где-то вдалеке, глухо, почти неслышно. А чëрные твари всё прибывали и прибывали. Он рубил и рубил. Совсем не боялся, что меч затупится от такой работы мясника. Просто бил и бил. Всю свою злость вкладывал в каждый удар.

Снова крик. Как бы ближе. Что-то знакомое…

Он ощутил, как сам воздух густеет и не даëт ему больше рубить. Начало охватывать отчаяние от своей беспомощности.

Крик.

Он открыл глаза. Он мгновенно всё понял. Кричал наблюдатель с вышки. Это началось. Они таки решились.

А ведь до последнего Обрир надеялся, что пронесëт. Не пойдут Храугары… Но…

А он даже спал в кольчуге.

Это начало. Это конец.

Обрир заорал во всю мощь. Разбудил всех домочадцев, толкнул спящих сыновей и вылетел из дома.

Его лангхерт стоял в самом центре деревни. Рядом Родовой Столб на площади. Хольд-годи принялся колотить в щит бронзовым навершием боевого топора

Сигнал тревоги.

Но нет верных лидманнов. Только несколько старых и покалеченных, да бондры.

– Враг у ворот! – закричал Обрир.

Бондры, кто с копьями, кто с топорами спешно занимали позиции на стенах. Но не в стенах сила Гарстада. Сила в его защитниках. Которые ушли в вейгинг.

Два средних сына – Хальдор и Рагнар рядом. Старший Торбьëрн возглавил лид их корабля, с ним же отправился и младший Саксбер. Набираться опыта.

Ничего, вернуться – умоются Храугары кровью. Камня на камне от селений не оставит Торбьëрн!

А в берег уже ткнулись аж четыре вражеских скейда. Лидманны прыгали на сушу и сотрясали оружием с дикими воплями.

Уверены в своей победе. И штурмовые лестницы с собой привезли.

Туман над проливом рассеивался. Поднималось солнце. День будет хорошим, тëплым. Славно будет после такого денька, да такой доброй битвы встретиться с предками в славном Гронхейме.

Обрир надел шлем. Хороший, дорогой, крепкий шлем с наносником. Но седые волосы остались развеваться из-под стали, как знамя.

– Сегодня все встретимся на пиру в Гронхейме! – крикнул он, – отправьте побольше этих мерзавцев в Глотку Тьмы, чтобы нашим воинам дренга поменьше осталось! – гоготнул хольд-годи.

– Гронхейм! – заорали лидманны и бондры.

Храугары полезли на стены с трёх сторон.

Обрир вспомнил свой сон, как рубил чëрных медведей. Так рубил и сейчас чужих воинов под чëрными знамëнами.

С яростным рыком он метался по стене. Там, где появлялся его алый плащ, там заканчивались враги. Могучими ударами своего топора он в щепки разносил их щиты и пробивал черепа вместе со шлемами. Запросто отрубал конечности. Как тот посланец самой Смерти, весь в крови с горящими яростью глазами. Он стал настоящим кошмаром для врагов.

Рядом первым пал Халдор. Предательски, но метко брошенный дротик попал парню в шею и почти отсëк голову. Сразу за ним погиб и Рагнар. Увидел, как падает брат, бросился на выручку, отвлëкся на какое-то мгновение и топор храугара отправил его в Гронхейм.

Врагов было слишком много. Даже над воротами, где остались хольд-годи и три его таких же седых лидманна, противники уже захватили стены и поднимались по лестницам нескончаемой вереницей. А позади, в других местах, тем более, ощущали себя хозяевами и уверенно теснили бондров. Которые падали, как скошенные колосья, но не отступали.

Обрир скинул с себя шлем, нанося удары направо и налево. Заревел медведем:

– Воины Гарстада! К моему дому! К Родовому Столбу! Сомкнëм там щиты в последний круг!

Спрыгнул со стены и устремился в центр деревни.

И вот они на площади. Последний рубеж, последние защитники. Всего восемь человек.

– Щиты в круг!

Стоят, прикрывая спины друг друга. Все уже мысленно в залах Гронхейма рассказывают славным предкам отсвоей жизни и о славном её завершении.

Храугары окружили плотным кольцом. Они не торопятся. Они уже победили.

Вся деревня – их добыча. Да что там, весь этт Ульгримов – их. Осталось последнее препятствие.

Позади вражьих воинов появился высокий черноволосый человек с хищным изогнутым носом в чëрном плаще с нашитым серебром вороном – хольд-годи Храугаров. Он с улыбкой посмотрел на защитников и махнул рукой – атакуйте.

Враги с дикими воплями бросаются в последний бой.

Обрир сражается в самой гуще. Седые волосы и алый плащ развиваются.. И он похож на старого льва, загнанного в угол стаей гиен. Он уже не слышит криков, не слышит шума битвы. Только глухой звон в ушах и стук собственного сердца. Его топор порхает, как смертоносная бабочка, разя храугаров одного за другим.

Краем глаза он видит, как падают его последние лидманны. И вот он остался один.

Кто-то из врагов ударил сзади его копьëм в ногу. Обрир отмахнулся, попал – поражëнный враг взвыл. Но и сам не устоял, упал на колено. И тут чей-то меч глубоко вошёл в бок, минуя кольчужную безрукавку. Топор выпал из руки.

Обрир глядел перед собой мутным взглядом. Он уже видел Чертоги Предков, а не эту, заваленную телами, площадь.

Начались первые пожары. Враги шныряли по домам, грабя и насилуя. Убивали оставшихся мужчин, которые не успели на стены и теперь пытались защитить свои дома. Тащили за волосы упирающихся женщин.

К Обриру неспешно подошёл хольд-годи Храугаров. Поцокал языком, покачал головой, глядя, как тот бессмысленно зажимает рану, как сквозь пальцы сочится кровь и сказал:

– Обрир, сын Ульфрика, а ведь я предлагал твоему народу жизнь. Пусть и в цепях. Вы же предпочли славу. Где теперь ваша слава? Ни славы, ни жизни. Твой дом в огне, твои сыновья мертвы, а остатки твоего народа станут нашими лейгами. Последний шанс ты упустил сегодня утром.

Обрир с трудом поднял голову. Спиной он опирался о Родовой Столб, иначе бы завалился. И мутными, но горащими пламенем, глазами посмотрел на врага. Медленно собрал слюну вперемешку с кровью и смачно презрительно сплюнул ему на сапог. Его хриплый шëпот отчëтливо был слышен в шуме грабежей и пожаров:

– Мои сыновья… Ждут меня… В Гронхейме! А твои сгинут в Скëгхель!

Последние силы покинули могучего хольд-годи славного этта. Взгляд его замер, глядя куда-то поверх и сквозь вражеских воинов, выше крыш горящих домов и незащитившей их стены, куда-то вдаль, в море.

И лишь несколько воинов увидели, в чëм будут клясться позже, как на какие-то мгновения его тело окутал столб ледяного инея и лëгкий леденящий ветерок пронëсся по площади, заставив пламя колыхнуться.

– Нїр-Вальгир приняли его, – суеверно пробормотал старый лидманн храугаров, – он ушёл домой, к предкам.

Леон с Марцеллом со стены наблюдали, как идут морские разбойники. Неорганизованно, толпой. Впереди бронные воины – в кольчугах и шлемах, за ними – одетые кто во что горазд. Преимущественно в стëганки. Многие без шлемов, просто в шапках. Но все с большими круглыми щитами.

До деревни они не дошли. Остановились в отдалении. Так, чтобы стрелы не били наверняка. И начали строиться. Резким, грубым, лающим языком переговариваясь между собой и отдавая команды. В первом ряду опять броные. Видимо, знатные воины. Далее – остальные.

Подняли страшный шум – орали всей толпой, били оружием по щитам. Потом от строя отошëл один разбойник в шлеме-полумаске. Он заранее положил щит и показал пустые руки. Подошëл ближе и что-то прокричал.

Леон с Марцеллом переглянулись:

– Что он хочет?

Бойцы, которые прожили в этой деревне уже какое-то время и научились более или менее изъясняться с местными, спросили у главы селения. Тот ответил:

– Он зовëт на честный бой.

– Кого?

Седой рыболов с удивлением покосился на сержантов:

– Вас. Он говорит – пусть те псы, которым он проиграл в прошлый раз выйдут на честный бой и тогда они не сожгут деревню.

– Заманчивое предложение, – скривился Леон, – что говорит разведка?

– Все волки здесь. Свои корабли они оставили там же, где и тогда. При кораблях три пацанëнка с оружием. Охраняют. Все остальные пришли сюда. Никаких хитростей. Пришли биться.

Леон потëр бритый подбородок, задумался. Он не стремился к славе, героизму. Ему нн нужно было кому-то что-то доказывать. И терять своих людей в пустой свалке, изображая благородство, он не собирался. У него была одна цель – довести отряд до Торении и желательно в целости и сохранности. Но, с другой стороны, проиграть у виланцев здесь нет шансов, а устроить покащательную порку разбойникам, которые не поняли с первого раза, возможно, чтоти стоило. Может после этого, как они говорят, «честного боя», вопрос с набегами снимется.

Что ж, – задумчиво произнëс он, – а мы примем вызов.

Над деревней взвилось знамя Великого Дома Аргент – волк на небесно-голубом фоне. Загудел горн и из ворот идеально ровными шеренгами, чеканя шаг, начали выходить закованные в сталь воины с большими прямоугольными щитами. И из леса неподалёку. В лесу оставили только один небольшой отряд. Все остальные строились напротив разбойников.

Вытянулись в шеренгу, выровняли строй, подняли щиты. Единая монолитная несокрушимая стена. Команда – и опустили копья.

Центр заняла третья чентура – сорок латников и позади десяток арбалетчиков. По флангам распределилась часть вспомогательной сотни Русолава – по двадцать человек с каждого фланга. Ратников усилили – одели в тяжëлые доспехи и частично раздали прямоугольные виланские щиты. Два воинства замерли друг напротив друга.