Ветер и Сталь

– И он убил отца вот этим ножом, – парень показал широкий охотничий нож с резной костяной рукоятью, – это тот самый нож, который отец потерял не так давно. Теперь мы знаем КАК, – он сделал ударение на слове «как», – отец его потерял. Таким образом, ной, пребывая во власти тëмных сил просто принëс нашего пошкпурта в жертву. И всё это ради бóльшего могущества, в угоду Керемет – злых духов. Он предал и продал наших предков Ворша и я не знаю можно ли его ещё спасти… Что скажете?

– Нечего там спасать! – испуганно крикнул кто-то из старейшин.

– Запереть его и не давать воды. – поддержал другой.

– Верно! Воду нельзя давать, а то ещё что наколдует…

– Руки связать.

– Или отрубить!

– И в болото выбросить!

Койла молчал. Лишь слушал гомон стариуов, где каждый предлагал единственно верное, по его мнению, решение. Но споры только разгорались и юноша решил прекратить этот пустой трëп:

– Мне жаль отца! – громогласно заявил он, – мне жаль его жëн и моих младших братьев и сестёр, но и шамана мне тоже жаль. Такой могущественный ной не сумел справится с Керемет… Это его беда и я хочу помочь ему… – он сделал вид, что помялся перед якобы ияжëлым решением, – я решил оставить его в живых, возможно мы найдём решение и спасём хотя бы его дух. Но заключим под стражу и свяжем ему руки, чтобы не наделал бед. И отныне, я объявлю это людям, читать знаки духов и предков станет Совет старейшин вместе со мной. Если нас будет много, Керемет нас не одолеют, чем, если опять найти одного ноя. Пока будет так.

Он прижал кулак к груди и склонил голову в имперском жесте, не обращая внимания на начавшийся гомон, вышел из кудо. Постоял немного, глубоко вдохнул влажный воздух. Полюбовался вырывающимся паром изо рта и направился к группе молодых охотников, ожидавших его. Широко улыбнулся, хлопнул одного по плечу, приобнял двоих других и заявил:

– Теперь по-другому начнём жить, братцы! Скоро не нужно будет в стужу бегать по лесу за зверем – еды будет в достатке. Но придëтся сначала немного напрячься. Я привезу из империи железные доспехи и оружие и мы станем хозяевами этих лесов. Кто пойдёт против нас? Пенгыра? Морале? Они нам не соперники. Мы заберём их женщин и их припасы, а сами они станут нашими рабами, будут прислуживать нам, пока мы будем поглощать яства с металлических блюд.

В глазах парней зажëгся огонь азарта, раздались радостные возгласы. Койла наблюдал с удовлетворением. Осталось решить вопрос с шаманом. Естественно он не собирался оставлять его в живых. Но нужно было обставить дело так, чтобы ещё больше дискредитировать и самого ноя и все эти суеверия в целом. И, кажется, он знает, что нужно делать. Нужно использовать как раз эти самые суеверия. Ну а Ливий сумеет воплотить задуманное лучше, чем кто-либо.

Утром следующего дня, когда шаману принесли еду и питьё, его обнаружили мëртвым. И не просто мëртвым, а убитым сверхестественными силами. Мало того, что в наскоро сооружëнном отдельном кудо всё было затоптано очень странными следами – не человеческими, но и не звериными. Верëвки, которыми был связан старик оказались перегрызены и разорваны чем-то невероятно сильным. Конечности вывернуты в суставах в обратную сторону, а из груди шамана торчала ветвь можжевельника, пронзив сердце заострённым концом и казалось, что она растёт из тела старика, помахивая зелëными веточками. Еа лице старого ноя застыло выражение животного ужаса, а главное, что охранявший его молодой охотник ничего не слышал и не видел, хотя и не спал всю ночь.

В полдень корабли ткнулись носами в размякший берег небольшой речушки. До вечера занимались разгрузкой. Участвовали все – и стар, и мал, и раненые, и ущербные. Дело нашлось каждому.

А утром следующего дня часть воинов начала вытаскивать корабли на сушу, а вторая часть занялась обустройством лагеря – копали землянки, грунтом отсыпали вал по периметру, валили лес, ставили оборонительные сооружения, срубили наблюдательные вышки, создали секреты вокруг становища.

Свободных от работ женщин и детей отправили собирать в окрестностях ягоды под прикрытием подростков и молодых воинов.

– Эти земли пока ничьи, – сказал Тойве, окидывая взором из-под козырька руки, местность.

Рамир кивнул. Хоть лесной охотник всё ещё не выучил язык и, когда говорил, забавно мешал новые для него словенские слова, языка на котором говорили в отряде, и свои, Ветерок его вполне понимал.

– Мой народ придёт в эти места только через несколько лет, – продолжил Тойве, – народ морале вообще всегда сидит на одном месте. Потому что охота для них – не главное, они кормятся с озёр. С малого, что недалеко отсюда, и с большого, через которое вы хотите плыть.

– Да, – согоасился Рамир, – то озеро и правда очень большое. Оно солëное, холодное и зовётся морем.

Юный степич уже видел море и рассказывал новому другу со знанием дела. Тойве не понимал – ну озеро, ну большое, ну большое, ну и что… А вот то, что его действительно тревожило, озвучил:

– Вам нужно охотиться. Времени мало. Нужно запасы делать.

Рамир оглянулся на руководящего строительными работами Леона и согласился:

– Это верно. Скажу сержантам, чтобы Русолав освободил своих охотников. Это дело не менее важное, нежели укрепления.

– Я помогу. Мы с Веймой поможем вам.

Ветерок кивнул и, взявшись за лопату, спрыгнул вниз. Они копали землянку.

А Вейма неплохо сошлась с местными девушками. Но не со всеми, а больше времени проводила в обществе Далилы и Терезы. И они уже вполне сносно щебетали между собой на таком же гибридном наречии, как и Рамир с Тойве.

– Как успехи? – заглянула в яму чернявая голова Корвина.

– Иди куда шëл! – запустил в него ком земли юный степич.

Голова со смехом исчезла. Раздалось недовольное ржание – степняк использовал лошадей, чтобы подтаскивать брëвна с вырубки в лагерь. Рамир развёл руками и притворно посетовал:

– И для чего я его в род принял?

Тойве улыбнулся. Эту историю он уже знал.

А немного поодаль, с высокой сосны, две пары глаз зорко следили за копошащимися внизу людьми.

Глава Четырнадцатая. Отцовский лук

Глава Четырнадцатая. Отцовский лук

Ноги бесшумно ступали по осенней подстилке. Прирождённый охотник двигался по лесу, как рыба в толще воды родного водоëма, ни единая веточка не шелохнулась, ни малейший сучок не хрустнул. Он замер на мгновение, оценивая направление ветра и изменил курс, обходя предполагаемое место по широкой дуге. Сам чутко реагируя на малейший шорох.

В руках копьё. На поясе нож. Лука, достойного своему охотничьему, Тойве не нашёл. Было что-то похожее в их трофеях, но не то. Да, лук можно сделать новый и самому и это не так сложно, как создать рамировский лук, но нужно время, особое дерево, его найти ещё нужно. В общем, проще сходить в селение за своим. А так как пока это сделать не представляется возможным, то – копьë и нож. Но и этого достаточно. Тем более Тойве сейчас явно на пике возможностей. Как ача-ача в молодости…

Почему-то стало грустно. Как-то не хорошо попрощался с дедом. Нагрубил, накричал, в очаг плюнул… Понятно ведь, он беспокоился о нëм. Есть вещи, которые даже старый ной не в состоянии изменить. Надо было как-то… мягче что ли…

Нахлынули воспоминания детства, как они вдвоём с дедом ходили в лес, как вместе мастерили маленькому Тойве маленький, ему под стать, лук. Как дед подарил его первый нож. Который потом где-то потерялся, но всё же.

Интересно стал ли Койла пошкпуртом, как планировал? Может он уже и отменил все эти обычаи и с дедом можно больше не ссориться?

Тойве замер, изучая след. Странно. Чëткий след кабаньего копытца почему-то со слегка обвалившимися краями. Будто кто-то наступил на него неосторожно. Кто? Здесь точно никого нет. Охотники-древичи потащили совместно добытого хозяина чащи в лагерь. Это он, Тойве, решил не возвращаться с пустыми руками и выследить молодого неосторожного кабанчика, следы которого приметил ранее.

Очень сейчас не хватало Огненного. Без верного четвероного друга, как без рук. А вот Тощий Хвост нашла Вейму. И даже пошла за ней в лагерь, до смерти перепугав лошадей. Теперь серая красавица – любимица всего отряда. Особенно детворы.

Да, оказалось, что на кораблях не одни воины, а ещё женщины и дети всех возрастов. Причём женщин даже больше почему-то. Говорят, из них много вдов, потерявших не так давно своих мужей. А ещё сородичи Рамира, освобождëнные им из рабства империи, тоже почти все женщины. Только несколько парней. Правда таких же юных, как и сам Рамир, а то и ещё младше. Да мальчишки грязнопузые, которые ещё не скоро станут мужчинами. Поэтому это удачная его мысль – принять в своё племя инородцев. Корвина и его соплеменников. Старики сказывали, что ппеланчле в тяжëлое время делали также – брали чужаков, чтобы выжить.

Лëгкий, еле слышный шорох. Обычный человек его даже бы и не услышал. Но не лесной охотник. Тойве замер, взяв ки поудобнее.

И тут из-за дерева вышел… Урхе. Какое-то время отец и сын сверлили друг друга взглядами, потом Тойве опустил копьё.

– Ты не пришёл к Корявому Дубу, – сказал Урхе.

Юноша опустил голову:

– Да, отец.

– Я ждал тебя.

Тойве не ответил, заливаясь краской.

– Ты ещё не построил кудо и не получил право идти на Эмалуйыш, ты не можешь решать сам. Сейчас мы уходим. Ты – с нами.

Тойве горько вздохнул, выдохнул, опустил плечи и ещё больше повесил голову, готовый повиноваться. Но тут вспомнил про Вейму. А она? Она останется здесь одна? Да, в отряде её никто не обидит, это точно, но молодой человек вспомнил, как она смотрит на него. С какой искренней верой и надеждой. Для неё не важно построил ли он кудо, получил ли разрешение от старейшин, для неё он тот самый мужчина, который может решать сам. Да и Рамир, опять же, с его соплеменниками, он тоже верит в него. Он, Тойве, нужен им, нужен здесь. А отец… А отец пусть решает сам.

– Нет, – выпрямился юноша, – я останусь.

Урхе уже развернувшийся, готовый уходить, опешил. И обернулся:

– Что?! – во всём его облике читалось искреннее удивление и недоумение.

– Я остаюсь здесь, отец. – твëрдо, глядя в глаза опытного охотника, отчеканил каждое слово Тойве.

Урхе даже потерялся от такой наглости. Открыл рот, захлопнул, попытался что-то изобразить рукой и наконец вновь обрëл дар речи:

– Здесь? С демонами?!

– Они не демоны, – спокойно возразил молодой человек, – они такие же люди, как и мы. И они попали в беду и нуждаются в помощи.

– Это они сказали? – недоверчиво спросил охотник.

– Это правда, я видел сам. Они с боем прорвались сквозь империю, из которой пришёл Койла, и плывут домой. Но их корабли повреждены, они не пройдут холодное солëное озеро зимой, поэтому им нужно остаться здесь до весны.

Урхе почесал переносицу:

– Но ача-ача сказал…

– Ача-ача нас обманул, – Тойве увидел, как мгновенно вспыхнул яростью отец и поспешил поведать ему про свою находку в виде дощечки с ящеркой и челнами. Когда он завершил, Урхе глубоко задумался. Погрузился в себя и долго стоял, не шевелясь, о чём-то напряжëнно размышляя. Юноша уже хотел было толкнуть его, чтобы привести в чувство, но взгляд охотника сам обрëл осмысленность. Он сфокусировался на сыне и сказал тоном человека принявшего решение:

– Ты останешься. И охотники остануться. Если понадобится помощь – клич ты знаешь. А я пойду в селение, нужно поговорить с ача-ача, – он протянул Тойве свой лук, – держи, лучше будет, чем эта палка, – кивок на копьë.

– А ты как? – взял оружие молодой человек.

– А я обернусь скоро, – ответил отец, отстëгивая колчан со стрелами, – только спрошу и вернусь. Ты шëл за кабанчиком?

Тойве утвердительно кивнул.

– Тулеч! – громко позвал Урхе и из кустов вывалился крупный охотник с добычей на плечах, – забирай, – он хлопнул кабанчика по боку, – и будь осторожен там, мало ли…

– И ты, отец.

Урхе ушëл. Охотники тоже растворились в лесу, как не было никого. Остался только тëмный щетинистый зверь у ног, да отцовский лук в руке. Да ощущение какое-то не очень хорошее, такое тягучее, холодное, будто видел отца сейчас в последний раз.

Из всей второй чентуры единственным боеспособным, видимо, остался один их сержант. Риккардо. И так и ходил бы он неприякаянным, пока, глядишь, не прибился бы к какой другой сотне, хоть бы и к вспомогательной Русолава. Да хоть десятником, хоть простым ратником. Но нашлось применение и ему. Его опыту и умениям.

Давеча Рамир едва ли не слëзно уговаривал обучить его и его парней, спасëнных из рудника, воинскому делу. Как чувствовал, что старому вояке позарез нужно делом заняться. Приносить пользу. Особенно после потери всего его подразделения. В отличии от своих выживших бойцов, он не захирел благодаря какому-то чуду. Внутреннему стальному стрежню. Поначалу он активно участвовал в строительстве, а когда лагерь был готов, не находил себе места, мечась, как тигр в клетке, из угла в угол. Много часов проводил в беседах с Жоном. Капитан, бледный и изрядно похудевший, выходил посидеть на осеннем солнышке. К нему подсаживался Риккардо и они часами увлечëнно что-то обсуждали. Потом Алисана уводила отца и сержант вновь искал пятый угол.

Именно в такой момент к нему и подошёл Рамир. Риккардо задумался, почëсывая затылок, а Жон, обернувшись на входе в землянку, подмигнул им обоим. И воин махнул рукой. Почему бы и нет?

Желающих оказалось больше, чем планировалось изначально. Помимо пяти подростков-степичей, в отряд влились и подрастаюшие сыновья воинов-виланцев и ратников-древичей. Всего тридцать два человека.

И здесь Риккардо развернулся на полную. Для отряда выделили отдельную землянку. Сержант установил стальную дисциплину и превратил жизнь подростков в сущий ад. А что вы хотели? Тяжело в учëбе…

Но не сдался никто. Ни один не отказался и не сбежал к мамке под тëплую юбку. Но каждый день с самого рассвета у молодых воинов был столь насыщен, что к вечеру они, не чувствуя ног, буквально теряли сознание. Утро начиналось с изнурительных тренировок, плавно переходивших муштру и завершался день активными играми, направленными на развитие физических данных и усиление командного духа.

Зато уже очень скоро мальчишки выполняли команды, не задумываясь. А синхронностью движений поражали даже бывалых воинов.

И настало время для тренировок стойкости. Несколько чело6 вставали в стену, подняв настоящие виланские щиты, а их в лоб атаковали несколько подростков, бегущих с бревном и врезавшиеся этим бревном в линию щитов. Нужно выстоять всему строю. Если, при встрече с тяжëлым снарядом, колыхнëтся хоть один – рухнет весь строй.

А потом, как-то мимо проезжавший на своём скакуне Корвин, начал в голос ругать того за неповоротливость и медлительность. Чем зародил в голове Рамира определëнные мысли. Он вспомнил, как действовали конные клибаны, вспомнил и быстрых легконогих степных скакунов, совершенно не годных к подобным действиям. Но ведь в лагере есть ещё пять эосских тяжеловозов, выведенных как раз для этих целей.

И он предложил ту же самую виланскую воинскую науку переложить и на конницу. Риккардо отнëсся скептически, но отказывать не стал. Так Рамир и его степичи принялись оттачивать взаимодействие уже верхом. Управляя лошадьми так, чтобы синхронизировать их скорость, одновременно ускоряться и останавливаться; скакать стремя в стремя, делать разворот и производить прочие манëвры. И преимущественно ногами, так как руки будут нужны свободными для оружия.

Корвин наблюдал за их тренировками с усмешкой. Но это только вначале. Потом он понял истинное предназначение этих лошадей и даже перестал ругать своего коня.

А когда ледяная корочка начала схватывать по утрам реку подле берегов, с тревожными вестями Рамира нашла Брунхиль.