Ветер и Сталь

Синклит замер. Даже бывалые громилы-ястребы почувствовали – боги услышали обещание. Обратной дороги нет.

– Да будет так, – Ариадна подняла оливковую ветвь и с хрустом её переломила, – боги свидетели – Алтея не начинает войны, Алтея заканчивает их! Да случится возрождение Хорской Империи! Готов ли ты, Веридон Лукреций Филострат, вести наши доблестные войска в битву за справедливость?

Веридон поднялся, приложил кулак к груди, склонился и ответил:

– Готов, Ваше Вседержавие! Я сотру дворец самозванца в порошок! Так, что даже руин не останется!

Он поднял руку и опустил в урну чëрный камешек. Его примеру незамедлительно последовали ещё одиннадцать рук. Все камни были чëрными.

Война началась.

Лагерь, не смотря на поздний вечер, гудел, как улей. Очень большая нагрузка легла на лекарей. Пришлось задействовать и свободных женщин с подростками.

Освобождëнных степняков расположили в двух шатрах. Женщин с детьми отдельно от мальчиков и мужчин Ел Елi. Помимо тяжëлого истощения и обезвоживания, последствий жестоких побоеви изнасилований, обнаружились и паразитарные заболевания, как обычные вши, так и паразитические черви во внутренностях. Лекари разрывались, ведь помимо степняков у них на руках были и воины первой и второй сотни. Если бойцы первой чентуры демонстрировали явную положительную динамику, то из второй выглядели очень и очень плохо.

Воин сидел на брëвнышке, да с переломами, но живой и достаточно крепкий, чтобы поправиться. Сидел в объятиях любимой красавицы-жены, у ног его копошились их детишки, а он смотрел перед собой отсутствующим взглядом и только что бормотал: «Мы выжили, они – нет. Зачем?». Они так рвались к своим семьям, что надорвались. В них что-то сломалось внутри. Теперь это были внешне большие и сильные мужчины, но без огня жизни внутри. Таким образом, можно было с прискорбием отметить, что вторая чентура в полном составе потеряна для отряда.

– А ведь знаешь, Рамир, – тихо сказал Корвин, сидя возле костра, – я не Корвин. Так меня стали виланцы называть, им такое имя привычнее. На самом деле, я Курван. Да, Курван, сын Темира.

Рамир пожал плечами.

– Когда ты не бросил меня в предгорьях, – продолжил степняк, – я подумал, что ты просто глупец, – они оба улыбнулись, – потом, когда ты придумал, как сжечь войско наших врагов, во мне что-то поменялось. Ты отомстил за нас обоих. И за мой клан, и за свой род. Когда ты начал спасать своих, не взирая ни на что и бился за каждого, я понял, что с тобой можно идти и в Царство Теней. Ты не бросишь и не предашь.

Рамир оторвался от созерцания углей и поднял на него взгляд. Во взгляде его читался немой вопрос.

– Да, – бросил веточку в тлеющие угли Корвин, – я знаю, что ты сын Кана. И сейчас ты – Кан для своих людей. А я волк без стаи… – он замолчал, глядя куда-то в сторону, будто собирался с духом и выпалил на одном дыхании, – я бы хотел стать частью твоего рода, Рамир. Я принял решение и принесу клятву верности.

Ветерок задумался, глядя в его чëрные глаза. В них читалась решимость и горели они каким-то мистическим огнём. Видно было, что решение, хоть и обдуманное сотни раз, но далось оно парню нелегко.

Корвин затянувшуюся паузу воспринял по своему:

– Ну да, я же «обр»… Забудь, Кан.

Рамир схватил его за руку:

– Нет, дело не в том, что ты другой крови. Люди твоих кровей были в нашем роду. Уважаемые и славные люди… Но, – Ветерок замялся, – я просто не знаю, как это делать…

– Я знаю. – словно призрак вышла из тени тëтя Мора, – мы проведëм ритуал и познакомим нашего нового сородича с пращурами.

К костру подковыляли трое освобождëнных мужчин-обров:

– Прими и нас, Кан, – приложил кулак к груди один из них, – мы пойдëм за тобой, куда бы ты не шëл и умрëм за тебя и твой род!

Ближе к полуночи обры возле костра прощались с Тенгри, водя горящими головнями и проговаривая что-то на своём языке. А потом началось знакомство их с предками рамировичей.

Тëтя Мора развела мëд в воде и заставила четверых кочевников и Рамира капнуть туда своей крови. После чего запела мощную песнь хваления пращуров. Плеснула немного в костёр, тот вспыхнул, разбросав искры. Окропила четыре стороны и дала отпить Ветерку. После Корвину:

– Клянись!

– Я Курван, сын Темира, клянусь в верности Кану Рамиру, роду рамировичей и славным предкам. Призываю в свидетели Тенгри и… Свара! И да пусть сгнию я, как собака в яме, если отступлюсь от клятвы! – отпил и передал следующему.

Когда, произнеся клятву, отпил последний обр, тётя Мора расплескала остатки жидкости на костёр, на них пятерых и на ветер.

Рамир ощутил, как резко нагрелся и засветился Коготь на груди. В небе ярко мигнула звезда, а в кроне древнего исполина дуба поднялся шум. Начиная с верхушки, будто ветер спускался вниз по ветвям, шевеля листья. Шум нарастал.

Вот порыв опустился и закружил небольшим вихрем по поляне. Сначала испуганно, а позже восторженно заржали лошади. А ветер кружил вокруг костра, поднимая сухие листья, закручивая хоровод вокруг степняков.

– Свар здесь. – сказала тётя Мора. Но все итак чувствовали присутствие чего-то могучего. Кружащие листья в одно мгновение будто схлопнулись в точку, собравшись над костром. Рухнули в пламя, подняв тучу искр. Из которых на миг оформилась высокая человеческая фигура с вытянутой рукой. Искры потухли, ветер затих, Коготь вновь потемнел. – Вы приняты, – сказала тётя Мора, – Свар и предки одобрили.

Все пятеро, повинуясь импульсу, шагнули навстречу и обнялись.

Корвин смахнул слезу:

– Брат, мы теперь вместе навсегда.

Эпилог. Воды, ветра и горы

Эпилог. Воды, ветра и горы

Правый рукав могучего Койна, несущего свои воды с севера в Срединное море сверкал на осеннем солнце миллионами бликов и отражал в себе, как в зеркале, древнего исполина, тысячелетий дуб. Его листва, начинающая желтеть, весëлым шелестом приветствовала правителя вод, случайно проплывавшего в хрустале Койна.

А под дуб, растянувшаяся блестящей змей, втягивалась колонна сферофоров. Стомахия завершала марш.

Седой Автократор восседал на белом коне, покрытом тëмно-синей попоной с золотой вышивкой, символизирующей Небесные Сферы, и оглядывал оставшийся после виланцев лагерь – укрепления по периметру; ровные «улицы», оставшиеся после шатров, в виде выдавленной травы; протоптанные тропинки; санитарные сооружения.

– Как грамотно у них всё. – восхитился Татриарх, сидящий на коне рядом, – а там, – он указал рукой, – видимо стояли их корабли. Ремонтировались.

– Да, не варвары, – подметил Автократор, – поэтому алтейские псы с ними всё не могут совладать.

Где-то высоко в кроне дуба раздался мерный гул, испуганно вскрикнула и вспорхнула птица, вздрогнул конь. Седой командир успокаивающе похлопал своего скакуна по шее:

– Отправьте гонца в Аурору, – обратился он к подчинëнным, – пусть шлют нам корабли – Стомахия по лесу не пройдёт. Будем ждать их здесь.

«Щит Вейры» резал кристальную воду Койна. Вёсла мерно взмывали вверх и синхронно опускались, задавая движение бригатте. Следом, в кильватере, шла «Скала», а за ней скользил ликкан, получивший имя «Волк». Все боеспособные участники отряда собрались на флагмане. На остальных кораблях остались только смены гребцов. Ликкан тащил припасы, «Скала» превратилась в лазарет.

Отряд шёл на север.

Рамир с Лаславой стояли на носу корабля и любовались неистовой красотой увядающей природы вдоль берегов. Рука в руке, чувствуя тепло друг друга и лëгкое смущëнное подрагивание. Особую нежность моменту придавала тонко поющая птаха на мачте.

– Как дома, – заметила Ласлава, – в родных лесах…

Рамир бросил на неё взгляд, хотел что-то сказать, но не решился, замялся, глядя на хрустальные брызги из-под форштевня.

– Красиво, – произнёс он, – в Степи не так… Знаешь, когда я нашёл Далилу в роще, она попыталась меня поцеловать…

Ласлава вспыхнула, но спустя мгновение в её глазах отразилось понимание, она кивнула:

– Бедная девочка… Ты поступил… благородно?

Теперь вспыхнул Рамир, покрывшийся пунцовыми пятнами:

– А как ещё?! – с нотой возмущения ответил он, – но не в том дело. Она тогда сказала: «они всё сломали». Для меня её слова стали, как удар обухом по темечку. Я подумал, ведь действительно так и есть… Есть ли смысл во всех этих страданиях и потерях, если на самом деле всё так? Наш род уничтожен. Та жалкая горстка искалеченных людей – это даже не тень былого величия, это лишь память…

На глаза навернулись слëзы. Ласлава вопросительно смотрела на него, ожидая продолжения. И он, смахнув предательскую влагу, продолжил:

– А теперь я думаю, что это не память, это, как семя. Семя нового Рода, которое уже распустилось и будет обрастать новой плотью и кровью на старой памяти. Расти и развиваться. Корвин и его соплеменники не дадут соврать.

Его взгляд стал твëрдым, как сталь.

– Мы спасëм всех, кого сможем и примем всех достойных! В этом и будет наша сила!

Ласлава ласково посмотрела на него, погладила по руке и сказала:

– Ты справишься, я знаю. Люди тоже верят тебе!

Словно в подтверждение его слов, на корме Корвин и Гаррик затеяли сначала тихую, но всё более разрастающуюся, свару.

– Отдай! – кричал Гаррик и тянул что-то из рук степняка, – мне это нужно для «Скорпиона 2.0»!

– Мне тоже нужно! – упирался Корвин, – уздечки сделаю!

Они шумели до тех пор, пока это не надоело Терезе. Она подошла, выдернула лоскут из их рук и, не долго думая, швырнула за борт:

– Значит никому. – резюмировала воительница.

– Да как же! – едва не прыгнул следом молодой изобретатель. Уже перегнулся через планшир, но вздохнул, махнув рукой и, растроенно, ушëл в трюм.

Корвин игриво подмигнул Терезе.

Горная гряда, разделяющая выжженную пустыню, где никогда не бывает зимы, и увядающую осеннюю степь, была удивлена такому количеству, закованных в сталь, воинов, миновавших по зелëным перевалам её заснеженные пики. Но удивление её сохранилось лишь на самых вершинах, где летают только гордые орлы, да охотятся на горных парнокопытных благородные снежные барсы.

Чëрный всадник во главе отряда тяжëлой латной конницы остановил своего коня, вскинул руку в повелительном жесте и, поднял забрало-клюв, открыв лицо со шрамом.

– Ну здравствуй, Степь-матушка, – с иронией произнёс он, глядя из-под козырька ладони на дымы далëкого стана, – я вернулся.

А за его спиной спускались на равнину и выстраивались в идеально ровные квадраты бронированные воины Хузгарда.

Пролог. Когда пляшет вурт

Часть Третья. Шëпот леса

Пролог. Когда пляшет вурт

Где-то испуганно вскрикнула птица, нарушив глубокую тишину осеннего леса. Старик опëрся о, поросший густым мхом, ствол осины, переводя дух. Годы давали знать о себе, уже так не побегаешь, как в молодости. Но каждый третий день после новолуния он исправно ходил в это место. Это его долг, его удел, но и не только. Тот странный человек спас его однажды, после чего старик, тогда молодой и ловкий охотник, стал слышать духов. И каждый месяц этот человек оставлял порцию чудесного порошка для лучшего "слуха", иногда даже получалось духов видеть, и редко какое-нибудь задание.

Зашуршали кусты и из них показалась огромная чëрная морда. На мгновение задержала взгляд разноцветных глаз на старике и вот к нему подошёл огромный чëрный кобель с белым пятном на груди.

– Быстрый, это ты нашумел? – порицающе законючил пожилой человек.

Пëс скосил на него глаза, а потом вытянулся в струнку, вскинув уши-локаторы, явно прислушиваясь к чему-то. Шерсть на загривке поднялась дыбом, верхняя губа подëрнулась, обнажив белоснежные клыки-кинжалы, он глухо заворчал.

– Что там? – спросил старик, подслеповато вглядываясь сквозь деревья в ту же сторону.

Там, на некотором отдалении, спокойно протекал древний Койн. Видимо, Быстрый почуял какой-нибудь челн с торговцами, которые ходили здесь по реке с севера в империю и обратно. Иногда торговали и с людьми леса, оставляя свои товары в определëнном месте.

– Будет тебе, – коснулся старик чëрной головы, – пойдём уже.

Кобель вновь покосился разноцветными глазами, поднял морду, поймал ветер и ломанулся сквозь заросли, как «онго», тот, чьë имя не произносят, «хозяин леса».

Когда старик вышел на полянку, Быстрый, нисколько не смущаясь, спокойно метил искомый валун, под которым находился условленный тайник. Человек покачал головой. И огляделся.

Ох уж этот тунгай. Натоптал так, что это увидел бы и новорождённый ребёнок. Вот здесь причалила острым носом его ладья, прибыл он не один, так как сразу четыре пары разных ног оставили столько следов, что впору хвататься за голову. И это у них была тайная миссия…

Имперцы совсем не умеют ходить по лесу. Шумят, топчут всё. Старик раздасадованно махнул рукой и проследовал к камню.

Его глаза вспыхнули неестественно ярким огнём, а руки затряслись в предвкушении, когда он, торопясь, разворачивал свëрток из шкур и промасленного папируса. Вот оно, то, что он ждал последнюю седьмицу – чудесный порошок! Предыдущую порцию старик уже использовал. Да, переборщил, да раньше, чем нужно было. Но и, чтобы общаться с духами, сейчас требуется больше порошка, чем раньше. А тут ещё такое дело – вернулся сын вождя, пуртакай. Нежданно-негаданно, вернулся из империи. Да не один, а с наставником.

Старик развернул свëрток, подцепил немного порошка кончиком пальца и втянул его ноздрями. Голова тут же прояснилась, завертели карусель звонкие лесные духи, запевшие прекрасными голосами; прошлогодние листья налились изнутри янтарным светом, а из-под мшистого пня выглянул маленький вурт. Посмотрел на человека бусинками глаз и принялся весело отплясывать прямо на верхушке пенька.

То, что вернулся Койла – ожидаемо, но, будь он не ладен, мог бы и сгинуть в этой своей империи. Было бы только лучше. Потому что, кроме него у вождя только девка Вейма. Да и та не пойми девка ли – прясть не умеет, шить тоже, носит мужскую одежду, из лука лучше иных мужчин стреляет и из леса не вылазит. И, самое главное, уже шестнадцатый год, а её замуж никто до сих пор не взял. Да и кому она нужна такая непутëвая – баба, не баба, приданного нет, только что отец – покшпурт. Осталось немного подождать, пока она не станет «шиляика», «вековой девкой» – позором рода, а там… Вождь стареет, а его, стариков, сын наоборот наливается силами. Пора народ брать в свои руки. Внук опять же уже скоро станет мужчиной. Хороший, крепкий парень. Удачливый охотник. Хоть дерзок не по годам.

Старик взял в руки дощечку. Это задание. На дощечке схематически изображена река, три челна, над ними нацарапан то ли пëс, то ли волк, скорее всего волк – хвост прямой, опущен вниз, а не завит кольцом, как у собак народа. И стрелы, направленные на челны. Всё ясно, по реке пойдут враги империи, нужно подготовить ппеланчле к «тëплой» встрече.

За желанный порошок старый шаман был готов на всё.

Глава Первая. Берег, где бегает Тощий Хвост

Глава Первая. Берег, где бегает Тощий Хвост

Люди Филина народа ппеланчле не жаловали реку. Большую часть жизни проводили в глухих чащобах. Ставили силки, ловушки, били зверя, делали запасы. За рыбой на реку тоже ходили, но, скорее, по нужде, нежели по желанию.

Койн, как старый и многомудрый, чувствовал к себе такое отношение, но не отталкивал чад своих, а наоборот щедро всегда осыпал их дарами. Порой даже поболе, чем любимых и любящих людей Щуки. Вот те, да, от реки далеко не отходили. А коль и оказывались в чащах, то ощущали на себе недобрые взгляды, кружащих хороводами лесных духов. И поскорее возвращались на родные брега.

А вот Вейма любила Койн. Любила сидеть на пригорочке и наблюдать за неспешным движением хрустальных вод, за крякающими птицами, особенно, когда они плавали по весне с выводками смешных жëлтеньких птенцов, за резвящимися рыбами, спасающимися от хищников, выпрыгивая над поверхностью.

Да, хищники есть и в лесу, и в воде, и в небе, и в мире духов. А, вообще, Вейма ещё в детстве мечтала, как вырастет, выдолбит себе лодку из векового дуба и уплывëт далеко-далеко… Где не будут на неё косо смотреть и заставлять делать нелюбимые дела – шить, прясть, стряпать. Когда девочки-сверстницы играли в траве в матерей, она носилась с мальчиками с маленьким самодельным луком и играла в охотников и Хозяина Леса…

Бесшумно появилась Тощий Хвост – молодая волчица. Девушка подобрала её совсем несмышлëнным щенком, потерявшим мать. Зверушка была настолько слаба, что даже на хвосте почти не осталось шерсти, за что и получила своё прозвище. Вейма выходила её. Сейчас это молодая серая красавица с роскошным, почти беличьим хвостом, гладкой шерстью и умным, пронзительным взглядом.

Тощий Хвост неспешно подошла, ткнулась в лицо мокрым носом и улеглась у ног. Девушка не слышала её, но знала загодя о её приближении. Само дыхание леса говорило с ней. Хороводь духов порой взметался вкруг и становилось всё предельно ясно и просто. Вот там белка прячет орехи, в отдалении, довольно похрюкивая, лакомится желудями семья кабанов, а под тем кустом трясëтся от страха ушастый, чуя рядом волчицу.

Потому и в охоте она была удачливее многих парней и даже мужчин, что знала куда и, главное, когда бить. Где есть зверь и где будет спустя время. И духи не отворачивались, поправляя её стрелы, если сбивалась.

Всех, да только не Тойве. Молодого охотника, всего на пару годков старше её самой. Но ему она даже хотела проигрывать и уступать. И отчаянно боялась этих чуств. Ведь Тойве тоже из людей Филина, как и она. Это катастрофа. Ведь семью можно создать только с кем-то из людей Щуки и абсолютно невозможно из Филинов. Так было всегда, с самого сотворения мира и так будет вечно. Но как быть с тем чувством, когда сердце трепещет, как закованное в цепи, при мысли о нём. И Вейма видела, как он смотрит на неё, и от этого становилось ещё страшнее.

А следующей осенью, на Эмалуйыш, отец выдаст её замуж. За кого-то из сынов Щуки. Она даже догадывается за кого. И жить ей до старости на берегу мудрого Койна с немилым… Но что поделать? Как иначе? Детские мечты остаются в прошлом, а шестнадцать годков уже на носу. Опозорить род? Отец не позволит таковому случиться. Она вздохнула и осознала, что бессмысленно тыкает стрелой в землю возле бедра.

Всколыхнулась Тощий Хвост. Вскинула уши, втянула носом воздух, подскочила, шерсть вздыбилась на загривке. Но тут же опала. Волчица радостно и, как бы извиняясь, взвизгнула, хвост дёрнулся из стороны в сторону. А сквозь кусты, треща ветвями, как зубр, проломился рыжий шар, молнией метнувшийся к волчице, радостно повизгивая.

– Огненный! – воскликнула девушка. Сердце бешенно заколотилось, значит и Тойве здесь. Как же она пропустила их, не почувствовала?

И правда, вслед за псом бесшумно возник и молодой охотник. Остановился, взглянул на девушку, смущëнно отвëл глаза:

– Я знал, что ты здесь, – сказал он, – вот, – протянул связку свежих крупных грибов.

Вейма осторожно взяла, стараясь не коснуться его пальцами. Но не смогла. Рука дрогнула и между ними словно блеснула искра огнива. Девушка спешно одëрнула руку. Грибы упали в траву…

Тойве посмотрел на свой подарок, помолчал, глядя куда-то в сторону:

– Не возьмëшь? – он собрался уходить.

– Возьму! – выпалила охотница, наклонилась и подобрала связку.

«Как будто он мне пояс на Эмалуйыш подал!» – пронзила ее мысль, и краска стыда залила щеки.

– Я иду деда искать, – произнёс юноша, – отец велел. Ача-ача уже третью ночь из леса не возвращается.

Волчица и рыжий пёс носились по пригорку, гоняясь друг за другом и имитируя борьбу.

– Он ной, – развела руки девушка, – с духами говорит. Значит надо так.

Тойве посмотрел на реку. Как блестят воды Койна под осенним солнцем.

– Отец велел, – повторил он и отвёл взгляд, – я начал строить кудо. На следующий год пойду на Эмалуйыш…

«Лучше бы ты построил лодку!» – буквально вскипело всё внутри Веймы, – «и увëз меня отсюда!»

Он спокойно посмотрел на неё своими глазами цвета нежной весенней листвы:

– Ты правда этого хочешь?

Девушка пришла в ужас. Оказывается она сказала это вслух! О, духи! О, предки! Какой позор!

Горячая волна ударила в лицо, дыхание перехватило. Она резко отвернулась, уткнувшись взглядом в пожухлую траву, стараясь проглотить ком в горле. Руки сами нащупали лук, копьё:

– Мне надо… – забормотала она, – там зверь… есть… нужно идти… Тощий Хвост! – позвала волчицу, исчезая в желтеющих зарослях.

Тойве остался один, обдумывая произошедшее. В ногу ткнулся Огненный, заворчал, потянул за штанину.

– Нет! Отстань! – отмахнулся он от пса и развернулся в другую сторону. Нужно найти деда.