Я дам тебе тысячу. Дочь Колумба

– Готова и неотразима! – гордо сообщаю я, взбивая влажные после моря локоны. Ехать совсем недалеко, так что от шлема я отказываюсь наотрез.

– Ты меня не знаешь, – пытается сопротивляться Каетано.

– Ты нас не разобьешь. Поехали! – я похлопываю его по плечу.

Каетано качает головой, но больше не настаивает и закидывает оба шлема в багажник. Мотоцикл плавно скользит вверх по холму, Каетано не разгоняется, и я расправляю руки в стороны, будто это мои крылья. Воздух струится сквозь пальцы, точно невидимый сатин. Коленками сжимаю Каетано покрепче, и он на мгновение опускает голову туда, где мои ноги сжимают его бедра.

– Где твои друзья? – спрашивает он, возвращая взгляд к дороге.

– В нашей троице есть такая традиция: кидать друг друга во благо, – смеюсь я.

– И часто кидают именно тебя? Твоему другу стоило бы позаботиться о тебе и не бросать одну на пляже в окружении посторонних.

– У меня все под контролем, Лукас об этом знает. Он бы не бросил меня, угрожай мне опасность.

Он кинулся защищать меня в ту ночь, когда погиб Ной. Но встал слева.

– Он просто уехал. Откуда ему знать?

Лукас бы погиб тогда. Встань он справа вместо Ноя.

– Тормози. – Сухо говорю я.

– Что?

– Тормози! – вскрикиваю я.

Каетано покорно сбрасывает скорость и сворачивает к обочине. Я тут же спрыгиваю и обегаю мотоцикл, решительно скрещивая на груди руки.

– Ты ничего не знаешь. Ты не имеешь никакого права осуждать ни меня, ни моих друзей! Тем более Лукаса. Ясно тебе?!

– Так расскажи, чтобы я знал! – неожиданно вскипает Каетано. Первый раз слышу в его голосе неподдельную злость. – Почему ты так бездумно относишься к своей жизни?! Куда ты так несешься?!

Я вдыхаю поглубже и отвожу взгляд туда, где в темноте размеренно дышит море. Не могу поделиться. Это все равно, что раздеться догола посреди бульвара Рамблас.

– Я сама доберусь до дома, тут уже недалеко. Доброй ночи, Каетано.

Он смеряет меня долгим раздраженным взглядом.

– Доброй ночи, Ноэль.

Я отпускаю его вперед и медленно бреду вдоль обочины. Редкие фонари заливают тусклым светом дорогу в гору. На каждый шаг я делаю глубокие вдохи и стараюсь всей стопой ощущать под ногами гравий, иголки и мелкие камушки. Мне нужно успокоиться и унять это знакомое покалывание в кончиках пальцев.

Если споткнуться, я упаду и вероятнее всего обдеру ладонь и коленку. Будет больно. Я гоню от себя эту мысль. От Люци не скроется мое падение. Ссадины она вычислит еще до того, как я пожелаю ей доброго утра, переступив порог кухни.

Нельзя падать. Нужно идти.

Я так сосредоточена на своих шагах, что не сразу замечаю его. Весь в черном, с капюшоном, скрывающим лицо, и с практически пустой бутылкой джина. И он идет прямо на меня.

Страх ударяет в голову мгновенно. Ускоряю шаг и перехожу на противоположную обочину в надежде, что он пройдет мимо.

Этого не случается. Расстояние между нами стремительно сокращается.

Я снова меняю обочину, разворачиваюсь и перехожу на бег. Он слишком прыткий для пьяницы. Слишком сильный. И выпил только для храбрости. Эта бутылка предназначена для моей головы.

Таких, как он, называют птичники. Они похищают детей из состоятельных семей и возвращают за выкуп. За последние пять лет они убили один единственный раз. Когда похищение пошло не по плану и двое подростков бросились защищать глупую девчонку. Когда нож дернулся вправо и погиб мой брат.

Птичник похитит меня, уверена, машина его подельника уже поднимается в гору. Меня загрузят в багажник и увезут в какой-нибудь подвал, а с папы будут требовать пару миллионов.

От этой мысли меня прошибает холодный пот: папа не должен потерять и меня. Я буду кричать, драться, но не дам себя увезти. Я бегу еще быстрее. Бегу изо всех своих сил.

За спиной раздается рокот. Мотоцикл! А потом мой преследователь вскрикивает, и я слышу звук падения и звон разбитого стекла.

Оглядываюсь через плечо и почти сразу перехожу на шаг. Это Каетано. Он разворачивается передо мной и кивает, призывая садиться. Меня не нужно просить дважды. Едва оказываюсь на мотоцикле и приживаюсь к его широкой спине, Каетано срывается с места. Он проносится почти вплотную к лежащему на земле человеку и устремляется к вершине холма. Мы мчимся гораздо быстрее, чем прежде. Я крепче обнимаю Каетано за талию и закрываю глаза, стараясь ни о чем не думать. Умоляя свой мозг не думать.

Каетано тормозит у пропускного пункта Холмов Алтеи в рощице туй. Спрыгивает на землю и стаскивает меня с сиденья.

– Как ты? – кричит он, легко меня встряхивая. – Он что-то тебе сделал?! Я встретил его, но не сразу понял, что это птичник.

– Все нормально, он меня не догнал, – отвечаю я, потупившись.

– Хорошо, – кивает Каетано, отпуская меня. – Дальше безопасно, ты доберешься сама? Я хочу вернуться и сказать ему пару слов. А то потом забуду. Память уже не та.

– Нет! – вскрикиваю я, не сдержавшись. – Нет, пожалуйста, нет!

– Он может навредить кому-то другому, – возражает Каетано.

Я судорожно мотаю головой и не могу сдержать ужас, который сжимает мое горло. Повинуясь самому обыкновенному страху, я шагаю на Каетано и обхватываю за крепкую талию с обеих сторон. – Пожалуйста, не возвращайся туда. У него битое стекло. Он может двинуть горлышком бутылки вправо и… они всегда так делают. Не нужно меня защищать! Оно того не стоит! – всхлипываю я и больше не сдерживаю слез. Они бегут по щекам и остаются пятнышками на белой футболке Каетано. Он теплый, твердый, надежный и обжигающий. Пускай его тело бурлит от гнева и раздражения, но я утыкаюсь носом ему в грудь и рыдаю навзрыд. Волна старой боли сбивает меня с ног. Она не нашла выход физически, поэтому теперь покидает мое тело вот так. Самой унизительной истерикой.

Смерть забрала Ноя не потому, что он был болен, слаб или беззащитен. Она забрала его, потому что он стоял справа. Она забрала его из-за меня.

Мне нужно успокоиться, взять себя в руки, но я буквально не вижу конца своим слезам, не вижу ниточки, за которую могла бы ухватиться и выбраться из этого омута горя.

Если бы птичник схватил меня, это причинило бы папе неимоверные страдания. Если Каетано вернется и полезет в драку, птичник может навредить и ему.

Но ничего из этого не случилось. Каетано здесь, стоит, замерев на месте и почти не дыша. А я висну на нем и рыдаю навзрыд. Мне нужно успокоиться. Нащупать почву под ногами, но я не могу. Меня засасывает темнота.

И тут он это делает. Сначала я просто ощущаю тепло его ладоней на своих плечах. Нерешительное прикосновение, полное сомнений. А дальше руки скользят по моему телу и заключают в настоящие объятия. Каетано прижимает меня к себе так близко, что я чувствую каждую неровность на его теле. У меня под ухом сильно и громко стучит его сердце, а пряный аромат его парфюма проникает в легкие.

Я чувствую его глубокое, размеренное дыхание через колебания грудной клетки.

– Дыши со мной, Ноа, – доносится до меня его тихий голос. Я пытаюсь повторять за ним, прерываясь на всхлипы, пока слезы не прекращаются, а дрожь не сходит на нет. Я снова чувствую каждый камешек под подошвами. Боль утихает. Я стою в тепле и безопасности Каетано. Он меня не торопит.

Когда я все же отступаю от него и смущенно утираю нос, на его футболке остаются отпечатки моих слез.

– Прости, – бормочу я.

– Не извиняйся.

Между нами повисает напряженное молчание. Каетано смотрит поверх моей головы, сжимая и разжимая кулаки, я вижу, как взбухают при этом полосы вен.

В моей груди словно трепещется маленькая птичка, роняя перышки куда-то вниз живота.

– Не возвращайся туда. – шепчу я.

Каетано чуть слышно вздыхает и опускает на меня глаза. В полумраке они кажутся почти черными. Густые брови нахмурены, но в них не чувствуется злость.

– Поехали домой?

Остаток пути мы проделываем в полнейшей тишине. Я держусь за него, но больше не прижимаюсь. Каетано тормозит там же, где и вчера, подальше от окон.

– Спасибо, – коротко улыбаюсь я, спрыгивая на землю.

– Ноа?

– Да?

– Я выиграл у тебя желание. Можешь пообещать мне больше внимания уделять своей безопасности?

– Это впустую потраченное желание, – развожу руками я, – второго шанса не будет.

– Всего за сутки я спас тебя трижды. Дважды – за один вечер. Как ты вообще справляешься со своей жизнью в одиночку?

От глубины его голоса вибрируют мои нервы.

– Со мной такого обычно не происходит. Может быть, твое присутствие делает из меня слабачку? – чуть слышно спрашиваю я.

– Тогда нам не стоит больше общаться.

Это определенно не тот ответ, на который я рассчитывала. У меня вздрагивает нижняя губа, я коротко киваю и разворачиваюсь, чтобы уйти. Он ловит меня за руку. Его прикосновение совсем не так жестоко, как его слова. Мягким движением он перебирает мои пальцы и легко их пожимает.

– Поверь мне. Так будет лучше. – Его голос опускается до самого будоражащего шепота в моей жизни.

Я грустно усмехаюсь.

Сказать такое, все равно, что запретить сахар сладкоежке.

Глава 5. Невидимка

Академия Вергара несла на своих кирпичных плечах более, чем вековую историю. В ее просторных, залитых неистовым солнечным светом аудиториях выучилось уже не одно поколение обитателей Холмов Алтеи. Академия Вергара могла похвастаться самым низким процентом стипендиатов, потому что пробиться туда без спонсора, трастового фонда или убийственной характеристики было почти невозможно.

Каждый учащийся в Академии знает свое место. Поскольку такой критерий, как деньги, в нашем случае практически не применим, мы делимся стандартно: пловцы, футболисты и прочие спортсмены, команда чирлидеров, программисты, актеры, художники и так далее. Есть у нас те, кого все любят, есть ребята, против которых дружить – одно удовольствие, есть банды, которых боятся. Все, как у всех. Есть у нас и свои недосягаемые кумиры, есть и чудаковатые отщепенцы, есть и стайка стерв, распускающих сплетни обо всем на свете.

Мне повезло, что я с самого детства принадлежала к касте спортсменов. У нас есть свои привилегии: мы можем уходить с занятий в разгар соревнований, у нас есть доступ на все тусовки. Мы дружнее, потому что в спорте первенство измеряется не нулями в трастовом фонде. Нам, в отличие от многих других учеников, не нужно отстаивать свое право считаться элитой: доказательства наших заслуг уже переплавлены в медали и кубки, украшающие весь холл первого этажа Академии Вергара.

За месяцы знойного лета я успела забыть, как чопорно выгляжу в школьной форме с повязанными ленточкой волосами. Папа довольно окидывает меня взглядом, когда я сбегаю по лестнице к его машине. На мне – темно-бордовая юбка в клетку и заправленное в нее белое поло с вышитой эмблемой Академии Вергара: львом с распахнутой пастью, чья грива переливается на солнце золотыми и алыми нитями.

Папа отвозит меня на учебу, и когда он тормозит перед главным входом, каблучок Карлы от нетерпения уже буквально пробивает дырку в каменной плитке.

– Как много я хочу спросить у тебя, моя дорогая! А ты не написала мне ни единого слова! – цедит сквозь зубы она, цепляя меня под руку и подталкивая к дверям. Ее длинные блестящие волосы убраны широким ободком «Прада», а стройные ножки обтянуты черными гольфами, от чего Карла смахивает на Блэр Уолдорф11 в ее лучшие годы.

– Вишенка все еще у меня на торте. Меня чуть не похитил птичник, и Каетано не оценил твой широкий жест, – сообщаю я. Карла спотыкается и едва не растягивается звездой на дорогом паркете.

– Что-о-о? Эл! Он спас тебя, как герой?!

– И сказал, что больше нам общаться не стоит.

– Классика, – мурлычет Карла. – Сегодня вы держитесь подальше, а завтра он трахает тебя в душевой!

– Карла! – вспыхиваю я. – Это тебе не любовный роман за восемь евро! Это жизнь, и он отчитал меня, как ребенка.

– Ну тогда хорошо, что их двое, – беспечно улыбается моя подружка. – Фабиан был в восторге от твоих танцев на барной стойке.

Я не нахожусь, что ей на это ответить. Ночью я напрочь забыла, что у Каетано есть зеркальная копия. Молча бреду за Карлой, выискивающей в череде резных деревянных шкафчиков наши номера.

– О, супер! Мы снова вместе! – улыбается Карла, наконец, обнаружив их у лестницы на второй этаж.

Администрация заботливо оставила каждому ученику конверт с расписанием занятий, внеклассных часов, тренировок и репетиций. Карла внимательно изучает график тренировок группы поддержки, она капитан, и крайне ответственно подходит к своей роли. В прошлом семестре ее «Львицы» выиграли кубок на чемпионате побережья. И планку снижать она не собирается.

– Завтра у нас отбор, – сообщает она. – Плаваешь?

Киваю. Моя тренер вписала утреннюю тренировку перед отбором в команду пловцов на следующее утро. Значит, на рассвете пойду бегать.

– Господи, посмотри, кто здесь! – вскрикивает Карла, от чего к стеклянным дверям оборачиваюсь не только я, но и парочка наших одноклассниц.

Фабиан и Каетано в школьной форме выглядят, как отражения друг друга. Будто природа сделала «копировать-вставить» при их сотворении. Сейчас я совершенно не могу отличить одного от другого. Они побриты, причесаны, а поло не застегнуты на верхнюю пуговку. Я чувствую, как начинаю краснеть. Руки Карлы с пудреницей и алой помадой «Дольче и Габбана» замирают в воздухе. Моя подруга принципиальна и строго следует правилу, кто увидел первой, того и тапки. Но я-то чувствую, как она борется с физическим притяжением к близнецам.

– На нашей улице перевернулся грузовик тестостерона… – шепчет Летиция Ловего, девушка из команды чирлидерш. Ее отец – правая рука моего.

Близнецы Дельгадо ожидаемо проходят мимо, когда голова одного из них поворачивается. Не на меня. Взгляд темно-карих глаз касается лишь кончиков моих волос и устремляется дальше, к наполовину накрашенным губам Карлиты. Сдержанная улыбка трогает красивые пухлые губы, демонстрируя ямочку на щеке. Фабиан.

Карла издает не то стон, не то хрип подавившегося, когда близнецы оказываются на достаточном расстоянии и не могут этого услышать.

– Что за хрень? – бормочет она.

– Это флирт, – улыбается Летиция, но Карла решительно изолирует Лети распахнутой дверцей своего шкафчика.

– Эли!

– Их двое, – с улыбкой развожу руками я. – Один определился.

– Он хотел тебя. Он пришел к тебе! Какого хрена он улыбается мне?! – вспыхивает Карла.

– Он лишь увидел меня первым. Мы не знаем, на кого бы он смотрел, отлипни ты тогда от своего бельгийца и залезь на барную стойку вместе со мной!

Карла сосредоточенно посасывает пухлую нижнюю губку.

– Сомнительно. Ему придется улыбнуться минимум раз пятнадцать, прежде чем я изволю ему ответить.

– Или он не увлечется кем-то еще, – чирикает Летиция из-за дверцы.

– Сосредоточься на стопах, Лети! – гавкает Карла.

Звенит звонок, и мы спешим на первую лекцию в этом учебном сезоне. Несмотря на любовь к точным науках, я совсем не могу сосредоточиться на анализе функции. Каетано даже головы не повернул. Он исполнил то, что обещал накануне ночью.

Карла косится в мои конспекты, и я, как бы невзначай, пододвигаю тетрадь к ней поближе.

– Ух, сколько нулей, – тихонько ворчит она, – ненавижу четные числа.

Ей непросто даются статистические вычисления, зато в маркетинге ей равных нет. Торг и реклама – ее вторая натура, Карла всегда получает то, что хочет. Выпивку все лето добывала для нас именно она.

В следующий раз с близнецами мы пересекаемся в столовой. Просторной и светлой, как и любое помещение Академии, с дубовыми столами и удобными стульями. За стеклянной стеной – внутренний дворик, где можно посидеть в перерывах между занятиями в тени глициний и гранатовых деревьев.

И вот я, стоя в очереди за тостами с авокадо, впервые в своей жизни узнаю, что такое ревность. Мне не нравится это чувство. Оно заставляет чувствовать себя слабой, хуже той, кто сейчас игриво накручивает локон на палец, беседуя с одним из братьев. Его загорелые руки сцеплены в замок и подпирают подбородок. Он не улыбается, и я не могу сказать, кто это, ведь ямочка на щеке – моя единственная возможность различать близнецов. Кивает, вижу, как движутся его губы, что-то отвечая. А дальше… глаза отрываются от девушки и начинают блуждать по столовой, будто желая кого-то отыскать.

Меня. Сосредоточенный взгляд замирает на моем лице и не движется дальше.

– Каетано, – шепчу я.

– Что-что? – курчавая голова Лукаса, стоящего передо мной с набитым ртом, оборачивается, но на него я не реагирую.

Улыбаюсь и, не поднимая руки, перебираю пальцами воздух: ненавязчивое приветствие, после которого Каетано отводит глаза и возвращает все свое внимание красотке.

«Нам не стоит больше общаться», – тут же всплывает в моей голове. Он ведь предупреждал.

– Тогда не нужно было меня спасать, – с горечью шепчу я себе под нос.

– Чего ты бурчишь, Эл, я не слышу?! – Лукас снова оборачивается. Картошка фри едва не выпадает из его рта мне в тарелку.

Обида сжимает грудную клетку и обжигает глаза.

– Лу-Лу, обедай один. Я пошла, аппетит пропал.

Бросаю поднос на столик и быстрым шагом направляюсь к двустворчатым дверям, ведущим в коридор.

– Эли? Что случилось, я не понял, Эл?! – мне вдогонку летит удивленный крик Лукаса, но я на него не реагирую.

Конечно, я это переживу. Закрывшись в кабинке туалета, смотрю на свое запястье с татуировкой. В голову лезет дурная мысль: взять булавку и кольнуть себя в один из пальцев, которые вчера касались широкой спины Каетано. Чтобы выступила капелька крови, и вместе с ней ушла эта обида.

Нет! Я сильнее своей слабости! Я больше не сделаю себе больно.

Я не сумасшедшая…

Глава 6. Победителей судят

Без солнца холодно даже на испанском побережье. Полоска рассвета еще даже не брезжит на горизонте, когда я натягиваю поверх спортивного топа толстовку с логотипом «Гарсиа Интерпрайзес». Ежась от сумеречной прохлады, я настраиваю в наушниках музыку погромче и скорее перехожу на бег. Хочу подняться как можно выше, чтобы поприветствовать солнце раньше, чем оно распахнет над нами свои широкие и жаркие объятия.

Настроение у меня изумительное, будто вчерашнего дня не существовало вовсе. Тяжелые волосы собраны в высокий хвост, который приятно хлещет по спине при каждом шаге. На щеках появляется румянец, по жилам разливается приятное тепло. Я стараюсь сосредоточиться на дыхании, чтобы в голову не лезли мысли о Каетано.

В наушниках начинается «Girls like you», и я, захваченная сладким голосом Адама Левина, пританцовываю прямо на бегу. А потом не выдерживаю и начинаю подпевать:

– Потому что девчонки, как ты,

Тусуются с такими парнями, как я!

И когда садится солнце, а я прихожу,

Мне нужна такая девчонка, как ты! Ей-е, ей-е!

Когда я замахиваюсь на несуществующую в природе ноту, меня кто-то хватает за талию и отрывает от земли, кружа вокруг своей оси. Я испуганно пинаю воздух ногами, выдергиваю из ушей наушники, оборачиваюсь и хохочу во весь голос, узнав Лукаса.

– Детка, собралась намотать больше километров, чем я?!

– Хватит! Хватит, поставь меня!

– Доброе утро, – доносится до нас сдержанное приветствие. Оборачиваюсь, и довольная улыбка моментально сползает с моего лица. Один из близнецов. Воспроизвожу в памяти свои кривляния в последние несколько минут и медленно закрываю руками лицо. Мне становится совсем плохо, когда я вспоминаю, как виляла задницей под «Ей-е, ей-ей-е».

– Я Каетано. Мы можем поговорить? Пару минут.

– Не можете, – неожиданно влезает Лукас. – Из-за тебя моя любимая подруга вчера осталась без обеда. Отшил, так имей совесть не быть бумерангом. Улетай отсюда. Давай, Эл, погнали, не сбавляй темп! – Лукас подхватывает меня за локоть, увлекая за собой.

Кажется, моя челюсть только что стукнулась о кроссовки. Я так ошарашена, что позволяю ему себя увести. Каетано ни слова не говорит в свою защиту. Когда спустя пару минут я оборачиваюсь, его уже нет на холме, вероятно, побежал в другую сторону, чтобы больше с нами не пересекаться.

– Что на тебя нашло, Лу-Лу?

– Пусть знает, что за тебя есть кому заступиться. И есть кулак, который начистит ему морду в случае чего. Он не может просто игнорировать тебя и питаться твоим разочарованием! – Лукас сердито встряхивает кудряшками и переходит на забавные подскоки.

Я обгоняю его и вешаю на шею воображаемую медаль.

– Спасибо, мой чемпион!

Мне бы стоило напомнить Лукасу, что я и сама могу постоять за себя. Но я снова этого не делаю. Лукас чувствует ответственность за меня перед Ноем. Они были лучшими друзьями, пока один из них не встал справа. И это был не Лукас. Чем старшее мы становимся, тем чаще я ловлю себя на мысли, что он помнит об этой детали так же хорошо, как и я. Это ужасно. Ведь он ни в чем не виноват.

Говорят, школа – это маленькая жизнь. В случае с Академией Вергара эту фразу можно толковать и буквально, ведь каждый день мы уезжаем оттуда не раньше, чем в пять-шесть часов вечера. Обязательные шесть часов лекций и минимум три часа внеклассной нагрузки, куда относятся спорт, чирлидинг, рисование, хор, театр и все иные способы выплеска подростковой энергии и агрессии.

Несмотря на то, что я все лето проплавала в море и бассейне, стоит мне пересечь порог школьного спортивного комплекса, я тут же понимаю, как соскучилась.

– Твоя задница стала совсем костлявой, смотри, чтобы купальник не порвался! – прилетает мне в спину, когда я изучаю расписание осенних соревнований на табло у женской раздевалки. Оборачиваюсь, чтобы лицезреть белоснежное веснушчатое личико со стервозно вздернутым носом и вытянутыми к вискам зелеными глазами в обрамлении выгоревших на солнце ресниц. Бледно-рыжие волосы собраны в небрежный пучок, из которого торчит карандаш, а тонкая верхняя губа подрагивает, не зная, озлобиться ей или улыбнуться.

– Тебе виднее моя задница, – очаровательно улыбаюсь я. – Обязательно скажи, если увидишь на моем купальнике дырку, ведь ты снова придешь второй.

Семь лет. Кажется, столько мы тренируемся вместе с Офелией Делука. Как только в каждой из нас заметили перспективы, достаточные для завоевания медалей, нас перевели в продвинутую группу. Затем выделили отдельные дорожки и часы для тренировок. После первого кубка Офелии по брассу среди юниоров провинции Аликанте и моей медали по кролю нам выдали гранты на тренировки с индивидуальными тренерами и всю спортивную амуницию.

Наши родители, безусловно, гордятся нашими успехами, но что-то подсказывает мне, у них давно имеются запасные аэродромы на случай нашего провала. Для Офелии, наверняка, греется местечко в каком-нибудь престижном британском колледже на факультете ценных бумаг и инвестиций, а меня папа будет терпеливо ждать в своем бизнесе. И это нормально, ведь из двоих детей у него остался лишь один.

– Гарсия! – рявкает Рамона Лопез, мой тренер, стройная широкоплечая испанка, десять лет назад представлявшая нашу страну на чемпионате мира. Ни в двадцать, ни в тридцать лет она не испытывала дефицита в ругательствах. Так что теперь весь бассейн в курсе, что мой кроль только что обозвали пляской обрюхаченной крольчихи. – Летом нужно было налегать на клетчатку, а не належивать себе бока в яхт-клубе! Еще чуть-чуть и твои бедра можно будет спутать с апельсиновой коркой!

Мы обе знаем, что за два с половиной месяца я не набрала ни грамма лишнего веса, а целлюлит не имел ни малейшего шанса пробраться на мои ноги. Но чревоугодие, по мнению Рамоны, возглавляло перечень смертных грехов. И она никогда не забывала об этом напоминать.

Когда Рамона отмечает, что я плыву на спине, как ржавая баржа, с соседней дорожки фыркает Офелия. Она едва не захлебывается от смеха и тут же ловит затылком поролоновую доску для новичков, которой запустила в нее Рамона.

Сегодняшняя тренировка заканчивается довольно быстро, поскольку в первую неделю учебы новички и все желающие получают шанс отобраться в спортивные команды. Мы с Офелией решаем остаться поглазеть на потенциальных пловцов.

Завернувшись в большое полотенце и собрав мокрые волосы в пучок, я присоединяюсь к Офелии на пустующей трибуне. Естественно, не рядом. Через два сидения.

– Приятно видеть, что со мной в очередной раз боятся конкурировать, – сладко потягиваясь, заявляет Офелия.

– Их пугают твои плечи, как у борца. Боятся, что ты уработаешь их еще на суше, – невинно бросаю я в ответ. Никто из девочек в очередной раз не пожелал участвовать в отборе, наверняка, лишь синхронистки получат свежую кровь. Зато парней почти два десятка.

– У тебя слюнка… вот тут, – хихикаю я, касаясь ногтем своих губ, на что Офелия отмахивается и закатывает глаза.

– Любуюсь на того беременного принца, – кивает она в сторону невысокого паренька, который нерешительно топчется в конце шеренги.